Глава 11
Страх заставляет людей размышлять.
Аристотель, древнегреческий философ
Горло сжала ледяная рука.
«Как я мог ее оставить, когда вокруг такое?» – Осознание собственной глупости было для меня незнакомым чувством.
С появлением в моей жизни Ники я впервые узнал, что такое страх: сначала он парализовал и бросил в пучину отчаяния и безысходности, затем в глубине бездны он приготовил знакомство с мисс Паникой, но я решительным рывком вырвался оттуда, жадно хлебнув воздух.
«Соберись! – скомандовал я себе. – Вот трава примята, здесь она сидела, это мои следы – больше к кусту в ближайшее время никто не приближался, значит, она вышла из укрытия сама».
Включив режим «следопыт», пошел, как ищейка: мой слух улавливал каждый шорох, каждый звук, взгляд фиксировал любой сломанный сучок. Я увидел ее одновременно с сухим щелчком – Ника наступила на ветку. Волна облегчения накрыла и потушила пламя беспокойства, девчонка просто отошла по нужде судя по тому, что сейчас она возилась с молнией на брюках. Через секунду наши глаза встретились, ее щеки вспыхнули закатом. Сделал широкий шаг и прижал ее к себе:
– Следующий раз хоть в штаны мочись, но с места не уходи!
Она шмыгнула носом. А я судорожно стиснул ее, понимая, что происходит нечто уму непостижимое – эта девчонка заполнила всего меня целиком, и жизни до нее словно и не было вовсе. Ника подрагивала, выбивая зубами морзянку.
– Да ты замерзла, дрожишь вся, – сняв пиджак, закутал в него девушку. – Все будет хорошо, не бойся.
– У меня куртка в рюкзаке. – Ее зубы снова отбили забавную дробь, она взглядом указала на черный рюкзак, который лежал около ног.
– Потом наденешь, веди в лабораторию. – Подхватив рюкзак, двинулся за ней.
Эта часть парка переходила в пустырь, дальше шли кирпичные гаражи, за ними виднелся дом. Ника шла прямо к гаражам.
Окинул взглядом дом: движения не было видно, в паре окон горел свет.
Мы обошли постройки слева. Ника шмыгнула за дерево. Огромный клен закрывал узкий проход так, что мне пришлось протискиваться между ним и стенкой гаража. Я сразу и не приметил дверь, настолько она сливалась со стеной. Ника на секунду замялась, словно решая, стоит ли мне показывать свое убежище, а затем приложила три пальца к небольшому квадрату.
Дверь бесшумно отъехала в сторону, мы шагнули внутрь, и она сразу же встала на место. Мгновение темноты, и появилось мягкое освещение.
Я присвистнул, такой уровень видел только в Центре: черные кевларовые стены, матовый потолок и каменная лестница, которая уходила вниз под землю. Мы начали спускаться.
– Здесь можно кричать во весь голос, наверху ничего не слышно. Самая высокая степень звуконепроницаемости, мобильные здесь тоже не принимают, сюда не проходят абсолютно никакие волны.
Впервые услышал ее голос в полную силу, до этого мы общались полушепотом. Ника скинула мой пиджак и, перекинув его через руку, легко побежала вниз по ступенькам. Как школьник засмотрелся на ее попку, туго обтянутую кожаными штанами. Майка с коротким рукавом открывала ее плечи, слегка позолоченные загаром.
«А она подкачанная, наверняка проводит вечера в спортзале», – с удовлетворением подумал я, продолжив ее осмотр.
Волосы спадали почти до талии и закрывали всю спину, но я знал, что талия у нее тоненькая и гибкая. Желание снова захлестнуло.
Мы всё спускались…
– Я называю эту лестницу «спуск в преисподнюю», мы почти ее не используем, обычно спускались из квартиры на лифте.
– Ника, твоя мама…
– Мама умерла год назад, – перебила она, – просто уснула и не проснулась. На тумбочке стоял пустой пузырек с таблетками, поэтому предположили передозировку снотворным. Вскрытие я делать не стала – мама всегда была против этого. Странно, но она не пользовалась снотворным уже года три. Когда пропал папа, она уснуть без таблетки не могла, очень переживала, нервничала, а потом вдруг успокоилась, и как-то вечером я увидела в мусорном ведре кучу пузырьков – с того дня таблеток в нашем доме не было. Похоронами занимался дядя Паша – папин друг. Он вообще часто бывал у нас, помогал, поддерживал, а после смерти мамы так чуть ли не каждый день приезжал, но у меня был Эд – я практически переехала к нему тогда. Так что квартира стояла пустая, родственников у нас никого не осталось, я, получается, круглая сирота, – Ника горько усмехнулась.
– Я тоже, – неожиданно произнес я, хотя никому никогда не говорил, что я детдомовец, – только я и родителей-то никогда не видел.
Ника обернулась и посмотрела на меня. В тот миг я понял, что девчонка окончательно завладела моим сердцем – между нами была незримая связь, и сложившаяся обстановка только делала эту связь сильнее.