Гиббоны
…Сынок растёт не по дням, а по часам. Когда гуляем, я невольно ревностно сравниваю его с его сверстниками, и с удовольствием замечаю, что сынок и крепкий, и габаритами эффектно выделяется, и умом Господь не обидел вроди. Тфу-тфу-тфу! Что бы не сглазить!
Каждый день чего-нибудь новенькое притащит со школы. Второклассники мы уже, между прочим! Очень радуюсь, когда он спрашивает меня о том, чего не понял, или не знает. Недавно, например, пришлось объяснить значение слова «гондон» (пардон, мадам). А чего вы смеётесь? Ничего смешного… Ещё и ни такое притащит. И кто ему это правильно объяснит, кроме меня? В первый раз, когда я объяснял ему значение очередного «нехорошего» слова на букву «пэ» (там после «п» идут буквы «и, д, о, р, а» и т. д. по порядку), жена моя, неожиданно услышав это слово из уст восьмилетнего нашего сына, чуть не упала «вомарак», а потом терпеливо прислушивалась с кухни к моим объяснениям, и к моему удовольствию осталась весьма довольна ликбезом. Спешу поделиться опытом. И по-моему этот мой приём очень даже неплох. Так что пользуйтесь. В мировой педиатрии это назовут когда-нибудь «Метод Гасанова». Я сказал сыну:
– Сынок, это слово очень нехорошее. Так только плохие люди ругаются. И если мне так кто-нибудь скажет, я сразу же ему кулаком в нос дам. Понятно? Без предупреждения. Так что и ты его больше не говори никогда.
Сынок очень задумался и понял, но на всякий случай уточнил:
– А если мама так скажет?
Я сдержал улыбку, вздыхаю горестно:
– Придётся и ей дать…
Умница жена откликнулась с кухни чуть обиженно:
– Вы что!? Я никогда таких слов не говорю!..
– Конечно, не говорит, – подтверждаю.
На том и порешили.
А вообще, это прекрасная наша родительская повинность – объяснять суть вещей.
Сынок заболтал ногами под столом, дожёвывая бутерброд. Вижу – всё понял. Он всегда так делает.
– А Славик всегда так говорит.
– Получит в нос в конце концов. Поймёт тогда.
– А «вонючка» можно говорить?
Я любуюсь сыном, улыбаюсь:
– «Вонючка» – это неплохое слово. Но всё равно мне было бы очень неприятно, если бы мне кто-нибудь так сказал. А вообще – нормальное слово… Бывает, например, жук-вонючка… Что ж делать, если его так называют?..
Сынок дослушал, кивнул, и опять ноги заёрзали под столом.
– А кто тебе так сказал?, – интересуюсь на всякий случай.
– Эт не мне…, – сынок делает пару больших глотков компота, вытирает губы, – это сегодня мальчик один в школе обкакался, и его все «вонючкой» обзывали!
Я замер, улыбаясь. Жена тоже притихла на кухне. Спрашиваю:
– Как это: «обкакался?»
Сынок допил последний глоток, отодвинул кружку. Отдуваясь, похлопал себя по пузу, запросто отвечает, забираясь на диван, чтобы полежать перед «телеком»:
– Первоклассник какой-то… Его учительница в туалет не пустила. А он обкакался, и сидел возле гардероба, маму ждал… Целый час. Пап, смотри! Смотри!.. Это кто? Пап!..
На экране телевизора большая пузатая обезьяна повисла на ветке одной лапой, и, вытянув огромные розовые губы, что-то прокричала протяжно и длинно:
– Угы-ы! Угы-ы!..
– Это кто, пап?..
Жена подошла и села рядом с сыном:
– Подожди. Как это «обкакался»?
Тот выглядывает из-за мамы, которая закрыла экран, тянет недовольно:
– Ма-а-ам!.. Ну, ты чего?… Не меша-ай!
Мы дали досмотреть обезьяну. Я объяснил, что это гиббоны, и что они просто играют, а не дерутся. Жена вернулась на кухню, выключила воду в раковине, и опять терпеливо спрашивает, присев на краешек:
– Какой мальчик?
Сынок удивляется, глядя на нашу реакцию, и рассказывает снова:
– Откуда я знаю?.. Мальчик какой-то… Первоклашка. Он на уроке, наверное, в туалете захотел, а спросить стеснялся. И обкакался…, – сынок смеётся, приглашая нас присоединиться, – Его учительница посадила потом возле гардероба. А он сидит и воняет… Фу-у-у!…, – корчит рожицу, машет ладонью перед мордашкой, зажимая носик, показывая, как пахло от мальчика. Но мама не улыбается, и он продолжает, чуть удивляясь, – Странный какой-то… Не мог отпроситься, что-ли?.. Взял, и…
Жена допросила сына, и мы узнали, что действительно с одним из первоклассников сегодня произошёл вышеизложенный конфуз, и он находился в таком своём состоянии половину последнего урока и ещё какое-то время, сидя на лавочке возле гардероба, натянув на голову шапочку, сгорая от ужаса и стыда, и каждый проходящий мимо морщился от запаха, потому что рядом были несколько его одноклассников, которые громко и радостно поясняли всем, в чем дело, показывая на того пальцем. Некоторые проходили безразлично мимо. Кто-то смеялся. А несколько детей полчаса резвились вокруг несчастного, поочерёдно подбегая к нему, комично принюхиваясь и морщась, весело выкрикивая «Фу, вонючка!», и передавая эстафету следующему…
После минутного молчания жена спрашивает тихо:
– И ты его дразнил?
Сынок, совершенно уже сбитый с толку, смотрит то на меня, то маму, открыв рот, так же тихо отвечает:
– Да. А что?..
Жена, бледная, бегающими глазами бросает мне быстрые взгляды, не зная, как сдержаться, еле сохраняя спокойствие:
– А учительница где была?
– Она домой ушла. Говорит ему: «Тут жди.» И ушла домой. А что?..
Жена возвращается на кухню, молча и громко моет посуду.
А я вздыхаю и старательно подбираю слова для следующего разговора с сыном…
****