Эпизод один/Эпизод два
Свой первый выезд на Физтех я запомнил хорошо. Да и второй, в общем, тоже…
К осуществлению новой Мечты я подошел еще более тщательно, нежели старой – видимо, сказался накопленный уже в этой области опыт. Первым делом, решив вступительное задание из журнала «Юный техник», стал учеником Заочной Физико-Технической школы, прославленной ЗФТШ, давшей путевку в долгопрудненскую жизнь не одному поколению юных «ботаников» со всех концов нашей необъятной страны. Стал – и в один прекрасный день извлек из почтового ящика конверт с казенным штемпелем и своим Самым Первым Заданием внутри…
Мы уже на Физтехе, друзья! И теперь, чтобы неподготовленному читателю было проще ориентироваться в местных терминах, диалектных выражениях и прочих локальных фразеологических оборотах – все непонятные словосочетания мы будем пояснять с помощью «Словаря-минимума». Вот, кстати, и первое:
Словарь-минимум
Словарь-минимум – триста наиболее употребительных в научной и технической литературе слов (английских), сведенных для удобства в специальную
брошюрку. Выдавался и изучался на втором курсе. Знание «словаря-минимума» требовалось «в обе стороны»: то есть, по нему бедных фестехов гоняли и с английского на русский, и с русского на английский – в отличие от большинства других упражнений, ориентированных в основном на простой перевод и хотя бы легкое понимание собственноручно переведенного.
Ну и сразу применим полученное знание на практике.
Словарь-минимум
Задание – основная форма вколачивания знаний по базовым предметам в головы фестехов. Два-три «задания» за семестр по шестьдесят-семьдесят задач каждое по физике, матанализу ну и каким-нибудь «дифференциальным уравнениям» для полноты картины – вполне достаточно для того, чтобы на все двадцать четыре часа в сутки обеспечить трудолюбивого студента счастьем Познания доселе Неизведанного. Недаром «задавальник» (книжечка с собственно заданиями) любовно именовался «задавИльником»…
Итак, в один, без сомнения, прекрасный день из почтового ящика было извлечено моё Самое Первое Задание. Две ротапринтных брошюрки, математика и физика, сперва вводная матчасть, затем, собственно, задачки. Задачки показались довольно хитрыми, но читать вводную матчасть я все равно поленился. Тем более, что первые две недели боялся не то что бы развернуть, а дышать и даже смотреть на Задания. Шутка ли – с Физтеха прислали. Мне. МНЕ. Знают, значит. Помнят. И даже, возможно – ждут. Наконец, я все-таки взялся за НЕГО. Все решения были тщательно проверены и трижды переписаны начисто, на обложку трехкопеечных тетрадок были наклеены таблички для будущих оценок (сплошных «пятерок», само собой), тетрадки запечатаны в конверт, конверт отнесен на почту, а полученная взамен квитанция с гордой надписью «Куда: Институтский пер. 9, МФТИ» воцарилась на книжной полке на самом видном месте…
Обратно проверенного задания ждать пришлось довольно долго. Уже пришло, было решено и отправлено второе, пришло третье, а нужной весточки с Институтского всё не было. В общем, времени прошло ровно столько, чтобы несколько раз умерла и снова возродилась Надежда. Наконец, из помятого конверта извлечены были не ставшие уже привычными задачи, а мои родные тетрадки. Из надписи красной ручкой на обложке следовало, что моим заочным преподавателем назначен «студент первого курса Кротов Кирилл», а многочисленные пометки и замечания на страницах свидетельствовали о том, что работа над моим заданием была проведена самая тщательная…
О-о-о-о! Самый настоящий студент самого настоящего Физтеха разговаривает со мной как с равным, пусть и в удаленном режиме. Наверное, даже если бы я получил ответ от Деда Мороза на свое письмо, которое в детстве писал ему на каждый Новый год – я бы и то был потрясен меньше. О-о-о! Студент! МФТИ! Пишет! Мне! О-о-о-о! Вот, чего он там строчит… «Абсолютно неправильно применен Второй закон Ньютона…» О, это он МНЕ, персонально… а вот еще – «Нет ни малейшего понимания понятия предела и ограниченности сверху…» Как живой говорит – «Где Вас так учили упрощать выражения???» Я почти был готов молиться на неведомого минуту назад «студента первого курса» Кротова…
Эйфория несколько спала, когда я, листая, добрался до заключительных страниц. Две синхронных сиротливых тройки венчали оба выстраданных труда, причем в своем финальном слове студент Кротов намекнул, что выставлены они скорее авансом, и даже сделал предположение о некоторой туманности моих перспектив в разрезе МФТИ в случае продолжения работы над заданиями в том же ключе…
Нет, я почти со всем был согласен – кроме, конечно, любимого Второго закона Ньютона, сместившего с первой позиции некогда царившее там правило Лопиталя. Немедля обложившись всеми имевшимися учебниками, справочниками и задачниками, я начал строчить подробный и обоснованный ответ студенту Кротову Кириллу, вылившийся в итоге практически в третью дополнительную тетрадку – но ведь Научная Истина должна была быть восстановлена! Тем более, что как раз пришла пора слать очередное Задание…
Ждать второго ответа пришлось еще дольше, чем первого – зато он оказался куда как более кратким. Особенно вяло Кротов Кирилл среагировал на мою двадцатистраничную попытку навязать ему жесткий диспут по поводу второго закона Ньютона, сообщив что-то вроде «А может, ты и прав, мужик…». В ту пору я еще не знал, что «мужик» – это всего лишь принятая на Физтехе форма обращения друг к другу, так что расценил «мужика» как признание своей безоговорочной победы. Третий ответ состоял из одних лишь голых оценок по задачам. Четвертого не было вовсе…
Встревоженная мама разыскала телефон и позвонила самой Инессе, бессменной руководительнице ЗФТШ. Та обещала разобраться и попросила перезвонить через день. Через день выяснилось, что за плохую успеваемость и «снижение требований» к себе студент первого курса Кротов Кирилл сперва был лишен гордого звания «преподаватель заочной школы», а затем, по итогам первой же сессии – и базового звания «студента первого курса», и в данный момент его личное дело передано в соответствующий райвоенкомат города Москвы…
Это был удар. Не то чтоб я остался без преподавателя – назначили другого. И не то чтоб я сильно убивался по нелегкой будущей судьбе «сапога» Кротова. Просто как-то не укладывалось в голове: был фестех – и не стало фестеха… и практически своими собственными руками, путем «снижения требований» к самому себе… и бывший светлым и вожделенным образ «студента МФТИ» несколько поблек в моих глазах.
Так я впервые понял, что фестехи – это тоже живые люди. А впоследствии и сам неоднократно подтвердил этот тезис (здесь много «улыбок»).
А в ЗФТШ, конечно, мне довелось вернуться, уже в качестве «преподавателя», объяснив это для себя необходимостью вернуть тот моральный долг перед старшими товарищами, вынужденными в свое время почти три года ежемесячно разбирать мои путаные каракули. Включая, конечно, и горемычного студента Кротова, но… Само собой, мною двигали и меркантильные соображения – в тот год стипендия как раз ужалась до эквивалента двух бутылок пива у платформы «Долгопрудная», причем выпиваемых по схеме «посуда сдается на месте», а за разбор чужих уже каракулей полагалось какое-никакое, но все-таки денежное вознаграждение. Да и выступил я тогда, в основном, конечно, в незабвенном кротовском стиле. До сих пор помню свою трогательную переписку с одним весьма любознательным и чрезвычайно многословным юношей откуда-то из-под Усть-Каменогорска – диспут, завершить который пришлось сакраментальным «Да ладно, мужик, не переживай… Главное, чтоб ты к нам в итоге поступил, а Второй закон Ньютона – это ж, по сути, так…»
Жизнь, как всегда, оказалась еще справедливей, чем мы думаем. «Зарплата» в ЗФТШ начислялась раз в квартал, как раз перед ее получением грянул очередной «черный вторник», или что там еще было – так что вырученного за четыре стопки проверенных тетрадок хватило как раз на два билета в ложу Большого театра и два кокт… да нет, конечно. На два билета на хоккей («проходной», дневной матч турнира «Приз газеты Известий») и два мороженых-«стаканчика» в перерыве. Так что работал в итоге в чистом виде – за идею. И так оно и правильно. И наконец…
И наконец, настал мой первый выезд. Заочная школа предлагала своим питомцам-москвичам еще и лекции два раза в месяц, математика и физика попеременно, прослушать по материалам текущего задания доклады доцента со смешной фамилией «Болибрух», ну и вообще – приобщиться, так сказать, к будущей альмаматери. И этот день – настал…
…Был чудный сентябрьский вечер. Солнце окатывало землю совсем летним светом, мягкие желтые краски лишь слегка проглядывали сквозь словно вновь разбуянившуюся зелень, и всё вокруг будто бы шептало – зимы не будет! Ни зимы, ни даже, возможно, и осени… да и могло ли быть иначе в ТАКОЙ день. Смирив гордыню, я согласился даже с тем, что мама поедет со мной – хотя, конечно, «мама» была не комильфо для четырнадцатилетних остолопов не только одной лишь нашей рабочей окраины.
Несмотря на относительную близость, до платформы «Лианозово» добирались мы аж на двух автобусах. Со временем я оптимизирую этот маршрут, заменив пересадку коротким утренним рывком до Дмитровского шоссе. Тысячу раз… да, никак не меньше… но то – был самый ПЕРВЫЙ. С еще большим временем дорога претерпит уже принудительную оптимизацию, когда один за другим начнут отменяться локальные рейсы, вплоть до того, что в Лианозово перестанет заворачивать легендарный 763-й автобус, и где-то на пятом курсе редкие уже поездки на Фестех за каким-нибудь завалящим спецкурскиком или зачетиком по физкультуре будут начинаться с легкой пробежки до платформы уже «Дегунино». Но всё это будет потом.
«Лианозово» встретило нас обычной суетой малосанкционированной торговли с рук и совсем уж припозднившимися дачниками. Из-за плавного поворота от Бескудникова, изящно изогнувшись и слегка наклонившись, выкатила электричка. Всё во мне возликовало: вот, Физтех еще не начался – но он уже здесь! Это же живая иллюстрация к сто раз пережеванному сюжету – равноускоренное движение по окружности, наклон дороги помогает уменьшить трение, вот при такой скорости угол должен быть таким, а вот если такая, то синус… или, вроде, косинус… в общем, вот он я такой, и к поступлению в МФТИ практически готов. «Шша-а-а…» – мягко выдохнули двери и, захлопнувшись, покатили меня в новую жизнь…
Путь этот, надо заметить, оказался на удивление короток. Промелькнула платформа с космополитичным названием «МАРК», расположенная формально хоть и в черте города, но явно равноудаленная от ближайшего заасфальтированного участка местности не менее чем на один километр. Медленно и уныло протянулся удушливо пахнущий корпус завода ДХЗТОС, некогда выпускавшего бинарные отравляющие соединения, а затем переконверсированный на мирную, но тоже жутко воняющую продукцию. И вот – стук колес замедлился, и наш довольно древний, дизайна годов эдак 60-х, состав плавно тормознул у платформы «Новодачная», о чем и оповестил скрежещущий голос машиниста…
Я вопросительно посмотрел на мать. «Вроде ж до Новодачной? Так вроде в Брошюре-то обещалось?» Та тотчас успокоила меня – «Да нет. Ну, в Долгопрудном же! Физтех – в Долгопрудном. Больше-то и негде!», однако, в конце предложения начала уже накапливаться неуверенность. Двери поезда оставались приглашающе открытыми. Встревоженная мама кинулась к той части вагонной публики, которая показалась ей наиболее интеллигентной – «Скажите… физико-технический институт – нам здесь выходить?!!!» Наиболее интеллигентная часть публики уставилась на нас молчаливым и непонимающим взором. И лишь один, сравнительно еще не до конца опустившегося вида мужик из дальнего тамбура весело откликнулся: «Здесь, мать… здесь!» Мы кинулись к дверям, но – «Шшша-а» – двери в Новую жизнь захлопнулись, и сама жизнь потекла мимо моего носа потрепанными спортивными площадками и изнанкой дальних общажных корпусов…
Но далеко не всё еще было кончено. Надежде в тот день было суждено родиться и умереть еще один раз.
Взмокнув от волнения и значительной скорости передвижения, мы, наконец, покинули дельта-окрестность платформы «Долгопрудная» и, спустя какое-то время, вступили на территорию Физтеха. Увиденное, конечно, несколько разнилось как с фотографиями в Брошюре, так и с глубоко личными предожиданиями – но и того хватило, чтобы я застыл в немом благоговении… Вот, весело переругиваясь и постукивая футбольным мячом об асфальт, прошла группа подтянутых молодых людей. Вот кто-то протащил совсем домашнюю авоську со свесившимся наружу и изрядно надкусанным батоном за 11 копеек «Студенческий» (нет, ну а какой еще?). Вот надрывно грянуло из верхнего окна неизбежное в тот сезон «Перемен – мы ждем перемен!» Вот… нет, не то чтобы я ожидал увидеть толпы интеллигентов-очкариков, деловито снующих в обнимку с карманными синхрофазотронами, но все-таки… хотя… хотя хватило и увиденного. Тем более, как быстро объяснил сам себе – имеет же, в конце концов, будущая научная элита страны право на личное времяпрепровождение, тем более в такой субботний вечер. А в обнимку с синхрофазотронами они сядут завтра… а, ну не завтра, а в понедельник, вот там, в тиши лабораторий и недрах выглядевших столь весомо учебных корпусов. Вот, кстати, и о корпусах. «Э-э, молодой человек, извините! – мама таки отыскала где-то в стороне о чем-то задумавшегося интеллигента-очкарика, – Молодой человек! Как нам отыскать Большую физическую аудиторию?»…
«Московский Физико-Технический институт прихотливо раскинулся в излучине Долгого пруда, известного со времен царствования императрицы Е…» Ну ладно, ладно. Не прихотливо. Да и сам Долгий пруд, давно уж превратившийся в застывшее зеленоватое болотце, расположен где-то вдалеке (говорят, туда добегали только участники лыжной секции… ну, не знаю, я на футбол ходил). Но вот то, что «раскинулся» – так это совершенно точно.
В целом, архитектура Фестеха лишена внутренней, да и какой-либо вообще, логики. Начать хотя бы с того, что в полной мере по официальному адресу «Институтский переулок» находятся лишь Аудиторный и Лабораторный корпуса, то есть непосредственно те, с которых и «пошла есть» земля Фестеховская. Главный корпус и корпус Радиотехники расположены уже где-то в глубине квартала. А Новый, «Чернильница» (башня Корпуса прикладной математики, прозванная так за некогда радикально фиолетовый цвет) и, конечно, прославленная Столовая – стоят уже на улице Первомайская, берущей свое начало в шумной толчее Долгопрудненского транспортного узла и жизнерадостно и логично завершающей свое течение в преддверии «старого» Долгопрудненского кладбища. На Первомайскую же выходит и студгородок, включающий в себя также бассейн, спорткорпус №2 и профилакторий, этот последний приют всех оголодавших на питании одним лишь гранитом науки. И наконец, где-то в глубине локальной промзоны замаскирована наша сверхсекретная военная кафедра, куда мы, конечно, тоже заглянем в свое время. Собственно, это лирическое отступление сделано лишь для лучшего понимания последующего эпизода, поскольку бывшие ТАМ всё прекрасно знают и без меня, а небывшие… впрочем, если эта скромная книга подвигнет кого-нибудь на легкую ознакомительную экскурсию по Фестеху – автор сочтет свою литературную миссию на этой земле более чем выполненной…
«Молодой человек! Где же здесь все-таки Большая физическая аудитория?» Молодой человек внимательно осмотрел сначала маму, затем елозящего от нетерпения меня, причем во втором случае, как мне показалось, в глазах его мелькнула горькая сочувствующая улыбка… «Там… по аллее, направо, войдете в корпус и на пятый этаж…» Четко выполнив указания, мы действительно отыскали большую, хотя и не очень светлую аудиторию («пыль научных веков» – уважительно подумал я), количественный и качественный состав портретов на стенах которой неоспоримо подтверждал тот факт, что данное помещение – аудитория, безусловно, Физическая. Выбрав лучшее место где-то посередине, чтобы не очень близко, но и не слишком далеко – я аккуратно выложил на парту ручку, хрустнул новенькой тетрадкой, торжественно вывел что-то вроде «Лекция №1, лектор – профессор Болибрух» (учитывая важность события, научный статус докладчика был повышен) и приготовился записывать. Мама, мужественно дав клятву ничем не обнаруживать факта нашего родства, с каким-то литературно-художественным изданием тихо пристроилась на самом верхнем ряду…
Характерно, что в аудитории мы оказались одни, несмотря на практическую близость указанных семнадцати часов начала. Сперва от волнения я даже не обратил внимания на этот факт, но когда часы показали без одной минуты пять, а народу не прибавилось ни на единого человека – всё во мне возликовало. «Один! Я один здесь со всей Москвы! Сейчас придет профессор и прочтет лекцию специально для меня!!! Он запомнит меня! Мы познакомимся и даже, может быть, подружимся! Он оценит мое желание и предложит позаниматься дополнительно! Ведь я один, ОДИН из всей столицы ТАК мечтаю поступить в МФТИ!!! Возможно, меня даже зачислят без экзаменов и заранее, так что я уже весь десятый класс смогу проходить в гордом статусе студента! Я!.. Меня!.. Сейчас!..» Я был на седьмом небе от счастья.
Более того, никто не появился и в пять минут шестого. И даже в десять. Особенно настораживающим выглядел тот факт, что не появился и сам означенный докладчик профессор Болибрух, так что едва выработанная и такая стройная гипотеза начала немедленно опровергаться методом контрпримера. Часы меж тем пробили уже пятнадцать минут, и даже двадцать. Аудитория сквозь пыльные окна начала наполняться мягкими осенними сумерками. Я беспомощно обернулся на маму, но она, погруженная в чтение, казалась, не замечала разыгрывающейся почти на ее глазах сыновней трагедии. Половину шестого гулко отбило оцинкованное ведро – это пришла уборщица и начала противно шаркать тряпкой где-то в проходе. Заметив неубранных посетителей, она вопросительно взглянула на нас – мол, чего расселись-то… работать мешаете! «Мы эта… лекция… ЗФТШ… механика равноускоренного движения… профессор Болибрух…» – пролепетал я, уже чувствуя что-то глубоко неладное…
На Физтехе даже бабушки-уборщицы иной раз понимают в механике равноускоренного движения гораздо больше, нежели среднестатистический гражданин. Сочувственно обмакнув тряпку в ведро, бабуля посмотрела на меня добрым взглядом и сказала: «Дык ведь эта, милок… лехция-то у тибе – небось, не здесь… туточки у нас тока стюденты уже… Лехция-то небось – в ГЛАВНОЙ Физической: там и приборы, и лазер какой, и другая пособия наглядные… а тута – Физическая БОЛЬШАЯ…»
Да, друзья. В столь подробно описанном хитросплетении фестеховских корпусов коварно притаились две близняшки – одна аудитория Физическая Большая, а другая – Главная, заботливо кем-то разнесенные по разным корпусам на довольно значительное равноускоренное расстояние друг от друга. А не балуй…
Похолодев от ужаса и суля указавшему нам неверную дорогу интеллигенту-очкарику немедленно отправиться по пути незабвенного студента Кротова, я кинулся на поиски Главной физической. Влетев в нее, я обнаружил полную аудиторию народа, который весело галдел и задавал сидевшему у доски доценту Болибруху разные каверзные вопросы. Сама доска была испещрена формулами, в которых я, как обычно, не понял ровным счетом ничего – в отличие, надо понимать, от большинства галдящих, которые-то, понятное теперь дело, все непременно поступят в МФТИ, а я…
Вот так тысячу раз в нашей жизни рождается и умирает Надежда. Чтобы потом, возможно, когда-нибудь возродиться вновь…
И этот свой долг я тоже затем «закрыл». В самом начале второго курса, готовясь к знакомству с новым для нас предметом «Дифференциальные уравнения», я сосредоточенно выходил из мужской комнаты все того же Лабораторного корпуса. Из состояния задумчивости меня вывел сравнительно непожилой еще мужчина, вид которого можно было охарактеризовать выражением «профессор классический как он есть»: поношенный костюм его, то ли не по росту, то ли не по фигуре, топорщился на плечах, проседая куда-то вниз, а армейски-зеленоватый галстук, напротив, вздымался над белой рубашкой в вопиюще красную клетку. Ансамбль дополняли смахивающие на «туристические» ботинки и примерно того же фасона портфель, застегнутый, слава богу, на нормальный замок, а не перехваченный бельевой веревкой, как того требовало внутреннее чувство гармонии. «Молодой человек! Подскажите, как мне отыскать здесь Главную физическую аудиторию? Я что-то подзабыл, года три не читал тут у вас уже…» Я охотно объяснил опытному и старшему коллеге путь из данного корпуса в нужный ему Главный, включая ожидаемое число поворотов и лестничных пролетов, с чем и раскланялись: профессор отбыл по указанному маршруту, а я отправился в ожидавшую нас Большую физическую аудиторию.
…Звонок прозвенел, а указанного в расписании профессора всё не было. Не появился он ни через минуту, ни через две. Через две минуты сорок секунд откуда-то сверху раздался зычный клич наиболее старательной и ответственной части потока: «Так, ну вообще!!! Почти три минуты из драгоценного лекционного времени пропало зря!!! Нет, так мы решительно не можем заниматься! Тем более, еще вещи на „картошку“ собирать…» Вслед за чем наиболее сознательная и жаждущая знаний часть потока стремительно «слилась» с горизонта (забегая вперед скажу, что «картошка» ждала их только через полторы недели, правда, большинство в тот сезон до нее так и не доехало. Да и больше вообще никогда). Через пять минут, кряхтя, лекционное помещение покинула и несознательная и безответственная часть. Через десять минут нас осталось двое со студентом Базилеви-чем – нам как москвичам идти было особенно некуда. На одиннадцатой минуте в опустевшем помещении раздались гулкие шаги тяжелых, по звуку – туристических ботинок, и сердце мое за мгновение до успело тяжело екнуть: на пороге стоял МОЙ профессор… еще одна жертва фестеховской топонимики. Хотя кто еще жертва…
Нет, «диффуры» я, конечно, сдал. С третьего раза, но какое это теперь имеет значение???
…Следующий выезд оказался в каком-то смысле определяющим…
Ко второй лекции я подготовился куда как более основательно. Проштудировал брошюру с Заданием, посидел над учебниками, разобрал пару-тройку показательных примеров… и всё равно, по ощущениям, вновь оказался самым неэрудированным (мягко говоря). Опять весело галдели и сыпали научными терминами юные, жизнерадостные лица, некоторые из которых уже успели примелькаться – а мы, серые неудачники, злобно нахохлившись, сидели где-то в средних рядах. «Ну ладно, – понуро утешал я сам себя, – Эти, что у доски, точно поступят. Хорошо, вот эти тоже. И даже вот этот… но мест-то в МФТИ явно больше, так что я вслед за ними! Есть же еще иногородние, те, небось, на лекции-то вообще не ходят… так что не всё потеряно!» Видимо, за этими противоречивыми мыслями я и пропустил как-то окончание лекции. Очнулся я, когда основная масса будущих абитуриентов уже покинула помещение, а наиболее активная часть, облепив преподавательский стол, продолжала жестко прессовать докладчика по ряду тонкостей уравнения Менделеева-Клапейрона – и уходить, судя по всему, в ближайшее время не собиралась. В по-прежнему смешанных чувствах я выплелся на улицу…
Был нудный субботний вечер, полный неизбывной древнерусской тоски, какой он обычно и бывает в Средней полосе с тех пор, как Поэт в сердцах однажды воскликнул: «Октябрь уж наступил…» Моросил дождь. Продолжая мучительно прикидывать свои шансы на Поступление, я понуро брел по фасонно-эллиптически изогнутой тропе к платформе «Новодачная». Редкие фонари тревожно раскачивались среди ветвей, выбрасывая на дорогу пятна мутного света в форме конических сечений, как и предсказывала нам высшая геометрия. Дабы отвлечься от грустных мыслей, я стал пытаться уловить тот момент, когда парабола, опять же в полном соответствии, переходит в гиперболу и наоборот, как неожиданно…
«Слышь, додик… Тормози. Иди-ка сюда…»
Словарь-минимум
«Додик» (во множественном числе – додики, или доды) – наименование студентов МФТИ в среде юных долгопрудненских аборигенов.
Да, друзья… Вернее, даже так. Нет, друзья. Нет, я вполне понимаю, какими благородными мыслями руководствовались отцы-основатели Физтеха, располагая свое детище в месте, которое на тот момент не имело даже гордого статуса «города», а числилось по разряду «станций». «Русский Оксфорд» (ну или «Кембридж»), чистый воздух, березовая роща и отсутствие многочисленных столичных соблазнов в шаговой доступности – всё это, безусловно, должно было благотворно сказываться на духовном и интеллектуальном росте будущей научной элиты. Другое дело, что кембриджцы (ну или оксфордцы) из молодой долгопинской публики вышли неважнецкие. Конечно, сказать по правде, до нас уже только в виде седых легенд дошли рассказы об эпических схватках с «местными» – с конца восьмидесятых, слава богу, крепкие подмосковные парни могли чесать кулаки уже за вполне осязаемое вознаграждение, а не ради только чистого удовольствия воспитания «додиков», осевших на подведомственной им территории, так что градус былого противостояния постепенно сошел на нет. Мне, видимо, посчастливилось застать один из последних максимумов некогда грозного, но уже затухающего колебания…
И, кстати, совершенно неправильно воспринимать былые столкновения лишь с позиции тотального умерщвления хилых физтеховских агнцев, стоически принимающих этот интеллектуальный апартеид ради светлых научных идеалов, вовсе нет. Это глубоко ошибочное мнение понимать «студента МФТИ» как трогательного, худосочного очкарика с десятитомником подмышкой, ОЧЕНЬ ошибочное. Где-нибудь на мехмате там, или в нефтегазовой «керосинке» – там да, там я вполне допускаю, возможно… но фестех! (настоящий фестех, я имею в виду!) Нет, есть, конечно, и такие, и они тоже настоящие… Но очень многие, уверяю вас, очень легко своим (и далеко не напускным) имиджем вдохнут для вас новый смысл в само понятие «физическая культура»… вот взять бы хотя бы того же Фомича… да что там Фомич, когда вот сам Андрей Васильевич… хотя тут мы забежали вперед. Короче, общий счет этого прославленного дерби, как и положено, колебался где-то возле равного, с учетом, конечно, различной трактовки сторонами отдельных эпизодов…
«Слышь, додик… Притормози…» Впрочем, повторять сентенции подобного плана пареньку, выросшему на простой рабочей окраине, необходимости не было – «додик» уже активно анализировал сложившуюся ситуацию. «Додик»… если б знал я в тот момент, что меня приняли за студента МФТИ! «Приняли» – это вообще было заветное слово… «примут – не примут…» Да я бы сам бросился на шею каждому и, возможно, даже расцеловал… Между тем, натужно преодолев подъем от собственно «Долгопрудной», к «Новодачной», до которой оставалась всего какая-то сотня метров, подбиралась запоздалая электричка.
Тут же прикинув в уме ее подлетное время к платформе и сопоставив его с собственными прекрасными (чего уж скрывать) данными в плане рывковой и дистанционной скоростей – я вычислил, что как раз успею стремительно ворваться в последний вагон. В конце концов, задача о пересечении траекторий материальных точек в кинематике – одна из самых простых и досконально изученных, так что я уже развернул ноги в направлении стремительного и, на мой взгляд, абсолютно непостыдного бегства…
«Стоять! – сказал вдруг внутренний голос, – Стоять. На месте, и не дергайся»
Ну, безусловно. Интуиция и сугубо научное предвидение – одно из необходимых качеств настоящего исследователя. Кто знает, сколько поистине великих открытий состоялось (ну или НЕ состоялось) лишь по причине наличия (либо отсутствия) этого самого трудноформализуемого компонента. Потому что… потому что электричка, лениво присвистнув, спокойненько прокатила себе мимо, без малейших потуг на остановку…
О, электрички Савёловского направления! Когда-нибудь, конечно, кто-нибудь поистине достойный вскроет Вековое Уравнение вашего Движения… пока же приходится довольствоваться эмпирическим – «Чем тише едет, тем шансов нету вообще»…
В общем, в сорок шесть копеек обошелся мне второй мой визит на Физтех. Согласен, сумма скромная – тем более, что я и сорок шесть рублей легко отдал бы за возможность вернуться туда. Тем более, что теперь моё возвращение туда стало неизбежным. «Вырасту, выучусь, – бормотал я с интонацией Буратино, шаря по пустым, как и у деревянного мальчишки, карманам, – Поступлю и найду вас всех… Казлы, бля».
Мы уже на Фестехе, друзья!