В. Рудаков
ИДЕОЛОГИЯ ВОСЬМОГО ГОДА
За два года до завершения президентских полномочий Владимира Путина Кремль в общих чертах сформулировал и обнародовал новую государственную идеологию России. Основные тезисы – сплочение граждан вокруг власти для защиты суверенитета, укрепление управляемой демократии и возрождение некогда поколебленного «былого величия России» – уже давно нравятся народным массам.
Поэтому, полагают авторы идеологии, со временем она может перерасти в полноценную национальную идею.
В ПОИСКАХ ИДЕНТИЧНОСТИ
Плоды идейных исканий только последних трех месяцев впечатляют. Речь замглавы президентской администрации Владислава Суркова перед активистами «Единой России», словно по команде, растиражирована во многих газетах и журналах. Популяризация (хоть и в огрубленной форме) «сурковских тезисов» в книжке «Путин: его идеология», рекомендованной, кстати, «для систем партийной учебы». Появление идеологических манифестов «правого и левого крыла» ЕР (так называемые социальный консерватизм и либеральноконсервативное видение будущего России). Плюс многочисленные публикации на модные ныне темы – «что такое суверенная демократия» и «в чем залог энергетической безопасности».
Все это верный признак того, что в общих чертах «идеология Путина» уже создана. Осталось лишь отшлифовать формулировки, после чего предъявить массам в виде некоего «канонического» текста. Поговаривают, что таковым может стать очередное – на этот раз якобы «чисто идеологическое» – Послание президента Федеральному собранию.
В России давно принято полагать, что население хоть, и может существовать без какой-либо идеи, но государству Российскому от такого существования одни убытки
Однако уже сейчас ясно: получится нечто, с одной стороны, напоминающее идеологию власти (можно было бы назвать ее и государственной идеологией, однако последняя в России запрещена Конституцией – п. 2 ст. 13), а с другой – претендующее на высокое звание национальной идеи.
Что поделать: в России давно принято полагать, что население хоть и может существовать без какой-либо идеи, но государству Российскому от такого существования одни убытки – от имиджевых и статусных до экономических и территориальных. И отсюда – неистребимые попытки власти во что бы то ни стало нащупать эту самую национальную идею. А нащупав, тут же внедрить ее в массовое сознание.
Кстати, опыт Российской империи и СССР свидетельствует: иногда эти «нащупывания и внедрения» приносят заметный результат – государство достигает определенных результатов (прирастает территорией, выигрывает войны, выходит на новый уровень научно-технического прогресса и т. д.). Впрочем, опыт тех же государств дает наглядный пример того, что бывает, когда «внедрение» переходит границы разумного, а сама национальная идея превращается в банальную идеологическую догму: отказ от «проклятого прошлого» в России обычно проходит весьма бурно (что в 1917-м, что в 1991-м).
ПРОДУКЦИЯ ДЛЯ МАССОВОГО ПОТРЕБИТЕЛЯ
Сегодняшний спрос на идеологию, безусловно, связан с так называемой проблемой-2008. С одной стороны, уже через два года Кремлю предстоит обеспечить приемлемую с точки зрения общемировой демократической практики процедуру передачи власти «преемнику Путина» (как вариант – в случае возникновения нештатной ситуации – создать более-менее легитимную «легенду» пролонгации путинских полномочий).
С другой стороны, в недрах властной элиты зреет понимание, что все использованные за последние шесть лет методы лечения «внутренних болезней» страны так и не привели к максимально желаемому результату.
Иными словами, укрепление власти, превратившись в самоцель, пока не создало мощных скрепов общества (да и государства), способных минимизировать социальные последствия возможных нештатных ситуаций (масштабных экономических кризисов, резонансных террористических актов, общественных взрывов и т. п.). Все это, особенно в случае замены «рейтингового» президента на «середнячка», может всерьез поколебать устойчивость системы.
В таких условиях, рассудили в Кремле, идеология (а в идеале и национальная идея) как раз и должна выполнить функцию этих скрепов – мобилизовать самые разные «целевые аудитории».
Во-первых, госаппарат (с одной стороны, по-прежнему нужно повысить его эффективность, с другой – не допустить раскола по принципу «это не наш преемник»). Во-вторых, электорат (он должен не только правильно проголосовать в 2008-м, но и потом пребывать в уверенности, что сделанный выбор – единственно верный). В-третьих, население: именно население, а не пресловутый «электорат» должно как минимум понимать (а в идеале и разделять) целесообразность осуществляемых властью действий.
Источники «Профиля» во властных кабинетах фактически подтверждают многоцелевое предназначение «идеологии Путина». «По большому счету это идеология для обывателя, для нашего крепнущего среднего класса, – делится соображениями высокопоставленный чиновник. – Посмотри, кто за нас (беспартийный чиновник так и сказал: „за нас“. – «Профиль») голосует – средний класс, бизнес-пролетариат, если угодно – лавочники и «челноки», у которых свой маленький бизнес, кто ездит в Китай и Турцию за товаром».
Пришла пора сплотить людей на основе неких общих ценностей
И озвученная Сурковым и его соратниками идеология, уверен чиновник, рассчитана именно на них. «Думаю, Сурков сам верит в то, о чем говорит, – рассуждает чиновник, – но верит в первую очередь как политтехнолог: Сурков убежден, что все это способно решить определенный круг задач, и в этом он, безусловно, прав».
Главная задача – все-таки 2008 год: мобилизация электората при помощи идеологии (либо некоего ее подобия) – вещь весьма эффективная.
Внятная идеология, с одной стороны, позволяет определить, что именно является «курсом Путина». Сам Путин – «большой хитрец», по выражению близкого к Кремлю политтехнолога Глеба Павловского, – «долго уклонялся от выявления своих позиций и ценностей». И вот пришла пора сплотить людей на основе неких общих ценностей.
С другой стороны, идеология (по крайней мере, в том виде, в каком ее сформулировал Сурков) способна решить задачу мобилизации электората на «негативной основе» – противостояния общим врагам. По словам руководителя аналитической группы «Меркатор» Института географии РАН Дмитрия Орешкина, «именно по этой модели проходили все президентские выборы в России начиная с 1996 года».
«Новая идеология» как свод общих ценностей и перечень общих врагов и угроз вполне способна собрать под свои знамена значительную часть населения и тем самым правильно решить «проблему-2008» путем абсолютно свободного выбора.
«СПИСОК СУРКОВА»
Внутренних врагов в «списке Суркова» не так уж и много. И все – весьма нестрашные.
Во-первых, это «партия олигархического реванша» во главе с Борисом Березовским и Михаилом Касьяновым. Во-вторых, «изоляционисты»: по их поводу Сурков высказался туманно (часть «изоляционистов» – «почти нацисты, люди, которые муссируют дешевый тезис, что Запад – это страшно», другие же – почти «заодно с Басаевым»). Из тех, кто точно «изоляционист», – экс-лидер «Родины» Дмитрий Рогозин со товарищи: те, кто «призывает запретить все еврейские организации», а «заодно борется с олигархами на деньги олигархов».
Впрочем, по мнению Суркова, партии власти «надо будет вырвать победу» у всех этих персонажей – эмигранта Березовского, «дачника» Касьянова и «мусорщика» (по терминологии Суркова) Рогозина. А значит, решающая схватка все еще впереди.
Получается, что так же, как в 1996-м «врагами» были коммунисты, в 1999—2000-м – чеченские террористы, в 2003—2004-м – олигархи, в 2007—2008 годах власти придется побороться с сомкнувшими свои ряды «изоляционистами» и «олигархическими реваншистами». И, конечно же, победить.
Однако не менее важный аспект «новой идеологии» – враги внешние. Их образ, в отличие от врагов внутренних, предельно размыт (оно и понятно: международных скандалов на пустом месте нам не надо). Такая «невнятность» одновременно и дань традиции, и весьма осознанный прием.
Впервые отчетливо о внешних силах как источнике угроз высказался Путин в знаменитой речи после бесланских событий. «Одни, – сказал президент, – хотят оторвать от нас кусок пожирнее, другие им помогают, полагая, что Россия – как одна из крупнейших ядерных держав мира – еще представляет для кого-то угрозу и поэтому эту угрозу надо устранить. И терроризм – это только инструмент для достижения этих целей».
Сурков, по сути, использует ту же методу: «Когда нам говорят (именно так – безлично. – «Профиль»), что суверенитет – вещь устаревшая, как и национальное государство, мы должны всетаки задуматься, а не разводят ли нас». С одной стороны, чувствуется неясность: кто все-таки нам «говорит» и кто нас в конечном счете «разводит».
С другой стороны, возникает ощущение, что этим занимаются все. И речь – ни много ни мало – об угрозе (по терминологии Суркова) «мягкого поглощения по современным „оранжевым технологиям“ при снижении национального иммунитета к внешним воздействиям». Как считает замруководителя президентской администрации (очевидно, что и Путин тоже), попытки использовать эти «технологии» в отношении России «не ограничатся 2007—2008 годами»: «Наши иноземные друзья могут и в будущем как-то пытаться их повторить».
Впрочем, подчеркивает Сурков, «это не значит, что они враги; нет, они – конкуренты: ничего личного – просто разденут до последних ботинок». В общем, сурковским описаниям «внешних конкурентов» вполне могут позавидовать авторы «изоляционистского» толка.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ «СУВЕРЕННОЙ ДЕМОКРАТИИ»
Между тем сказать, что создаваемая в Кремле идеология носит явно изоляционистский характер, было бы в корне неверным. Речь может идти, скорее, о латентном, «скрытом изоляционизме», без которого идеологию «суверенной демократии» просто не сформулируешь. Хотя бы потому, что все «наше особенное» по определению противостоит «общечеловеческому», которое, в свою очередь, на поверку оказывается не более чем «ихним» (да еще навязываемым нам: так называемый экспорт демократии – лишь частный случай).
Иначе с какой стати нашу демократию их «аршином общим не измерить»?
И постоянно нужен свой – «суверенный» – «аршин».
По мнению члена научного совета Московского центра Карнеги Андрея Рябова, использование термина «суверенная демократия» – дань моде на неогегельянский (по принципу «все действительное разумно») способ объяснения действительности. «Это своего рода попытка придать легитимность всему, что есть перед глазами»: вот есть демократия – она такая, какая есть, управляемая, суверенная, несовершенная, Бог знает какая. Но такая и должна быть. По крайней мере, в нашем климате и в этих исторических условиях.
Использование термина «суверенная демократия» – дань моде на неогегельянский способ объяснения действительности
Наличие уточняющего определения («суверенная») указывает: речь идет об особой разновидности демократии. И, скорее всего, это национальная разновидность (ее необходимость продиктована масштабами страны, ментальными особенностями населения, несовершенством известных «классических» западных моделей демократии и т. д.).
И хотя сам Сурков не раз обращал внимание на ущербность самого термина («нехорошо к демократии что-то добавлять, потому что сразу возникает вопрос о третьем пути, но мы вынуждены это делать» – см. майское выступление Суркова перед активистами «Деловой России»), термин не только прижился, но и оброс интерпретациями.
Так, по мнению публициста Виталия Третьякова, «заморское понятие „суверенитет“ стоило бы „без всякой политкорректности именовать русским аналогом – „самодержавие“, то есть желание и умение самим определять свою судьбу и нормы жизни в своем обществе, „самим себя держать“. И поэтому „доктрина «суверенной демократии“, – полагает Третьяков, – вполне может быть определена в качестве «самодержавного самоуправления“.
Член же Общественной палаты Алексей Чадаев в специальной книге, цель которой – «описать доктрину Путина», указывает, что задача действующего президента в создании системы, «в рамках которой русский народ сам сможет решать вопрос о власти». Причем Чадаев приходит к выводу, что решение вопроса о власти «может и не включать в себя сменяемость власти любой ценой каждые четыре года».
Но тогда получается, что «суверенная демократия» (или «демократический суверенитет», что в устах идеологов одно и то же) – это такая демократия и такой суверенитет, при которых действует известный «принцип Никиты Пряхина» – одного из обитателей «Вороньей слободки», описанной в «Золотом теленке». Помните? «Как пожелаем, так и сделаем», – твердил герой Ильфа и Петрова, реализуя свое суверенное право распоряжаться собственностью путем поджога заранее застрахованной квартиры.
ОСЕДЛАТЬ ИЗОЛЯЦИОНИЗМ!
Суть латентного, «скрытого изоляционизма», лежащего в основе «идеологии Путина», предельно проста, и поэтому на первый взгляд эта позиция весьма продуктивна. Ведь речь идет о том, что формально для Запада мы вполне открытая страна и при этом сами для себя – в зависимости от ситуации – проводим границы такой открытости.
Кремль не видит проблемы в существовании «бытового изоляционизма» граждан. Он лишь претендует на исключительное право использовать его в политических целях по своему усмотрению
На практике это означает, что Кремль не видит проблемы в существовании «бытового изоляционизма» граждан. Он лишь претендует на исключительное право использовать его в политических целях по своему усмотрению. Так, когда речь идет об инвестициях и технологиях, доморощенные «бытовые изоляционисты» должны сидеть тише воды, ниже травы. Если же налицо попытка «экспорта демократии» – все на защиту суверенитета.
Именно поэтому Кремль столь болезненно отреагировал на попытки рогозинской «Родины» пуститься в более-менее самостоятельный политический дрейф. Ведь, как известно, внутривидовая борьба – самая бескомпромиссная. «Фактически кремлевские политтехнологи посчитали целесообразным занять нишу „Родины“ по принципу „настоящие патриоты – это мы, потому что мы умные (прячем фигу в кармане), а так называемые изоляционисты глупые и поэтому вредны для дела, так как все время этой фигой размахивают“, – рассуждает один близкий к кремлевским идеологам политтехнолог.
«Сурков дал понять, что Кремль намерен возглавить процесс, – вторит ему Дмитрий Орешкин, – и тем самым взять на себя функцию коня, который бережно спускает с горы воз с глиняными горшками». Дабы, не дай Бог, «веймарские фобии и чаяния народа» не вышли наружу. Способ нейтрализации этого тренда неоригинален: если не можешь предотвратить процесс, нужно его возглавить. В данном случае – проводя политику разумного патриотизма.
«В этом случае я не сторонник оголтелых критиков Путина и Суркова, которые считают такой подход неприемлемым, – признается Орешкин. – Ведь объективно задача власти – удержать все чаще вырывающийся наружу национал-державнический пар в приличных и, самое главное, управляемых рамках. Другое дело, что горизонты действия такой политики весьма ограниченны и при этом высоки шансы скатиться к настоящему изоляционизму, перейти к лукашенковщине»…
НОВЫЙ ДЕРЖАВНЫЙ МИФ
… По словам Дмитрия Орешкина, фактически проблема создания новой национальной идеи «состоит в том, чтобы определить, кто есть „наши“, дать четкое определение этому расплывчатому, но очень важному термину, который сейчас используют все кому не лень». Это «просто необходимо для нормального существования сообщества людей, но только если речь идет о нормальном объяснении этого термина».
Культивируемый же ныне «просвещенный изоляционизм» в идейном плане порой напоминает попытку вернуться к прежней, имперской идеологии.
Конечно, к ней можно по-разному относиться, но проблема заключается в ином: в реальности вернуться к ней, особенно в «эпоху Интернета», абсолютно невозможно. И поэтому национальная идея, опирающаяся на такую идеологию, нежизнеспособна.
Во-первых, выдохлась позитивная составляющая «мифа о России».
Россия, увы, теперь не воспринимается гражданами как «утес православия», спасающий мир от социальных бурь и искушений. При этом мы давно уже не несем миру социализм и коммунизм – эти «самые справедливые формы общественного устройства». Наоборот, для большинства россиян наиболее справедливым представляется западное устройство общества. И с этим нужно либо считаться, либо кардинально изменять представления о Западе как таковом (возможно, бесконечные показы этнических беспорядков и студенческих волнений во Франции, страданий тысяч жертв наводнений и ураганов, брошенных на произвол судьбы в США, и т. п. – движение именно в этом направлении?).
Не случайно новый «миф о России» – по крайней мере, пока – формулируется исключительно на негативной основе. По принципу «мы – не они», «у нас не так, как у вас».
Во-вторых, нашу государственную мифологему не втиснуть в современный рационалистический подход к реальности. И чем больше «государство – от Бога», государство как самоцель и самоценность, тем меньше шансов сделать это «без признаков насилия».
Однако до сих пор наша государственническая ментальность «зациклена на государстве как самоценной величине, и нынешние идеологи лишь воспроизводят эту зацикленность», считает Орешкин. Пока, судя даже не по текстам, вышедшим из-под пера кремлевских идеологов, а по проводимому курсу, идея «государства от Бога» возобладала.
Но «каждый конкретный одаренный человек все равно исходит из своих личных интересов; даже те, кто громче других ратует за укрепление государства и создает разного рода идеологии. Другая же модель называется „либерализм и демократия“, а она людям, стоящим вокруг государства, поперек горла», – констатирует Орешкин.
Большинство граждан прекрасно понимают, что главная «идея» нынешнего дня – повышение уровня жизни
Пока большая часть граждан готова жертвовать некими не вполне понимаемыми ими свободами ради достатка и стабильности. А в достатке и стабильности – с удовольствием внимать идеологам государственничества.
Но «людей будет очень сложно убедить в том, что ради новой национальной идеи нужно жертвовать чем-то для них значимым», – полагает Орешкин.
Скорее всего также, чем лучше мы будем жить (а власть среди важнейших ценностей новой национальной идеи называет и материальное благополучие граждан), тем больше у людей будет разных потребностей, удовлетворение которых может вступить в противоречие с интересами неизменно укрепляющегося государства. Ведь большинство граждан (разве не на «путинское большинство» рассчитана новая идеология?!) прекрасно понимают, что главная «идея» нынешнего дня – повышение уровня жизни.
Своего и своей семьи.
Как сопоставить эту идею с формулируемой государством «национальной идеей»? Именно в этом и заключается главная проблема «идеологии Путина». Удастся их совместить – идеология имеет шансы стать реальной национальной идеей.
Иначе говоря, как совместить либеральный подход (в широком смысле: когда в основе госустройства лежит приоритет свободы и интересов личности) и традиционный российский этатизм (в форме государственничества), при котором люди – лишь «винтики».
Пока не ясно и то, как именно можно использовать всю эту в общем-то стройную идеологию для решения каждой конкретной задачи, стоящей перед страной. Например, в борьбе с терроризмом. Или для заявленного расширения нашего влияния на территории СНГ. Что делать с Приднестровьем, Абхазией и Южной Осетией: принимать в свой состав или дать на откуп «оранжевым технологиям»? Присоединять и идти на конфликт с Западом или все-таки не идти? А если не идти и соблюдать нормы международного права (при том что в G-8, членством в которой мы все гордимся, «двойные стандарты» – норма жизни), как объяснить собственным распропагандированным гражданам, почему мы опять «сдаем позиции»? И где же тогда наша верность нашей же идеологии?!
Ведь если идеология «не работает» – это не идеология получается, а голый пиар. Причем рассчитанный исключительно на внутреннего потребителя – максимум в пределах РФ, а реально – в пределах «Единой России». Значит, нужно сделать так, чтобы она заработала.