RobertHaigh – Moon Blue Crooks
Осень для меня всегда ассоциировалась со смертью. Серые дороги, плачущие по кому-то небеса, холод, ветер, пустота. Одиночество. Боль…
Однажды осенью в 1814 году, когда я жила в Париже, я повстречала глупую девчонку, которая сбежала из дома, потому что не желала выходить замуж за богатого мужчину, которого ей подыскали родители. Тогда во Франции, да и не только, было жуткое время. Только закончилась война, люди жили в нищете, в грязи в своих собственных экскрементах, совсем не мылись и гнили в собственной вони. Это было время чумы и холеры. Это было время смертей, время отчаяния и потерь.
Тогда был дождь, он размывал грязь по городу, он превращал улицы в месиво того, от чего даже дохли крысы. И я находилась там только потому, что надеялась умереть от какой-нибудь заразы, но, к сожалению, я ещё жива.
Её звали Жульетта. У неё были белоснежные волосы и серые большие глаза, которые до сих пор преследуют меня в кошмарах. Она стояла на мосту – дождь забирался под её платок и гладил кожу – и плакала. Беззвучно, одиноко, красиво, откинувшись назад и смотря в небо.
Она собиралась прыгнуть в воду.
Мне было неинтересно, почему. Я просто остановилась рядом и облокотилась о перила, смотря на то, как гладь воды вспенивается пузырями. Мы стояли рядом по разные стороны ограды. Молча. Слушая дождь, обмениваясь мыслями. Я не спрашивала у неё ничего. Я не проронила ни слова.
А она рассказала мне сама, что её хотели выдать замуж против её воли, хотя она любила простого офицера. И её глаза, наполненные горечью, навсегда остались в моём сердце, пока остальное её тело падало в бездну.
Я её не остановила, потому что завидовала. Прыгни я следом за ней, я бы осталась жива.
Осень всегда забирает всё хорошее. Осень никогда не заберёт меня.
Дождик так и не заканчивается, и я выхожу из академии на улицу, чтобы дойти до остановки и поймать маршрутку или такси. Идя с опущенной головой, я думаю о мелодии, которую сыграл этот парень. Я думаю о боли, я думаю о пустоте.
Волосы намокают, тушь, наверное, потекла. Чувствую, как капли стекают по лицу к шее. Цепляюсь за сумку и поправляю воротник. Завтра надо будет взять зонт.
Наступаю в лужу – не надо было надевать сегодня туфли – делаю вид, что не заметила, сворачиваю за поворот и замираю среди людей, ждущих, когда переключится светофор.
Люди такие глупые…
Даже не знают, кто я такая. А я и сама не знаю…
Когда-то я видела, как умирают близнецы. Им было где-то семь, это было до того, как я стала Петрой Айнер. Мы ехали в электропоезде. И он сошёл с рельс, вагон перевернулся, согнулся и сплющился почти полностью. Я сидела у окна, на противоположной стороне мать и близнецы. Меня придавило почти полностью, я лежала неподвижно и смотрела на них. Кровь. Крики. Паника. Одного мальчишку придавило насмерть, он лежал на полу под грудой металла. Второй лежал рядом ещё живой.
И я тогда думала, умрёт ли он, раз его половинки больше нет? Умрут ли они вместе сегодня? Или нет… Умру ли я, наконец? Или мои мучения продолжатся?
Они умерли, а я до сих пор вижу эту картинку перед глазами. Единственное, что я хорошо помню – это смерти.
Тогда тоже был дождь. И теперь всегда, когда плохая погода, я боюсь, что кто-то умрёт, и мне придётся нести этот образ всю жизнь.
Кто-то прячет меня под зонт, и я медленно поднимаю голову.
– Заболеешь, – улыбается парень.
Тот, кто причинил мне сегодня боль.
Уилл Рейген. Я помню. Это имя.
– Не заболею, – безразлично говорю я.
Я никогда не болею.
– Говорю, заболеешь, – он улыбается и встаёт ближе.
Я не шевелюсь.
– Ты очень круто играешь, – уже тише говорит парень. – Тебя ведь Петра зовут?
– Да.
Светофор загорается зелёным, и я выскальзываю из-под зонта и начинаю переходить улицу, но Уилл меня догоняет и снова прячет от дождя. Я не хочу с ним сближаться. Ни с кем. Особенно с ним.
– А я Уилл. Ты всегда такая неразговорчивая? – он перешагивает лужу.
Я резко сворачиваю налево и на пару секунд оказываюсь без защиты.
– Да. А ты всегда такой навязчивый?
– Просто хочу познакомиться, – пожимает плечами.
– А я не хочу, – прикрываю глаза и прячу руки в карманах. – Ты до самого дома собрался за мной идти?
Рейген фыркает, кажется, обиделся. А мне плевать. Я просто хочу умереть…
– Да, если нужно, – он делает голос бодрым, но я вижу, что он всё ещё обижается.
Ненавижу причинять боль людям. И людей я тоже ненавижу.
– Нам не по пути, – я останавливаюсь у ближайшей остановки и оборачиваюсь, замечая нужную маршрутку. Голосую. – Моя.
Я не смотрю на парня. Машина тормозит и обливает низ моих джинс водой. Туфли промокают насквозь, но я всего лишь поджимаю губы и жду, пока дверь откроется. А потом оборачиваюсь к Уиллу и замираю. Он не улыбается. Он просто смотрит на меня, словно вдруг понял всю мою боль и одиночество, всё моя проклятие, понял с одного только взгляда.
– У тебя талант, – говорю я. Уилл вскидывает бровь. – Я про рояль.
Дверь открывается, и я забираюсь в транспорт, оставляя Уилла Рейгена в одиночестве на остановке. Он смотрит на меня так, будто всё понимает.
Я оплачиваю проезд и сажусь на свободное место, стряхиваю с волос воду. Одиночество…
Наверное, самое ужасное слово в мире.