Аршавин
Сборная дала необычную пресс-конференцию. «Адидас» предложил такой формат: дети спрашивают тренеров и игроков, а журналисты должны хранить молчание.
Было смешно. Одна девочка задала вопрос, а потом расплакалась от нахлынувших переживаний. Пришлось Васе Березуцкому бежать к ней, утешать. Слезы не высохли, но все от увиденного расчувствовались еще сильнее. Дети – наше все. Так было, так есть и так будет.
«Адидас», разумеется, гордился происходящим. Хорошая идея, хорошая реализация, хороший эффект. Когда получается удивительно теплое простое общение, а не «акция» или «проект». Я устал от этих слов, если честно, но былое раздражение давно ушло. «Креатив», «прога», «треня». «Пионэры, идите в жопу!» Спасибо, Фаина Георгиевна.
Шесть с лишним лет назад мой друг Андрей Тарасов устроил в родной Лобне праздник в честь дня рождения своей компании. В местном ФОКе шел футбольный турнир, всем гостям вручали какие-то сувениры. Воздушные шарики, музыка, вкусные бутерброды и чай в одноразовых стаканчиках. Помню, как, зайдя с мороза в помещение, я сразу вспомнил свое пионерское детство и атмосферу выборов в руководящие органы. Усилием воли я запретил себе искать кабинки с казенными шторками и урны для голосования в них. Сдав верхнюю одежду в гардероб, я поправил нижнюю и принялся искать виновника торжества.
Он нашелся у лестницы. Возле письменного стола, к которому было не подступиться. Когда я протиснулся сквозь юную галдящую толпу, то увидел, что за столом сидит Аршавин – точь-в-точь как примерный школьник. Он подписывал, старательно склонив голову набок, одну свою фотографию за другой, а очередь – если это слово применимо к беспорядочно наседавшей друг на друга детворе – только росла.
Он отработал на раздаче автографов два с половиной часа. Не взбрыкнув, не возроптав, не сбежав в туалет. Два с половиной часа. Мне и сейчас сложно поверить в это.
– Никто не верит, – сказал Андрюха. Тот, который Тарасов.
Тут многому можно было не поверить, но я решил уточнить, чему именно.
– Что он делает все это без денег, просто по дружбе. Как и многое другое.
Жена захотела пирожок, и я повел ее на третий этаж, в VIP-зону. Это был просто отсек с парой столов, где были пирожки, бутерброды и чай. А еще несколько бутылок вина и одна бутылка коньяка. Уже початая. В углу сидела невозможно стильная и чуть скованная от общих взглядов Юля Барановская.
Я был за рулем. К тому же, как всегда, боролся с лишним весом. Поэтому жена ела пирожок, друг выдул рюмашечку, а я стоял и смотрел, как им становится лучше.
– Ну? – весело спросил друг. – Повторим? – И нашел компаньона.
Я понюхал горлышко бутылки. Аромат был фантастический. Пирожки тоже пахли, как домашние.
В зале шли футбольные матчи. Единственная трибуна была набита битком. Детям объявили, что сразу после игры начнется пресс-конференция Аршавина, где каждый сможет задать ему свой вопрос, и малышня рванулась в зал.
Мы пытались комментировать матч. Другу после нескольких рюмок коньяка было совсем весело. Когда я попросил его объявить составы финалистов, он начал в рифму:
– Всяк игрок знай свой номерок!..
Примерно час шла рубка. Тарасов, потный и счастливый, стоял рядом с нами в фиолетовых трусах, гетрах и майке. Его команда в футбол играла хреново, но это была единственно хреновая вещь на празднике. В тот момент.
Когда все закончилось, Аршавин вышел к трибуне, пожонглировал мячом. Уронил его, засмеялся, и дети на трибунах взвыли от восторга. Объявили о начале его пресс-конференции. Первый же вопрос вызвал у меня колики. Четырехлетняя девочка с бантиками спросила хрустальным голосочком:
– А почему, когда вы бегаете, у вас всегда щечки красные?
Мы хохотали как обезумевшие. Аршавина ждал «Арсенал», до Марибора и Варшавы было еще невероятное количество дней. Сборная только что выиграла бронзу, и отголоски того летнего счастья постоянно находили всех нас, кто был в 2008-м в Леоганге, Базеле и Вене.
Когда все закончилось, мы поднялись наверх. Я налил себе чай. Аршавин открыл минералку. Мой друг взял бутылку коньяка и снова наполнил рюмку.
Обжигаясь, я сделал глоток и увидел, что нас внимательно изучает товарищ из «Твоего дня». А может быть, из «Жизни» – я уже подзабыл, как это называлось раньше.
Как он проник внутрь – загадка. Охранник на этот вопрос не смог ответить. Товарища вежливо вывели. Тарасов огорчился. Я его не утешал, предполагая сюрпризы.
– Да нет, исключено, – сказал Андрюха. – Я велел, чтобы все снятое стерли.
Следующим утром газетка вышла с крупным фото Аршавина на первой полосе. У него были красные щечки, он сидел за столом и был снят так, что на первом плане агрессивно высилась ополовиненная моим другом бутылка коньяка. Заголовок вопил: «Как сообщил наш источник в руководстве «Реала», клуб отказался от покупки Аршавина из-за его проблем с алкоголем».
Тарасов чуть не плакал от обиды.
– Он же ни грамма! Он даже к еде не притронулся от усталости. Какие же суки, а?
– Урок, Андрюша, – сказал я.
Время от времени Бородюк говорил Хиддинку, иногда заказывавшему вечером бокал красного вина в лобби отеля:
– Не надо, снимут и напишут, что ты алкаш.
Тот посмеивался:
– Я свободный человек. Один бокал вина и сигара после ужина. Что тут такого?
А потом вспоминал, как однажды в Турции тележурналистка попросила записать интервью у него дома. Гус разрешил. В урочный час в дверь позвонили, он открыл. Барышня стояла наготове, полуголая. Прыгнула на него, и оператор с фотографом начали снимать.
– Урок на всю жизнь, – говорил нам Гус.
Документы он часто подписывал в левом верхнем углу. Я перенял у него эту привычку, спросив, почему он делает так.
– Уже никто ничего над твоей подписью не добавит, – объяснил он и засмеялся.
– А бывали такие попытки? – снова спросил я.
Гус хитро посмотрел на меня и подмигнул. Иногда я не сразу понимал, шутит он или говорит серьезно.