© Виктория Александровна Бородинова, 2017
ISBN 978-5-4483-3226-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Украина
Я родилась 8 мая 1957 года на Украине, ведь раньше говорили именно так. Плохо, но помню адрес: Черкасская область, Драбовский район. Название села и улицы к сожалению не сохранились в моей памяти. Всегда с улыбкой вспоминаю наш отчий дом в небольшой деревушке. Я даже не знала где она начинается, а где заканчивается. Это была самая тихая улочка на свете. С просёлочной земляной дорогой, изрытой неровными глубокими колеями от телег. С одной стороны был наш дом, а с другой тянулись поля с кукурузой и подсолнухами.
Такие яркие воспоминания – солнце, лето, груша-дичка, шелковица, отцовский кирпичный дом, бузина, огромные стрекозы, пруд с лягушками в конце нашего надела. Пшеница на грядках, кукуруза, сараи со свинками и курицами, дикие котята, наш злой петух, коршун в небе, тёплый ветер, каша с тыквой, хлеб с оливой, булка с молоком и маком! Волшебные слова.
Шелковица… Вкуснее ягоды нет во всём мире. Крупные, сладкие! Черные ягоды похожие на малину, но в два раза длиннее. Чтобы их достать нужно залезть высоко на дерево, впрочем это с сестрой не доставляло нам труда или просить отца расстелить покрывало под этим высоким-высоким растением и трясти ствол, пока все ягоды не осыпятся. На нашем наделе росли два таких волшебных дерева, уходящие кронами высоко в небо. Была и груша-дичка между двором и огородом, близко к дому. Маленькие-маленькие грушки в которых и грызть-то нечего на высоченном дереве. Вкусные немного, но с шелковицей и близко не сравнить.
Курятник. У наших куриц был дом королевских размеров. Широкий и высокий курятник с множеством жердей для посиделок и сна, лукошек для откладывания яиц. В их домике не очень приятно пахло, но заходить в него всё равно было интересно. Некоторые курицы были хитрюгами и откладывали яйца там где им вздумается, а не там где хотели мать и отец. Мы с сестрой часто находили их секретные кладки. Курицы словно знали, что яйца из курятника всё равно съедят люди, а завести цыплят можно лишь, если надёжно спрятать кладку. Ритуал был такой: подносишь яйцо к уху и трясёшь, если ничего не слышно, значит яйцо хорошее, если в нём что-то бухает, значит оно испорченно – это болтун. Только позже я поняла, что болтун, это уже сформировавшийся зародыш. У нас такие яйца кушать было не принято.
Был у нас и бешеный петух. Такой злой, такой злой. Норовил на каждого запрыгнуть, если у него это получалось, драл когтями и больно клевал в голову. Дети очень сильно его боялись. Однажды отец не выдержал и забил его на пирог с мясом, а нового петуха молодого и красивого привёз с рынка через несколько дней.
Помню как своими глазами видела нападение коршуна. Подлая птица кружила над нашим курятником, гуляющими во дворе курицами с цыплятами. Выждав удобный момент коршун спикировал к земле и схватил одного из цыплят. Отец тоже видел это и принялся размахивать руками и сильно кричать. Толи хищник испугался, то ли цыплёнок оказался слишком тяжёлым. Но он его сбросил с высоты и улетел. Отец подобрал безжизненное тельце. После войны никто не разбрасывался ресурсами и вместо того, чтобы выбросить этого цыплёнка, мы его сварили. Сварили вкусный суп на летней, крохотной и невысокой, сложенной всего из несколько десятков кирпичей, одиноко стоящей во дворе печке.
Когда родители не видели, мы с сестрой любили выскочить из-за угла и напугать куриц. Они очень смешно разбегались, кудахтали и прятались. У нас их было не так много – всего десять или двенадцать штук. Отец однажды поймал меня за этим занятием и сильно отругал.
Любила я и наших поросят Машку и Ваську. Отец привёз их ночью из совхоза в простом льняном мешке. Из-под полы ему их продал недорого какой-то его друг. Когда они были маленькие, были такими милыми, но и повзрослев не потеряли своего очарования. Васька однажды днём сбежал. Мы с сестрой с хихиканье и замиранием сердца наблюдали как мать и отец носятся по огороду, дороге и полю за этим несносным поросёнком. Думали не поймают, но через полчаса поймали.
Родители нас сестрой часто просили убирать навоз из сарая Васьки и Машки. Не особо любила я это занятие. Пахло плохо и попадались на глаза отвратительные опарыши. Нужно было лопатой собрать весь навоз и через крохотную дверку накидать его в кучу на дворе. Там затем пировали курицы, разгребая всё это и ища вкуснейших по их мнению червяков.
Кстати, меня зовут Валя! Валентина. Я так увлеклась воспоминаниями, что совсем забыла представиться. У меня рыжие волосы и всё лицо в веснушках. Я самая младшая в семье.
Кукуруза и подсолнухи. Два поля рядом возле нашего дома. Подсолнухи росли дальше и нас с сестрой туда почти никогда не отпускали. Молодая кукуруза очень вкусно пахнет. У растения жёсткие и прочные листья. Мягкие зёрна и волокнистая пакля на конце початка, которую приятно обрывать. Иногда на початках попадались толстенные гусеницы, поедающие зёрна. Их легко было найти, не то что в маке. Как-то, помню, сорвала я зрелый маковый коробочек со стебля. Надломила верхушечку, как показывала сестра. Образовалась маленькая дырочка, чем которую все высыпали вкуснейшие семена прямо в рот. А в тот раз, а там… Огромная жирная белая гусеница! Я почувствовала её на своём языке и так долго я никогда не отплёвывалась. После этого случая сначала высыпаю зёрна на ладонь, а потом уже пересыпаю в рот.
Ещё зеленоватые семечки подсолнуха тоже вкусны. Интересно сорвать головку подсолнуха с колхозного поля, спрятаться в кустах и вытаскивать из крепкого солнцеподобного диска семечки одну за одной.
По тихому не обязательно ночью, просто пока никого нет на дороге рвали совхозную кукурузу. Да, это не честно, но как жить крестьянам в такое суровое время. В нашем подворье краденная кукуруза шла на корм курам и поросятам. Отец молол из неё кормовую муку. В один из дней пришёл проверяющий. Порыскал во дворе и сараях. Но в одном из сараев он не открыл большой ящик, где лежала прикормка из кукурузы с поля. Поэтому ничего не нашёл и оставил отца в покое.
А вот и мы на фотографии! В центре с бантом и в белой юбочке я. А справа сидит в белой рубашке с бантом моя сестричка. Мы на сельском празднике у соседей. Тогда были все просто одеты, но всегда в чистое. Женщины любили белоснежные платки. На таких летних праздниках на траве просто расстилали покрывала и расставляли тарелки с угощениями. Нас, детей, всегда брали с собой. Не отсаживали никуда, мы тоже сидели за общим «столом». Мы чувствовали себя такими же важными, как и взрослые.
Какие дивные раньше были времена! Жаркий летний зной, крестьянская простая одежда, телеги, такие добрые люди, подсолнухи, аисты в небе! А вот и фотография с нашими родственниками. Посмотрите какой чудесный наряд у девочки! Длинный украинский народный костюм, такие носили и взрослые девушки, на девочке он смотрится особенно интересно и необычно. Наряд дополняют красивые бусы и яркая лента для волос с бантиком.
Я так любила эти народные платья! Потом, у меня на полке на самом видном месте в зале долго стояла кукла. В те времена говорили именно «зал», а не «гостиная». У небольшой пластиковой куклы был самый настоящий украинский наряд. Венок с длинными, спускающимися ниже плеч, лентами.
Когда мы бы детьми, не замечали невзгод. У нас не было трудностей, как у взрослых. Всё было весело и задорно. Любимым занятием было погулять с сестрой по двору, зайти к пруду, распугать лягушек. Посмотреть, созрела ли шелковица. Поискать в траве необычных гадов и насекомых. Были и обязанности – помочь матери с готовкой, принести воды,
покормить курей и поросят и многое другое. Но такая работа легко воспринималась, как нам казалось, не отнимала много времени. В остальном мы играли и бегали. Любили поиграть и с нашим псом, которого звали Каштан. Это нескладная маленькая собака с короткими ногами и рыже-белой шерстью. Его будка находилась между курятником и сарайчиком со свинками. Днём он сидел на привязи, а вечером на всю ночь его отец отпускал погулять.
Наш дом. Дом был добротный, кирпичный, красивый. Отец сам его клал аккуратно и на совесть. Была деревянная веранда с люком в погреб, жаркий чердак, где хранился лук и шастала наша полу-дикая царапающаяся кошка с котятами. Имелась странная крохотная комната с двумя большущими сундуками с книжками на украинском, в ней нельзя было поставить кровать, но было окно.
И, конечно, же печка! От неё было больше пользы, чем вреда. Так тепло спать наверху, такой вкусный хлеб готовила мама. Но были и опасности. Забираться на печку предстояло, через место, где готовили пищу. Это был небольшой выступ с железными накладками. Однажды сестра упала с печки, где спала в котёл с кипятком, который томился внизу. Мама так долго плакала от ужаса, а сестра кричала от боли. На её правой руке остался большой на пол руки неприятный шрам. Она его стыдилась затем всю жизнь и всегда старалась прикрывать одеждой.
В комнате с печкой стояла кровать и стол. На стенах, окрашенных в голубоватый цвет висели два больших портрета бабушки и дедушки. Они висели под наклоном и серые фотографии были слегка подкрашены по моде тех лет. Подкрашивали волосы, глаза, губы. Были и ещё две комнаты. Одна небольшая – наша детская. Другая проходная – спальня родителей. Две комнаты из трёх были проходными. В каждой стояло по сундуку. Там хранилась старинная одежда, фотографии, вышитые в ручную рушники.
Часто досаждали мыши. Они водились подполом и всегда норовили прогрызть новую дырку. Отец ставил для них мышеловки. Однажды я спустилась в погреб под верандой по просьбе матери, а там была мышь в мышеловке. Умерла она, видимо, давно. Её голову разгрызли мыши, были видны красные внутренности. И вдобавок в ране сидел большущий жук и тоже лакомился трупиком. Это было неприятным и пугающим зрелищем. Не люблю такое вспоминать.
В кладовке отец делал бражку из абрикосов. Бывало пил её, а затем спал на траве под солнцем недалеко в полдень. В деревнях тогда вставали рано в шесть утра, даже не каждый петух успевал прокукарекать. В обед всегда часок отдыхали, спали и в девять вечера уже не выходили из домов.
Воду носили из личного колодца перед домом. Вода в нём была очень вкусной! На крышке колодца всегда стояла большая алюминиевая кружка. Проезжающие мимо путники часто подзывали одну из нас, называя ласково «дивчинами» и просили принести испить кружку воды. Отец бывало спускался в колодец и что-то там делал, чистил или укреплял края.
На ночь на веранде стояло ведро для туалета. Ведь ни канализации, ни водопровода в деревенских домах тогда не было. Утром мать его выливала на улицу. А уличный туалет был за огородом, весьма далеко, ночью точно не добежишь. Стены его были из соломенных снопов, связанных между собой, а крыши не было. Так и сидишь на корточках под открытым небом и солнцем.
Про пруд в конце огорода, ещё дальше, чем летний туалет, сложно что-то вспомнить. Это была узкая неглубокая канавка с болотистой жижей. Он располагался под высокими деревьями, плотно закрывающими солнце. Там всегда было темно, сыро, кричали лягушки и жалились комары. Так необычно – с яркого солнца заходишь в комариный мрак. Рядом с прудом росла бузина. Гроздьями с высокого кустарникового дерева свисали сладкие чёрные мелкие ягодки. Они приятны на вкус.
Конец ознакомительного фрагмента.