3
Сегодня я приехал на смену до срока. Вышло случайно: проснулся ни свет ни заря, потом не торопился, тратил и растягивал короткое утреннее время, и все-таки явился в цех очень рано. Однако первым не оказался: в маленькой прихожей, отделяющей бытовку от диспетчерской, уже сидел Стеньков. Пристроился на оранжевый шар из-под бортового самописца, в незапамятных времен валяющийся тут, и меланхолично курил, глядя в стенку. Я не удивился, встретив в такую рань именно его. Бурная жизнь Стенькова полна всяких неожиданностей. Случается, перед сменой он и дома-то не успевает побывать; приезжает сюда на попутном такси и проводит остаток ночи на мягких тряпках где-нибудь в расходной кладовой, всегда имея там знакомую девицу.
Вот счастливейший человек, – невольно подумалось мне. – Живет себе в радость, гуляет и спит с женщинами, а поутру встает и ни одной лишней мысли в голове. Мне бы так…
– Привет! – окликнул я его.
– Бонжур, – вяло кивнул Стеньков.
Поперек щеки его краснела свежая царапина.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов! – не удержался я.
Гриня мрачно отмахнулся, я понимающе хмыкнул и заглянул в бытовку. Там досыпали последние минуты двое ребят из ночной смены. А в углу возле плакатов топтался молодой парень неслабого вида – «на море и обратно», как выразился бы Семеныч. Синяя нейлоновая куртка с отстегнутыми рукавами, прическа в виде плоского ежика, серебряная печатка на пальце, в ушах черные наушники от плэйера.
– Что за образина там у нас? – осведомился я, снова нарушив Стеньковское уединение. – Зарубежный гость, отставший от своего «Боинга» благодаря интердевочке из ресторана «Москва»?
– Найн, – лениво усмехнулся Стеньков. – Дас ист нихт интурист. Дас ист к вам в бригаду стажера пригнали.
Стажера… Я покачал головой. Когда-то и я появился тут мальчишкой. То было сто лет назад. Каждый из на должен перешагнуть первую ступень и лишь потом жизнь покажет, на что он годен. Но этот парень не понравился мне сразу. Неформал хренов, и на уме, небось, один «хэви-метал» – разве можно вообще такого к самолетам попускать? Я вернулся в бытовку и сел у окна, спиной к нему.
Понемногу собрались наши ребята, прибежал озабоченный Семеныч.
– Слышь, Глебушек, – вкрадчиво зарокотал он, нагнувшись ко мне. – Ты, эт самое, стажера взять не желаешь?
– Этого панка, что ли? – я ткнул пальцем через плечо. – У-воль. Лучше уж лягушку в жены.
– Да я серьезно, Глеб. Без шуток, возьми!
– Не-возь-му!
– Ну Глебушек! – Семеныч не отступал, упорствуя всерьез: сам, наверное, уже все решил, а теперь спохватился, что нужно еще и меня уговорить. – Все равно тебе навесят кого-нибудь; ты же у нас, это самое, опытный кадр, наставник молодежи, и все такое прочее…
– Оставь лесть, Семеныч, и побойся бога! Не я ли в прошлом году тянул Синяева из той смены?! С тем болваном мне надо было день за три считать и до конца пятилетки освобождение от стажеров! А этого – дай-ка лучше его… – я запнулся, прикидывая, в кого бы ткнуть без промаха. – Николаеву!
– Николаеву?.. Можно вообще-то. Но он на больничном.
– Тем лучше. Запишешь, пока нет – потом уже не отбоярится. В крайности, если месяц пролежит, тогда уж возьму.
– Ну ладно, – вздохнул Семеныч; он никогда не выдерживал крутого натиска в лоб. – Уговорил. Но уж будь другом, сегодня, эт самое, парня проинструктируй.
На это я согласился: не стоит требовать от жизни всего сразу. И после пересменки подошел к стажеру.
– Ну-с, – холодно сказал я. – Как же тебя величать?
– Ко-стик… – протянул он, обратив ко мне детский голубой взор.
Странный парень, – неожиданно пришло мне на ум. Глаза совершенно детские. Может, и неплохой, а просто выпендривается?
Но на раздумья не осталось времени, и я взял быка за рога.
– Ну так вот, Костик. Тебя будет стажировать Анатолий Иваныч Ни-ко-ла-ев, запомни эту фамилию. Его сегодня нет. Меня зовут Глеб Сергеич. К работе приступишь со следующей смены. сразу в ночь, так что днем рекомендую выспаться. Придешь в обычной одежде, спецовку выдадут. Печатку советую дома положить: зацепишься где-нибудь и без пальца останешься в два счета. И плэйер тоже не понадобится. Рацию на шею повесят, наговоришься и наслушаешься вдосталь. Уяснил?
Рация стажеру не положена, разве что побаловаться дадут иногда, но я не стал уточнять детали.
– И еще, – я вынул рабочий блокнот. – Купи записную книжку за тридцать копеек и разграфи. Вот так, по странице на смену. Смотри и запоминай: номер борта, номер стоянки, время вылета, и сбоку еще место на случай замены. Усек?
– Усек, – выдохнул Костик и прилежно кивнул раз десять.
– Тогда ступай себе с богом домой.
Я заглянул в диспетчерскую, поболтал с Татьяной – мимо которой никогда не пройдет просто так ни один мужчина, кроме разве что Фоши – взял наряды, потом не спеша вернулся за инструментами, собрал все. что надо, потом еще привычно хлопнул стакан газировки. А когда вышел из цеха, меня нерешительно окликнули по отчеству. Я обернулся – у дверей сателлита переминался смущенный Костик.
– Ты что тут? Выхода не найдешь?
– Да нет… – он застенчиво переминался с ноги на ногу, с опаской глядя на меня. – Глеб Сергеич, а можно… Можно, я и сегодня поработаю?
– Сегодня? – переспросил я, поразившись неожиданному рвению этого попсового мальчика. – Ну… Можно, конечно, если хочешь. Пошли тогда в расходку, будем тебя по форме одевать.
А может, он действительно парень ничего? – думал я. – Раз с первого дня так к самолетам рвется? И мне просто не стоит по-стариковски судить его внешний вид?
Быстро шагая по перрону, я заметил боковым зрением, как Костик на ходу скручивает печатку с пальца.
* * *
Перед обедом мы собрались у сателлита. Сидели на багажных тележках в его надежной тени и глядели, как над белым асфальтом перрона плывут волны слоистого знойного марева.
– Слышьте, мужики, – блаженно отдышавшись, заговорил Семеныч. – Две новости есть. Как, эт самое, в том индейском племени. Хорошая и плохая. С какой начать?
– С хоро-ошей, – по-кошачьи сощурился Стеньков.
– Не, лучше с плохой, – серьезно возразил Фоменко.
– Значит, так… – Семеныч выдержал многозначительную паузу. – Перестройка, эт самое, к нам катится. Едри ее…
– Каждый день на этом месте! – ухмыльнулся Гриня. – Удовлетворение перестройки в цехе номер девять!
Конец ознакомительного фрагмента.