Alpzee – альпийское озеро (сборник). Вивьен (Е. И. Федорова, 2008)

Вивьен

Вечность – слово, дробящееся на миллиарды встреч и разлук. Веч-ность – вечная ночность, бездонная, темная, пугающая. Или, все же веч-ность – это безбрежная деньность светлая, сияющая, полная радости и счастья.

Вечность – неразгаданная загадка человечества. Неразгаданная – нет объяснения.

А, может быть, оно такое легкое и простое, что никто и не подумал обратить на него внимание?

Вдруг, достаточно лишь признать себя частичкой вселенной, маленькой, микроскопической точечкой в бескрайнем океане по имени Вечность, чтобы понять все необъяснимое доселе?

За окном неспешно угасал день. Угасал, как смертельно больной человек. В его медленном угасании было что-то трагическое, и это что-то заставляло Вивьен неотрывно смотреть на падающее за горизонт солнце, на выцветающие краски, на сиротливые тени, ложащиеся на землю, и на испуганно вспыхивающие звезды.

– Ах, простите, мы кажется не во время, – посылали они с небес свои позывные. – Мы поспешили появиться, не дав вам возможности безмятежно угаснуть.

– Пустое, – горестно вздыхало Солнце, прикрывая болезненные красные глаза. – Пустое…

Вивьен задернула занавески и, устало, опустилась в кресло.

– Не люблю умирающий день, – проговорила она. – В такие минуты мне кажется, что вечность – это вечная ночность, а ведь это не так…

– Не так, – послышался тихий голос. – Не так.

Вивьен поспешно поднялась, испуганно глянув на незнакомца, стоящего в дверном проеме со скрещенными на груди руками. Сгустившийся сумрак и зашторенные окна, не позволили ей разглядеть его лица. Она видела лишь темный силуэт высокого мужчины.

– Кто вы? Что вам нужно? Как вы вошли? – испуганно воскликнула Вивьен.

– Вы сразу обрушили на меня такой шквал вопросов, что я не знаю на какой из них отвечать, – спокойно проговорил мужчина.

– Как вы вошли? – спросила Вивьен, пристально вглядываясь в темный силуэт.

– Как все, через дверь, – ответил он.

– Но… кто вам открыл?

– Никто.

– Что вам нужно? – спросила Вивьен, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– Я хотел побеседовать с вами, – прошептал он.

– О чем? – опустившись в кресло, спросила она.

– О вечности, – долетел до нее ответ.

– Но, кто вы? – поинтересовалась она.

– Я-таинственный собеседник, о котором вы, Вивьен, мечтали, – ответил он. – Я буду слушать вас столько, сколько вы захотите.

– А, если я захочу молчать и слушать вас, что тогда? – спросила она.

– Я исполню любое ваше желание, – сказал он, продолжая стоять в той же позе, словно каменное изваяние.

– Могли бы вы включить свет? – спросила Вивьен.

– Нет, – покачал он головой. – Свет разрушит ореол таинственности, которым окутана наша встреча. Мне не хочется, чтобы порвалась тончайшая нить, связывающая нас…

– Но разве между нами есть какая-то нить? – удивилась Вивьен.

– Да, – прошептал он. – Ведь это вам принадлежат строки:

Вивьен вскочила, воскликнув: «Откуда вы узнали?» Но незнакомец исчез. Она рванулась к двери, но дверь была заперта изнутри. Вивьен включила свет, распахнула шторы, пытаясь отыскать незнакомца за ними, но его нигде не было.

– Наверное, я уснула, и все это мне просто привиделось, – горестно вздохнула Вивьен. – Действительно, откуда незнакомцу знать мои стихи, которые я еще не написала?

Вивьен скрестила на груди руки и, разглядывая хрупкий серебряный осколок месяца, прошептала:

Рассвет был розов и прекрасен. Вивьен распахнула настежь окно и, вдохнув полной грудью утренний воздух, проговорила:

– Какое счастье, что на смену ночи приходит день, давая нам понять, что вечность – это светлая деньность, полная радости, восторга и очарования.

Огненный солнечный свет ослепил Вивьен, не дав ей возможности разглядеть человека, остановившегося перед ее окном. Она видела лишь темный силуэт высокого мужчины со скрещенными на груди руками на фоне сияющего шара и слышала голос, голос вчерашнего таинственного собеседника:

– Вы правы, Вивьен, вечность – это свет, который дарует нам Всевышний. «Не будет уже солнце служить тебе светом, и сияние луны – светить тебе, но Господь будет тебе вечным светилом, и Бог твой – славою твоею. Не зайдет уже солнце твое, и луна твоя не сокроется; ибо Господь будет для тебя вечным светом, и окончатся дни сетования твоего».[7]

– Вечным светом, – повторила Вивьен, прикрыв глаза рукой. Но солнечное сияние стало еще ярче, словно источник света находился в ней самой. Словно она и в самом деле стала маленькой частичкой в океане Вечности, чтобы увидеть скрытое от постороннего взора.

Вивьен увидела, как с неба спускается великий город. «Стена его построена из ясписа, а город – чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями; основание первое – яспис, второе – сапфир, третье – халкидон, четвертое – смарагд, пятое – сардоникс, шестое – сердолик, седьмое – хризолит, восьмое – вирилл, девятое – топаз, десятое – хрисопрас, одиннадцатое – гиацинт, двенадцатое – аметист. А двенадцать ворот города – двенадцать жемчужин. Улицы города – чистое золото, как прозрачное стекло. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец».[8]

– Почему в этом городе нет храма? – подумала Вивьен, не решаясь убрать руки от лица.

– «Господь Бог Вседержитель – храм его, и Агнец»,[9] – ответил таинственный незнакомец.

Вивьен увидела «чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. По ту и по другую сторону реки, дерево жизни двенадцать раз приносящее плод свой и листья дерева для исцеления народов».[10]

– «Ворота города не будут запираться днем, а ночи там не будет, – проговорил незнакомец. – И не войдет в него ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни. И не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будет царствовать во веки веков».[11]

– Во веки веков, – повторила Вивьен, убрав от лица руки.

Солнце заняло свое привычное место на небосклоне. Незнакомец исчез, но это нисколько не огорчило Вивьен. Теперь она точно знала, что вечность – это свет. Радостный восторг переполнял ее, выплескиваясь наружу необыкновенной песней, похожей на шепот ветра и журчание ручейка, на соловьиную трель и журавлиное курлыканье, на легкие шаги и морской прибой. Вивьен пела и кружилась, кружилась и пела, желая, чтобы песня не заканчивалась.

– Ви-вьен – мы знаем истину – вот что означает мое имя! – улыбнулась она, когда стихла музыка, звучащая в ее душе. – Спасибо вам, мой таинственный собеседник. Теперь, извлекая из земных недр покрытые прахом сокровища, я буду более внимательной и непременно попрошу студентов тщательнее перетирать в руках комочки глины и песка, чтобы ничего не пропустить.

Вивьен руководила раскопками недалеко от Флоренции. Каждый месяц на практику приезжали новые студенты археологического института, которым она терпеливо объясняла, что археологи похожи на фокусников, извлекающих предметы из самых потайных мест. Правда, в отличие от фокусников, которые точно знают, что именно они сейчас достанут, археологи никогда не знают, насколько ценной может оказаться та или иная находка.

– Поэтому, умоляю вас, быть предельно внимательными к любой мелочи, попавшей в ваши руки, – неизменно заканчивала Вивьен свою речь.

Студенты обещали, но не всегда выполняли свои обещания. Иногда в уже отобранных мешках с землей, обнаруживались очень ценные фрагменты, и тогда приходилось вновь просеивать землю через специальные сита, перетирать в руках вековую пыль.

Когда археологи доходили до нужного пласта, студентов отпускали. Здесь нужна была ювелирная работа профессионалов. Вивьен оставалась с тремя помощниками, которые молча сметали метелочками слой за слоем, отыскивая знаки, оставленные далекими предками.

Вивьен любила свою работу. Ей было спокойно здесь среди безмолвия. Никто не мешал размышлять о вечности, о тайнах вселенной, о любви и смерти. Она так привыкла к одиночеству, что когда высокий худощавый профессор Стивен, приехавший на раскопки с группой очаровательных студенток, заговорил с ней, не сразу сообразила, что ему нужно. Она долго удивленно смотрела в его серые глаза, не слыша слов, а он смущался и краснел, как школьник, повторяя сотый раз одну и туже фразу. Наконец, Вивьен поняла, что он приглашает ее поужинать.

– Почему вы зовете на ужин меня? Вокруг вас столько красивых студенток… – удивилась она. – Неужели, все они вам отказали?

– Я и не думал обращаться к ним с подобным приглашением, – сказал Стивен и улыбнулся. – Мне интересны вы, Вивьен, потому что вы такая… такая таинственная женщина, что… Рядом с вами я кажусь себе школьником, не выучившим урока…

Вивьен рассмеялась и вновь принялась сметать кисточкой вековую пыль. Стивен вздохнул:

– Почему, почему все так сложно? Почему на простой вопрос нельзя получить простой ответ?

– Можно, господин профессор, – проговорила Вивьен, не отрываясь от работы.

– Значит, вы принимаете мое приглашение, Вивьен? – воскликнул Стивен, опускаясь рядом с ней на корточки.

– Да, – улыбнулась она, посмотрев на него.

– Какие у вас глаза янтарные! – восхищенно выдохнул он, подавшись вперед.

– Янтарные? Да нет же, вам показалось. У меня карие глаза, – сказала Вивьен и поднялась.

– Показалось, – пробубнил Стивен, отряхивая пыль с коленей. – Показалось… Вы правы, Вивьен. Мне все это по-ка-за-лось…

Он поджидал ее возле дома, и, увидев, восторженно воскликнул:

– В этом кремовом плате вы похожи на мотылька, Вивьен!

– Это хорошо или плохо? – улыбнулась она.

– Неожиданно, – ответил он. – С вами произошло неожиданное превращение, похожее на то, что происходит в природе, когда из незаметной гусеницы, из бесформенного нечто вдруг появляется фантастическое создание, от которого трудно отвести взгляд из-за боязни, что оно может исчезнуть в любой миг…

– Не волнуйтесь, профессор, я исчезну не сразу, а после ужина, – пообещала Вивьен. – Итак, куда мы отправимся?

– В кафе на берегу моря, если вы не против, – сказал Стивен.

– Не против, – сказала она. – Мне нравится слушать шепот волн и любоваться красками заката.

– С вами так легко, Вивьен, – проговорил Стивен. – А я больше недели не решался подойти к вам.

– Почему? – удивилась она.

– Вы так сосредоточенно занимались раскопками, что мне было неловко вас беспокоить, – признался Стивен. – Но потом я вдруг понял, что время уходит, убегает, и… Спасибо, что вы согласились поужинать со мной.

Потом они сидели на открытой веранде маленького кафе и слушали шум прибоя.

– Подумать только, – нарушил молчание Стивен, – за горизонтом другая земля. Вы бы хотели отправиться туда, Вивьен?

– Отправиться за горизонт, да, – задумчиво проговорила она, разглядывая лунную дорожку. – Но отправиться не на поиски другой земли, а чтобы увидеть что-то доселе невиданное.

– Например, как бог морей Посейдон встречает смертную женщину по имени Клерио, влюбляется в нее и делает ее царицей огромного островного государства Атлантиды. Он выстраивает для Клерио величественный дворец, разбивает сады, где растут диковинные растения и цветы, окружает дворец широкими каналами, по которым движутся легкие золотые ладьи. Но не долго длиться безоблачное счастье Клерио. Атланты – полулюди, полубоги, живущие в достатке и роскоши, постепенно становятся завистливыми, жестокими и злыми, а разгневанный Посейдон насылает на остров землетрясение, и Атлантида исчезает под водой. Исчезает, чтобы породить множество легенд, заставляющих людей отправляться на поиски несметных богатств атлантов, – проговорил Стивен, глядя вдаль.

– Как вы думаете, что стало с Клерио? – поинтересовалась Вивьен.

– Она стала мерцающей звездочкой в созвездии Кассиопея, – ответил он. – Вы бы хотели отыскать сокровища Атлантиды?

– Нет, – поморщилась Вивьен. – Сокровища меня не интересуют. Мне важнее знать другое: есть ли реальная основа у той или иной легенды. Ведя раскопки на Крите, мы обнаружили следы высокоразвитой культуры, судя по которым можно сделать вывод, что за две тысячи лет до нашей эры Крит был мощной державой. Резиденция царя Миноса располагалась на площади двадцать тысяч квадратных метров. Центральный двор окружало более полутора тысяч помещений, соединенных между собой лестницами и галереями, украшенными великолепной росписью и мозаикой, не поблекшей от времени.

– А вы отыскали лабиринт Миноса, в котором он прятал Минотавра? – поинтересовался Стивен.

– Нет, – улыбнулась Вивьен. Стивен удивленно глянул на нее. – Скорее всего, лабиринта Миноса вовсе не было. Прообразом лабиринта мог запросто стать сам Кносский дворец. Извилистые коридоры, потайные комнаты, подземные ходы, лестницы, упирающиеся в глухую стену и двери, открывающиеся в никуда, запросто могли напугать и запутать любого иноземца, попавшего во дворец впервые. Античные люди восклицали: «Labyrinthos!» – что значит – непостижимо, трудно для понимания, а современные люди решили, что Labyrinthos – это сооружение со сложно запутанными ходами, то есть – лабиринт.

– Но согласитесь, Вивьен, что мы до сих пор не можем точно ответить на вопрос, что же такое лабиринт? – воскликнул Стивен. – Это может быть и путаница коридоров, и туннели, созданные древними для состязаний, и места для уединенных философских размышлений и даже, как в Версале, места для забавы. Дорожки в парках Версальского дворца специально устраивали так, чтобы люди поскорее запутались, чтобы, блуждая среди роскошной зелени и цветущих кустарников, забыли о мирских печалях.

– Вы правы, Стивен, – улыбнулась Вивьен. – Со времен античности лабиринты неоднократно видоизменялись. В разных странах им придавали разный смысл. Классические европейские лабиринты напоминали тугую спираль прямых линий, ведущих к центру.

Линии символизировали трудности земной жизни, смерть и возрождение. А единственный вход в лабиринт означал надежду на спасение, которое ждет, того, кто дошел до центра.

– Значит, запутанный маршрут – это испытания и страдания, которые выпадают на долю каждого из нас, – проговорил Стивен, глядя в глаза Вивьен. – Пожалуй, это и есть вечная загадка человечества, которую мы с легкостью разгадали.

– Вечная загадка человечества, – повторила Вивьен, – разгадать которую мы никогда не сможем.

Она посмотрела на море, улыбнулась, ощутив непреодолимое желание сбросить обувь и побежать за горизонт по лунной дорожке, чтобы окунуться в безбрежный океан Вечности и забыть, забыть обо всем.

Ей захотелось спросить Стивена, зачем он придумывает темы для рассыпающегося на части разговора? Захотелось предложить ему закончить нелепую игру: кто – кого.

– Давайте попрощаемся уже сейчас, – мысленно проговорила Вивьен, глядя в его серые глаза. – Я устала от встреч и разлук. Я не хочу больше никого пускать в свое сердце. Хватит… Мы с вами, профессор Стивен, чужие люди, случайно заблудившиеся в лабиринте под названием Жизнь.

Вивьен глубоко вздохнула и, подняв бокал вина, сказала:

– За вас, профессор Стивен. Спасибо за дивный вечер.

– За вас, Вивьен, – поднял он свой бокал, подумав:

– Неужели, я больше никогда ее не увижу? Неужели, это наш первый и последний вечер? Почему, почему, так не спокойно на сердце? Я медленно иду ко дну и не предпринимаю никаких попыток к спасению. Как глупо я себя вел… Зачем я затеял разговор о кентаврах, драконах, горгонах с бронзовыми руками, золотыми крыльями, кабаньими клыками и змеями вместо волос? Зачем? Наверное, чтобы увидеть ее снисходительную улыбку и услышать простое объяснение:

– Людская фантазия не так богата, как может показаться на первый взгляд. Достаточно взять уже готовые элементы природы и слегка их приукрасить. Человек, сидящий на лошади, запросто может превратиться в кентавра, женщина, плывущая по волнам – в русалку, носорог – в единорога…

– А откуда взялись Сирены?

– Скорее всего, так называли недосягаемых женщин…

– А я сравнил вас с мотыльком, Вивьен, хотя вы кажетесь мне недосягаемой, недоступной, как вершина Джомолунгма, – чуть склонив голову, мысленно проговорил Стивен. – Но мне не хочется, чтобы вы улетали… Нет, лучше улетайте… Пусть ваш образ сотрется из моей памяти, потому что… потому что я просто не знаю, что мне делать… Желание обладать вами доводит меня до сумасшествия.

Стивен пригубил вино, посмотрел на идеальный римский профиль Вивьен, и мысленно задал себе вопрос:

– Почему я вбил себе в голову, что непременно должен ее соблазнить? Может, мне следует стать ей братом? Профессор Стивен, о чем это вы? Разве возможна дружба между мужчиной и женщиной, если мы не можем контролировать свое внутреннее «я», раздвоенное на женское и мужское начала? Внутри каждого из нас таятся вражда и презрение, готовые вырваться наружу огнедышащим вулканом… Не смейте отвергать меня, Вивьен… Нет, лучше отвергните, чтобы…

– Станем друзьями, – неожиданно для себя сказал Стивен. Вивьен лукаво улыбнулась и нараспев проговорила:

– Давайте будем дружить, если вы так хотите…

– Хочу, – потупил он взор, подумав, что Вивьен дала ему тонкую нить Ариадны, которая поможет выбраться из лабиринта. Теперь от него самого будет зависеть, воспользуется он ею или нет.

– Значит, я смогу позвонить вам, если захочу? – поинтересовался он.

– Если захотите, – улыбнулась она, написав на салфетке номер своего телефона, заранее зная, что он не позвонит.

Профессор Стивен проводил Вивьен до дома и, поцеловав ей руку, быстро ушел. Она не стала зажигать свет. Распахнула окно, посмотрела на звездное небо, улыбнулась. В который раз подумала о том, что ночное небо над Италией совсем не такое, как африканское небо.

Там, в Африке черный небосвод сливается с раскаленной за день землей, переворачивая все с ног на голову, превращая людей в песчинки, рассыпанные барханами и дюнами Сахары по этой беззвездной бескрайности…

Память вернула Вивьен в студенческую юность, когда ей впервые предложили вместе с группой исследователей отправиться на раскопки в Африку. Ехать предстояло не в Египет, где уже не осталось не найденных гробниц, а в Сахару, на поиски следов принцессы Тин-Хинан – родоначальницы благородного племени туарегов, людей с белой кожей, живущих в самом сердце пустыни.

– Разве можно отыскать что-то в песках Сахары? – удивилась Вивьен.

– Можно, – сказал профессор Жерар и, пристально глядя ей в глаза, добавил:

– Поезжайте, и сами во всем убедитесь.

Это его «поезжайте» прозвучало так убедительно, что Вивьен захотелось поскорее увидеть безжизненную пустыню, покрытую пологими холмами золотистого песка. Захотелось погрузить руки в это золото и извлечь наружу какую-нибудь таинственную находку. Тогда еще Вивьен не предполагала, что такой находкой станет гробница принцессы Тин-Хинан, о которой сложено множество противоречивых легенд.

Продвигаясь в глубь Сахары, Вивьен с удивлением узнала, что пустыня лишь на четверть покрыта песчаными холмами – барханами, движущимися словно огромные волны под действием ветра, и принимающими самые причудливые формы и очертания. Большая же часть Сахары – самой обширной пустыни мира – это галечные равнины, безводные горы и солончаки, где путников преследуют миражи. То послышатся в ночи громкие, страшные крики, то странные темные фигуры преградят дорогу каравану, то промчатся мимо с гиканьем и свистом всадники на огненных конях, то зашумит морской прибой и заплещутся на горизонте пенные волны, то поднимется в небо черная туча песка, и тогда никому не будет спасения.

Во время песчаных бурь песок движется со скоростью более пятидесяти километров в час плотной высокой стеной, достигающей в длину пятисот километров. Песчаная пыль, подхваченная ветром, долетает до Европы, чтобы окрасить белоснежные вершины швейцарских Альп в персиковый цвет.

Все это поведал исследователям строгий проводник Агадес, потомок кочевников туарегов, когда они сидели у костра.

– Европейцы сравнивают Сахару с адом, где над негостеприимными бесплодными просторами витает дух бесконечного одиночества, – сказал Агадес, неотрывно глядя в темную даль. – А для туарегов Сахара – блистающий безжизненной красотой океан с острыми гребнями волн, упирающихся в небо. Воздух над раскаленным песком дрожит, делая окружающий пейзаж обманчивым и зыбким. Даже самый зоркий наблюдатель может запросто заблудиться. Но только не имошаг – ахагарские туареги – люди севера!

Агадес обвел всех долгим, пристальным взглядом, поправил бурнус, прикрыл лицо синей тканью, окрашенной нестойким индиго, и надолго замолчал.

В наступившей тишине было слышно потрескивание свечек бушмета – растений, не боящихся песчаных бурь и жаркого солнца, которые Агадес предусмотрительно прихватил с собой. Свечки были похожи на громадные коричневые кораллы. Сгорая, они источали приятный аромат, помогая не думать об опасностях, подстерегающих заночевавших в пустыне людей.

Вивьен с любопытством разглядывала гордого туарега, пытаясь заглянуть в его черные глаза, понять его загадочную душу. Но Агадес был больше похож на каменного идола, чем на живого человека из плоти и крови. Он не моргал, не шевелился и даже не дышал.

– Вот бы мне научиться отключаться от внешнего мира так, как он, – подумала Вивьен. – Интересно, в каких краях витает сейчас его душа, его сознание?

На лице Агадеса появилось подобие улыбки. Он звонко щелкнул языком, легко, точно взлетел, поднялся с земли и, сделав несколько шагов, растворился в чернильной ночи. Люди, сидящие у костра, испуганно переглянулись.

– Не бойтесь, – послышалось из темноты. – Я слушаю голоса пустыни.

Вивьен подняла голову и увидела, как на небе вспыхнула одинокая звезда. А через мгновение тишину нарушило мелодичное пение:

– Ме-ле-ло-ли-ля! – пел невидимый многоголосый хор.

Мужские и женские голоса то усиливались, то затихали, то звучали ровно и торжественно. Огонь на свечках бушмета плясал в такт дивной мелодии. В воздухе запахло ладаном.

– Похоже на пение церковного хора, – подумала Вивьен.

– Это поют Ангелы, – громко сказал Агадес, появляясь у костра. Его лицо было открыто, черные глаза так сияли, что Вивьен подумала: «А тот ли этот Агадес?»

Немногословный туарег не был больше похож на строгого потомка крестоносцев, которые отправившись в 1270 году с французским королем Людовиком IX в Тунис, затерялись в песках Сахары, стали предками аххагарских туарегов. Теперь он напоминал таинственного жителя Атлантиды – полубога, получеловека. Вивьен захотелось поверить в то, что предками туарегов были не крестоносцы, а атланты.

Агадес смотрел в небо и улыбался, беззвучно шевеля губами в такт мелодичному пению. Вивьен повернула голову и онемела от восторга. По темному небу, по дороге из звезд двигался длинный караван. Впереди всех на белоснежном верблюде ехала женщина в расшитых золотом одеждах. Огненные ее волосы, заплетенные в тугие косы, покрывала шелковая ткань цвета индиго. На голове сверкала, переливаясь всеми цветами радуги, бриллиантовая корона.

– Тин-Хинан, – прошептал Агадес, молитвенно сложив руки.

– Антини, – послышалось Вивьен.

Когда видение исчезло, оказалось, что кроме Вивьен и Агадеса никто его не видел.

– Разве такое возможно? – удивилась Вивьен.

– Возможно, – ответил туарег.

С той ночи между ними возникло тайное взаимопонимание, притяжение любви, как потом назвала это чувство Вивьен.

Его строгие черные глаза светились, когда он смотрел на нее через прорезь в своей темно-синей ткани, скрывающей лицо от палящего солнца и песчаной пыли. Чем больше Вивьен смотрела на Агадеса, тем меньше ее донимала изнуряющая жара. Теперь, продвижение вперед к долине Тассилин-Аджер сквозь марево горячего воздуха, стало напоминать ей романтическое путешествие.

Вивьен хотелось, чтобы путешествие никогда не заканчивалось, чтобы Агадес ехал рядом и смотрел, смотрел, смотрел на нее.

Но он все чаще стал всматриваться в горизонт, отъезжая от Вивьен все дальше и дальше.

Песка стало значительно меньше, появились камни и гравий. Верблюды пошли живее. А на рассвете навстречу людям поднялись скалы, хаотически разбросанные по всей линии горизонта. Солнце окрасило каменные глыбы в пурпурный цвет.

– Это же не камни, а башни, зубцы и шпили старинного замка! – воскликнул профессор Жерар, сосредоточенно молчавший во время всего пути.

– А мне кажется, что эти глыбы похожи на гигантский орган, – проговорила Вивьен, посмотрев на Агадеса. Он одобрительно кивнул и громко проговорил:

– Мы называем это место Ассекрем – Край мира. Когда-то Сахара была плодородным, цветущим садом, окруженным множеством рек, озер и ручейков. Сейчас вам трудно в это поверить, но наши предки не случайно назвали долину Тассилин-Аджер, что означает – Долина рек. Здесь, утопая в зелени, стоял дворец принцессы Тин-Хинан. Она была необыкновенной красавицей: светлая кожа, золотые волосы, тонкий стан, длинная шея, гордый взгляд, безукоризненные черты лица. Тин-Хинан прекрасно владела мечом и кинжалом, легко управляла колесницей, запряженной четверкой коней, могла скакать на лошади или грациозно объезжать свои владения на белом верблюде – драмодере. Иноземцы привозили Тин-Хинан богатые дары, желая породниться с нею, считая ее самой могущественной из женщин. Но принцесса отказывала всем без исключения, не желая связывать себя узами брака, – он улыбнулся. – До сих пор наших женщин не просто уговорить выйти замуж, расстаться со своей независимостью.

– Европейские женщины тоже не очень-то хотят подчиняться, – сказал профессор Жерар. – Наверное, дух свободы проник на наш континент вместе с песчаной пылью Сахары.

– Наверное, – сказал Агадес и поехал вперед.

– Вам, Вивьен, не следует так на него смотреть, – тронув ее за руку, проговорил профессор Жерар. Вивьен вздрогнула. – Туареги – непредсказуемый народ. Рассказывая о принцессе, Агадес не стал говорить о том, что Тин-Хинан заманивала в свои покои юношей, а наутро жестоко убивала.

– Не может быть, – прошептала Вивьен, вспомнив ночное видение. Спокойная строгая красота принцессы никак не сочеталась с ликом кровожадной воительницы и убийцы.

– Я не хочу, чтобы вы заблуждались, Вивьен, – строго сказал профессор Жерар. – Мы с вами будем искать следы самой жестокой из женщин. По ее приказу все мужчины туареги должны закрывать лицо тканью цвета индиго, чтобы случайно не быть уничтоженными вместе с чужаками. Синяя краска так впечаталась в лица мужчин туарегов, что даже у новорожденных младенцев кожа на лицах слегка синеватая. Вам еще многому придется удивляться, Вивьен. Но мне бы не хотелось, чтобы вы разочаровались… Не смотрите больше на Агадеса.

– Хорошо, – потупила взор Вивьен.

– Как, как мне не смотреть на воинственного туарега, когда кроме него я никого не вижу? – закричало все внутри нее. – Агадес необыкновенный человек. Он может находить путь через зыбучие пески Сахары, словно птица, летящая через тысячи километров к родному гнезду. Он видит то, что скрыто от посторонних глаз, слышит звуки вселенной, понимает язык природы. Он не похож на нас, европейцев, закомплексованных, одержимых, завистливых, жестоких. Он другой. Его мир богаче и разнообразнее нашего. Глядя в глаза Агадеса, я проникаю в тот мир, который не виден вам, профессор Жерар.

Несколько минут они ехали молча, пока не добрались до высокой скалы, у которой Агадес попросил всех спешиться, чтобы последовать за ним в неглубокую пещеру, стены которой украшали рисунки и барельефы, повествующие о жизни и смерти растительного и животного мира долины Тассилин-Аджер. Исследователи с нескрываемым любопытством рассматривали наскальную живопись ахагарских туарегов.

Большинство рисунков, выполненных охрой, отличались строгостью линий и необычайной живостью изображений. На одних люди негроидной расы, охотились на носорогов, буйволов, антилоп, бегемотов и диких баранов, с изогнутыми рогами. На других – люди европейского типа, облаченные в церемониальные одежды, совершали какие-то обряды. Над ними возвышались странные существа, полуживотные – полулюди, раскрашенные белой краской и олицетворяющие, по-видимому, богов.

На более поздних рисунках древние художники изображали стада длинноногих пегих коров, жирафов, страусов, стаи крупных птиц, свадебные пиры, спящих под меховыми шкурами детей и процессы размалывания и обработки зерна.

Красочное изображение органоподобной горы, которую профессор Жерар сравнил с замком, отделяло рисунки, повествующие о поре плодородия и расцвета долины, от рисунков поры засухи и вымирания, на которых почти не осталось животных, зато появились люди на колесницах, запряженных двумя, тремя и четырьмя конями. Эту композицию венчала наездница на белом верблюде, одетая в царские одежды.

– Антини, – вновь послышалось Вивьен.

– Тин-Хинан, – проговорил Агадес, улыбнувшись Вивьен.

– Вивьен, – громко сказал профессор Жерар, – не могли бы вы мне помочь?

Агадес метнул грозный взгляд в сторону профессора и поспешно вышел из пещеры.

– Ну, что я вам говорил? – победоносно спросил профессор Жерар, сжав руку Вивьен. – Этим туземцам нельзя верить. Вы видели его взгляд? – Вивьен кивнула. – Если бы у нашего проводника было оружие, он бы незамедлительно им воспользовался, уверяю вас.

– Оружие у Агадеса есть, профессор, – проговорила Вивьен, пытаясь скрыть раздражение. – Но он не воспользовался им. И не воспользуется, уверяю вас. Прошу вас, прекратите рассуждать о кровожадности и коварности людей, пригласивших нас сюда.

– Хорошо, – пообещал профессор. – Вам не стоит сердиться на меня. Я тоже был молодым и прекрасно понимаю ваши чувства, вспыхнувшие к этому юноше, но… не спешите… Зыбучие пески Сахары опасны. Дайте мне слово, Вивьен, что непременно скажете мне, если он вас куда-то позовет. – Вивьен удивленно глянула на профессора. – Дня через два – три Агадес обязательно позовет вас в таинственную пещеру, – проговорил профессор, склонившись к самому уху Вивьен. – Умоляю вас, не ходите, не сказав мне.

– Хорошо, – ответила Вивьен. – Хо-ро-шо.

На четвертый день Агадес присел на корточки возле Вивьен и, открыв лицо, добродушно улыбнулся.

– Что-нибудь нашли? – поинтересовался он, внимательно наблюдая за ловкими движениями Вивьен, сметающей пыль веков колонковой кисточкой.

– К сожалению, пока нет никаких следов, – ответила она, почувствовав, как заалели щеки.

– Вам не стоит меня бояться, – проговорил Агадес, пристально глядя в ее глаза.

– А я вас вовсе не боюсь, – еще сильнее смутилась она.

– Вы очень красивая, Ви-вьен, – сказал Агадес, проведя рукой по ее щеке. – У вас нежная кожа цвета утреннего рассвета, а глаза цвета сумеречного песка… Дайте мне вашу руку.

Вивьен послушно протянула ему обе руки ладонями вверх. Он опустил в них лицо и прошептал:

– Ваши руки пахнут солнцем, Ви-вьен… как жаль, что вы живете в другом мире. Как жаль, что нам предстоит вечная разлука. Как жаль, что нам не суждено познать друг друга…

Он поднял на Вивьен свои черные, сияющие неземным светом глаза, и спросил:

– Зачем люди стремятся познать друг друга?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Возможно, ими движет чувство любопытства. Возможно, это стремление заложено в нас самой природой. Нас влекут неразгаданные тайны…

– Разгадка которых, приводит к разочарованию, – грустно улыбнулся Агадес, поцеловал ладони Вивьен и поднялся. – Прощайте.

– Вы… у-у-ходите? – испуганно прошептала она.

Конец ознакомительного фрагмента.