Глава 2
Ветер раскачивал лёгкую белую штору. Артём сидел в кресле напротив моей кровати, говорил что-то, а я только смотрела сквозь него, боясь поверить в то, что он существует на самом деле. Я боялась поверить в его существование и в существование всего этого нового чужого мира вокруг меня. Казалось, что стоит только всерьёз признать всю эту чушь реальной, как она тут же реальной и окажется. Открещивалась от неё, отворачивалась, ждала, когда рассеется наваждение, закрывала глаза, мысленно призывая свой прежний мир, открывала глаза, но видела всё тот же кошмар, из которого никак не могла вырваться. Пугало меня не столько настоящее, сколько будущее, мне казалось, что весь происходящий ужас – всего лишь прелюдия к тому, чем окажется последующая жизнь.
Шли минуты, кошмар начал обрастать подробностями, которых я не замечала ранее. Выяснилось, что стены в моей комнате светло-бежевые, а мебель из красного дерева. Что чешется комариный укус на правой лопатке, а глаза у человека, называющего себя моим мужем, карие. Что он беспомощно покусывает нижнюю губу. Что нервно постукивает голой ступнёй по бежевому ковролину. Мощные волосатые руки в подвёрнутых до локтя рукавах сложены на груди. Я разглядывала его краем глаза в те моменты, когда он не смотрел на меня. Думала о том, каково это будет жить под одной крышей с совершенно незнакомым человеком.
Пару минут назад я убедилась в том, что весь мир действительно считает меня мёртвой. Настояла на телефонном звонке и связалась с одной из своих подруг, представилась дальней родственницей Марии Мироновой, сказала, что нашла этот номер в случайно обнаруженной записной книжке.
– Мы уже очень давно потеряли друг друга. Вы случайно не знаете, как с ней связаться? – блеяла я в трубку.
– Мне очень жаль вам это сообщать, но ведь Маша умерла лет, кажется, пять назад. Или шесть…
Каждое сказанное ею слово наваливалось на меня невыносимой тяжестью, будто плотнее заковывая в кольцо наваждения. И я сдалась. Позволила наваждению стать моей новой реальностью. Спросила что-то. Артём что-то мне ответил. Поначалу разговор не клеился, наши голоса казались мне далёкими и ненастоящими, хриплыми, будто записанными на старую граммофонную пластинку. Я слышала себя будто со стороны и со стороны наблюдала за этим разговором и за этим телом, которое неуверенно вещало моим голосом, словно не до конца понимало, есть ли у него на это право.
– Так мы богаты? – спрашивала я.
И это интересовало меня меньше всего. Как обычно, самые главные вопросы трусливо комкались и застревали в горле.
– Очень. Даже по московским меркам. А по меркам этой страны так и вовсе короли.
– Ясно.
Он рассказывал мне про какие-то счета в офшорах и о том, какой недвижимостью мы владеем в Москве. Скоро эту недвижимость продадут, и наши счета, пополнившись круглыми суммами, станут ещё более значительными. Я поймала себя на мысли, что смотрю на него так, будто стараюсь понять, что у него на уме, как часто делают люди при общении с теми, кого хорошо знают. Но я-то его совершенно не знаю, так что не стоит мне пытаться проникнуть в его голову, ничего из этого не выйдет.
– И как же тебе удалось перевезти меня через границы? Как мы вылетели из страны, если я в розыске? Почему именно Камбоджа?
– Мы плыли сюда по морю. Камбоджа – одна из самых коррумпированных стран. Здесь все нищие и все буддисты, всем на всё плевать. Мой знакомый, у которого схожие проблемы с властями, живёт здесь уже давно. Он помог выйти на нужного чиновника, чтобы купить паспорта, помог договориться с капитаном рыболовного судна, на котором нас сюда и переправили.
Он рассказал мне очень много, настало время перейти к главному – к тому, что беспокоило меня больше всего. Как вышло так, что этот здоровенный, чужой, пугающий меня мужчина теперь мой муж? Я никак не могла поверить в то, что больше никогда не увижу Даню. Я всё ещё люблю его, да, наверное, люблю. Иначе эта беспредельно острая, жгучая тоска не трепала бы моё сердце так настойчиво. Да, это именно оно – чувство потери, и оно так хорошо изучено мной, что я никогда не перепутала бы его ни с каким другим чувством. Знакомая пустота, отчаяние и безысходность владели моим сознанием перманентно, служили фоном для всех остальных, незнакомых эмоций.
– Как мы познакомились? – спросила я наконец.
В то время, когда я сама не находила себе места от смущения, в его глазах не было никакой неловкости. И ничего зловещего.
– Мы работали на одного и того же человека, – спокойно говорил Артём, откинувшись на спинку кресла. – Я пришёл к нему на полтора года раньше. Когда я впервые увидел тебя, то сразу понял, что больше всего на свете хочу одного – сделать тебя своей. И, должен сказать, это было нелегко. Ты была упрямой, как…
Он досадливо сплюнул на пол. Я слабо улыбнулась:
– Похоже на правду.
– Да. И знаешь, что ещё покажется тебе правдой? У нас в компании была строгая политика – никаких отношений между сотрудниками. И, кажется, только из-за этого ты всё ж таки согласилась на свидание со мной. Назло, так сказать, запретам.
– Узнаю свой почерк.
Артём довольно хмыкнул и подался вперёд, сказал, пристально глядя мне в глаза:
– После этого свидания я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о тебе, и через пару месяцев сделал предложение.
Я закусила губу, чувствуя горечь от того, что в моей голове не нашлось ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть его слова.
– И я сразу согласилась?
– О, если б всё было так просто, то это была бы не ты. В двух словах – пришлось попотеть. Примерно пару недель.
– Всего две недели? – огорчилась я почему-то.
– Знаешь, я ведь могу быть очень убедительным, когда захочу. Я старался как мог, я превратил твою жизнь в сказку, ты выглядела очень счастливой, и в конце концов я сказал: «Милая, если ты хочешь, чтобы так было всегда, ты должна дать своё согласие. Сегодня, сейчас. Если ты откажешься, я, скорее всего, переживу это, но ты не сможешь ничего изменить, если вдруг передумаешь».
– Хитро, – похвалила его я. – И это сработало?
Он продемонстрировал мне кольцо на безымянном пальце.
– Твоё кольцо в ванной на полке. Ты очень похудела, и оно стало велико тебе.
– И почему я так похудела?
– Переживала из-за своей неудачи. Из-за того, что попалась. Мы с тобой были как Бонни и Клайд, всегда работали вместе, в паре. В какой-то момент я улетел… в командировку, так скажем, и не смог подстраховать тебя. Твой временный напарник накосячил…
– Мы что же, грабили банки? Чем мы занимались?
– Нет, Лу, банки мы не грабили, – рассмеялся Артём, и я почувствовала себя глупо. – Мы действовали намного изящнее и занимались в основном финансовыми махинациями.
Я уже ощущала себя перегруженной информацией, и каждое новое слово, произнесённое Артёмом, пытаясь втиснуться в битком набитый череп, будто распирало его изнутри, отчего головокружение, боль и тошнота только усиливались. Вместо ответов я получала всё новые и новые вопросы. Моё сознание словно не с забвением боролось, а с мифическим змеем, у которого сразу же вырастают две новые головы взамен одной отрубленной.
– Всё, хватит, – я ударила ладонями по одеялу. – Потом расскажешь, не хочу ничего слышать про свою преступную деятельность. Я не могу вот так сразу всё осмыслить.
– Как скажешь, – он улыбнулся, шутливо поднял руки, и этот жест показался мне знакомым. Даже сердце ёкнуло. – Тебе что-нибудь нужно? Может, хочешь есть?
– Может быть. Не знаю…
– Ну, конечно, хочешь, – поднялся Артём. – Лежи, я принесу что-нибудь пожевать.
Бережным жестом он поправил моё одеяло и вышел.
Как проснуться, если не спишь? Как поверить в то, что все его немыслимые и бессмысленные слова описывают на самом деле мою новую реальность?
Я закрыла глаза и поняла, что открыть их вновь не смогу уже никогда. Огромная часть моей жизни стёрта из памяти, нет никаких внешних ориентиров, и мыслям совершенно не за что зацепиться. Лишь отголоски каких-то событий, которые, возможно, никогда и не происходили, что-то на уровне эмоций, но, может, и фантазий. Всплывают из глубины души и тут же растворяются, никак не воссоздавая атмосферу реального прошлого. Даже то, что я всё ещё помню о себе, ощущается очень сомнительным, будто принадлежит вовсе не мне.
Как я пришла к тому, чтобы упасть на самое дно? Как я стала преступницей, изгоем, раковой опухолью нашего общества? Я ведь в жизни и копейки не украла! Я даже… даже как-то раз вернула найденный телефон законному владельцу! Что со мной произошло? Что я здесь делаю? Это не моя жизнь! Меня будто вырядили в чужое, больное проказой тело и сослали на изолированный остров.
Хватит! Довольно паники. Что бы ты ни сотворила со своей жизнью, всё это только твой выбор. Значит, обстоятельства сложились таким образом, что вынудили тебя ступить на эту скользкую дорожку. Ты всегда была благоразумной, но правда в том, что жизнь – странная штука. Никто никогда не знает, какие сюрпризы поджидают его в завтрашнем дне, и очень многие, будь у них возможность заглянуть в своё отдалённое лет на пять будущее, не поверили бы тому, что с ними станет, в кого они превратятся. Каждый день в течение жизни мы принимаем решения, и эти решения постепенно изменяют нас и нашу реальность. Оглянувшись назад, каждый с уверенностью может сказать, как именно он пришёл к нынешней координате его жизненного пути, каждый сможет логически объяснить свои поступки, свои решения и свой выбор. Твоя проблема только в том, что ты не помнишь и не можешь ничего объяснить даже самой себе. Для тебя все изменения случились слишком резко. Но твоя жизнь сложилась так, как сложилась, остаётся только принять свои забытые решения и начать существовать в тех условиях, в которые они тебя завели. К тому же это ведь не самые плохие условия.
Что если бы сегодня ты открыла глаза не на вилле на берегу океана в компании любящего мужа? Что если бы ты проснулась в вонючей плохо освещённой камере в окружении таких же изгоев общества? Что бы ты чувствовала тогда? Признай, просто признай, что заслуживаешь именно этого, но этой участи ты избежала только благодаря Артёму. Он рисковал собой и своей свободой, он добровольно отправил себя в ссылку, чтобы быть рядом с тобой. У многих ли есть рядом настолько преданный человек?
Как же всё странно… Однажды я приняла решение никогда больше не вступать в серьёзные отношения. Дане понадобилось полгода, чтобы заставить меня переменить это решение. Устав от одиночества, поддавшись желанию снова любить и быть любимой, я начала отвечать на его ухаживания. Потом он меня предал. Как хорошо, что я не помню этого, должно быть, это было ужасно. Будто какая-то другая женщина пережила за меня кошмарный период моей жизни, но эта другая женщина также стала женой Артёма. Как она отважилась на этот шаг после всего? Какими невероятными поступками, какими словами он уговорил её? Как бы там ни было, она не ошиблась в выборе спутника жизни. Ведь он всё ещё здесь, он рядом.
Как развивались наши отношения? Видимо, всё было так прекрасно, идеально настолько, что я просто не нашла к чему придраться, за что зацепиться, и не смогла поступить по-другому. Видимо, он показался мне надёжным человеком, раз я отважилась довериться ему. Но любила ли я?.. Почему сейчас я не чувствую ни малейших признаков влюблённости в него? Неужели чувства стёрлись вместе с воспоминаниями? Нет, чувства, конечно же, есть, но это другие чувства… Сейчас Артём для меня чужой человек, и я не только не люблю его, я его опасаюсь. Мне тревожно в его обществе. Разговаривая с ним, я будто хожу по тонкому льду – настолько велико моё напряжение.
Ну, конечно! Меня предавали, я страдала, и волей-неволей начала опасаться сближения с людьми. Это нормально, так и должно быть. Когда больно – болит, когда страшно – боишься. Просто сейчас меня поставили перед фактом: этот мужчина – твой муж и с размаху припечатали к постороннему человеку. Но все страхи и сомнения, конечно же, на прежнем месте. Я ведь не помню его и не помню счастливых лет нашей жизни.
А что если… что если он врёт? Что если всё было не так уж прекрасно? Но тогда зачем ему понадобилось бежать вместе со мной? Он мог бы оставить меня и заново устроить свою жизнь, он ведь симпатяга, да ещё и при деньгах… А может, я знаю нечто такое, из-за чего он просто побоялся оставить меня без присмотра? Вдруг я опасна для него? Может, мы предали наших подельников? Господи, целый океан возможных вариантов! Перестань, стоит ли полагаться на доводы разума, в котором случился очевидный сбой? Уж этот человек при необходимости нашёл бы способ навсегда заткнуть тебе рот. И этот способ был бы намного легче.
Нет. Кажется, он говорит правду – он действительно меня любит. Это читается в его глазах, в жестах, в манере понижать голос при разговоре со мной… Только вот почему я не могу побороть в себе желание бежать от него очень далеко и без оглядки? Ответ прост: я всегда делаю только то, что хочу. Меня бесполезно заставлять делать что-то и бесполезно ограничивать. Как только я понимаю, что моя свободная воля находится под угрозой, я, испытывая колоссальный дискомфорт от того, что не сама распоряжаюсь своей жизнью, всеми силами пытаюсь вырваться из обстоятельств, ставших этому причиной.
И сейчас как раз такая ситуация – меня поместили в определённые условия, как какую-то лабораторную крысу. Но приди же в себя! Разве Артём в этом виноват? Ты сама сделала это со своей жизнью, а он всего лишь пытается помочь тебе, хочет быть рядом, и ты должна быть благодарна ему за это! Перестань вести себя как идиотка, пока единственный человек, которому ты дорога, не отвернулся от тебя. Если ты не можешь (пока не можешь) ответить ему взаимностью, ответь хотя бы благодарностью.
Да и разве всё так уж плохо? Ну если разобраться? Разве плохо проснуться однажды со всеми решёнными проблемами? Ведь что у меня было ещё вчера? Разбитое сердце, жизнь, давшая глубокую трещину, зыбучие пески неопределённости, какая-то конура за третьим кольцом, подержанная малолитражка в кредит, перспектива остаться безработной. Туманная надежда обрести счастье рядом с Даней. А сегодня я проснулась сказочно богатой принцессой, живущей в прекрасном доме на берегу океана. И самое главное – я замужем. Замужем! Разве это не чудо? И этот человек любит меня! Он готов во всём меня поддерживать, хочет заботиться и оберегать. Нужно просто смириться. Нет – не смириться, нужно научиться получать удовольствие от этой жизни, свалившейся на меня как снег на голову. Возможно, она не так уж и плоха, возможно, со временем я снова полюблю этого мужчину. Однажды это ведь уже произошло! И мы прожили вместе пять – пять! – лет, и он всё ещё хочет быть рядом. А это что-нибудь да значит, да?
Я всё ещё мысленно повторяла про себя «Артём. Артём», отчаянно пытаясь поместить его в какие-либо моменты моей жизни, когда дверь в комнату приоткрылась и он, балансируя подносом, просунулся в неё спиной. Поставил рядом со мной на кровать нехитрый завтрак, нежно, но уверенно и по-хозяйски погладил меня по голове. Этот жест дал мне понять, что его руки в прошлом касались меня множество раз. Прежняя воинственность исчезла, её место заняла покорная смиренность. И благодарность.
Мы ещё немного поговорили, пока я пыталась завтракать. Я вглядывалась в его лицо, лицо человека, которого я должна была знать. Карие глаза, нервная, но добрая улыбка, массивная челюсть, аккуратный нос, растрёпанные, из-за постоянной привычки взъерошивать их, волосы… Не чувствовала ничего. Мой муж оставался для меня незнакомцем.
Разговоры наши вертелись в основном вокруг самых безопасных тем. Я попросила его рассказать мне об этой стране, ставшей моим новым домом, моей красивой солнечной тюрьмой.
– Ну что сказать? Затерянный рай, страна контрастов. Райские пейзажи и грязные улицы, роскошные виллы и трущобы. Когда-то коммунистическая идея здесь достигла высшей точки безумия, в середине семидесятых к власти пришли красные кхмеры и уничтожили практически половину населения. Всё это теперь, конечно уже, давно в прошлом, но в стране пока ещё бедность и разруха, хотя они потихоньку восстанавливаются и уже много достигли. Люди здесь хорошие, это все замечают, очень добрые. Мы с тобой живём в курортном городе Сиануквиле на побережье Сиамского залива Индийского океана. Эту виллу мы сняли в аренду. Поживём немного здесь, потом не спеша, взвесим все за и против, выберем себе самый лучший дом и купим его. Не сейчас, когда поправишься и освоишься. Если нам здесь не понравится, можем уехать в другую страну. Не знаю, Малайзия, например? Да ты сама скоро всё увидишь, Лу. Мы попозже сходим прогуляться к океану, потом поедем поужинать куда-нибудь, а пока я хочу, чтобы ты отдохнула. Понимаю, что я для тебя пока чужак, не хочу слишком надоедать.
Мне действительно необходимо было остаться одной, чтобы пережить всё это, может быть оплакать то, что я потеряла, своих друзей и свой дом… И я снова почувствовала благодарность.
– Спасибо, Артём.
– Я буду внизу. Если тебе что-нибудь понадобится, просто попроси меня, хорошо?
– Хорошо, – слабо улыбнулась я.
– Тебе, наверное, о многом хочется подумать? – замялся он в дверях. – У меня к тебе одна большая просьба. Не напрягай свои мозги, им нужно восстановиться. Просто отдыхай, милая. Ты в безопасности, я люблю тебя. И всё хорошо, правда.
Он послал мне добрую прощальную улыбку и аккуратно закрыл за собой дверь.
Предстоящий день раскинулся передо мной, как бескрайняя пустошь.
Я долго сидела на своей кровати, вглядывалась в пол и изучала то, что от меня осталось. Осталось немного. Какая-то размытая туманная жижа, неспособная понять даже то, где же она начинается и где заканчивается. Туманная жижа, сознающая только то, что безусловные рефлексы всё ещё при ней. Ванная комната, кажется, где-то здесь, на этом этаже.
Я вглядывалась в зеркало, изучала смотрящую из него женщину, сравнивала её с той, что была знакома мне прежде, и находила больше различий, чем сходств. У нынешнего моего отражения всё было каким-то более аккуратным, точёным. И нос, и губы, и даже брови. Глаза казались просто огромными на похудевшем лице, заострившиеся скулы делали её похожей на изголодавшуюся хищницу. Кое-как подстриженные короткие светлые волосы торчали во все стороны. Я не узнавала себя. Повертела головой, построила рожи, надеясь разоблачить подмену, но, к моему удивлению, отражение повторяло за мной все мои действия.
И вдруг я вспомнила, что когда-то, когда мне было года четыре, любимым моим занятием было прислониться к зеркалу лбом и носом, приставить с обеих сторон лица ладони и подолгу вглядываться в тёмное зеркальное пространство, дожидаться пока оно раскроет передо мной свои тайны. Я точно знала, что за ним скрывается другой мир, а люди на мгновение оказавшиеся пойманными в зеркальные сети – будь то мама, заглянувшая проверить, в порядке ли макияж, или папа, стремительно прошедший мимо, и даже я сама, подолгу рассматривающая своё отражение, – это не мы сами, а наши противоположности. Зеркало представлялось мне окном в другой мир, где всё наоборот: раз левое становится правым, то, значит, зло становится добром, ненависть – любовью, больные – здоровыми… И я вглядывалась и вглядывалась в перевёрнутый мир, не дыша, чтоб не запотела поверхность, надеясь найти там добрую счастливую маму и доброго счастливого папу, здоровую себя. Мне хотелось подглядеть за зазеркальной семьёй, чтобы понять, каково это, когда все счастливы, здоровы и любят друг друга, хотелось найти там то, чего не было в мире с моей стороны зеркала.
Сегодняшняя отражённая я являла собой именно то, что я, будучи ребёнком, так настойчиво отыскивала в зазеркалье, – свою противоположность. Я была напугана, но её лицо не выдавало ни капли беспокойства, я была полна решимости действовать, изменить что-то, но её черты отражали покорность судьбе, я чувствовала себя молодой девчонкой, у которой вся жизнь впереди, а её глаза говорили о смертельной усталости, которая бывает только в конце пути. Я всё ещё была собой в конце концов, но она мной не была.
Скинула одежду, намереваясь принять душ, и снова повернулась к зеркалу. Застыла.
Сколько я уже вот так стою? Полчаса? Час? Сколько ещё понадобится мне времени, чтобы осознать, что в этом теле действительно живу я сама? Чтобы соотнести себя с этим отражением? Эту странную короткую причёску я ещё могу принять, сквозь это чужое измождённое лицо при ближайшем рассмотрении проступают мои черты, но тело… Итак, о чем же оно мне может рассказать? Определённо его холили и лелеяли, пестовали, будто самое смертельное оружие массового поражения. Дело даже не в худобе, дело в том, что это тело обросло мышцами. Они сухие и твёрдые, точёные. Рельефные руки и ноги, спина, кубики на животе. А задница! Сколько бы я ни поворачивалась, зеркало великодушно являло взору всё новые и новые мышцы, названий которых я даже не знала, но над которыми, судя по всему, усердно трудилась последние годы. Ощупывала себя. Обтянутый бархатом гранит. Красиво.
Очень красиво.
Что ж, спасибо тебе. Ты отлично потрудилась, пока меня не было. Раздобыла мне новое тело, любящего мужа и миллионы. Сколько у тебя это заняло времени? Шесть лет? Могла бы и побыстрее справиться, всё-таки это моя жизнь и моё время, впрочем, ладно. Постарела вроде не сильно, только вот лицо какое-то… Я взяла чужую, принадлежащую мне, зубную щётку, выдавила на неё горошину зубной пасты и начала чистить… Я пригляделась внимательнее к своему отражению… Начала чистить свои идеально ровные белоснежные зубы, так и просящиеся на обложку глянцевого журнала.
Даже мои собственные зубы в моём собственном рту были чужими…