Вы здесь

Noblesse oblige. Мемуары, эссе, новеллы. Из записок директора фильма (Владимир Брагинский)

Из записок директора фильма

Ископаемое по прозвищу «Научпоп»…

Стояла зима 1980-го года – одна из многочисленных московских зим. Мне она, наверное, запомнилась еще и тем, что каждое утро я выходил из дома, садился на метро и ехал через всю Москву – до станции «Речной вокзал». Дорога занимала около часа, но на этом не заканчивалась, я садился в обшарпанный троллейбус, который, казалось, переваливался, как утка, с колеса на колесо и с которого, то и дело, слетали штанги, водитель, чертыхаясь и матерясь, вылезал, поправлял их и ехал дальше. Меня это не особенно, признаться, волновало, так как сходить надо было буквально через несколько остановок. Я практически никогда не опаздывал, времени у меня хватало даже для того, чтобы пройтись пешком до Валдайского проезда – именно там находилась знаменитая студия научно-популярных фильмов, в просторечии – «научпоп».

На проходной я показывал свой пропуск вахтеру, неизменному, как Останкинская башня, и шел навстречу своему новому рабочему дню.

«Научпоп» занимал четыре этажа, а на втором находился кабинет Жени Никитской, директора объединения «На морях и океанах» и на «Стальных магистралях» – ведомственного киножурнала, который смотрели железнодорожники в разных уголках СССР в просмотровых залах (кстати, когда я работал в Вятке, то видел, с каким интересом смотрели киножурнал машинисты поезда).

Женя Никитская

Отчетливо ее помню: приятная, моложавая женщина лет сорока, общались мы нередко, отношения у нас были служебные, но теплые, насколько это возможно в рамках производственных отношений.


В тот день, с которого я начал свои воспоминания, Женя попросила меня зайти к ней в кабинет и сказала:

– Значит, так, едешь в Челябинск. Группа подходящая подобралась: кинооператор – профессионал, да и режиссер покладистый!

– Надо – значит надо… – ответил я, а сам уже думал над тем, как найти общий язык с ребятами, чтобы они не перебарщивали в своих запросах. Уж что-что, а с «закидонами» киношников я сталкивался постоянно.

Помню, как та же Женя, просматривая отчет о поездке в Питер, спрашивала, почему группа столько раз заказывала машину. Ну, как я мог объяснить Жене, что режиссер, он же на данной ленте оператор, требовал, чтобы каждое утро, в 9 часов, мы отправлялись на станцию и разворачивали поезд по «гитаре», то есть, против движения. Соответственно, мы и ездили, не переставая, на прикрепленной машине (и только через месяц с участием станции и дистанции из управления МПС Ленинграда этот поезд таки развернули «по гитаре», и оператор снял все это с моста).


Получив распоряжение, я сразу же отправился по различным отделам – оформлять документацию, в том числе и командировочные. Режиссер поддержал мой темп:

– В группе директор должен работать быстро – принес, оформил, написал, съездил!

Сомнительная поддержка – скажем так; я, к примеру, считал, что директор съемочной группы – не мальчик на побегушках. Да, он действительно ходит по инстанциям, занимается организационными и административными вопросами; но он еще и руководит всей работой в целом! Однако же режиссеры на студии придерживались другого мнения. Они не только фактически руководили съемочным процессом в творческом направлении, но и вникали в директорские дела. Казалось, их любопытству нет предела:

– А почему вы платите такому-то рабочему?

– Где мои деньги на такси?

– Я приехал сейчас на такси – заплатите водителю!

– Где «квартирные» деньги (это в случае, если гостиница предоставлялась бесплатно – прим. авт.)?

– Когда, наконец, мне выдадут суточные?

Надо было обладать поистине ангельским терпением, чтобы отбиваться от этих, да и многих других вопросов.


Но вот все вопросы вроде бы удалось утрясти, съемочная группа в полном составе «загрузилась» в поезд, следовавший по маршруту «Москва-Челябинск».

Дорога занимала, в общей сложности, два дня, за окном мелькали зимние пейзажи, по обеим сторонам железнодорожного полотна красовались леса в снеговых уборах, мелькали города и городишки, разбросанные, словно кубики вдоль всего пути следования.

Перед самым отъездом я на всякий случай дал телеграмму:

«Выезжаем на съемки киножурнала „На стальных магистралях“. Директор – Брагинский».

Какой директор – не важно, но звучит солидно, не так ли?


Между прочим, если говорить о солидности всерьез, то солидным можно было назвать одного человека – консультанта из министерства путей сообщения; он же затем подписывал экспертное заключение о снятой картине.


Прежде чем продолжить повествование, я хотел бы, конечно, сказать несколько слов о режиссере, который ехал снимать сюжет. Это был невысокий человек, подвижный, чуточку даже, может быть, суетливый, а главное – постоянно всех поучающий. Знаете, такой тип людей-всезнаек, не знающих куда девать все свои силы могучего интеллекта и жалеющих самих себя от невозможности применения этих сил. В то же время этот тип совершенно безвреден, говорлив и деятелен, вне зависимости от окружающей обстановки.


Я хорошо помню, что один из дней нашего короткого путешествия выпал на какие-то выборы, по вагонам носили специальные коробки, куда надо было бросить заполненные бюллетени. И режиссер – человек «партейный» – проголосовал с чувством хорошо выполненного долга, и остался весьма собой доволен. И дело, скажу, не столько в самом факте голосования, сколько в самом процессе голосования – ему важно было чем-то заниматься, а не сидеть сиднем.

Где-то на середине пути режиссер разговорился, разоткровенничался.

– Знаешь ли, Володя, – говорил он, оглаживая край небольшой салфетки, покрывавшей столик, и глядя в окно, – я не только «партейный» человек, но и семейный. Жена, дети, то сё. Да, Володя, сын-то у меня недавно женился, так что, привел в дом молодую невестку – девушка знатная, скажу тебе, во вкусе моему ребенку не откажешь…

– А чем супруга Ваша занимается? – поинтересовался я.

– Супруга? – задумчиво переспросил собеседник. – Она, брат ты мой, у меня специалист, работает на консервном заводе, который свою продукцию, в основном, гонит на экспорт. Такая вот история…


…А поезд продолжал пробираться через всю Россию, словно пронзая пространство – гнал на Урал, стучали колеса на стыках, мелькали телеграфные столбы, стоящие, как часовые.


Чтобы скрасить время, мы несколько раз ходили в вагон-ресторан, на больших станциях покупали жареных кур для обильного ужина.

Проводников мы практически не видели, за исключением двух эпизодов, когда они приносили утром чай и брали деньги за постельное белье.


В Челябинск мы прибыли в 9 часов утра.

На перроне нас встречали сотрудники местной железной дороги, телеграмму они получили и приехали на вокзал, чтобы отвезти съемочную группу на постой.

Поселили нас в межведомственный гостевой дом, отвели весь первый этаж – так, что каждому представителю нашего коллектива досталось по отдельной комнате.

Что интересно, второй этаж занимали молодые девушки, я уже не помню – то ли слушатели каких-то курсов, то ли участники регионального семинара.

И хотя дежурная по этажу навещать смешливых прелестниц не советовала, я иногда к ним поднимался (мне было не намного больше лет, чем этим девушкам).


Вообще Челябинск встретил нас зимней ясной погодой, убранными улицами, улыбающимися лицами, какой-то искрящейся атмосферой гостеприимства. И это было тем более удивительно, что сам город был нашпигован всевозможными индустриальными монстрами, пившими кровь из людей круглые сутки.


И еще, что мне особенно запомнилось, сразу бросилось в глаза – челябинские пельменные. Это было действительно уральское чудо – пельменных было много, они работали с самого утра, я своими глазами видел молоденьких улыбающихся девчушек, облаченных в белые ангельские одежды и с каким-то невероятным искусством и изяществом лепивших вручную пельмени. Уж поверьте мне, коренному москвичу, то, что производилось в московских пельменных, не шло ни в какое сравнение с челябинскими пельменями – вкусными, ароматными, с добавленными приправами, что делало их по-своему неповторимыми.

Конец ознакомительного фрагмента.