17. Зримое отсутствие
Однажды я записал в своем блокноте: время – это зримое отсутствие. Теперь мне понятно, что время – это категория субъективная: внутри каждого из нас течет свой собственный поток времени, индивидуальный, или лучше сказать – интимный. И это «интимное время», по сути своей, по своей структуре, и по своей скорости – не совпадает с потоком времени «внешнего». Во всяком случае, у меня это так. «Интимное время», это и есть наша Душа, а время «внешнее» – всего лишь одна из фикций и профанаций «внешнего мира». Время «внешнее» подавляет «интимное время», деформирует его. Так мир изменяет нашу Душу, уродует ее всевозможными мнимостями, пустыми иллюзиями. Ощутил я это очень остро, собственной кожей. «Дух времени» сродни нашему внутреннему Арлекину, это его, если можно так выразиться, Старший Брат. Арлекин в сговоре против человеческой Души, в сговоре против нашего «интимного времени». Ему вообще чуждо все интимное, ему ближе публичное, площадное. Так Арлекина сложно себе представить в темном закутке, внутри кельи, укрывающимся от мира. Нет, ему нужна публика, аудитория, ему нужны подмостки, ему нужен театр, ему нужен мир. Арлекин – это абсолютный Актер, и чтобы справиться с ним, – нужно развить в себе абсолютного Режиссера. Одним словом, нужно просто научиться жить в том интимном времени, что вложено в тебя Богом, беречь его, как берегут самое святое, как берегут свою Душу. Для этого и необходим тотальный режиссерский контроль (или – самоконтроль) над Арлекином, ведь Арлекин не ведет нас, а уводит. То, что я называю Арлекином, можно также назвать Трикстером, Нафсом (это «животная душа» в терминологии мусульманских мистиков, суфиев). Рерих, например, называл это – «жиром самости». Самость. Эго. Нафс. Очень важная задача – очищать свою мысль от этого «жира» (это и есть «духовная режиссура», «духовное делание», «практика», «работа» на языке средневековых алхимиков). Тогда у мысли появляется динамика и перспектива: ты не застреваешь на чем-то одном, пустом и ненужном, но двигаешься все дальше и дальше «внутри осознанности». Это движение «внутри осознанности» накапливает в человеке определенную энергию, которая, скопившись в достаточном количестве, меняет нас изнутри. Работа с этой энергией – это и есть «умное делание», это особое «дело», «труд» (в религиозном смысле этого слова). Прежде я не мог с этой энергией обращаться (не уверен, что и теперь могу): меня сносило «нечистой силой», нагнетавшейся в области солнечного сплетения, сметало, как сор, как пушинку. Отсюда и вся демонология ранних моих поэтических опытов. Управлять этим жутким силовым потоком можно лишь в том случае, если сознание твое не затронуто Нафсом, и мысль твоя чиста. Если этого нет, игривый Трикстер, твой персональный Арлекин, ввергнет тебя в какую-нибудь очередную помойную яму, не сомневайся. Прежде я сам в эти ямы охотно стремился, я сам выкормил своего Провокатора и Плута, и теперь мой Нафс, мой Арлекин, меня не понимает, когда я отрекаюсь от его гнусных проделок. Однако, я все же «работаю» над чистотой своих помыслов, и сознание мое, похоже, потихоньку начинает высветляться. Высветляются также и сны, это взаимосвязано. Кошмары отпустили, ландшафт сновидений стал более светлым и приветливым, и наконец-то над ним стало подниматься солнце человеческого разума. Но что произойдет с Нафсом, если я смогу окончательно высветлить свою мысль (если, конечно, такое в принципе возможно): во что превратится он, мой верткий Арлекин, мой духовный Провокатор, в конце моего метафизического пути?.. (И если на этом пути – конец?) Может быть, он (Нафс) это и есть мое высшее Я, находящееся теперь в зародышевом зачатке, в потенции?.. Ведь и в гусенице тоже очень сложно предугадать и предувидеть существование прекрасной бабочки. Не знаю, возможно, духовное перерождение связано с радикальной трансформацией Арлекина в человеке: вот только, во что трансформируется он, мой Арлекин, мне пока непонятно, – неужели в Ангела?..