SOULS. SOULS 2. Нас двое (Lilien Moore)

SOULS 2. Нас двое

Любить не запрещено, даже если болен если ты умер, если ты последний идиот на этой планете ты имеешь право любить. Я готова стать кем угодно ради тех, кому отдано сердце, я готова пережить все только не заставляйте меня выбирать между любимыми.

– «Это не очень-то и вкусно, чтобы просить добавки, но вы суете мне данную дрянь при каждом удобном случае».

– Вот, запей водой.

Я выполнила привычную процедуру, закинув под язык таблетки.

Мир в скользких светлых тонах туманился передо мною. Я мало что знала о нем. Мне предстояло осуществить грандиозную экспедицию, и я ждала этого словно маленький ребенок.

– Ты уверена, что хочешь пойти?

– Нужно найти тех, кто мне известен.

– Ты уже знаешь, кого должна найти?

Мое древо жизни казалось тяжелым грузом на груди. Я взяла кулон и силой нажала им на солнечное сплетение – свет большой энергии пронзал и горел во мне. Толстую цепь многие называли грубой, не понимая символики в великой силе сплетения, которое должно удержать свет мира на моей шее. В единстве древо и цепь – было грандиозной системой и равновесием жизни.

– Я знаю, что кто-то есть.

– Это легкомысленно.

Должна ли я учитывать мнение чужого человека?

– Документы готовы?

– Да. Завтра их заберут из посольства.

– Я ухожу завтра. Не говори никому. Я сама скажу.

Мне повезло больше, чем тебе, друг. Я умею фильтровать людей, и вода вокруг меня остается чистой.

Друг, мне повезло больше, чем тебе, так как я тебя могу видеть, а ты меня – нет.

Меня заворожил сказочный вид заката, и я остолбенела. Должно быть он последний для меня в этом месте. Это было так прекрасно, что в очередной раз достала телефон, чтобы пополнить свою тысячную коллекцию еще одной фотографией волшебства, совершенно четко осознавая, что ни один фотоаппарат мира не в состоянии передать то, как вижу я.

– Это… невозможно описать словами.

Я скучаю. Даже, если не знаешь моего лица, прошу, услышь меня. Моя память испепелила все воспоминания, которые сделали меня нездоровой, но знание о твоем существовании просочится сквозь все невзгоды, времена и даже жизни, они в любом случае настигнуть меня, они в любом случае часть меня, лучшая часть.

За ужином я начала говорить первой.

– Я уезжаю. Во имя всего святого примите это с чистой душой не загораживайте мне путь, поддержите меня, – слезы, пропавший аппетит, возмущения, немые протесты и я, среди пучины чуждых мне причин. – Я бесконечно благодарна за все, что вы для меня сделали. Моя жизнь давно потеряла контроль и вышла за грани всякой нормы, поэтому я часто говорю слова, что не понятны людям, они ранят, либо отталкивают и делают меня чужой для всех. Это мое бремя, которое дальше я понесу сама, с вас достаточно этого дурдома. Простите меня, я приняла это решение вместо вас.

Мои слова были обособлены прекрасным мнимым оправданием для меня. Никто не хотел меня отпускать и это было правильным, но мне нужно двигаться дальше, что было неоспоримо. Давно уничтожив все улики, мне только сейчас сообщают, что я не первая, кто покинул дом, но никто понятия не имел, что я знаю обо всем этом лучше любого и без праха забытых улик.

– В эфире новости шоу-бизнеса. Стало известно, что модель Лилиен Мур с момента своего дебюта использовала псевдоним, и настоящее ее имя – Алиса, в чем призналась она в первом за несколько лет интервью. И это едва ли не единственное, что наверняка известно общественности о личной жизни звезды. Кто друзья, кто семья и даже какой страны у нее паспорт не известно ни одному журналисту на Земле. Значит ей, действительно, есть, что скрывать! И всем нам, безусловно, интересно, какие скелеты спрятаны в шкафу Алисы! Первыми узнаете именно вы, наши телезрители! А последней работой топ модели была нашумевшая откровенная фотосессия для глянца… – вульгарная телеведущая шоу действовала мне на нервы своей тупой рожей и жестикуляцией больной женщины.

На экран посыпались фото модели. Она снималась практически обнаженной, выставляла напоказ вытянутый шрам на груди, наличие тату дерева на сердце, каждый раз, когда я его вижу, меня терзают смутные подозрения. Кроме этого другие тату красовались на ее идеальном теле в виде надписей, иероглифов; «эта девица вечно в образе», – думала я: то длинные, то короткие волосы, яркий макияж, либо его полное отсутствие, бессчетное количество пирсингов на теле, ветер и свобода в ее голове, страсть и не знание границ – она действительно одна в этом мире. Люди рядом с ней появлялись и исчезали, я их словно знала, а ее – нет, никогда. Понятия не имею, как к ней относиться, но хорошо осознаю, что всегда разговариваю с ней в голове.

Я считаю, что каждый из нас связан кармически с душами людей, которые являются нашим отражением, братом, врагом, любовью, спасением или смертью. Теперь, когда мой мозг избавился от всего лишнего, и я осталась одна, я вижу лишь одну цель, смысл жизни и энергия, что заставляет крутиться планеты. Я вижу многих, связанных со мною людей либо в мониторе, либо во сне, либо их тени мне мерещатся, а лица миражируют в лицах других людей. Я опознала некоторых и поэтому мне нужно идти. Идти за ними.

– Дочка. Ты уверена, что готова?

Мы стояли на дороге около дома. Сплетения рук и объятия. Все что осталось моим – это рюкзак за спиной, мама снарядила меня всем необходимым на первое время, однако, на самом деле, в нем было даже больше, чем могло пригодиться за всю жизнь. Мне было больно.

– Готова. И я вернусь. Мама. Успокойтесь.

Большая семья провожала меня, в их глазах, словно в последний путь.

– Куда ты едешь? – спросил папа, держась молодцом, и скрестил руки на груди.

– Не знаю. Куда направит ветер, – каждый мой шаг назад стучал отсчетом для чего-то либо кого-то. Я не была уверена, что достигну цели. На этот случай для семьи я оставила золотые слитки, которые они легко обнаружат по моему отъезду. Это деньги, которые анонимный адресант перечислял на мой счет, и за все это время оттуда не было снято ни копейки по решению родителей. – Я вернусь с победой, пап.

– Я не сомневаюсь, – ответил он, грустно улыбаясь.

Сто шагов, и я оборачиваюсь. Я должна запомнить, где мой дом. Я не должна этого забыть. Снова поворачиваюсь и в знак бесконечной благодарности кланяюсь семье. «Спасибо, что смогли отпустить меня».

– Спасибо… – прошептала вслух. Это последний раз, когда я вижу эту картину?

– Тебе 24. Возвращайся с мужем, – сказал отец, уверенный, что я не услышу.

Что бы ни происходило с ребенком, желания родителей не меняются. Я вспомню, каждую мелочь о себе, своей жизни и придет время, расскажу им лично.

Меня ждал автобус и долгая извилистая дорога по горам. В пути я достала документы от нечего делать и стала их листать. «Лилиен» – новое имя, данное 6 лет назад. Кто-то называл меня «психопатка», а таких целая свора чужаков. Может стоило написать так же в паспорте?

Уже в очереди к кассе ж/д меня мучил вопрос, услышала ли судьба мое сообщение? Нет смысла бегать за моей целью по всему миру – я просто назначила встречу.

– В ####, ближайший, – уверенно назвала я кассиру первый город, который попался мне на глаза, когда я посмотрела на табло расписания отбывающих поездов.

И первый мой пункт назначения был расстоянием в 800 км. Должна ли я волноваться о том, что не знаю дороги? «Иди за толпой, – ответил голос изнутри, – единственное, что не подведет тебя в сборище люда – это их стадный образ передвижения».

Вагон №14. Я стою с краю и наблюдаю за высоким парнем, соответствуя совету. Он дал документы и билет, смотрел в глаза мужчине в форме, скрестил руки на груди, засветил свою фигуру вопросительного знака, мне показалось, что ему тяжело жить таким высоким. И другой вопрос: откуда столько пафоса, господа?

– Здравствуйте, – поздоровалась я с проводником. Тот был взаимным.

– Место 24, проходите.

– Спасибо.

Таинственная обстановка, разные люди, грязные запахи и мысли. Я чувствую себя ребенком, который впервые без сопровождения мамы отправился в школу: все то же самое, но я прохожу по улице один. Что мне покажет ####? Мой нрав дворовой псины всегда на стороже и я всматривалась в окружающих. Чего мне ожидать от них? Дураки в месте, где я жила, были иными: простыми и предсказуемыми. Эти же – пока новы для меня, определения для них еще не выросло. Я знаю, что первое мое впечатление всегда верно, но дам-ка я сама себе шанс.

Старый вагон тронулся, но мои предпочтения в мыслях не изменились. Спустя час они мне надоели – люди вокруг такие же дураки, как и в том месте, где я жила, хотя искр жизни тут витает порядком меньше. Шанс вылетел в закрытое окно.

Полтора часа добрый престарелый мужчина рекламировал мне своего сына, у которого, по его словам, было семь пядей во лбу. Это был мотивирующий рассказ, однако меня он ни на что так и не вдохновил, не то, чтобы сам оратор… его губы сужались от степени приязни к своим словам и воспоминаниям, нравственный взгляд становился то блестящим, то злым – он плавал во времени, и просто был где-то там, но не здесь со мною, ему было интересно не поделиться с миром своим прошлым, а побывать в нем снова. Его жена мирно спала рядом, и мне чуялось, как она сливается с его бесконечными разговорами – она знала о них уже сто тысяч раз. Эти двое – одно целое и в этом самое большое чудо людей, а может быть времени, а может быть и того и другого.

– Ну, поднимайтесь. Наверное, хотите спать. Уже восемь.

– «Так рано нужно ложиться спать?» О, хорошо, – я забеспокоилась о том, что сижу ведь на его спальном месте; скорее всего он выдал свое желание за мое. – Спасибо! – за что, не пойму.

– Да, не за что. Спокойной ночи.

– И Вам.

Однако сна ни в одном глазу. Наушники меня спасут. Музыка – прекрасный фон моего существования. Мне нравится чувство, будто я уже слышала все песни – этот плейлист из забытого прошлого, а музыка помнит меня, и я слышу это, слышу ту себя…

…помню какие-то дома. Я там жила? Или буду. Из прошлого всплывает алый свет заката, родители и возвращение из долгой поездки. Память – странная штука, я не могу ее понять: если больше не стараться запомнить момент, вспоминаешь события, о существовании которых даже и не подозревал. Еще помню одну зиму… пиццерия в городе, большое окно в пол, за ним идут снег и мой добрый собеседник, потрепанные сапоги, серый свитер, но сейчас не знаю его, и сильные наивные мечты, которые должны стать и будут явью. Я так молода, и в том мрачном состоянии чиста, что за удивление? Воспоминание – занимательная вещь, ведь там я снова живу и понимаю, что жила даже когда считала себя мертвой. Неужели я обретаю свой дом? А там будут мои собаки?..

…на моей кровати спит молодой человек в черном. Я чувствую себя так, словно знаю его и более того, будто в этом сне я знаю только его. По незнанию я делаю то, что ему не нравится – бужу. «Проснись!» – мои пальцы на его щеке. «Что?!» – он резко открывает глаза и недоволен представшей картиной, ведь в ней всего лишь я. Он вытаскивает оружие из-под подушки и целится в меня. «Успокойся! Остановись. Очнись, это я. Я останусь тут, с тобой. Ну, же!». В моей руке тоже пистолет, но я не хочу его использовать, приди в себя, парень. Слова истины вредят ему не меньше, чем ложь, в которой он жил. «Мы умрем вместе, раз ты здесь!» – он снова видит мою голову в своем прицеле. Мы оказываемся в другой комнате. Мои разорванные оковы лежат в старой ванной комнате на полу, напротив стул и на него я кладу свое оружие в добрый знак. Парень рядом, согнувшись как мученик прикован к стене цепями, он все еще жив. «Будь сильным».

…«…на кого падет твой выбор?! Семья?! Или ты сама?! Кого ты выбираешь?! Мать или отца?!» Дьявол в человеческом лице за стеклом изрыгает на меня роковые слова приговора. Я на арене, как зверь, на клочке земли, а внизу раскаленная лава, другие люди за стеклом, как зрители в цирке, ждут, когда кто-нибудь умрет ради их забавы. Я схожу с ума от знания того, что мой ответ ничего не значит: они заставят смотреть на смерть моей семьи. Я думаю лишь о том, как их спасти; если я выберу маму, упадет в лаву она или папа? Если я выберу себя, упадут оба или кто-то один? Как и кого спасти? Нет времени и я кричу: «Семья!». Все падают в лаву… а я смотрю. Оскал дьявола выносит окончательный приговор: «Упс! Ответ не верный. Ты убила их».

– У вас кровь! Кровь! Встаньте! Проснитесь, прошу вас!

Меня трясет, я задираю голову, чтобы перестала хлестать кровь из носа, она попала в глаза, вау, теперь я знаю, что выгляжу, как оборотень. Или вампир. Скорее второе. Ой, нет, нет, нет! Только не теряй сознание! Какого черта…

– Через полчаса прибудем к ####. Как вы себя чувствуете?

– Нормально. Спасибо, – я вытащила тампон из носа. – Простите, я залила вашу постель кровью. Зачем вы сюда меня приволокли?

– Это абсолютно не важно. Ее уже поменяли. Главное, чтобы с вами такого больше не повторилось.

– Конечно, не повторится, – улыбнулась я. Какая прекрасная ложь!

Выражение лица напротив сидящей жены красноречивого соседа точно характеризовал мой внешний вид: она уже так минут сорок сидит, выпучив на меня глаза; иногда она отводила взгляд вытягивая лицо, если вдруг я посмотрю на нее.

– Вас кто-то встретит на вокзале?

– Нет, – посмотрела я в пол, думая о грусти.

– Может вас провести? Куда вам нужно?

– Нет, спасибо. Давайте забудем о моей кратковременной хворости. Она действительно, кратковременная и уже прошла, поверьте.

Судить по себе – большая ошибка, но отныне я никогда не верю послесловию «поверьте».

«Те взрывы воспоминаний единичных и неповторимых, вроде де жав ю, являются моими воспоминаниями с другой планеты, это то, как видят инопланетяне человека и его жизнь. Теперь я знаю, почему это так ярко. Почему это говорило мне, на Земле, о космосе» – запись из дневника Лилиен.

Боже, какой запредельный полет фантазий. Это выдержка из моего дневника, в котором уже все слова для меня чужие. Почему я говорила об инопланетянах? И как мы с ними можем быть связаны? Эти вопросы не для этого города.

Я спрятала потрепанную книжицу обратно в сумку.

– Почему именно ты не права? Кто сказал, что он прав? Подумай еще раз.

Мимолетный разговор прохожих привел меня в чувства – я сидела на бордюре неработающего фонтана. Площадь была людной. Дул ветер, мне казалось, что мороз почти овладел мною. Не переношу холод. Я резко встала и пошла. Куда? Не знаю.

Ноги уже отваливались от долготы ходьбы и холода. Я обнаружила магазин одежды. Кто ж знал, что это брендовый бутик. Перед входом висела вывеска, на ней знакомое лицо. Алиса. Снова полуголая, зато в мехах. Для кого эта мода? Разве, что для таких, как она. Каких «таких», еще не определено.

Я открыла дверь. Меня встретил неприветливый охранник.

– Вам нельзя.

– Что значит нельзя?

Он не проронил больше и слова.

Я вышла.

Иду дальше. Открываю соседнюю дверь. Мои невинные помыслы лишь искали тепла, однако меня за дверью ждал грубый ответ, хотя тут было нечто новенькое: меня собственноручно выперли за дверь.

Что происходило, я не понимала, и просто мерзла дальше, размышляя: что со мной не так? Чего ждали работники от клиентов? Ох, подождите, видимо, я не вхожу в категорию их потенциальных клиентов. Может, я похожа на преступника? Ведь и не кашляю кровью. Я остановилась, посмотрела на себя, посмотрела на окружающих – мое тело не отличалось от их тел. Руки, ноги, голова, может, они догадались, что мой дом не Земля, что они не братья и не сестры мне? Как?! Нет, они не могли. Мне не понять людей. Им не нужна причина, чтоб выбросить тебя на улицу, как неживую тряпку. Я стою на месте, начался снег. Север давал о себе знать все четче. Мне нравится снег, но людям? Никто из них и не улыбался. Меня сбил с ног здоровый мужчина лет сорока. Разве он не видел, куда шел? Даже не обернулся. Вдруг сильная рука с легкостью подняла меня.

– Не ушиблись?

– Впервые вижу снег не на картинке.

– Вы приезжая?

– Почему мне нельзя купить одежду?

– В смысле? Вы хотели ее здесь купить? – парень ткнул пальцем в ряд закрытых для меня дверей.

– Да.

Он улыбнулся.

– Это магазины не для простых смертных.

– Простите? Простых смертных?

– Это бутики Лилиен Мур. Только для тех, кто находится на вершине пищевой цепи.

– Разве «простых смертных» кто-то ест?

– Ваш внешний вид не соответствует подобным местам, – объяснил он.

Ах, вот как.

Я открываю ближайшую дверь, смотря в глаза самозванке Лилиен Мур.

– Пошел вон! – как так вышло, но охранник был уже на полу и сам от этого в шоке.

Тут же появился главный администратор в виде худощавой стервы:

– Выйдете из помещения, – заявила она.

– Имя.

– Выйд…

– Твоё имя! Не зли меня!

Живая швабра осознала всю скудность своего положения под моим взглядом и пустила в оборот, так называемый, свой главный козырь.

– Я вызову полицию.

– Вызови, – ее глаза стали больше, чем талия.

– Меня зовут Наташа.

– Отлично. Наташа, заверни мне все это шмотье.

– Что?!

– Я сказала, заверни все. Только прикоснись, – охранник забрал обратно свой шаг вперед.

– Как будете оплачивать? – выдавила она ехидную улыбку.

– Наличными, – я высыпала из сумки пачки банкнот, – достаточно? Либо такому простому смертному, как я, оплатить все кредиткой? – я показала черную кредитную карту.

По мере знакомства с человеческим миром, моя мозаика становится все интереснее и абсурднее. Испугавшись, что я какая-нибудь неизвестная дочь президента или нефтяного магната, они стали чуть ли не облизывать мне ноги. Эти деньги и карта – все перечисленные средства на мой счет от неизвестной заграничной личности; конверт с картой пришел под грифом на неясном языке, без обратного адреса. Конечно, сомневаюсь, что подобная «посылочка», действительно была принесена государственным работником почты. Мне было все равно, чьи это деньги, было странно – зачем они мне? Сейчас они – средство для подачи урока. Вся купленная одежда полетела в мусорный бак – бездомным людям сейчас вещи очень пригодятся. Рынок – это то место, которое оказалось угодным, для таких, как я, «простых смертных» – я купила себе куртку и сапоги, пару штанов, чтобы более не мерзнуть. Мой багаж увеличился, и в тот момент я выкинула свою легкую одежду.

В тот же вечер витрина одного из магазинов бытовой и цифровой техники, мимо которого я случайно проходила, пестрила моим лицом, а точнее моими прославившимися выходками. Многочисленные плазменные телевизоры показывали одно и то же, из колонок шум разносился по всей округе: «Антифанатка Лилиен Мур избавилась от одежды из новой зимней коллекции супер модели в одно мгновение. Неизвестная владеет искусством ведения боя и, обезвредив охрану магазина, она заявила, что «покупает все». Личность клиентки установлена – это ### ### из южного #####, которая шесть лет назад отмотала свой срок в психиатрической больнице. Полиция не считает данные действия противозаконными, т.к. «после оплаты одежда становится собственностью покупателя и он имеет право «подарить ее бездомным людям». Владелица одной из самой прибыльной торговой сети брендовой одежды и аксессуаров, Лилиен Мур, как всегда, не дает прессе никаких комментариев. Однако фан-клуб модели считает, что ответные действия их кумира могут быть еще более интересными и непредсказуемыми. С вами была Ирина Морозова и первый телеканал страны – ###. Не переключайтесь!».

– И ноги моей не было в психиатрической больнице, идиоты, – пробормотала я и только сейчас обратила внимание на людей вокруг, которые фотографировали меня, ахали и охали. А видео «с места преступления» наверняка предоставил мой спаситель, прохожий парень. Удачливый оказался.

Ночь в гостинице, я выбрала номер на последнем этаже. Люди узнавали меня на улицах, дорогой номер, стеклянная стена была окном, что открывала прекрасный вид на чернящую ночью, искрящуюся огнями столицу. Бывала ли я раньше в подобном месте? Мне кажется, я знаю этот момент. Снова открываю дневник и в сотый раз перечитываю:

«Я хочу улететь…

Воспарить! В небе жить!

Узнать никому не ведомый мир, Где живут птицы, где живет свобода, Где живет жизнь…

Там ждет меня любовь. Там я не буду знать вас, надоедливых и ненавистных. Там я возрожусь, 10 раз умру, В небо воспарю, и буду там жить»

Вставай. Это твоя новая жизнь, Лилиен. Вставай.

– Хватит звонить! Достали!

Лучше бы с таким рвением люди души спасали.

– Кто там?

– Вам письмо.

Какое еще письмо? Никто не знает где я.

– Спасибо. Оставьте у двери.

Спустя пару минут открываю конверт. Фотография, на которой изображены двое… это же дома. Одна из них я. Кто вторая? Ее лицо стерто.

Я вылетаю в коридор, но, конечно, никого там уже нет.

Что это? Тут нет ни адреса, ничего, кроме старого фото, сзади написано детским каракулями: «Я и моя сестра». Ничего об этом не помню. Не удивительно.

За дверью шум. Я выбегаю снова и врезаюсь в горничную.

– Excuse me! Excuse me! * (Простите меня! Простите меня!) – закричала она, опустив голову.

И тут я поняла, что появление этого письма сверх подозрительно – посыльный говорил на понятном мне языке.

Быстро собрав свою разбросанную по всему номеру собственность в сумку, я покинула отель. В надежде поймать хотя бы мизерную зацепку я всматривалась в каждую мелочь. Забыла про дневник на мгновение, именно в тот момент его воры появились передо мною. Во внедорожнике худой парень листал мое сокровище, авто медленно проезжает мимо. Они уходят, уходят… на обочине лежит камень и мне, казалось, ждет меня. Я запустила его в уезжающее авто. Все пошло лучше некуда.

Время еще больше замедлилось: заднее окно рассыпалось в кристаллы, машина резко остановилась и из нее вышли разъярённые мужчины. Они кричали на иностранном, водитель даже почти решился поднять на меня руку, если бы не его друг, в руке которого все еще был мой дневник, но я не думала об этом. Я думала о том, откуда я их знаю. «Они братья» – я вспомнила врача, который часто провоцировал мою память подбрасывая мне фотографии этих парней, но зачем? Почему именно они? В любом случае, его методика так и не сработала. Я не знаю, кто эти парни, даже если они стоят прямо здесь передо мною.

Ругань по поводу того, что я разбила заднее стекло их авто – водитель тычет пальцем то в меня, то в результат моих проделок – гром и молнии из глаз, я просто попросила вернуть мою тетрадь протянув свою руку. Почему второй выглядит таким тронутым? Не говори со мной, я все равно не слышу тебя.

Они перекидывались яркими взглядами, короткими фразами, но я ничего не соображала. Парень отдал мне дневник, я прижала его к себе. «Я больше никогда не выкину тебя за борт, Лилиен». Несмотря на то, что парни свои дела со мной не закончили, я покинула их, как только достигла своей цели.

Вложив фото между листами, я положила дневник во внутренний карман куртки. В то время бесценная для любого из толпы черная банковская карта валялась где-то в сумке. А может я ее уже потеряла. Не знаю. К черту все это, ведь врачи, сказали, что я здорова, а они ведь знают толк в человеческих мозгах. Они бы тоже выбирая между зеленью и собой выбрали б себя? Что считается нормой и как ее определить? Я прекрасно знаю, что моя справка о здоровье куплена. Вот она, ирония.

Ты смотришь в глаза разных людей, но может иногда ты видишь одного человека с разным взглядом: все зависит от того на что в тот момент смотрел человек. Это просто – душа отражается в тумане глаз, будь это любовь или ненависть, будь страсть или равнодушие; это сложно от того, что грань едва ли уловима. Сейчас я иду по улице и вижу, что люди подлые и агрессивные животные потому, что вечно голодные, им всего мало. Мы хотим больше власти, человеческого мяса, крови врагов, подчинения и даже любимых, эгоизма во всех проявлениях, похоти – это все грязь, это все животные инстинкты. Ненавижу человеческое тело напичканное рецепторами и нервами, ненавижу человеческий мозг и общество, которое его перекроило: иногда я реагирую, как коренной житель Земли, мне не нравится это, я не хочу и не буду чувствовать голод.

Читаю одни и те же строки сотый или тысячный раз за последние года, и каждый раз одни и те же слова говорят мне о разном. Вопросы растут, как снежный ком с каждым продолжением, с каждой следующей минутой забвения.

«Я практически не помню ничего о себе, с того момента, как появился в моем сознании ты. Видимо, это было так давно, что я даже не знаю об этом моменте. Устала писать тебе письма, в то время, как читаю твои: нас разделяет все и ничего. Знание о том, что ты веришь в меня, убивает. Убивает каждое твое доброе слово в мой адрес – я вынуждена оставаться сильной. Избавь меня от этого. Забери уже. Я вижу тебя, ты видишь меня, почему нельзя? Это глупо, это больно: я слышу твои крики в ночи. Когда я подойду к тебе на улице, ты узнаешь меня? Либо пройдешь мимо? Возможно ли вообще то, чем я живу? Ты реален? Человек, ты мне не лжешь? Хотя и не люди мы вовсе, но это никого не должно волновать, ведь дома нам с тобою будет спокойно и тепло. Хочу ненавидеть тебя. Я люблю тебя, но знаешь… я больна, боюсь родителям сказать. Это горе я не хочу разделять с ними, пусть живут с миром. Меня все равно не излечить. В поисках тебя я зашла слишком далеко. Зачитаю тебе пару любимых строк из моего старого стиха, посвященного Алисе: „Ведь кроме нас двоих вокруг все темнота. А ведь сказали, что из темноты не выбраться никому и никогда“. Это похоже и на нашу с тобою историю, не так ли? Почему ты так много говоришь о воде? Потому, что приплывешь ко мне морем? Может потому, что вода – это моя стихия? Я тоже вижу много воды в своих снах»

Алиса, Алиса… Здесь, воистину, слишком много упоминаний твоего имени. Знала ли ты о человеке, которому я посылала эти письма. Почему ты не сохранила его ответы мне? А были ли они вообще? Видимо речь, действительно, никогда не шла о бумаге. О, Боже. Нет сомнений, что я больна давно. Прекрасно.

Похоже, этот стих писался об данном моменте. Что произошло тогда? Кем я была? И данный момент – не сон ли из прошлого? Я снова проживаю его либо этот потолок видит меня здесь впервые. Тайна покрытая мраком, боязно открывать занавес, но билет в цирк уже куплен, все места заняты и дверь закрыта с той стороны. Откроется занавес, рассыплются стены, и может быть, я снова исчезну с глаз общества на долгое время, а может, одержу победу. Этот цирк… я собираюсь сжечь его. Со зверями либо без них, но больше не должно быть лавы во рту.

Квартира пуста, а я помню себя титаном…

«Ничего более бесполезного я в жизни своей не делала, и разве может таким образом проходить моя жизнь? Как она должна протекать, чтобы я чувствовала правильность моей дороги? Мой почерк превратился в сущий ад, когда я стала писать бесполезные вещи, но теперь, когда я выросла, я вижу эту бесполезность с такой простотой, безо всяких усилий что мне некуда бежать – она везде. Как люди так живут? Все наше бытие – мистика и чушь. Я не вижу смысла, я не вижу жизни, как ни смотри».

«Я хочу жить дома. Мало или много, больно или нет. Я хочу видеть семью. Лучше моих родных стен нет ничего в этом мире. Разве, что объятия отца. Я скучаю. Да. Знаешь, папа, как мне больно без тебя, без мамы, в городе чужом? Я бы хотела родиться, папа, в добром мире, в твоей семье, где детям не нужно покидать отчий дом, где родители живут вечно. Я мечтаю об этом рае. Я часто плачу по нему, о том рае, где я каждый час и миг вижу тебя. Папа».

Сколько личностей жило внутри этой девушки? Она то умирает во тьме, то бежит по жизни, как луч солнечного света. Наверняка, это было слишком тяжело. Я слышала, что ее превосходство над головами ровесников было явно для всех, кроме нее самой.

Однажды в наш дом пришла девушка с большими глазами, ее рыжая грива напоминала молодого льва. Шел второй год реабилитации. Я спросила, кем она была для меня, но ответ последовал на иной, немой ее вопрос: «Ничего не изменилось». Она целый день рассказывала о девушке с давно забытым именем, которую отлично знала. Не знаю зачем, в моем-то положении, но сердце проверяло ее слова на детекторе лжи.

– Я помню, когда ты зашла в наш первый класс. Ты пришла только на третий день учебы, и дети обусловили твое опоздание тем, что «она ехала с другой далекой страны». Сейчас смешно, но тогда все сказали, что ты «другая». Я помню, Маугли, который был зол на весь мир, почему он такой и почему он должен оставаться здесь. Сейчас я думаю о тебе, как о ребенке, прибывшем с другой планеты. Ты была изгоем с сильным протестующим характером, не волновалась о проблеме, что дети часто устраивали по твою душу «темные», ведь пыл «девочки с другой страны» не собирался мириться ни с одним из раздражителей извне. Я тоже была среди них, «извне». Дура. Я была на много слабее тебя, повторяла за стадом, и в глубине души, не понимала, почему мы поступаем таким образом с тобою. Потом случилось так, что мы пересеклись с тобою наедине один раз, второй… мне больше хотелось общаться с тобою, чем со стадом. Рядом с тобой я становилась самой собою, и это было так ново. Шло время, мы выросли, и я была уже на твоей стороне. Не представляешь, насколько ты была чокнутой, в хорошем смысле слова, – улыбалась девушка. Ее наворачивающиеся слезы на глаза показались мне чужими, как она. – Я скучаю, Лилиен. И я не хочу больше говорить о тебе в прошедшем времени. Как я сказала, ты остаешься такой же чокнутой, ничего не изменилось.

Я думаю, и даже уверена, что этот рассказ из детства я слышала уже не в первый раз, но каждый из сеансов был для меня новым. Проверить сейчас слова львицы пока не реально, но в дневнике написано «я помню прошлое отрывами киноленты, словно ее пытались сжечь», и там было кое-что о детстве:

«Странно, почему я не помню не свои шесть, семь, двенадцать и даже свои шестнадцать лет я слишком плохо помню. Эти годы закрыты от меня или я закрыла их сама? Во вред это или во благо? Любой из перечисленных вариантов ответов влечет за собою миллион вопросов иных, и они все черные».

«Мне не о чем с вами говорить. Мне не хочется с вами говорить. Вы не о том думаете. Вы делаете это совсем неправильно. Все слишком сложно, чтобы объяснить. Вам следует понять все самим. Вам следует наблюдать, вам следует жить». Запись сделана в школе

«Мне никто из них не интересен и не будет. Я родилась не там, где должна была? Пусть так. Рядом есть люди, которые нужны и это многое меняет. Мне нужно выбраться из этого места самостоятельно».

Загадочная последовательность и эволюция мнений. Когда я перечитываю строки снова и снова в надежде, что хоть капелька воспоминаний всплывет в моей голове, она угасает с каждым разом – я лишь читаю это снова и снова, и ничего больше. Хотя кое-что все-таки меняется – мне становиться чертовски плохо и снова идет кровь из носа. В таком случае либо я останавливаю ее, либо она меня.

Вымышленные люди мелькают в этих туманных и жутких записях. Почему вымышленные? Потому никто из родных или знакомых понятия не имел, какие личности описывались в дневнике. Там не описывалась их внешность, но чувства и эмоции, близость общения и факты наличия контакта указывали на то, что я однозначно, была с ними больше, чем просто знакома. Вопрос, почему об моих «близких друзьях» не знала ни одна живая душа? И куда они делись сейчас? Раз мы были так близки, они, однозначно, напомнили бы о себе, однако, кроме шизофрении мне мало кто из прошлого о себе напомнил.

– Заказывайте, – объявили мне на кассе.

Я согласилась. Взяв оплаченную еду, села за столик у окна. Небольшое кафе, все вокруг греют солнца лучи, мне казалось, что внезапно пришла весна. Поздний завтрак был не особо вкусным – я жевала лишь для того, чтобы не упасть в обморок от голода. В голове бедствовало мнение, что я должна есть другую еду, другой культуры, что-то совершенно новое. Суета с правого фланга освободила меня от мучений:

– Извините! Извините! Помогите мне, пожалуйста! – молодая девушка вручила мне свой поднос, закинула свое пальто и два подарочных пакета на соседний стул, где уже короновались мои вещи. Эмоциональность ее повествования вводила меня в ступор. – Можно присесть? Пожалуй, присяду, – уточню, что я согласие не оглашала. – Что едите? Блины? Я тоже взяла. А с чем любите? Нет, я не люблю малину. Она ужасна, – честно сказать, гора упала с плеч, камни посыпались с сердца, ведь я была очень даже здорова, и далеко не похожа на пещерного человека, по сравнению с этой дамой. Она, признаюсь, показалась мне веселой. Я отдала себе отчет в том, что мой день сделан. – Вы знаете, у меня вообще аллергия на сладкое, поэтому я взяла с мясом. Не подадите салфетки? Спасибо. О! И сахар, пожалуйста. Вы и чай пьете с малиной? Должно быть, это невыносимо.

– Нет, он без малины, – пожалуй, я выговорилась за сегодня.

– Вам еще нужен мед? Ну, спасибо, – мне хотелось ее похвалить: молодец! Человека совершенно не заботит чужое мнение.

– Разве вы не сказали, что у вас аллергия на сладкое?

– Вы приезжая? Какая-то вся белая. Или вам плохо? Хотя и румянец присутствует. Стойте… это же… вы ведь… Боже! – вот тут я подскочила, когда внезапно зашкалили звуковые частоты. – Так вы же та чокнутая! – отлично. Почему бы мне так и не представиться? «Здравствуйте. Я – чокнутая». Эта красноречивая не по годам дева с первого раза попала в десятку относительно определения моей сути. Опять же хочется ее похвалить. – Это же вы выбросили в мусорный бак зимнюю коллекцию Лилиен Мур! Вот это да! Я ваша фанатка! Когда услышала о вас в новостях, подумала: «Ну, неужели нормальные люди еще существуют на этой планете!» Давно ждала, чтобы эту ****** кто-нибудь поставил на место! Я знаю ее не понаслышке. Несколько лет назад в модельном агентстве шел выбор между мной и ею на фотосессию для журнала ####. Перед нами предстал огромный шанс, мы обе понимали, что это открытая дверь в мир бриллиантов, вспышек фотокамер и роскоши. Так эта ***** подставила меня, намазав мою обувь какой-то скользкой *****. Я упала прямо на подиуме во время последнего и решающего кастинга. Теперь эта ***** – мировая модель, а я – никто. В следующий раз я пойду с тобою жечь ее одежду. Пойдем сейчас!

– Извините, но мне в другую сторону, – я встала и начала собираться.

– Как? Куда вы идете?

– Не знаю еще.

– Откуда тогда вы решили, что нам не по пути?

– От того, что я не стану жечь ничьи вещи.

– Почему же? Вам уже нечего терять. Эта бесстыдная девка не будет сидеть, сложа руки. Она найдет вас, и вы получите по заслугам.

– Мне все равно.

Жизнь предоставит нам то, что мы хотим. Загвоздка в том, что жизнь предоставит нам больше – даст все, но видим мы только то, что хотим. Именно так мы достигаем цели.

Я вышла из кафе, в надежде, что эта отчаянная девица не пойдет за мною и тут услышала:

– Эй! Я даже не представилась! Мне будет льстить, если такая известная персона, как ты будет знать мое имя! Меня зовут Ален! Слышишь меня? Ален!

И давно ли мы перешли на «ты»? Я не обернулась, но ее желание было исполнено – на всякий случай, я записала ее имя на обертке дневника, дабы не забыть. Как глупо записывать слова, чтобы не забыть случай.

С первого раза мне было непривычна такая большая эмоциональная самоотдача со стороны мира, столько людей постаралось влезть в мою жизнь. Меня стал давить этот слишком активный и пурпурный город. Я ищу спокойствие и небольшую стабильность. Мне сказали люди, что на Земле есть такой город, и я отправляюсь именно туда.

Я захожу в здание аэропорта, и меня охватывают грандиозные ощущения. Я поняла, чего так хотела – летать. Озарение придало желание быстрее сесть в самолет. Однако я потерпела смешное фиаско едва ли мы взлетели – я уснула. О, Лилиен, и после стольких ожиданий! И сейчас я взволнованная шагаю по аэропорту в другом городе, где ни одна афиша не написана на понятном мне языке, и абсолютно ничего не помню о полете. Обидно. В дневнике написано, что полетать на самолете – моя мечта.

Необъяснимые ощущения де жав ю. Мое сердце бешено колотится, и я жду, когда меня силой снесет волна грядущей энергии. Не понимаю, что со мною происходит в последние несколько часов, они кажутся мне сумбурными, и это слишком волнует мой мозг. Решила, что возможно ответ или хотя бы толчок к нему должен крыться в дневнике.

Конец ознакомительного фрагмента.