2.
Стенни была невысокой брюнеткой с воздушными волосами и утиным выражением носа. Ей было двадцать два, но она двигалась, изображая маленькую девочку или танцовщицу: отводя кулачки в стороны и по-утиному переставляя лапки. На ней было симпатичное платьице до половины того, что выше колена.
Платье было рябого оттенка и с непомерным хлястиком сзади. На ее плече болталась кожаная сумка, почти пустая.
Они начали отставать понемногу и, когда группа скрылась за деревьями, Стен положил руку ей на плечо. Стен был низкого роста, еще ниже ее, поэтому класть руку на плечо ему было неудобно. Рука сползла вначале на локоть, потом на талию, потом ниже.
– Пошли куда-нибудь, – сказала Стенни. – Мне надоело стоять на этой заплеванной дорожке. И не говори этого слова, я не хочу, чтобы механические колодцы бегали за нами.
Они сошли с дорожки и пошли в сторону дальних зеленых холмов. Идти было неудобно: почва песчаная, пересыпчивая, грячая, едва прихваченная нитями травы, а туфельки состоят из одной подошвы и золотого блеска, держутся Бог знает на чем, зато красиво. Она решила покапризничать.
– Я устала.
– Но что же делать? – удивился Стен.
– Я ничего не хочу.
– Тогда не нужно было идти.
– Вот именно.
Испортив настроение, она успокоилась.
Невдалеке виднелось бледное подобие грота, цементная бутафория с деревянными скамеечками. Бутафория стояла в стороне от основного маршрута, поэтому скамейки явно не просижены. Пол зарос мохом и хваткой ползучей травой, под потолком гнезда ласточек.
– Я хочу пить.
Она окунула нос в ближайший колодец, с носа прыгнула капля, родив серебрянное разбегание кружков.
– Невозможно пить такую теплую воду. Им нужно продавать пепси здесь.
– Но, дорогая, это же колорит.
– Обьяни мне, что такое "колорит".
– Не могу.
– Тогда молчи, несчастье.
Они вошли в грот и Стен положил руку ей на коленку. Стенни подвинулась ближе. Как-то незаметно они очутились на самой дальней скамейке. Она обняла мягкую шею и притянула. Минуты превратились в минутки, засуетились и сбежали.
– Что такое? – спросила она, – мы здесь полчаса?
Стен тоже посмотрел на часы и подыграл:
– Не может быть.
Она приподнялась из широких обьятий (Стен был низким, но широким, напоминал полную женщину – если плохое настроение, очень сильно напоминал, а обижался, если скажешь), приподнялась из обьятий и посмотрела на тропинку, по которой они пришли.
– Что-то здесь не так.
– Да, – сказал Стен, не глядя.
– Я говорю, – сказала она и помолчала, – я говорю, что колодцев раньше было меньше. Вот этих двух точно не было. Кто их позвал? Ты говорил Well?
– Я повторял только твое имя, – Стен подкрался за ушко, отстань, щекотно, не отстал, молодец.
– Тогда откуда они взялись?
Один из колодцев пошевелился, зашуршал песок.
– Я знаю, почему здесь песчаная почва, – сказал Стен, – в твердом грунте они бы не смогли передвигаться. Наверное, раздвигают песок вибрацией или чем-то таким.
– Ой, только без умных мыслей, пожалуйста! Они все время на нас смотрели.
– У них нет глаз, – сказал Стен.
– Тогда зачем они приползли? И так бесшумно. Ты уверен, что они размножаются почкованием?
– Толстушка так сказала (гидесса была миловидно-отвратительно полной, на той грани упитанности, где миловидность превращается в безобразность), толстушка сказала, а ей видней.
– Кыш! – закричала Стенни.
Два колодца медленно зашуршали и стали удаляться. За ними оставались волнистые углубления на песке. Один из них останавливался на каждом шагу и, казалось, оборачивался.
Оборачивался он с совершенно женским видом.
– Да, – сказал Стен по поводу этого, – они, видимо очень интересуются половым размножением. Все же создатели их обделили.
– Бедняжки, – ответила Стенни, – они так похожи на людей.
Догоняя группу, она развлекалась тем, что несколько раз звала колодец и прогоняла – распространяла женскую власть в новую область. Наконец, колодец обиделся и ушел насовсем.