Глава 4. Первые раны
Уже с первых дней работы с радиацией руки Марии Склодовской-Кюри были покрыты множественными ранами. Великая женщина не считала нужным отвлекаться на подобные пустяки: в ее сердце было место для любви к гению мужа и волшебству физики, и нисколечко для себя. Но ведь моя Ву вовсе не великая, а потому маленькие ранки на ее душе неизменно причиняли ей страдания. А потом, переносные рентгеновские аппараты мадам спасали и спасают сотни человеческих жизней, а эксперимент Ву – всего-навсего робкая попытка вогнать в нужное русло свою.
– А все-таки Булгаков наврал, – Ву надулась, как надувается от обиды обманутый ребенок, – помнишь: «Правду говорить легко и приятно…»? Ни черта подобного! Правда отвратительна, груба и причиняет много боли. Я вчера сказала правду всем: все, что думала, от начала и до конца. И такими словами, которые до сих пор эхом отталкиваются от моих ушных перепонок. Они там застряли, и никак не выходят из моей головы. Я чувствую себя самым глупым человеком на свете. И мне стыдно!
– Что ж… глупость – самый главный из человеческих недостатков. Глупцы слепы, глухи, жестоки…, и, как следствие, глубоко несчастны. И не так страшно, если человек глуп. Страшно, если он не стремится стать умнее. Так и болтается, как говно в луже (прошу прощения), от берега к берегу… постепенно растворяясь, оставляя после себя лишь дурной запах. Ты сглупила, это правда, и сейчас ты ужасно пахнешь. Но пока ты не растворилась до конца, у тебя есть шанс все исправить.
– Я думала, что поступаю правильно, говоря правду?
Как парадоксально и по-людски! На полу прямо перед моей мордой лежала уже взрослая женщина и так по-детски искренне задавала классические вопросы, присущие всем подросткам-максималистам.
– Быть честной вовсе не значит рубить с плеча. Иногда, для того чтобы не соврать, достаточно суметь промолчать.
– Я не могла молчать. Они сам лезли из моего рта, – робко попыталась оправдаться Ву.
– Но не вылезли! Загляни в себя, если бы они вылезли наружу, кто бы тебя сейчас грыз изнутри? Они просто высунулись на секундочку, полаяли и трусливо спрятались назад. И внутри, там, где их никто не сможет достать, они извергают уже не звуки, они выпрыскивают яд. Но этим ядом убивают тебя саму!
– Как заставить их замолчать?
– Странная. Ты сначала разрешила им делать то, что заблагорассудится, а теперь хочешь, чтобы они замолчали.
– Приказать?
– Можно и приказать. Так делает большинство людей. И они молчат, куда ж супротив воли барина? До той поры, пока человек не расслабится и не разрешит им вылезти снова. Но после каждого заточения они становятся еще более свирепыми, еще более непредсказуемыми. К чему сожалеть о прошлом? Ну правда, ты же не в силах его изменить. Что сделано, то сделано, – я выжидающе посмотрел на Ву и продолжил, – но есть еще вариант (из той же серии). Можно просто перестать их слушать. Хотя… тогда не изменится будущее.
– А если убить? – Ву повернулась на спину и запрокинула голову, в попытке посмотреть на ситуацию по-другому, вверх ногами.
– Их невозможно убить. Они даются человеку с самого рождения. В тот момент, когда ты впервые завидуешь соседскому новенькому велосипеду, оживает первый. В день, когда прячешь дневник с первой двойкой – другой. И так на протяжении всей жизни. А у некоторых, они научаются размножаться вообще без помощи хозяина – просто в определенный момент их становится так много, что разрешение им уже и не требуется.
Она недовольно фыркнула и схватила меня обеими руками за щеки так, как делают все люди с котами. Ах, люди! Ну право, можно ли задавать коту столь серьезные вопросы, сминая его при том, как диванную думку?
– Забери у них то, что заставляет их лаять. Сделай так, чтобы им самим этого не хотелось делать! Перестань кормить их своей злобой, своими обидами. То зло, что окружает тебя снаружи, со временем слабеет и исчезает, но то, которое ты взращиваешь внутри, навсегда остается в твоей душе. При всем желании ты выпрыскиваешь в мир лишь маленькую его часть, а большая остается с тобой. И пожирает. Сейчас ты научилась говорить правду самой себе, и поэтому больше не получится легко забывать свои ошибки. Зато теперь стало возможным их исправить. И ты обязательно найдешь способ это сделать, а для начала, тебе нужно себя простить.
– А вдруг меня не простят те, кого я обидела?
– Они тебя любят, и потому простят. Но с каждым разом делать это будет все труднее. И с каждым разом ты все ближе к тому, чтобы потерять самое главное… Нет, любить тебя они не перестанут, поверь. Человеческая любовь незыблема. Единожды впустив в свое сердце, человек не сможет вычеркнуть тебя оттуда. Но ты можешь потерять их уважение. А потерять уважение любимых людей намного страшнее, чем лишиться их само собой разумеющейся любви.
Мне пришлось впустую пожертвовать двумя ночами своего спокойного кошачьего сна, чтобы усыпить свою экспериментаторшу, но ее полные слез глаза не сомкнулись ни на минуту. Маленькие, но очень страшные червяки не давали ей ни спать, ни есть, несмотря на то, что она, казалось бы, исправила все очевидные ошибки и принесла извинения всем, кому была должна.
Конец ознакомительного фрагмента.