Глава 5
Небольшой скачок
Где та молодая шпана,
Что сметет нас с лица Земли?
Идиотизм панков и веселый нигилизм «новой волны» и панк-рока произвел переворот в моем бытии: я развелся с женой-хиппи, почувствовал себя моложе и снова начал танцевать. Но сознание при этом радикально раздвоилось, ибо в нашей музыке никакой «новой волны» и в помине не происходило.
В конце 70‑х у нас как ни в чем не бывало процветал напыщенный утяжеленно-художественный рок, держались в моде клеши и ботинки на платформе. Самым сильным впечатлением того времени были выступления трио Вячеслава Ганелина: тогда они находились в прекрасной форме и исполняли самую страстную, саркастическую и изобретательную музыку в округе. Формально они были далеки от рока – «не подключали» электричества и не пели песен, – но их концерты были куда веселее и опаснее для рассудка, чем выступления любого из тогдашних «электрических» составов.
На дежурный отчаянный вопрос – не слышали ли вы про какую-нибудь сумасшедшую новую группу? – все отвечали отрицательно. «Что ты имеешь в виду?» «А зачем это?»
Джонни Роттен
Есть много причин тому, что «новая волна» – в отличие, например, от «прогрессивного рока» – долго не могла пробиться в СССР. Психологическая причина: будучи вечно третируемой падчерицей «большой культуры», наша рок-культура всегда наивно и исподволь стремилась к «престижности», будь то сложные музыкальные формы, виртуозная техника, литературность текстов или просто шикарные костюмы. «Сорванцовый», нарочито грязный пафос «новой волны» был чужд музыкантам: Джонни Роттен[30] воспринял бы слово «хулиган» в свой адрес как комплимент и признание своей «крутости», а наших рокеров без всяких поводов так величали все время, и они счастливы были бы от этой клички избавиться.
Далее, массовый вкус был целиком ориентирован на «диско»: подростки, еще недавно боготворившие Led Zeppelin и Slade, теперь не могли жить без Boney M и Донны Саммер. Все, что они знали о панках, это то, что они «фашисты».
И это тоже важная причина: с самого начала панка наша пресса – в лице корреспондентов-международников – приняла его в штыки. Летом – осенью 1977 года в газетах было опубликовано несколько гневных репортажей со смачным описанием неаппетитного внешнего вида панков и их возмутительных манер (при этом часто сочувственно цитировалась реакционная английская пресса), проиллюстрированы материалы были фотографиями неких уродов со свастиками. В библиографии советских рок-публикаций значатся три статьи, посвященные Sex Pistols. Вот названия всех трех: «Как бороться с хулиганством», «В коричневой аранжировке», «Машина обмана». Попытки доказать, что панки – это не «Национальный фронт», подкрепленные ссылками на коммунистическую «Morning Star» и цитатами из песен The Clash, не давали большого результата: имидж «наци-панков» был создан крепкий[31].
А свастика в нашей стране, как вы сами понимаете, никак не может служить популярности, даже скандальной.
Однако главная причина фиаско панк-рока мне видится в другом – в том «русском» понимании музыки, о котором я уже говорил, касаясь «Битлз». У нас нет традиций играть рок быстро, нет традиций играть «грязно». Наверное, любовь к мелодии и чистому звуку заложена генетически. Чем еще можно объяснить громкую популярность в конце 70‑х скучноватых Eagles и Pink Floyd и полное, тотальное неприятие Sex Pistols (хотя все знали это одиозное название)? И «посвященные» коллекционеры, и сами рок-музыканты полностью разделяли эту позицию. Хорошую песню «Кого ты хотел удивить?» со словами: «Ты можешь ходить как запущенный сад и можешь все наголо сбрить, и то и другое я видел не раз» – Макаревич на концертах стал торжественно посвящать панкам. «Да видел ли ты у нас хоть одного панка?» – спросил я его однажды, возмущенный такой демагогией. Он ничего не ответил, но посмотрел на меня очень выразительно. По-видимому, давая понять, что от панка это и слышит. Меня обвиняли и в злостном снобизме, искренне восклицая: «Но ведь эта музыка не может нравиться!»
Несколько лет назад западных журналистов очень интересовал «советский панк». Когда я говорил: «Практически у нас нет панк-рока», они не верили и смотрели на меня так, будто я злостно утаиваю от них некое сокровище или просто боюсь разгласить «секретную» информацию. «Не может быть, мы слышали, что у вас есть такие группы – но они запрещены, конечно…» Хорошо, скажем так: у нас не было групп, которые играли панк-рок так, как его понимают на Западе. Были ансамбли с «панковским» подходом к текстам, были ансамбли, никогда не выходящие из своих подвалов, но, как правило, они практиковали хэви метал, или электро-поп, или даже фолк-рок, но вовсе не панк. Панк-рок у нас долгое время был столь же экзотичен, как, скажем, плод авокадо – все слышали название, но мало кто знал, что это такое на самом деле. Пожалуй, только в 1987–1988 годах появление нескольких необузданных сибирских групп убедило меня в том, что настоящий, «недекоративный» панк-рок может у нас существовать.
Конец ознакомительного фрагмента.