Паутина судьбы
Когда-нибудь, все объяснится,
Жар-птица мелькнет в вышине,
И вам непременно приснится
Все то, что пригрезилось мне.
И вы из далекого завтра
Шагнете в сегодня, в сейчас,
В тот день, когда я, почему-то,
Про нас сочиняла рассказ.
Она сидела в полупустом вагоне метро – маленькая, худенькая, остроносенькая с растрепанными, как у воробья волосами, удивленно-испуганными глазами на бледном лице и, немигая, смотрела перед собой на разноцветную карту-схему. Поезд мчался по темному тоннелю, вагон слегка покачивался из стороны в сторону, колеса постукивали на стыках рельсов, в открытое окно врывался прохладный воздушный поток и растворялся в теплой духоте замкнутого пространства.
Она сидела на краю диванчика. Спина прямая, руки на коленях ладонями вниз, небольшая сумка-рюкзачок рядом, напротив схема метро. Большой круг со множеством точек, от которых отходят в разные стороны прямые линии. Иногда они пересекаются, чтобы потом опять устремиться в разные стороны. Разбежаться, разъехаться, разъединиться. Раз… Так же, как они, так же, как другие, как все, попавшие в паутину судьбы.
– Паутина судьбы, – улыбнулась она, поняв наконец-то, что же ей напоминает карта-схема.
Сколько встреч и разлук происходит в каждой точке. Тысячи дорог убегают в неизвестность, тысячи приводят обратно в ту единственную точку, с которой все и начинается. Можно остаться в этой точке и никуда больше не двигаться. Можно двигаться по кругу, по большому кругу и быть самым счастливым человеком. Можно помчаться в неизвестность, по одной из разноцветных линий. Можно…
Она бежит в неизвестность. Не бежит, сидит в вагоне метро. Уезжает из круга, из объединяющее-разъединяющего пространства. От него… К нему… Во тьму…
– Да, ты – настоящая Вар-ва-ра, – усмехнулся он, постучав пальцем по ее лбу. – Сколько тебе лет? Тридцать – пора зрелых рассуждений. Пора повзрослеть, Варька. Мне надоел детский сад, твой детский сад, твоя неустроенность, нежелание приспосабливаться к действительности…
Она сидела на краю стула. Спина прямая, руки на коленях ладонями вниз. Вязаный черный свитер под горло, джинсы, белые кеды. На шее легкий шифоновый шарфик.
Школьница, маленький нахохлившийся воробей. Обижена, но старается, изо всех сил старается не показать вида. Руки чуть подрагивают. Голова опущена. Она видит только его отутюженные брюки из дорогой шерсти и сверкающие носы черных ботинок. Его голос обрушивается на нее сверху, свысока.
Он высокий, очень высокий крепкий мужчина спортивного телосложения с правильными чертами лица. В нем правильно все – глаза, глубоко посаженные, густые черные брови, пухлые губы, прямой греческий нос, волевой подбородок. Волосы, чуть вьющиеся темные волосы всегда идеально причесаны. Костюм, галстук, рубашка – все в тон, все дорогое, очень дорогое. Часы каждый день разные. Золотой перстень-печатка на мизинце левой руки. Он старше нее. Он серьезный преуспевающий человек. Он имеет право отчитывать ее.
– Олег… – и через вздох, – Евгеньевич, я решила уехать.
Она поднимает голову и растерянно смотрит в его деловито-серьезные глаза.
– Куда? – спрашивает он, наклоняется, кладет руки ей на плечи. – Куда ты собралась, Вар-ва-ра?
Она смотрит на него и молчит. Она не может, не смеет произнести то, что должна сказать. Она умоляет его догадаться, прочитать все в ее глазах. А он не хочет. Он нарочно хмурится. Он ждет, что она все скажет сама. И она выдыхает:
– Я решила уйти от тебя… О-лег…
Он как-то странно улыбается. Делает насколько шагов назад и говорит тихим, сдавленным голосом:
– Вот и славно. Вот и уходи. Ключи оставь и уходи.
Она медленно поднимается. Слишком медленно даже для ее медлительности. Делает шаг, другой, третий. Ключи, звякнув, опускаются на стеклянный столик в прихожей. Хлопает дверь, крепкая дубовая дверь его квартиры. У него все крепкое, добротное – на века. Лифт отсчитывает этажи. Что-то спрашивает консьержка. Она ей что-то отвечает. Все, как во сне, в замедленной киносъемке. Она идет к метро, надеясь, что он окликнет, позовет, вернет обратно…
Она спускается в метро, заходит в вагон поезда, уезжает. Куда? Куда-нибудь, в одну из точек на карте-схеме, где линия ее судьбы сольется с другой линией, с другой судьбой…
– О-лег, О-лег, О-лег, – стучат колеса.
– О-лег, – стонет ее сердце. – Мне не стало легче, не стало.
– Я не представляла, что все будет так ужасно, так скверно, – думает она, немигая глядя на карту-схему метро…
– Варенька, Варюша, какое у вас удивительное, редкое имя, – проговорил он, прижав ее руку к своим губам. Нет, это был не поцелуй, а легкое прикосновение теплых губ к холодным пальцам. Он улыбнулся и прошептал:
– А меня зовут Никита.
Они стояли в переполненном вагоне метро. Со всех сторон их теснили люди. Час-пик. Почему она заговорила с этим совершенно незнакомым человеком так, словно они были старинными приятелями, на время разминувшимися в большом городе и вновь обретшими друг друга? Они вошли в вагон вместе. Он высокий, светловолосый, худощавый юноша с утонченными чертами лица, ясными голубыми глазами, на щеках румянец – на улице мороз. Джинсовая куртка с подкладкой из искуственного меха, на шее белый шарф крупной вязки, кожаная сумка через плечо.
– Позвольте вас оберегать? – загораживая ее от толпы, проговорил он. – Вы такая миниатюрная. Могу я узнать ваше имя?
– Варвара, – ответила она, улыбнувшись.
– Варенька, – его голос пролился на нее дождем, водопадом. – Где вам выходить?
– На Краснопресненской.
Они встречались с Олегом в Центральном Доме Литераторов. Она специально поехала на метро, рассердилась. Надела темный свитер, джинсы, повязала белый шарф – все, что ему не нравилось. А сверху – куртку, стеганую куртку апельсинового цвета, чтобы он сразу понял, какая она настоящая Вар-ва-ра. Ее нельзя приглашать в приличное общество. Ее немедленно, незамедлительно надо везти домой…
Варя представила, как Олег будет кричать на нее за то, что она испортила очередную вечеринку. А она будет счастлива от того, что они наконец-то останутся вдвоем. Он, она, тишина, и вечность, сияющая звездами за окном.
– Я тоже до Краснопресненской еду, – обрадовался Никита.
– Что? – растерянно посмотрела на него Варя. Она уже забыла про этого милого мальчика, решившего ее оберегать. Она была не здесь, не в вагоне метро. Она лежала на огромной круглой кровати в доме Олега и смотрела на звезды через окно в крыше.
– Я вас могу оберегать и дальше, если пожелаете, – голос Никиты сверху дождем, водопадом.
– Желаю, – голос Вари вверх тонким ростком к солнечному свету.
– Are you ready to be with me forever?[1] – прошептал Никита.
Горячая волна захлестнула Варю с головой.
– Что вы себе позволяете? – выдохнула она. – Что все это значит?
– Вы знаете английский – это замечательно! – воскликнул он. – Выходим.
Он крепко сжал ее руку, раздвинул людскую толпу, вывел из вагона.
– Куда дальше?
– Не знаю, – пожала она плечами.
– Вот так номер! – воскликнул Никита. – Вы что, приезжая? Заблудились в Москве?
– Да, – рассмеялась она. – Заблудилась, потому что я – самая настоящая Вар-ва-ра.
– Вы, Варенька, самая настоящая Дюймовочка, которой требуется защита, – прикоснувшись губами к ее руке, нежно проговорил Никита. – Куда вам нужно добраться?
– Меня ждут в ЦДЛ, – ответила она, подумав, что ей совершенно не хочется идти туда, не хочется видеть Олега, слышать его рассерженный голос. Ей надоела роль благовоспитанной девушки, которую любит та-а-акой человек!
– Значит, мои шансы равны нулю. Бит нечетности переполнен, – задумчиво проговорил Никита.
– Что? – спросила Варя, посмотрев в его ясные глаза. Ей ужасно захотелось, чтобы Никита что-нибудь придумал, а она бы с радостью согласилась на любое его предложение. Побежала бы за ним на край света, чтобы узнать, есть ли он этот край.
– Бит нечетности – математическая величина, которой не стоит забивать вашу милую голову, – улыбнулся Никита и, взяв ее под руку, спросил:
– Можно, я предложу вам себя в компаньоны? Провожу вас?
– Можно, – кивнула она. – Без вас я ни за что не найду дорогу. Я же приехала из провинции.
– А вдруг, я вас заведу не туда? – став серьезным, спросил Никита.
– Ведите, я все равно не знаю дороги, – сказала она.
– Ах, Варенька, – улыбнулся Никита. – Вы такая, такая… нет, вы, Варенька, совершенно не такая, как все. Вы с другой планеты что ли.
– Я – из другого века, – ответила она. – Я пытаюсь существовать в этом веке, мирюсь с его ритмом, его взбалмошностью, суетой и неуемной жаждой денег. Мне неуютно здесь, не скрою, но… Мы не выбираем время своего рождения.
– Все решено заранее, мой свет, – проговорил он, вздохнув.
Они стояли на эскалаторе. Он на ступеньку ниже. Его лицо на уровне ее лица. Еще миг и он ее поцелует.
– Не надо, – побледнев, прошептала Варя.
– Что? – удивился он.
– Целоваться в метро, – ответила она. – Это… Это не правильно.
Никита рассмеялся. Рассмеялся легко и звонко. Варя отвернулась. Он обнял ее за плечи и спросил:
– Вы никогда не целовались в метро, Варенька?
– Нет, – призналась она, покраснев. Он поцеловал ее в щеку.
– Что я делаю? – подумала Варя. И сама себе ответила: – Мщу Олегу… Евгеньевичу. Но, разве это – месть? Это… – Варя не смогла подобрать слово, которым можно было бы охарактеризовать ее безнравственное поведение. Она улыбнулась, подумав:
– Целоваться в метро с первым встречным может только настоящая Вар-ва-ра. Олег Евгеньевич прав, когда отчитывает ее. Вар-ва-ра в его устах звучит, как оскорбление. Нет, он не обзывает ее. Он просто расставляет акценты и ударения так, что ей все становиться понятно. Интонация повышается, потом понижается, потом вновь повышается, как в английском…
– Are you ready…?
– Что? – Варя растерянно посмотрела на Никиту.
– Вы готовы прогуляться по морозной мостовой? – поддержав ее под локоток, вопросом на вопрос ответил он. Ступени эскалатора сложились, пригашая на выход.
– Сколько вам лет? – поинтересовалась Варя, когда Никита поднял воротник ее куртки.
– Мне двадцать пять исполнилось вчера, – с гордостью ответил он.
– Поздравляю. Двадцать пять – прекрасный возраст. Удивительный возраст, – проговорила Варя мечтательно.
– У вас еще все впереди, Варенька. Не торопите время, – сказал Никита. – Нам туда.
Она растерялась. Ей нужно было сказать ему тогда, что ей уже тридцать, что она взрослая, просто выглядит моложе из-за своего роста – метр пятьдесят, из-за своей худобы и бледности, из-за потерянности в этом безумном, несущемся в неизвестность мире.
Они идут с Никитой по улице, а мимо машины, люди, неоновые огни реклам. Снег крупными хлопьями падает на лицо, на волосы. Под ногами месиво.
– Куда мы идем? – растерянно спрашивает она.
– Ко мне в гости, – улыбается он, стряхивая снег с ее волос. – Еще пара поворотов, и мы у цели.
– Нет. Я не пойду к вам в гости, – говорит Варя очень взрослым, строгим голосом. Озноб пронизывает все ее тело. – Это не правильно. Это… аморально!
Наконец-то она находит слово, подходящее слово для своего поведения. Телефонный звонок врывается в их разговор. Из трубки доносится голос Олега Евгеньевича.
– Вар-ва-ра, ты где? Что за детский сад?
– Я уже рядом. Пара поворотов и… – пытается шутить она.
– Поторопись…, пожалуйста, – просит Олег.
– Меня ждут, – вздыхает Варя.
– Я все слышал, – кивает он. Прижимает ее к себе и целует в волосы, засыпанные снегом, в глаза, в губы и шепчет:
– Ах, какая вы, какая вы замечательная девушка, Варенька, Варя.
– Мне нужно идти, – шепчет она, понимая, что ей не нужно, не нужно, не нужно расставаться с этим человеком, с этим юношей по имени Никита.
– Да, да, – выпуская ее из своих объятий, словно птичку из клетки, говорит Никита. – Кто вас ждет?
– Отец, – почему-то вырывается у нее вместо Олег. Исправлять оговорку не хочется. Зачем? Какая разница, кто ее ждет. Сейчас они расстанутся и все… От осознания безысходности происходящего у Вари подкашиваются ноги. Надо что-то сделать, обменяться телефонами. Поздно. Здание ЦДЛ ярко освещено. У входа Олег Евгеньевич, как всегда безупречно одет. Нервно курит.
– Вот ваша Варя, – говорит Никита, подталкивая ее к нему.
– А вы кто такой? – глаза Олега наливаются кровью.
– Провожатый, – смеется Никита, перебегает на другую сторону дороги и кричит:
– Прощайте, милая Варенька!
– Что все это значит, Вар-ва-ра? – Олег крепко сжимает ее руку. Она смотрит на него презрительно холодным взглядом. Он делает вид, что ему все равно. Он продолжает отчитывать ее:
– Я просил тебя одеться прилично, Вар-ва-ра. Тебе хочется позлить меня, да? Зачем ты привела сюда этого мальчишку? Ты хотела подчеркнуть нашу разницу в возрасте? Зачем? Да, я старше тебя на семнадцать лет. Раньше тебе это нравилось. Ты гордилась, что рядом с тобой та-а-акой человек. Что-то изменилось?
Нет.
– Пора взрослеть, Вар-ва-ра, – говорит Олег, подталкивая ее к двери.
Варя закрывает глаза и шагает в другую реальность. Нет, она вышагивает из нереальности заснеженной улицы, в привычную обыденность шумных вечеров в большом зале ресторана ЦДЛ.
Весь вечер она просидит рядом с Олегом Евгеньевичем. Будет слушать бесконечные разговоры, но ничего не услышит. Она будет улыбаться, кивать, поддакивать, но мысли ее будут далеко-далеко. Она будет думать о Никите. Варя будет задавать себе бесконечные вопросы, на которые не будет ответов. Ну и пусть, ей интересно фантазировать, пытаясь понять, кто он? Что за человек? Чем занимается? Какие книги читает? Откуда у него такая восторженность во взгляде, нежность в голосе, изысканность в манерах? Игра? Лицедейство? Быть может. Все это будет не важно, потому что они больше никогда не увидятся. Никита навсегда исчез из ее жизни. Бесследно исчез… Мальчик Никита стал одной из точек на карте-схеме метро. Паутина судьбы не выпустит его. А вдруг..?
Варя подняла голову, прислушалась.
– Следующая станция Юго-Западная.
– Мы с ним встретились на кольце, – подумала Варя, глядя на разноцветное переплетение линий. – Никита сказал, что живет в двух шагах от метро. А вдруг, он соврал? Вдруг ему, так же как и мне, захотелось совершить безрассудный поступок? Ему захотелось узнать, кто я? Откуда? Чтобы потом… – она улыбнулась. – Ему просто не хотелось со мной расставаться, потому что мне не хотелось расставаться с ним. Вот и все.
– Юго-Западная…
Варя вышла на перрон и, посмотрев по сторонам, спросила:
– Зачем я здесь?
От группы молодых людей, стоящих на противоположной стороне, отделился юноша и пошел, побежал ей навстречу.
– Варенька! Ва-ря! Глазам своим не верю – это вы?! Вы здесь – это чудо!!!
– Сама не знаю, зачем я сюда приехала? – смущенно улыбнулась Варя.
– Вы здесь, потому что я этого очень-очень сильно желал, – прижав ее руки к губам, проговорил Никита. – Я на седьмом небе от счастья, Варенька. Пойдемте ко мне в гости. Я живу в двух шагах от метро.
– Никита, – покачала она головой и строгим голосом сказала:
– Я, конечно, плохо ориентируюсь в Москве. Но, по-моему, от Краснопресненской до Юго-Западной не два шага, а намного больше.
– Верно, верно, – улыбнулся Никита. – Я думал вы забыли про нашу встречу, про меня, про…
– Я помню, Никита.
– А почему же вы ни разу не позвонили? – спросил он. – Я положил вам визитку в карман куртки.
– Мне? – Варя машинально опустила руку в карман, достала визитку, посмотрела на Никиту. – Визитка… Ваша визитка… Но в прошлый раз я была в другой куртке… Ни-ки-та…
– Тогда была зима, и падал снег пушистый, – нараспев проговорил Никита. – А сейчас весна и дивно пахнет черемухой. Белые лепестки летят на землю словно снег. Пойдемте в наш сад, Варенька.
– Пойдемте, – согласилась она. – Но ведь вы были с друзьями.
– Они давно разъехались по домам. Мы остались одни на конечной станции метро. Чтобы вырваться из замкнутого пространства подземки, нам нужно сделать несколько шагов. Вас кто-то ждет сегодня или..?
– Никто, – улыбнулась она. – Меня никто не ждет, Никита.
Зазвонил телефон. Она знала, что это Олег Евгеньевич. Но отвечать ему не захотела. Поздно. Уже поздно. Уже не нужно никаких слов. Несколько минут назад она бы ответила, а теперь…
– Пойдемте в ваш сад, Никита.
– Почему вы не отвечаете? – спросил он.
– Не хо-чу, – сказала она. Телефон смолк. Она его отключила. – Меня нет. Я растворилась в темноте майской ночи.
– А вы умеете быть злой, – проговорил он, восторженно посмотрев на Варю.
– Умею. Поэтому, будьте со мной обходительно-нежным, мой друг, – проговорила она, направившись к выходу.
– Я постараюсь, – пообещал он, взяв ее под руку.
Они бродили по черемуховому саду, по белым крошечным лепесточкам, рассыпанным по земле. Никита говорил, говорил, говорил, а Варя слушала и улыбалась. Он читал ей стихи Пушкина и Пастернака, пел песни собственного сочинения, а она смотрела на него и думала:
– Какое счастье, что я тебя встретила! И даже не важно, что все это может растаять, как туман на рассвете. Сейчас, сию минуту мое сердце ликует от счастья, от льющейся через край радости. Яркие солнечные краски заполнили темное пространство моей души, сделали ее легкой, невесомой, как прежде, вернули ей первозданность. Я – снова я – маленькая восторженная девочка Варвара, мечтающая о возвышенной любви, как у декабристов в девятнадцатом веке. Ах, если бы я родилась тогда… Но тогда бы я не встретила Олега… Евгеньевича и Никиту…
С Олегом их познакомила ее школьная подружка Люська, Люсьена – длинноногая фотомодель с загадочной улыбкой Джоконды.
– Варька, есть дело на миллион, – прямо с порога заявила она. – Собирайся. Все объясню по дороге.
Они устроились на заднем сидении дорогой машины, марку которой Варя не запомнила. Зачем забивать голову ненужной информацией. Пусть об этом помнит красавица Люсьена, а она завтра поедет на работу на метро.
– Я решила вывести тебя в люди, – сообщила Люська, когда машина тронулась. – Хватит быть серой мышкой в машбюро, пора превращаться в райскую птичку. Я тебя познакомлю с та-а-аким мужчиной… Только чур, не зазнаваться. Он мне самой нравится. Правда, мне не только он нравится…
– Не сомневаюсь, – улыбнулась Варя. – Ты всегда у нас была любвеобильной.
– Разве это плохо, когда вокруг тебя кавалеры? – спросила Люся, подмигнув Варе. – Это, милая моя, замечательно. Замечательно, когда тебя любят. Это окрыляет. Кстати о крыльях…
Люся подробно проинструктировала Варю, что ей нужно будет делать, что можно, а что нельзя говорить. Все ее наставления Варя пропустила мимо ушей. Ей это было не нужно. Она знала, прекрасно знала, что не станет играть роль женщины вамп, готовой на все, чтобы заполучить кошелек кавалера. Варя останется собой.
Машина остановилась. Швейцар распахнул перед ними двери, согнулся в полупоклоне:
– Добрый вечер, дамы!
В небольшом зале закрытого ресторана, оформленного в стиле Людовика, было многолюдно. Им навстречу поднялся высокий, очень высокий холеный мужчина. Варя смотрела на него снизу вверх.
– Олег Евгеньевич, познакомьтесь, это моя школьная подруга Варя, – поцеловав его в щеку, проговорила Люська.
– Варвара, – протянув ему руку, представилась Варя.
Он сжал ее ладонь в своих больших ладонях и улыбнулся:
– Редкое у вас имя. Наверное, в честь бабушки назвали?
Она кивнула. Не хотелось объяснять, что маму бросил отец. Ушел в день Вариного рождения. Мама долго и безутешно плакала, а за окном ворковали голуби: «Вар-Вар-Вар». А потом ей принесли маленький сверток – новорожденную девочку.
– Не выживет, – перешептывались санитарки. – Семимесячные редко выживают.
– Моя Варя выживет, – громко сказала мама, сразу придумав дочке имя. Удивительное, смешное, голубиное имя – Вар-ва-ра. В школе ее дразнили Варька – Варварка – глупая кухарка.
– Я не кухарка, не кухарка, – плакала она. – Я и готовить-то не умею.
– Все равно, ты останешься кухаркой, даже когда вырастешь, – не унимались зловредные мальчишки. Их веселили ее настоящие, взаправдашние слезы.
– Не останусь, не останусь, – твердила Варя.
А потом в их класс пришла Люсьена, Люська – красивая длинноногая девочка с волнистыми пшеничными волосами. Она сразу взяла Варю под свою опеку, и насмешки одноклассников прекратились. Теперь все мальчишки заискивали перед Варей. Потом, после окончания школы, она поняла, что все эти восторги были адресованы не ей, а Люське, Люсьене. Но это было потом, а тогда ее сердце переполняло чувство гордости.
С Люськой они оставались подругами и после окончания школы. Правда Люська могла надолго исчезнуть из Вариной жизни, чтобы потом ворваться ураганом:
– Варька, дело на миллион…
Варя не сердилась, знала, она нужна Люське для контраста. Когда они рядом, все сразу видят, какая она, Люсьена, неотразимая красавица, умница. Все мужчины сразу понимают, что такой бриллиант нуждается в дорогой оправе. Все внимание сосредотачивалось на Люське, а Варя незаметно исчезала. Она растворялась в суете огромного города, погружалась в забытую давность старых документов, над которыми ей приходилось просиживать часами.
– Вы такая юная, Варя, что мне трудно поверить, что вы Люсина одноклассница, – проговорил Олег Евгеньевич.
– И не надо верить, Олежек, – взяв его под руку, сказала Люся. – Я же тебя предупреждала, что моя подруга – девушка особенная, таких на московских улицах не встретишь. Такие могут только из снежного облака возникнуть, а потом растаять.
– Снегурочка по имени Варвара, – улыбнулся он. – Очень-очень мило. Пойдемте к столу.
Все, что было потом, Варю совершенно не занимало. Она не пила, не ела, смотрела на раскрасневшуюся Люську, болтающую несусветную чушь, на элегантных мужчин, слушающих ее с открытыми ртами, и думала:
– Поскорей бы закончилась эта комедия. Ни за что больше никуда не поеду. Ни за что…
– Хотите убежать? – поинтересовался Олег Евгеньевич, посмотрев на Варю заговорщически. Она улыбнулась. Заиграла музыка. Он поднялся, сделал вид, что приглашает ее на танец. Увел из ресторана.
Потом Люська кричала на Варю, отчитывая за безответственное поведение.
– Я не ожидала, что ты, моя лучшая подруга, подложишь мне такую свинью. Ты хоть понимаешь, ЧТО, ЧТО ты натворила?
– Нет, – честно призналась Варя. Она ничего предосудительного не совершила. Они с Олегом Евгеньевичем вышли на улицу и пошли куда-то. Куда? Ей было все равно. Они просто дышали прохладой ночи, просто шли, просто тихо беседовали обо всем и ни о чем конкретном. Он проводил ее до дома, пожал руку и ушел. Все. За что ее отчитывает Люська? Непонятно.
– Ты же отсталый элемент, Варька, ты газет не читаешь, телевизор не смотришь…
– И прекрасно себя чувствую, – улыбнулась Варя. Смотреть на обозленную Люську было смешно.
– Глупая, если бы ты взяла в руки газету, то сразу бы все, все поняла, – кричала Люська. – Ты бы узнала, что Олег Евгеньевич – самый богатый, самый уважаемый человек. Вот. Он должен быть со мной, а не с тобой.
– Должен – значит будет, – спокойно сказала Варя.
– Не будет, – разревелась Люська. – Он тебя выбрал, тебя… Разве ты не поняла?
Варя обняла подругу, поцеловала в лоб и сказала:
– Дорогая моя, Люсьена, Люська, мне совершенно безразличен этот твой богатый дяденька. Мне совершенно не интересно, сколько у него денег, насколько он знаменит, и что о нем пишут в газетах…
– Правда? – Люська с надеждой на нее посмотрела. Слезы моментально высохли.
– Правда, – улыбнулась Варя. – Сама подумай, зачем он мне? Зачем ему я, Варвара? Может быть, он меня провожать пошел только для того, чтобы ты на него внимание обратила…
– Варька! – Люся принялась кружить ее по комнате. – Точно, точно, точно! Он же видел, как на меня Петрович смотрит, вот и решил…
Люся напудрила носик, подкрасила глаза, губы, обняла Варю и умчалась к своему знаменитому Олегу… Евгеньевичу.
А вечером, когда Варя удобно устроилась в уголке старого дивана, раздался звонок в дверь. На пороге стоял Олег Евгеньевич с огромным букетом белых роз.
– Здравствуйте, Варя. Решил поблагодарить вас за вчерашний вечер. За удивительный вечер. Я давно не получал таких дорогих подарков. Можно войти?
Она еще ничего не ответила, а он уже вошел, закрыл дверь, разулся в прихожей, прошел в комнату:
– Я так и думал, очень скромно, но с отменным вкусом. Что читаете? Марина Цветаева. Я так и думал, что вы любите стихи. А наизусть помните? – она кивнула.
Он присел на диван, обхватил колени руками и попросил:
– Прочтите.
Она негромко заговорила голосом Марины Цветаевой. Ей хотелось думать, что это не ее голос, а голос Марины, потому что она читала ее стихи. Она стояла посередине комнаты, прижимала к груди белые розы и читала:
– «Мой милый, что тебе я сделала?»
Почему именно эти стихи зазвучали в их первую встречу? Знак судьбы? Предопределенность того, что произойдет потом, через пять лет?
– «Спрошу я стул, спрошу кровать, за
что, за что терплю и бедствую?
Отцеловал – колесовать.
Другую целовать – ответствуешь…»
– Сильные, очень сильные стихи. Спасибо, Варя, – сказал он, поднялся и ушел. Все.
Варя посмотрела на розы и улыбнулась:
– Богатый мужчина развлекается. Что ж – это его право.
Через два месяца он снова появился в ее доме. Принес букет желтых роз. Стоит на пороге, глаза сияют.
– Здравствуйте. Проезжал мимо, увидел свет в ваших окнах, решил зайти. Почитаете стихи?
Прошел, сел, обхватил колени руками. Все, как в прошлый раз. Она прижала к груди розы и прочла отрывок и Марининой драмы «Метель».
«Сижу и думаю: зачем на свете ветер?
Зачем ему сейчас лететь и дуть?
Чтоб те, что были дома, вышли в путь
Другим таким же странникам – навстречу
Чтоб то, что длилось вечер, – длилось вечность…»
Поднялся, сказал спасибо и ушел. Варя поставила цветы в вазу и долго стояла у окна, наблюдая за темными облаками, наползающими на луну.
– Зачем я ему? – думала она. – Зачем?
В следующий раз он пришел с букетом красных роз и коробкой конфет.
– Угостите чаем?
– Конечно.
Она достала тонкие фарфоровые чашечки с позолоченными завитками, свои любимые, подала чай.
– Такие же хрупкие, как вы, Варя, – улыбнулся он, отпил чай. – И чай у вас отменный.
– Обычный, мятный, – сказала она.
– Нет, Варя, чай у вас особенный, – проговорил он, глядя в ее глаза. – А почему вы одна?
– Мама с бабушкой живут за городом, – ответила она, не поняв сразу, что его интересует не это. Ему хотелось узнать, почему она, двадцатипятилетняя девушка до сих пор не замужем. Что-то не в порядке с ее сознанием или дело в другом?
Он тоже не женат, но он – мужчина, с головой погруженный в работу. Для него бизнес важнее семейного быта. Ему это не нужно. Хотя здесь, в ее маленькой квартирке, ему начинает казаться, что семейный уют тоже может радовать и согревать. Ему хорошо с этой смешной Варварой, женщиной-ребенком, живущей какой-то несуществующей жизнью. Может, стоит попробовать понять эту непонятную для него жизнь?
– Вы, наверное, свою маму навещаете?
– Да. Завтра поеду.
– Я с вами, – неожиданно для себя, сказал Олег. Сказал и рассердился:
– Придется ехать. А завтра совет директоров…
– Вы хотите поехать со мной? – испуганно воскликнула она. – Зачем? Решили посмотреть на деревенский быт? Устали от помпезности и славы?
– А она злая, – с интересом глядя на Варю, подумал Олег. – Отменю заседание и непременно поеду с ней.
– Вы правы, Варя, я устал от славы, – сказал он, поставил чашку на стол и поднялся. – Во сколько вы поедете?
– В восемь утра, – посмотрев на него снизу вверх, сказала она. – Вы еще спать будете в такое время.
– Не буду, – наклонившись к ней, сказал он. Поцеловал в лоб и ушел.
Варя закрыла лицо ладонями.
– Что происходит? Что все это значит?
Зазвонил телефон. Радостный Люськин голос ворвался в Варино сознание.
– Представляешь!
– Не представляю, – сказала она. – Фантазии не хватит придумать то, что могло произойти с длинноногой фотомоделью.
– Мы с Олежиком были в Монте-Карло! Бродили по улицам, вымощенным гранитной плиткой, играли в казино, обедали в дорогих ресторанах, выходили на яхте в море. Лазурный Берег – это нечто… Мы…
– А мы завтра в деревню едем, – перебила ее Варя.
– Маме привет, бабулю целуй. Все, пока, – Люська бросила трубку. Ей было не интересно, не важно, с кем Варя поедет в деревню. Вот если бы она поехала в Нью-Йорк или Париж, тогда можно было поболтать подольше.
– Потом не сердись на меня, – сказала Варя, положив телефонную трубку на рычаг. – Я хотела сказать тебе, Люська, что твой Олег… Евгеньевич – бабник.
Она уселась на диван, обхватила голову руками и простонала:
– Я не хочу, не хочу, не желаю, чтобы он со мной завтра ехал. Зачем он мне нужен? Зачем? Забери его себе, Люська.
Варя проснулась задолго до звонка будильника.
– Не стану дожидаться восьми часов, – решила она. Собралась. Открыла дверь и остолбенела. На пороге стоял улыбающийся Олег Евгеньевич.
– Я так и знал, что вы, Варвара, решите улизнуть. Приехал на час раньше. Цветы купить не смог, магазины еще закрыты. Ну, что вы стоите? Закрывайте дверь. Поехали.
Он подхватил сумки, стоящие у ее ног, и легко, перепрыгивая через ступени, побежал вниз.
– Как мальчишка, – подумала Варя, закрыла дверь и спустилась по ступеням спокойно.
– Командуйте, куда вас везти, – улыбнулся он, когда она устроилась на переднем сидении его дорогой машины.
Варя назвала адрес. Олег Евгеньевич рассмеялся. Достал из бардачка атлас автомобильных дорог, отыскал Варину деревню, завел мотор. В салоне звучала негромкая музыка – саксофон. Олег Евгеньевич насвистывал в такт мелодии. Варя молча смотрела на дорогу.
– Вы всегда такая? – поинтересовался он, перестав насвистывать.
– Какая? – спросила она, не поворачивая головы.
– Задумчивая, немногословная, – ответил он. – Расслабьтесь, Варенька. Примите все, как данность, как подарок судьбы.
– Хорошо, – сказала она, а сама подумала:
– Что я скажу маме и бабушке? Как я представлю им этого холеного мужчину?
– Забавно увидеть реакцию ваших близких, когда вы им скажете, что я – ваш личный шофер, – проговорил Олег Евгеньевич, подмигнув Варе.
– Они мне не поверят, – покачала головой Варя и, вспомнив школьную дразнилку, добавила:
– Мне проще сказать, что я – ваша кухарка. Хотя и это будет неправдоподобно. Готовить я не люблю.
Он съехал на обочину, выключил мотор, положил руку на спинку ее сидения и, глядя в глаза, сказал:
– Варя, а почему бы вам не сказать правду?
– Какую? – удивленно спросила она.
– Я за вами ухаживаю целый год, – улыбнулся он.
– Год? – воскликнула Варя. – Да мы с вами виделись всего три раза.
– Четыре, – поправил Олег Евгеньевич. – А если считать сегодня, то – пять! Я за вами присматривал все это время…
– Смешно, – проговорила она, покачав головой. – Вы что, установили подзорную трубу на крыше соседнего дома? Вы – взрослый, преуспевающий человек, а…
Его поцелуй заставил ее замолчать. Все произошло так неожиданно, что Варя растерялась. Она летела вниз с огромной высоты и не знала, сможет ли приземлиться, сможет ли вновь обрести равновесие, удержит ли ее земное притяжение.
Она почувствовала крепкие руки Олега на своих плечах, открыла глаза. Солнце такое яркое, ничего не видно.
– Варя, Варя, вы, что в первый раз целуетесь? – его голос испуганно-нежный. – Да разве такое бывает? Разве в наше время такое возможно? Варя, вы из какого века, из какого столетия к нам, ко мне, в мою жизнь? Ва-ря-я-я…
– Не знаю. Я ничего не знаю, Олег… – и через вздох, едва шевеля губами. – Евгеньевич.
А в мыслях:
– Олег, Олег, Олег… О-лег-кокрылость бабочки, парящей над цветами во всем, во всем, что происходит с нами.
Он целует, целует, целует ее в губы, а она никак не может обрести равновесие. Никак. Он разжимает объятия, закрывает глаза и сидит без движения. Потом запрокидывает голову, обхватывает ее руками и весело смеется. Варя ничего не понимает. Не хочет понимать. Она – в безвоздушном пространстве счастья. Что будет потом – неважно. Сейчас, сию минуту она испытывает потрясающие, неведомые доселе чувства.
– Спасибо, – шепчет она. – О-лег… Ев-генье-вич.
– Это твой жених? – спрашивает мама, видя счастливые Варины глаза.
– Жених, жених, а кто еще, – смеется Варя. Олег Евгеньевич рубит дрова. У него это получается ловко. Любо-дорого смотреть.
– Слишком красив, слишком, – качает головой бабушка, наблюдая за его работой. – Про таких красавцев говорят «чужой муж». Смотри…
Варя опоминается. Она же ничего про него не знает. Ничего. Может быть, он и в самом деле женат, а она… Стыд, угрызения совести ударяют в солнечное сплетение.
– Варя, – обнимает ее Олег Евгеньевич. – Дрова я нарубил, можно ехать.
– Вас ждет жена? – растерянно глядя на него, спрашивает Варя. Он смеется, запрокинув голову:
– Я не женат. Не женат. Я совершенно свободный человек, не обремененный никакими узами, никакими цепями, Варя.
Ей вновь становится весело. Огонь, горящий в солнечном сплетении, гаснет.
– Какое счастье! Какая легкость, О-лег!
Они вернулись в Москву заполночь. Он поцеловал ее в щеку, прошептал: «До завтра» и уехал. Варя долго лежала без сна, вспоминая свое фантастическое состояние и не желала думать о реальности. Не желала.
– Ты можешь исчезнуть дня на три? – спросил Олег Евгеньевич, когда она открыла ему дверь. – Это очень-очень важно.
– Ну, хорошо, – ответила она, не совсем понимая, что от нее требуется.
– Тогда быстренько собирайся, – приказал он.
– Куда? Зачем? – растерянно проговорила Варя.
– Я хочу показать тебе маленький город в Скандинавии, – улыбнулся он. – Там нас никто-никто не отыщет.
– Но у меня нет заграничного паспорта, – сказала она.
– Вар-ва-ра, это несерьезно, – нахмурился он. – В наше время… Ах, что я говорю. – Усмехнулся. – Кому я говорю про наше время? Я никак не привыкну к тому, что ты – настоящая Вар-ва-ра! Ладно, где твои документы? Сейчас все устроим.
Олег Евгеньевич звонил по телефону, строго и деловито давал какие-то указания. Передал кому-то Варин паспорт. Все, как во сне. Вне Вариного сознания. Она сидит на стуле, спина прямая, руки на коленях ладонями вниз. Школьница. Олег ходит по ее маленькой комнате большими шагами.
– Тебе и взять с собой нечего, – усмехается он. Вновь звонит по телефону, что-то диктует, улыбается.
– Ты счастливая девушка, хотя и Вар-ва-ра. Паспорт привезут к самолету. Едем…
Так началась ее новая жизнь. Совершенно непонятная своей неожиданной непохожестью на все, что было до встречи с Олегом… Евгеньевичем. Головокружительное безумие, фейерверк красок и новых впечатлений. Четыре года, как день. А потом вдруг, в один миг все лопнуло, как лопается воздушный шарик в руке карапуза. Почему? Что случилось?
Варя не могла объяснить. Просто однажды появилась Люська, Люсьена. Она открыла дверь его квартиры своим ключом, пропела:
– Олежек, дорогой!
Он заключил ее в свои объятия, прижался губами к ее губам. Надолго. Поцелуй был слишком долгим и слишком страстным, чтобы считать его дружеским. Пока они целовались, Варя ушла. Олег Евгеньевич позвонил ей на следующий день. Голос строгий.
– Приезжай в ЦДЛ. Надо поговорить.
Она поехала на метро. Чтобы позлить Олега надела все, что ему не нравится. Спустилась в подземку и запуталась в разноцветной паутине, сходящихся и разбегающихся в разные стороны линий.
Явление Никиты в вагоне метро Варя восприняла, как отрезвляющий глоток чистого воздуха, как прозрение.
– Кто она для Олега Евгеньевича? Никто. Ник-то. Она не может стать его законной женой, потому что он не желает связывать себя узами брака.
– Связи, узы, брак – все это так унизительно, так не нужно, не важно. Пойми, Вар-ва-ра, все это – бред, пустота. Разве нам с тобой плохо вместе? Разве восторг ощущений можно зафиксировать штампом в паспорте? – стучали молоточками в висках его слова. – Нельзя. Не нужно. Наслаждайся жизнью, Вар-ва-ра. Все необходимое для наслаждения у тебя есть…
– Ах, если бы вы, Олег… Евгеньевич, знали, что для наслаждения мне необходимо только чувство полета, – вздыхала Варя. – Того полета, того восторга, того счастливого неведения, которое было в нашу первую встречу. Куда все исчезло? Почему все растворилось в повседневной суете, в погоне за славой? Вы давно бежите один. Я отстала. Я осталась там, в машине, стоящей на обочине… Я не желаю бежать за вами, за вашей славой, за вашим богатством. Не желаю, Олег… Евгеньевич. Все это не для меня. Это для длинноногой фотомодели Люськи. Прощайте, преуспевающий человек. Мне очень, очень плохо. Мне нестерпимо больно, но… Я больше на могу…
Олег не верил, что Варвара уйдет. Разве можно променять роскошь, в которой они жили, на убогость ее маленькой квартирки? Разве сможет она теперь вернуться на свою работу, в душный полуподвал с малюсеньким окошком под самым потолком? Нет. Королевы не становятся кухарками. Хотя… Олег потер виски, подумав:
– Варя – самая настоящая Вар-ва-ра, от нее можно ожидать все, что угодно.
То, что она выкинула полгода назад, не выходило из его головы. Она посмела явиться на свидание в сопровождении какого-то мальчишки? Еде она его нашла? А может… Олег похолодел. Сердце ухнула вниз. Такого с ним давно не происходило. Что это? Ревность? Любовь? Безумие?
– Что мешало Варваре встречаться с этим мальчишкой, пока меня не было рядом? – воскликнул он, схватил ключи от машины и помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени.
Открыл Варину квартиру, толкнул дверь. Пусто. Никого. Привычный порядок. Никаких посторонних вещей.
– Безумец, – усмехнулся Олег и улегся на диван прямо в ботинках. Набрал номер Вариного телефона. Она не ответила. А потом и вовсе выключила телефон.
– Прекрасно, – проговорил Олег, потянувшись. – Я подождусь тебя здесь. Тебе все равно некуда больше идти. Не-ку-да, дорогая моя Вар-ва-ра…
Олег услышал легкий шум в прихожей, открыл глаза, посмотрел на часы – половина шестого.
– Где ты была? – спросил нежнейшим голосом. Она вздрогнула. Не ожидала его увидеть. Испугалась. Побледнела.
– О-ле-г? – и через вздох, – Ев-гень-евич?! Что вы здесь делаете?
– Жду тебя, Вар-ва-ра, – скрестив на груди руки, ответил он.
Варя прижалась спиной к двери, закрыла глаза. Лицо очень-очень бледное, а губы – алые. Целовалась. С кем?
– Ты провела ночь с этим мальчиком? С тем зимним мальчиком?
– Да, – ее шепот, как пощечина.
– Ну и как? – с издевкой спросил Олег. Она открыла глаза, посмотрела с усмешкой.
– Он читал мне стихи Пушкина: «Я вас люблю, хоть я бешусь, хоть это труд и стыд напрасный…»
– А я за тебя переживал, – шагнув к ней, сказал Олег. Он уперся руками в дверь над ее головой, наклонился, поцеловал в лоб.
– Я ведь тебя просто так не отпущу, – сказал тихо, но строго. – Ты – мой талисман, Вар-ва-ра.
Обнял, прижал к себе, выдохнул: «Люблю». Впервые в жизни сказал это слово. Вложил в него всю нежность, всю бурю страсти, бушующую в душе.
Варя почувствовала, как сердце замерло, перестало биться, рухнуло в пропасть и там забилось с такой неистовой силой, словно желало вырваться наружу из грудной клетки. Ноги подкосились. Если бы не сильные руки Олега, она бы упала на пол.
– Варя, Варенька, – его голос возвращает ее из небытия. – Что, что с тобой, Вар-ва-ра?
Не знаю…
Он укладывает ее на диван, укутывает пледом, растирает холодные руки, звонит кому-то. Варя проваливается в темную пустоту забытья. Где-то далеко впереди брезжит неяркий свет. Ясноглазый мальчик Никита кричит ей:
– Варенька, можно я вас буду оберегать? Are you ready to be with me forever?[2]
– Да, – шепчет она и улыбается.
– У вашей жены нервное расстройство, – слышит Варя незнакомый голос. – У беременных это бывает…
– Что? – восклицает Олег.
– Что? – распахивает глаза Варя. Ей любопытно увидеть беременную жену Олега Евгеньевича.
– Граждане, вы же взрослые люди, – качает головой врач. – Сколько вы женаты?
– Пять лет, – отвечает Олег.
– Ничего себе? – думает Варя. – Он женат пять лет, а я об этом ничего не знала. Какая низость. Как это подло с его стороны.
– Наверное, заждались появления наследника? Ждали, ждали и дождались, – врач добродушно смеется, похлопывает Олега по плечу.
– Не ждали, – растерянно говорит он.
– Значит, примите это, как подарок, как чудо, – врач пожимает ему руку, уходит.
– А где твоя беременная жена? – спрашивает Варя, усаживаясь на диване. Она осматривается, понимает, что это ее дом, ее маленькая квартира.
– Она сидит напротив, – отвечает Олег, опускаясь перед Варей на колени. Целует ее ладони, шепчет:
– Варька, это и в самом деле – чудо. У нас с тобой будет ребенок!
– У нас?! – выдыхает она, прижимается к груди Олега и рассказывает все, все, все о своем рождении, о своем птичьем имени, о переживаниях и страхах, о знакомстве с Никитой, об их прогулке по ночной Москве и о том, что она не знает, как ей теперь жить без него, Олега… и через вздох – Евгеньевича. Не знает. Не потому, что она привыкла к роскоши. Нет. Ей ничего не нужно. Материальная сторона ее мало интересует. Ей нужен он – Олег… Евгеньевич, ставший частью ее сознания, ее мира, непонятного, неизведанного мира, где первичны только чувства, а все остальное – вторично. Всего остального просто нет. Как нет листа, оторвавшегося от ветки. Капли, выпавшей из тучи. Песчинки, приклеившейся к подошве странника. Звезды, сорвавшейся с небес…
– Я никуда не отпущу тебя, Вар-ва-ра, Ва-рень-ка! – голос Олега нежный в самое сердце. – Я никогда не разожму своих объятий. Я буду вас оберегать. Готова ты остаться со мной навсегда?
– Да… I am ready to be with you forever,[3] – шепчет она.
– Forever… – разливается солнечным светом за окном его голос. Голос Олега… Евгеньевича…