Глава 2
Independent Blogs SYS (IBS)
Беседа Кавуча с Чуваком на актуальные темы
– Чувак, хочешь, я расскажу тебе сказку?
– Хочу.
– Слушай. Однажды один маленький, но очень гордый крыс…
– Не люблю их, они грызут провода.
– А зайцы грызут?
– Нет, зайцы в порядке.
– Тогда один маленький, но очень гордый заяц решил узнать, почему в лесу так много хищников. Вроде бы лес-то – общий. Он здесь родился и вырос, значит, коренной житель, права должен иметь, социальное обеспечение и тому подобное. Но по факту выходило так, что куда бы он ни пошел, всюду ему нужно было оглядываться по сторонам и быть предельно внимательным и осторожным. Ну, чтобы его никто не съел. Нехорошо это, подумал зайчонок – и отправился на поиски ответов. Пришел он к ежику и речь завел: так, мол, и так, нас с тобой, колючий брат, ущемляют и зажимают. Пора что-то с этим делать. Ночью выходить из дома одному опасно, еды постоянно не хватает, да и тем, что есть, приходится делиться с волками да лисами. Давай, говорит, объединяться – чем больше нас будет, тем дальше нас будет слышно. Поднимем такой крик, что не только в нашем – в соседних лесах все оглохнут. Чуть что – к нам на выручку братья придут, не оставят в беде. Ежик подумал-подумал, да и согласился.
И пошли они дальше вдвоем. Видят, белка на ветке сидит, тяжко вздыхает. Они и спрашивают: чего ты, белка, такая грустная. Случилось чего? Да что у нас может случиться, отвечает та, старая история. Только набрала достаточно орехов на зиму, как прилетел филин и сказал, что волк приказал половину забрать. Какие-то у них непредвиденные расходы, понимаете ли. Выходит, опять придется ползимы впроголодь сидеть. Не жизнь у нас, а мучение какое-то. Тут зайка с ежиком принялись наперебой убеждать белку присоединиться к ним. Втроем, говорят, веселей. Да и не страшно уже совсем. Согласилась белка – и пошли они дальше вместе.
– Постой, Кавуч. Ты сразу скажи: там еще у тебя много встреч предусмотрено?
– Ну, пара сотен наберется.
– А давай сделаем монтаж. Та-даа – и сразу толпа зверей, размахивая флагами, топает по тропинке.
– Ну, раз ты такой нетерпеливый, то, так и быть, пусть будет по-твоему. И пришла, значит, это толпа звериной мелочи к волку. По пути все друг друга накрутили, раззадорили. Выходит вперед заяц, грозно так глазом сверкает и заявляет: ты, волк, нам больше не хозяин. Не хотим тебе свою еду отдавать, да и сами едой быть не желаем. Волк, недолго думая, позвал медведя, филина, лису и прочих мясоедов – совет держать. И решили они, что не по рангу им с мелочью всякой договариваться. В общем, завязалась драка. С одной стороны – хищники, а с другой – остальные. Когда все закончилось, заяц обнаружил, что только он целым-то и остался. К тому времени на шум прибежали звери из соседних лесов. Смотрят – а вокруг никого живого нет, только заяц гордо стопой тушу медвежью попирает.
Все, конечно, подивились увиденному и спрашивают с опаской: уважаемый заяц, а что здесь, собственно, произошло? Заяц, конечно, не растерялся и заявил, что, мол, все эти годы он оберегал покой жителей леса, но они ответили на его доброту и заботу черной неблагодарностью, собрались и попытались его убить. Но недооценили его силу и мощь. Ну, а результат, уважаемые соседи, перед вами.
Испугались звери. Выступил вперед старый мудрый лев и говорят: о, храбрейший из храбрейших, мы видим, что ты грозен в своей ярости и светел в справедливости. Не сочтешь ли ты за труд взять нас под свое крыло, то есть ухо, чтобы и мы жили в мире и согласии. Обещаем тебе никогда не посягать на твою власть и удовлетворять все твои запросы.
Заяц взглянул на льва и протянул ему лапу, которую тот без раздумий поцеловал. Так трусливый, но хитрый заяц стал царем зверей. Правил ли он мудро? Нет. Справедливо? Тоже нет. Может быть, при нем жилось сытно и спокойно? Нет, к сожалению. Он окружил себя самыми свирепыми хищниками, управлять которыми поставил своих родственников. К каждому зайцу приставил нескольких телохранителей из числа волков, которые с удовольствием служили своим новым хозяевам за лучшие и более свежие куски мяса, которые сами же и добывали. Однако их это не смущало, ведь если раньше это считалось воровством, то теперь стало называться налоговыми сборами. Со временем подобная практика прижилась настолько, что никто и не вспоминал уже о том, что заяц – это заяц. Если бы он оказался один в помещении, полном голодных львов, никто бы не посмел его тронуть – настолько все привыкли уважать власть. Вот, собственно, и сказке конец.
– И что мы имеем?
– А имеем мы кучу сытых зайцев, управляющих толпой голодных львов. Это такая странная эволюция – зайцы стали хищниками и отрастили клыки, а хищники жуют траву. Ну, а поскольку они это делают в течение многих поколений, то уже и не помнят, кто есть кто.
– То есть ты им сейчас пытаешься напомнить об истинном положении дел? Считаешь, в этом есть какой-то смысл?
– Каждое действие имеет смысл, уж ты-то должен знать. Если ты будешь биться головой о бетонную стену изо дня в день, рано или поздно что-то даст трещину – или стена, или голова. В первом случае ты становишься победителем, во втором – проигравшим. Но ты показал пример, и есть надежда, что после тебя кто-то продолжит твое дело.
– То есть тоже будет биться головой о стену?
– Именно! После n-ного количества треснувших черепов обрушится стена. Конечно, было бы проще сразу использовать отбойный молоток, но если его у нас нет, то приходится пользоваться подручными средствами.
– А если зайцы за то время, пока мы будем разбивать свои головы, отстроят еще несколько стен? Если у нас на уничтожение одной преграды уйдут десятки лет, а им потребуется всего день для того, чтобы восстановить ее, что тогда?
– Тогда нам понадобится больше голов, чтобы стены рушились быстрее, чем их успевают отстраивать заново.
– Ты сейчас тем и занимаешься, что ищешь новые головы?
– Точно.
– И сколько уже набралось?
– Две. Твоя и моя. Но это уже лучше, чем ничего, верно?
– Нет, друг, это хуже. Потому что мы пытались – и ничего не вышло. Из года в год – сколько? – и дольше века длится день. Сто лет – это тебе не в магазин за пивом сходить. Не было бы тебя и меня, была бы жива иллюзия того, что все возможно. Но мы есть, мы действуем, но ничего не добиваемся. Значит, все статично. Может быть, так и должно быть?
– То есть мы пришли к идеальной форме общества, которое само определяет, кого использовать в качестве топлива для избранных?
– А если и так?
– Тогда это самый несмешной двадцать второй век из всех, что я знал.
– Аминь.
***
– Еще вчера ты был вынужден пользоваться громоздкими кислородными баллонами, – подтянутый молодой мужчина в силиконовом экране презрительно показал пальцем на хилого очкарика, пытающегося одной рукой удержать действительно неудобный агрегат неопределенно цвета, а другой – вручить потрепанный букет симпатичной блондинке. – Забудь об этом! Баллоны нового поколения – теперь в миниатюрном, модном контейнере. Будь стильным! Дыши глубже в новом, 2115 году вместе с OXY COM!
Блондинка отталкивает несчастного устаревшего ухажера и направляется к своему новому кавалеру. Долгий поцелуй. Пара удаляется в закат.
Лаура Садин поджала губы, резко отвернулась от этой рекламной утопии и побрела домой. Ей очень не хотелось чувствовать себя устаревшей, но тяжесть, давившая ей на плечи, не позволяла забыть о месте, которое она занимала в этой жизни. Специальный рюкзак, который муж смастерил для нее когда-то, выглядел как горб. Дыхательный аппарат очень скоро прикажет долго жить – технически срок его годности закончился несколько лет назад, но денег ни на ремонт, ни на покупку нового не было. И есть ли смысл чинить его? Может быть, оставить все, как есть – и сдохнуть от гипоксии прямо под этой рекламной хреновиной? Вот, как раз и дышать тяжелее стало, агрегат забарахлил.
Эта мысль так понравилась Лауре, что она почти улыбнулась, но сразу же одернула себя. Нет, нет, это потом, успеется. Пока она нужна сыну. Кто еще о нем позаботится? Непутевый, весь в отца. Сгинет ведь без нее. Опять полезет туда, куда не следует – и поминай, как звали. Сынок.
В голове одна за другой стали возникать картинки из прошлого. Маленький, как они его ждали! У мужа была хорошая работа, у нее – семья, домашние хлопоты, которые, как она сейчас понимала, лучше всего на свете. В детской комнате стояли цветы – настоящие, живые цветы в глиняных горшочках. Потом мужа не стало. Хотя как не стало – официально он все еще жив, тела ведь так и не нашли. Может быть, он на самом деле сбежал? Вряд ли, он слишком любил своего Томми.
Лаура помнила все детали того дня. Муж вернулся с работы раньше обычного, прошел в свой кабинет и начал рыться в бумагах. Его глаза блестели, он что-то бормотал и был похож на сумасшедшего:
– Этого просто не может быть. Невозможно, нет, нет. Столько лет, господи, столько людей!
– Что случилось, милый? Что-то на работе?
– Нет, любимая. Хотя нет – да, на работе. Не могу говорить, прости меня. Простите меня, я не знал. Честное слово!
– Да что произошло?!
– Все будет хорошо, я им покажу, что так нельзя. Мне нужно передать кое-что Карлу – помнишь, мой друг, он в полиции работает? Я ненадолго. Люблю.
Он поцеловал ее, спящего сына и убежал. И больше она его не видела. А Карл позже уверял, что в тот день вообще не встречал мужа Лауры и не имел представления о том, что он хотел ему показать.
– Кто-нибудь, помогите! Смотрите: ей совсем плохо! Ой, да у нее самый древний аппарат из всех, что я видела, наверное, всё отслоилось внутри, она дышит наполовину углекислым газом, – совсем молодая девушка с сочувствием смотрела на лежащую у ее ног женщину с огромным рюкзаком за плечами.
Вокруг начала было собираться толпа зевак, но, увидев, в чем дело, многие сразу потеряли интерес и отправились дальше по своим делам. Одна грузная дама средних лет со знанием дела осмотрела лежащую женщину, потом взглянула на треснувший корпус, выглядывающий из рюкзака, и вздохнула:
– Здесь уже не поможешь ничем. По ней же видно, что за медицинские услуги она заплатить не сможет, а баллон ее только на свалку теперь. Ты зря стараешься, – проговорила она, увидев, что девушка пытается приладить свой дыхательный аппарат умирающей. – Только продлишь агонию. Я на таких насмотрелась – десять лет кадилом в лазарете махала.
– Как вы так можете? – девушка была возмущена. – А если бы вы вот так упали на улице?
– Если бы я была в ее состоянии, я бы предпочла, чтобы меня не реанимировали. Девочка, ты не подумай, мне на самом деле ее жаль, но здесь ничего уже не сделаешь. Впрочем, если тебе нужно успокоить совесть, то я помогу тебе доставить пациентку в ближайшую больницу. Как звать?
– Меня? Алия… Да, конечно, если можно, – было видно, что она стыдилась и своего поведения, и самого чувства стыда. – А как мы? У вас есть транспорт? Помогите, пожалуйста, донести женщину, ей плохо, – обратилась она к проходившему мимо мужчине. Тот даже не взглянул в ее сторону и только ускорил шаг.
– Да ты зеленая совсем, – дама усмехнулась, нагнулась, сгребла в охапку женщину и взвалила ее себе на спину, будто та ничего не весила. – Если хочешь что-то делать, делай это сама. Мария Лаврова. Зови меня Мария. Пошли, здесь недалеко.
***
Ты живешь на ферме. У тебя есть десять коров, старая собака и невероятное количество кошек. Коровы дают тебе и твоим близким молоко, которого достаточно для того, чтобы обменивать его на другие продукты, собака иногда хрипло лает на проезжающие мимо машины и гоняет кошек, которые в благодарность за кормежку ловят крыс. Каждый год ты строишь планы: этой весной обработаю столько-то земли и засажу ее, к примеру, тыквой и кабачками. А в следующем году захвачу еще немного земли под томаты. А еще через год… Но пока, конечно, все ограничивается тремя грядками зелени и зарослями малины, которую ты все никак не соберешься привести в порядок, но все-таки поливаешь с завидным постоянством. В общем, все хорошо. Весна, лето и осень проходят в здоровых заботах, зимой ты пожинаешь плоды своего труда. Так жили твои родители. Так живешь ты. Тебе всего хватает.
Но вот однажды приходит некий человек в костюме. Приходит и говорит: а давайте, я вам продам дойный аппарат. Ой, я сказал «продам»? Извините, оговорился. Я имел в виду бартер, чистейшей воды бартер. Я вам – аппарат, а вы мне – пятьдесят процентов вашего молока за следующий год. Разве не красота? Ничего платить не надо, работы меньше, а уже через год эти прекрасные агрегаты станут вашими. Вот только нужно подписать здесь и здесь – что называется, обезопасить интересы сторон. Ну, и сделать замеры соответствующие – чтобы определить, сколько в среднем ваши коровы способны дать. А что? Буренки у вас молодые, что с ними может случиться? Наши аппараты тоже не подведут, гарантирую.
И вот ты – счастливый обладатель автодоилки. Это сколько же времени свободного появится! Как раз и посадками можно будет заняться. Не беда, что молока будет меньше – и так почти каждый день излишки остаются.
Лауре казалось, что она спит – иногда сквозь неплотно сомкнутые веки сознание улавливало какие-то неясные образы, которые тут же расплывались, то перетекая друг в друга, то делясь, как прокариотические клетки. Звуки вливались в уши сплошным свистящим потоком, но сквозь него настойчиво пробивался голос неизвестного рассказчика, который повествовал о фермере и его коровах.
Первое время ты нарадоваться не можешь на свое приобретение. Роботизированное производство – твой новый идеал фермерского хозяйства. Да, молока не хватает, но ты посадил морковку. Нет масла, но соседи смотрят на тебя одобрительно и ставят тебя в пример друг другу.
Или она сама придумала эту идиотскую историю, но зачем? Хотя, если предположить, что она умерла, это все бы объяснило. Умерла?
Почему-то коровы стали давать меньше молока. Приезжал ветеринар. Увидев доильные аппараты, укоризненно покачал головой. Сказал, что животные в порядке, но стоило бы им уделять больше внимания. Ты бы и рад, но огород отнимает все силы. И вот тебе остается всего тридцать процентов от первоначального количества молока, потому что ты невнимательно читал договор, в котором черным по белому написано, что проведенные замеры имеют приоритетное значение – то есть если во время пробного забора было получено сто литров, то ты будешь обязан отдавать ровно пятьдесят. Коровы стали давать меньше молока? А что, доилка работает неисправно? Нет, все в порядке. Значит, проблемы с твоей стороны.
Господи, какие коровы? У Лауры никогда не было коров. Какое молоко? Она даже не помнила его вкуса. Только цвет.
Все плохо. По округе гуляет инфекция. Две коровы сдохли, остальные долго болели и, конечно, молока не давали вообще. Пришлось потратить уйму денег на лекарства. Теперь ты вынужден искать дополнительный заработок, чтобы выплатить деньги за пользование аппаратами, которые тебе уже не нужны. Ты пытался их вернуть, но оказалось, что производителю они тоже без надобности. Ему нужны ежемесячные платежи от тебя.
Ты понимаешь, что самому тебе не справиться с этой ситуацией – остается единственный выход: продать коров. Часть вырученных денег идет на погашение долга, который образовался за время простоя. На оставшуюся сумму ты покупаешь продукты – понятно, что твои посадки, которые ты забросил, пытаясь решить финансовые проблемы, зачахли, так что рассчитывать на какую-то поддержку зимой уже не приходится. Смотри, что получается: у тебя уже нет ни коров, ни грядок с зеленью, ни планов на будущее. Есть только эти гребаные доильные аппараты и изматывающая работа, которой ты вынужден заниматься для того, чтобы выжить.
– Лаура? Лаура Садин? Вы слышите меня? Сколько пальцев я показываю? Лаура! Вы знаете, где вы находитесь? Вы в больнице. Меня зовут доктор Эванс.
Белое пятно молочного доктора. Или докторского молока. Какие пальцы? Это больше похоже на вымя.
Ты потерял все. Они высосали из тебя все, что было. Теперь доильный аппарат – твой. Носи его с собой, таскай, как горб. Сначала будешь пытаться его продать, потом тебе будет жалко его выбросить, а позже ты просто не сможешь без него жить. Ты – корова. И да, Лаура, ты была права – молоко здесь совершенно ни при чем.
Вспышка света была настолько яркой, что едва не ослепила ее. Вскрикнув от боли, Лаура так резко села на жесткой кровати, что едва не врезалась головой в лицо склонившегося над ней врача, который успел уклониться в последний момент.
– Мне не нужны твои доильные аппараты! Убирайся, сволочь! Это бред, бред, бред!
Медсестры тут же нежно, но настойчиво уложили ее обратно:
– Конечно, конечно, никаких аппаратов. Как хотите, успокойтесь.
Так и нужно было ответить при первой встрече. Послать к чертям – и все. И все было бы хорошо. Кто-то из персонала ввел Лауре успокаивающее, и она заснула. Теперь уже без снов.
***
– Где она? Где моя мама? Лаура Садин, я ее сын. Мне позвонили и сказали, что она у вас, – молодой человек, почти юноша, пытался пройти мимо охранника в отделение интенсивной терапии, куда его, конечно, не пускали. – Да пустите, наконец, я сын, вот документы. Видите, написано: Том Садин. Почему мне нельзя к ней? У вас что, тюрьма здесь? Что за порядки?
На крики вышел главный врач и, недовольно нахмурившись, подошел к источнику шума:
– Так, ну-ка, тихо! Будешь права качать, мальчишка, мигом вылетишь отсюда вместе со своей мамашей!
Том побагровел от оскорбления и уже готов был накинуться на обидчика с кулаками, но тот его опередил:
– Ты готов платить за лечение своей матери? Что, нет денег? Или у вас страховка? Тоже нет? Или, может, ты сотрудник SiO Industries и пользуешься корпоративными льготами? Что-то не похоже! Так какого черта мне стоять здесь и слушать тебя? К тому же бесплатно. Вот ведь люди, – врач, увидев по лицу молодого человека, что до него дошел смысл сказанного, заговорил спокойнее, – одному поможешь, а они готовы тебе сесть на голову и твоей же шеей вертеть.
– Вы меня простите, ради бога, – Том, взяв себя в руки, старался больше ничем не обидеть резкого доктора. – Вы правы, конечно, ни денег, ни страховки у меня нет. И я не сотрудник, я вообще нигде не работаю. Я учусь. Но если у вас клиника не бесплатная, на каком основании здесь пребывает моя мать? И когда я смогу ее увидеть?
– Вот, это другое дело, господин студент. С этого и нужно было начинать. С вашей мамой, как это ни странно, все в порядке, она на вентилировании. А благодарить вам за это следует мою знакомую, которая ее притащила сюда на себе, ее молодую подружку, которая имела при себе расширенный страховой полис и заявила вашу маму как свою родственницу, хотя сразу было понятно, что это не так, и меня, который на весь этот бардак согласился. А вот и ваша родственница новообразовавшаяся, кстати. Знакомьтесь.
– Доктор Эванс, вас ждут в приемной, – громкая связь прервала тираду рассерженного врача.
– А с тобой, Мария, мы еще поговорим, – грозно сверкнул очками доктор в сторону дородной дамы и ушел по своим делам.
Том пробормотал какие-то слова благодарности и неумело обнял сначала женщину, потом – хрупкую девушку, которая едва ли была старше его самого.
– Я не знаю, какие слова подобрать. Меня Том зовут. У меня, кроме мамы, никого нет. Не представляю, что бы я без нее делал. Вы не думайте, – было видно, что он стеснялся своей бедности, – я почти накопил деньги на новый аппарат. Мне не хватает совсем чуть-чуть. Вот черт… Нет, я не то хотел сказать. Не подумайте ничего такого. В общем, спасибо вам за все, что вы сделали для меня и моей мамы. Как я могу вам отплатить? Скажите, сколько я вам должен. Я обязательно все верну.
– Молодой человек, если бы нам нужны были деньги, мы бы искали их где угодно, но только не здесь, – Мария хлопнула Тома по плечу. – И не будем больше об этом. Верно я говорю, Алия?
– Да, конечно, – девушка улыбнулась. – Нам ваши деньги ни к чему. Я вообще не болею никогда, поэтому эта страховка для меня ничего не значит. Помогла вашей маме – и хорошо. Кстати, мы договорились, что она может здесь оставаться еще две недели – страховка подразумевает реабилитационный период.
Медсестра, сидящая за стойкой, сделала знак Тому подойти:
– Том Садин? Ваша мать очнулась и теперь отдыхает, можете ее навестить.
Молодой человек уже хотел было бежать, но вспомнил о своих спасительницах. Он смущенно подошел к ним и по очереди подал руку Марии и Алие и каждой вручил личную карточку с телефонным номером.
– Вы спасли мою мать. Я должен вам жизнь. Если вдруг я вам понадоблюсь, для чего угодно, просто позовите. Где бы я ни находился и чем бы ни был занят, я тут же все брошу и приеду.
Конец ознакомительного фрагмента.