Вы здесь

730 дней в сапогах. «Служи по Уставу, завоюешь честь и славу!». ХЭБЭ (Сергей Буянов, 2014)

ХЭБЭ

Никто и ничто так не скажет об армии, как форменное обмундирование. На род войск укажут эмблемы в петлицах. Как и в гражданской жизни предусмотрено отличие повседневной одежды от парадной.

В парадке положено появляться не только во время парадов и праздников, но в любой день за пределами воинской части. В парадных кителях разгуливают в увольнительных. Немногие счастливчики трясутся в поездах, мчащих их в отпуска, возвращаются в разные концы страны дембеля со значками на всю грудь.

В будние фуражку заменяет пилотка, а чёрные лакированные ботинки – кирзовые сапоги. Вместо гимнастёрки с кителем положена бесформенная куртка-полупиджак, хэбэ. Так же называются штаны: галифе до колен и трико до пят. Если форма светло-защитного цвета. Есть ещё стекляшка – того же самого пошива, но грязно-зелёной или мышинно-коричневой окраски. Она похожа либо на болотную тину, либо на освещённую солнцем придорожную пыль.

Армейская форма удобна и практична. В отличие от гражданских туалетов, она не предусматривает смены рубашек и носков. Для того чтобы хэбушка не висела мешком, солдату положен популярный в мальчишеской среде широкий ремень с большой металлической бляхой, на которой выбита пятиконечная звезда с серпом и молотом. Ремень бывает кожаным и «деревянным» – из плотного кожзаменителя, названный так за исключительную хрупкость. Пропитавшись солдатским потом, он расползается послойно, совсем как фанерка. Если деревянный ремень сложить вдвое и топнуть по нему – он уже ни на что не годен. Считается, что согласно Уставу вооружённых сил СССР, ремень следует затягивать по окружности головы: от подбородка до затылка. Получается, каждый солдат обязан стягивать живот до размеров черепа. Особая привилегия яйцеголовых!

Курсантам бесчисленных учебных частей положено неукоснительно соблюдать Устав. Им не полагается ушивать хэбушку и парадную форму. Пилотку следует носить только в сложенном виде: «Сними хлюзду – одень пилотку!» Её нужно держать на голове скошенной к правому надбровью, с уклоном книзу на два поперечных пальца от бровной дуги. Хэбушка или стекляшка должна быть застёгнутой на крючок, расположенный на концах ворота выше верхней пуговицы – при разной погоде и в любых обстоятельствах.

С премудростями ношения обмундирования ознакомил новобранцев сержант Шутько – замкомвзвода второй роты стрелков-наводчиков. Переминаясь с ноги на ногу, молодые старались вникать наставлениям товарища по службе.

Затем прибыл ротный. Молодой задористый капитан взял слово.

– Перво-наперво, Устав! – чеканно сказал он. – Запомните одну вещь!

Разношерстный неоформленный строй обратился в слух.

– Вот, перед вами стоит сержант, – офицер кивнул в сторону вытянувшегося в струнку Шутько, – личность неприкосновенная! Его приказы вам, бедолагам, нужно выполнять беспрекословно. Скажет сержант: «Ложись!» – сразу падай, где стоишь! В грязь, в битое стекло, в дерьмо собачье! За неподчинение сержанту будете строго наказаны. А самые шустрые, кто не разучился махать кулаками, будут писать письма маме уже не из воинской части, а с лесоповала! Будут рвать по ночам на жопе волосы, приговаривая: «За что боролся?!»

Лёха весело переглянулся с Кирюхой. Смысл слов ротного мгновенно дошёл до строя, но ни в одну бритую голову не пришла мысль о дурацких приказах сержанта. Шутько стоял и широко улыбался.

– Шагом марш в баню! – скомандовал капитан.

– Вещи сюда! – показал сержант на жестяные носилки.

– Деньги, документы, а так же драгоценности сдать лично мне! – распорядился ротный.

Рядовой Тальянкин сдал военный билет с двумя вложенными в него червонцами. Драгоценностей не пришлось сдавать никому.

– Пошли-пошли первыми, скорее выйдем одежду выбирать! – заторопил Лёху Кирюха, стреляный воробей.

Через несколько секунд друзья оказались в моечном зале. Он ничем не отличался от гражданского. Те же каменные скамейки, цинковые тазики, латунные вентиля. На каждой лавке лежало по четыре обрубка хоз. мыла: один кусок, умело расчленённый на равные части.

Лёха открыл один кран, затем другой. К его удивлению, разницы в температуре воды не почувствовал.

– Ты думал, здесь горячая бывает? Привыкай к тяготам и невзгодам! – сказал Кирюха.

Наполнив тазики, пацаны стояли в нерешительности. Мыться таким «кипятком» никому не хотелось. Зал набился до отказа. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Кирюха зачерпнул ладонями воду и обрызгал грудь, затем голову. Лёха последовал его примеру.

– Давай ближе к выходу, – прошипел Кирюха, – успеем шмотьё получше ухватить.

Многие хотели того же, но мало кто желал плескаться в солдатской бане.

На выходе стоял сержант. Он придирчиво осмотрел друзей.

– С мылом мылись?

– Так точно! – по Уставу ответил Кирюха.

– Товарищ сержант! – добавил Шутько.

Кирюха тотчас поправился.

– Садитесь на скамейки! – приказал сержант. – Хэбушки ещё не принесли, берите трусы и майки!

Куча нижнего белья на полу не отличалась расцветкой: майки светло-серые, трусы синие. Зато, какое разнообразие форм и размеров! Были майки на борца сумо, в которую можно зачехлить холодильник, и на тщедушного доходягу длиною до самых пят. Друзья выбрали более-менее подходящие майки: без дыр и относительно чистые – не с самого пола.

Увидев, что пара бойцов уже вышла в предбанник, толпа ринулась из моечного зала. В момент расхватали нижнее бельё.

– Отставить! Смирно! Положить бельё на место! – проорал сержант. Больше Шутько не улыбался. Он потрогал спины вырвавшихся из бани, оставил троих. Остальным пришлось развернуться по причине абсолютной сухости кожи.

– С обмана службу начинаем, нехорошо! – посетовал капитан. Он сидел в стороне на единственном стуле, закинув ногу на ногу.

Банщики принесли обмундирование: свежие, пахнущие краской хэбушки. Лёха потянулся к форме.

– Отставить, – зевнул капитан. – Товарищ сержант, распорядитесь!

– В мойку шагом марш!

Салаги сгрудились у выхода. Сержант быстро отогнал их к центру зала. Шутько схватил первый попавшийся тазик полный ледяной водицы и с размаха окатил нерешительную толпу. С криками и визгами курсы рассыпались по залу. Сержант окатил из тазика каждый угол, а потом разрешил выходить по одному.

Офицер разрешил разбирать обмундирование. Сидевший ближе Кирюха ухватил наугад шесть комплектов. Лёха успел взять только два, 52 и 46 размера. Оба ему не подходили.

– Бери, – Кирюха подал ему комплект со штампом: «48» рост «2». – То, что надо. У меня такой уже есть.

– А может, эту потемнее взять? – Лёхе понравилась стекляшка.

– Не видишь, таких меньше? В глаза бросаться будем, – деловито отшил Кирюха, бросая на скамью оставшиеся комплекты.

Надевая форму, Лёха забыл про пилотку. Он не расстроился, 59 размер неходовой. В самом деле, на столе лежало ещё четыре пилотки. Одна 58-го размера, подошла впору.

Осталось подобрать сапоги, благо портянки все одинаково землистого цвета.

– Важно взять на размер побольше, – советовали отслужившие пацаны со двора, – не то ноги с непривычки собьёшь.

Лёха уцепил пару сорокового размера. В суете, он не заметил, что сидит на схваченном второпях комплекте обмундирования, размера 52, роста первого. Об этом напомнил удручённый Дюдюсь. Ссутулившийся и согбенный в три погибели, он не стал нисколько ниже. Длинные руки, опущенные почти до сапог, разорванные на заднице трусы, майка до пупа, да крохотная пилотка. Другой одежды курсант не имел. Опасливо озираясь, он искал большими влажными глазами хэбушку.

– Тебе только галстука не хватает! Иди сюда, земляк! – позвал его Лёха. – У меня тут есть кое-что. Если не понравится, ты не обессудь, другого не имею!

– Спасибо огромное! – сердечно поблагодарил Дюдюсь и поспешил одеться. Лямки на штанах пришлось распустить – в сапогах не видно. С хэбушкой было сложнее: рукава еле застегнулись на предплечьях, а плечи свисали до предполагаемых бицепсов. Но запахнуться можно аж полтора раза! К счастью, полы хэбушки позволяли застегнуть на ней ремень. Эти мелочи, включая смех сослуживцев, не могли омрачить радость Дюдюся. Он, глупо улыбаясь, присел рядом со своим благодетелем.

– Пошёл отсюда, козёл! И поживее! – рявкнул на него Кирюха.

Понурившись, Дюдюсь отошёл в уголок.

– Зачем ты его прогнал? – не понял Лёха.

– Пускай даже близко не показывается. Известно, с кем поведёшься, от того и наберёшься!

– Это как?

– Молча! Нас такими же посчитают. Помнишь тушёнку?

– Так ведь, Мухи нет.

– Есть только осы да шмели! Распускаться нельзя, – продолжил поучения Кирюха. – Не успеешь оглянуться, как растопчут!

Ничего не поняв, Лёха тактично промолчал.

Деньги и документы вернули каждому без путаницы. Память у ротного оказалась отменной.

– Строиться на улице!

– Шагом марш в казарму!

В первом подъезде кирпичного четырёхэтажного здания располагалась вторая рота, соответственно, на втором этаже. В казарме окна однообразные и нет никаких балконов с прочими прибамбасами, характерными для гражданских строений.

После команды, разрешающей войти в расположение, Кирюха с Лёхой кинулись на лестницу первыми. «Места зашибать!» На втором этаже была широкая двустворчатая дверь. Лёха одним из первых, вслед за капитаном, заскочил внутрь. Прямо у входа стояла большая тумба с золочёным гербом СССР. На низком постаменте стоял младший сержант со штык-ножом, прицепленным к кожаному ремню. Увидев ротного, дневальный лихо отдал честь и проорал в пустой казарме:

– Смирно!

Пройдя по некрашеному деревянному полу, пахнувшему мастикой, новобранцы оказались на ЦП – центральном проходе. Он продолжался до самой стены с огромной картой СССР. По обе стороны ЦП потолок подпирали квадратные цементные колонны. За ними в четырёх прямоугольных площадях находились друхярусные солдатские кровати. Голые пружины холодно отливались в свете дня.

Курсантов рассадили на расставленные рядами по ЦП армейским табуретам, выкрашенным в защитный цвет. В крышке каждого выпилена щель в виде полумесяца.

Сержант вынес из каптёрки и раздал каждому бойцу по швейной игле. К ней прилагались погоны, петлицы и полоски белой ткани – подворотнички. На всех два огромных мотка ниток, чёрных и белых.

Курсанты прикрепили к петлицам эмблемы, золотистые танки с задранными кверху орудиями. Как и погоны с жёлтыми буквами С А, их следовало пришить к обмундированию. О назначении подворотничков мало кто догадывался. Шутько наглядно пояснил.

– Смотрите, – он взялся за свой ворот, отвернул белоснежную с палец толщиной, подшивку к воротничку. – Это сержантская подшива. А это ваш курсантский подворотничок! – сержант потянул двумя пальцами белую тряпичную полоску.

– Подшиваться каждый день, и белыми нитками!

Шутько сидел и ждал. Затем сходил в каптёрку и вынес оттуда банку с хлоркой и крышку мыльницы до половины заполненную водой.

– Зашились? – спросил сержант. Не дожидаясь ответа, продолжил: – Теперь будем клеймиться. Клеймо – это прямоугольник: шесть на два сантиметра, продольно разделённый на две части. В верхней пишется фамилия полностью, в нижней трети – номер военного билета.

– А зачем? – спросил рыжий боец, сидевший с краю рядом с Лёхой.

– А затем! Если тебя в бою разорвёт на части, на кусках хэбушки, штанов, пилотки, ремня или сапог останется клеймо. И командир будет знать, кто ты был и сообщит маме твоей, – сказал капитан без прежнего энтузиазма. Он устал торчать в казарме и хотел есть.

– Товарищ сержант! После обеда всех на политзанятия! – распорядился ротный и ушёл.

С помощью спичек на изнаночной стороне одежды, курсанты написали нужные данные. Хлорка на глазах оставляла выжженные неровные линии.

– Закончили. Теперь клеймить парадку!

– А её-то зачем? – недоумевал рыжий.

– Я уже объяснял тебе, – сквозь зубы процедил Шутько.

– А чё, в бой в парадной форме ходить что ли? Зачем клеймить-то?

– Смотри, зачем! – сержант обернул китель вокруг кулака.

Рыжий наклонился, но ничего не увидел. Удивиться он не успел. Сокрушающий удар в челюсть свалил непонятливого духа вместе с табуреткой.

– Тупорылый, падла! – сообщил сержант притихшим курсам. – Ещё служить не начал, а уже Устав нарушает!

Лёха удивлённо посмотрел на Кирюху, тот выразительно кивнул.

Служба по Уставу началась!