Глава вторая
Все ждали каких-то важных событий
Правительственный кризис в России выразился в «министерской чехарде» – слишком частой смене министров. За 1915–1916 гг. сменилось четыре председателя Совета министров, четыре военных министра, шесть министров внутренних дел и т. д. Из-за этого Совет министров в народе стали называть «кувырк-коллегией».
Особенно не любили председателя Совета министров Б.В. Штюрмера, сменившего в январе 1916 года И.Л. Горемыкина. Это был закоренелый монархист, но назначение на такую должность человека с немецкой фамилией (в то время, когда столь сильны были антигерманские настроения) свидетельствовало о слепоте двора, о его полной невосприимчивости к происходящему. Кроме того, оказалось, что Штюрмер был близок и предан Распутину.
В ноябре 1916 года Штюрмера отправили в отставку, назначив на освободившееся место А.Ф. Трепова, но и он не продержался долго (его, как уже говорилось, сменил князь Н.Д. Голицын).
А тем временем на фронте и в тылу распускались слухи о связях императрицы Александры Федоровны с ее германскими родственниками.
Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:
«Особую остроту слухам о дворцовой камарилье придавало обвинение ее в германофильстве и даже в прямой связи с врагом. Шумный и не весьма основательный Родзянко прямо заявляет: “Связь и аналогия стремлений настолько логически очевидны, что сомнений во взаимодействии германского штаба и распутинского кружка для меня, по крайней мере, нет: это не подлежит никакому сомнению”. Голая ссылка на “логическую” очевидность весьма ослабляет категорический тон этого свидетельства. Никаких доказательств связи распутинцев с германским штабом не было обнаружено и после переворота. Иначе обстоит дело с так называемым “германофильством”. Дело шло, конечно, не о национальных симпатиях и антипатиях немки-царицы, премьера Штюрмера, графини Клейнмихель, министра двора графа Фредерикса и других господ с немецкими фамилиями <…> Значительно более реальны были органические антипатии придворной челяди к низкопоклонным адвокатам Французской республики и симпатии реакционеров, как с тевтонскими, так и со славянскими именами, к истинно прусскому духу берлинского режима, который столько времени импонировал им своими нафабренными усами, фельдфебельскими ухватками и самоуверенной глупостью».
Недовольны были все. Среди депутатов Государственной Думы, видных промышленников и военных зрели планы дворцового переворота. А среди народных масс нарастало возмущение не только против старой власти, но и против стоявшей в оппозиции буржуазии, которую обвиняли в том, что она обогащается на народном страдании.
Спиридович Александр Иванович (1873–1952) – генерал-майор Отдельного корпуса жандармов, служащий Московского и начальник Киевского охранного отделения, начальник императорской дворцовой охраны. Был арестован Временным правительством, позже освобожден. В 1920 году эмигрировал во Францию.
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«Происходили тайные и явные собрания, совещания. Распространялись разные слухи, волновавшие все круги населения. Все ждали каких-то важных событий. Шептались о возможности государственного переворота. В эти дни Гучков сделал первую попытку осуществить свой фантастический младотурецкий план – захватить государя императора, вынудить его отречение в пользу цесаревича, причем при сопротивлении Гучков был готов прибегнуть и к цареубийству».
Кантакузина Юлия Федоровна, княгиня:
«Я вернулась в Петроград вскоре после Нового года и оставалась там по делам четыре недели. Меня потрясли бросившиеся в глаза перемены. Стоимость жизни резко возросла. Никто не верил в будущее правительства. Всеобщая депрессия дошла до крайней степени и, казалось, заразила всех, поскольку самые рассудительные и заслуживающие доверия люди излагали факты, казавшиеся невероятными, но тем не менее правдивые. Молчание и озабоченные лица придворных и наиболее лояльных членов правительства, возможно, были теми самыми признаками надвигающейся гибели, которые больше всего потрясли меня».
Тихомиров Лев Александрович, общественный деятель:
«Поторопился взять из Госуд[арственного] Банка почти все, что там было – 4 тысячи. Всегда ужасно боюсь, что помрешь – и семья останется без денег, которые зря лежат в банке, пока утвердятся в наследстве <…> Правительство – это нечто невообразимое, и особенно со времени войны. Анархия полная <…> Распоряжения глупые. Полная неспособность обуздать спекуляторов. Цены поднялись до невозможности жить. У меня за прошлый [год] концы сведены с концами только благодаря распродаже разных вещей. Но в этом году продавать нечего. А между тем расход за январь превысил уже теперь maximum возможного расхода. И не мудрено. Что ни взять – вчетверо и впятеро дороже».
3 (16) января министр иностранных дел Н.Н. Покровский честно предупредил императора о близящейся катастрофе и посоветовал ему убрать министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Николай II ответил, что не нужно сгущать краски и что всё наладится. Тогда Н.Н. Покровский попросил отправить в отставку его самого, но Николай II отказал ему в этом.
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«В России не было тогда ни настоящего министра внутренних дел, ни его товарища [заместителя – В.Р.] по политической и полицейской части, ни настоящего директора Департамента полиции, который помогает министру видеть, знать и понимать все, совершающееся в стране. Вот что представлял собой А.Д. Протопопов как министр. Изящный, светский, очаровательный в обращении мужчина пятидесяти лет, А.Д. Протопопов прежде всего был не совсем здоров психически. Он был когда-то болен “дурною болезнью” и носил в себе зачатки прогрессивного паралича <…> он находился под большим психическим влиянием некоего хироманта и оккультиста, спирита и магнетизера Перрэна».
Глобачев Константин Иванович (1870–1941) – генерал-майор, начальник Петроградского охранного отделения. Во время Февральской революции был арестован и находился в заключении в тюрьме «Кресты», но незадолго до Октябрьской революции был освобожден. В 1923 году эмигрировал в США.
Глобачев Константин Иванович, генерал, начальник Петроградского охранного отделения:
«Кандидатура Протопопова была приемлема для государя вполне. Протопопов был представителем общественности как товарищ председателя Государственной Думы, и о нем были даны самые лучшие отзывы английским королем за время его пребывания членом русской делегации, командированной перед тем в Англию. Таким образом, казалось бы, назначение Протопопова должно было всех удовлетворить. Между тем получилось совершенно обратное. Государственная Дума и прогрессивный блок усмотрели в принятии Протопоповым министерского портфеля ренегатство и простить ему этого не могли. С первого же дня вступления в должность Протопопова Государственная Дума повела с ним жестокую борьбу. К тому же Протопопов стал делать очень много крупных ошибок благодаря своей неопытности и незнакомству с управлением таким крупным ведомством <…>
В деловом отношении Протопопов был полнейшим невеждой; он плохо понимал, не хотел понять и все перепутывал <…> В разговоре это был очень милый, обходительный человек, но очень любил кривляться, что, казалось бы, министру не подобало. Встречал с видом утомленной женщины, жалуясь каждый раз на то бремя, которое ему приходится нести из любви к государю и родине. Из того, что ему докладывалось, он, видимо, ничего не понимал и все перепутывал. Он никак не мог понять, что такое большевики, меньшевики, социалисты-революционеры и т. п. Не раз он просил меня всех их называть просто социалистами, так ему понятнее».
Бьюкенен Джордж Уильям, посол Великобритании в России:
«Протопопов, на плечи которого упала мантия Распутина, был теперь более могущественен, чем когда-либо. Будучи не совсем нормален, он, как говорят, на своих аудиенциях у императрицы передавал ей предостережения и сообщения, полученные им в воображаемом разговоре с духом Распутина. Он совершенно овладел доверием Ее Величества и, убедив ее, что благодаря предпринятым им мерам к реорганизации полиции он может справиться со всяким положением, какое бы ни возникло, он получил полную возможность продолжать свою безумную политику».
Через два дня после Н.Н. Покровского председатель Совета министров князь Н.Д. Голицын доложил Николаю II о слухах из Москвы относительно возможного переворота.
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«5 января премьер князь Голицын докладывал о тревоге в обществе и о слухах из Москвы о предстоящем перевороте. Он доложил и о том, что в Москве называют имя будущего царя. Государь успокаивал его и сказал:
– Мы с царицей знаем, что все в руках Божиих. Да будет воля его <…>
Накануне великий князь Павел Александрович, делая доклад о гвардии, доложил все-таки о готовящемся государственном перевороте».
Чубинский Михаил Павлович (1871–1943) – юрист, публицист и педагог, член партии кадетов. Состоял членом нескольких просветительских обществ. С мая 1917 года сенатор Уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. Не принял революцию и вскоре выехал за рубеж.
Чубинский Михаил Павлович, профессор, юрист:
«Ходят самые крайние слухи. В частности, говорят, будто целый ряд великих князей довел до сведения государя их общее убеждение об опасности принятого курса не только для родины, но и для династии».
Гиппиус Зинаида Николаевна, поэтесса, идеолог русского символизма:
«Несчастный народ, несчастная Россия… Нет, не хочу. Хочу, чтобы это была именно Революция, чтобы она взяла, честная, войну в свои руки и докончила ее. Если она кончит – то уж прикончит. Убьет».
6 (19) января был обнародован императорский указ об отсрочке возобновления заседаний Государственной Думы и Государственного Совета до 14 февраля, и это стало не столько ударом по думской оппозиции, сколько свидетельством того, что самодержавие намерено действовать старыми методами и не думает идти навстречу даже требованиям либерально-монархических кругов.
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«Существовало довольно распространенное мнение, что государь не знал, что делается кругом. Это совершенно ошибочно. Всякими путями, официальными и неофициальными, государь знал все, за исключением, конечно, тайной (конспиративной) революционной работы.
В январе месяце, не считая военных докладов, государь принял более 140 разных лиц в деловых аудиенциях. Со многими государь обстоятельно говорил о текущем моменте, о возможном будущем. Некоторые из этих лиц предупреждали государя о надвигающейся катастрофе и даже об угрожавшей ему лично, как монарху, опасности.
Так, 3 января министр иностранных дел Покровский откровенно предупреждал государя о надвигающейся катастрофе. Он советовал государю пойти на уступки, сменить Протопопова. Государь ответил, что <…> все устроится».
7 (20) января Николай II принял председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, и тот сделал ему доклад об обстановке в империи.
Родзянко Михаил Владимирович, председатель Государственной Думы:
«7 января я был принят царем <…>
– Из моего второго рапорта вы, Ваше Величество, могли усмотреть, что я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений. Партий уже нет, и вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа. Надо при взаимном доверии с палатами и общественными учреждениями наладить работу для победы над врагом и для устройства тыла. К нашему позору, в дни войны у нас во всем разруха. Правительства нет, системы нет, согласованности между тылом и фронтом до сих пор тоже нет. Куда ни посмотришь – злоупотребления и непорядки. Постоянная смена министров вызывает сперва растерянность, а потом равнодушие у всех служащих сверху донизу. В народе сознают, что вы удалили из правительства всех лиц, пользовавшихся доверием Думы и общественных кругов, и заменили их недостойными и неспособными <…> Вокруг вас, государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли, а остались только те, которые пользуются дурной славой. Ни для кого не секрет, что императрица помимо вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом и что по ее желанию неугодные быстро летят со своих мест и заменяются людьми, совершенно неподготовленными. В стране растет негодование на императрицу и ненависть к ней… Ее считают сторонницей Германии, которую она охраняет. Об этом говорят даже среди простого народа…
– Дайте факты, – сказал государь, – нет фактов, подтверждающих ваши слова.
– Фактов нет, но все направление политики, которой так или иначе руководит Ее Величество, ведет к тому, что в народных умах складывается такое убеждение. Для спасения вашей семьи вам надо, Ваше Величество, найти способ отстранить императрицу от влияния на политические дела <…> Не заставляйте, Ваше Величество, чтобы народ выбирал между вами и благом родины. До сих пор понятия “царь” и “родина” были неразрывны, а в последнее время их начинают разделять…
Государь сжал обеими руками голову, потом сказал:
– Неужели я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, и двадцать два года ошибался…
Минута была очень трудная. Преодолев себя, я ответил:
– Да, Ваше Величество, двадцать два года вы стояли на неправильном пути».
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«Не участвуя в заговорах тогда против государя, Родзянко знал о них многое <…> Родзянко доложил государю, с присущей ему резкостью и прямолинейностью, что “вся Россия” требует смены правительства, что императрицу ненавидят, что ее надо отстранить от государственных дел, что в противном случае будет катастрофа. Однако, зная многое про подготовляющийся переворот, Родзянко не сделал государю конкретных указаний в смысле лиц. Он лишь настаивал на устранении царицы, на смене Протопопова, на даровании ответственного министерства».
Глобачев Константин Иванович, генерал, начальник Петроградского охранного отделения:
«Протопопов был предоставлен самому себе, не имея хороших ответственных помощников и советчиков. Неудивительно поэтому, что при том сумбуре, который был в голове Протопопова, он делал промах за промахом в отношении Государственной Думы и ее председателя Родзянко».
А тем временем, 9 (22) января, вождь большевиков В.И. Ленин выступил в Цюрихе, где он жил с Н.К. Крупской с февраля 1916 года, перед местными социал-демократами на митинге, посвященном годовщине начала революции 1905 года.
Ленин Владимир Ильич (настоящая фамилия – Ульянов) (1870–1924) – революционер, политический и государственный деятель, создатель РСДРП(б), один из главных организаторов и руководителей Октябрьской революции 1917 года, создатель первого в мировой истории социалистического государства.
Ленин Владимир Ильич, главный организатор и руководитель Октябрьской революции:
«Сегодня – двенадцатая годовщина “Кровавого Воскресенья”, которое с полным правом рассматривается как начало русской революции <…> Русская революция является в мировой истории первой, но она будет, без сомнения, не последней, – великой революцией, в которой массовая политическая стачка сыграла необыкновенно большую роль <…> Несомненно, формы и поводы грядущих боев в грядущей европейской революции будут во многих отношениях отличаться от форм русской революции. Но, несмотря на это, русская революция <…> остается прологом грядущей европейской революции <…> Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».
В тот же день началась забастовка рабочих в Петрограде. Этот демарш стал самым крупным пролетарским выступлением за время войны. В стачке участвовало от 150 000 до 200 000 человек. В Выборгском, Нарвском и Московском районах столицы не работали почти все предприятия.
Аналогичные выступления произошли в Москве и в других городах страны: в Нижнем Новгороде, Воронеже, Харькове, Ростове-на-Дону, Новочеркасске, Донбассе и т. д.
Чубинский Михаил Павлович, профессор, юрист:
«В общей политике все идет по-прежнему плохо. В кабинете перемен никаких, а сам кабинет совершенно не способен к той громадной творческой работе, которой повелительно требуют и небывалая по тяжести, безмерно затянутая война, и наше внутреннее положение <…> А между тем все более и более сказывается надвинувшийся на нас кризис: отсутствие или большая нехватка во многих местах даже хлеба и керосина <…> Это грозные симптомы. Усиленно говорят и о нехватке у нас паровозов.
Около лавок вместе с небывалыми ранее хвостами потребителей растет и народное недовольство. К открытию Государственной Думы ожидались серьезные беспорядки, вдохновляемые частью пораженцами, часто же (как шла упорная молва) провокацией. Ждали таких забастовок, что запасали даже воду и свечи. Пока особых эксцессов нет; у нас на Васильевском острове и совсем тихо, но меры чисто полицейского характера приняты, с патрулями и пулеметами включительно. Многие ждут решительных действий от Государственной Думы. Это едва ли случится, хотя, конечно, будет сказано немало решительных слов».
Гиппиус Зинаида Николаевна, поэтесса, идеолог русского символизма:
«Или я во всем ошибаюсь? А если Россия может в позоре рабства до конца войны дотащиться? Может? Не может? Допускаю, что может. Но допускаю формально, вопреки разуму. А уже веры нет ни капли <…> А что России так не “дотащиться” до конца войны – это важно. Не дотащиться. Через год, через два (?), но будет что-то, после чего: или мы победим войну, или война победит нас <…>
Я говорю – год, два… Но это абсурд. Скрытая ненависть к войне так растет, что войну надо <…> как-то иначе повернуть. Надо, чтоб война стала войной для конца себя. Или ненависть к войне, распучившись, разорвет ее на куски».
19 января (2 февраля) начальник Петроградского охранного отделения генерал-майор К.И. Глобачев доложил императору о росте народного недовольства из-за дороговизны продуктов, об успехе левых газет и журналов, о симпатии широких масс к Государственной Думе и о ходивших слухах о существовании некоей офицерской организации, которая якобы решила покончить с рядом лиц, тормозивших обновление страны.
Кантакузина Юлия Федоровна (1876–1975) – литератор, мемуарист. Урожденная Джулия Грант, внучка президента США Улисса Гранта. Жена князя Михаила Михайловича Кантакузина. Во время революций 1917 года проживала с семьей в России, а в 1918 году вместе с мужем и детьми переехала в США.
Кантакузина Юлия Федоровна, княгиня:
«Ходили слухи, будто планируется дворцовая революция и убийства расчистят путь для новой эры. Все остальное испробовали, но без пользы, и это единственное оставшееся средство.
– Похоже, они там в Царском совершенно сошли с ума, – однажды со вздохом сказал один спокойный и лояльный член кабинета. – И они не видят, как быстро мчатся навстречу своей гибели. Напротив, они торопятся с головокружительной скоростью, тащат и подталкивают друг друга.
И действительно, при взгляде на эту ситуацию возникало ощущение безумия».
Бьюкенен Джордж Уильям, посол Великобритании в России:
«Положение было уже очень серьезное. Вследствие недостатка угля <…> несколько заводов пришлось закрыть, и вследствие этого несколько тысяч рабочих осталось без работы. Это обстоятельство само по себе не было бы очень тревожно, так как они получили вознаграждение и не имели повода устраивать беспорядки. Но они нуждались в хлебе, и многие из них, прождав целые часы в хвостах у хлебопекарен, вовсе не могли его получить».
Шульгин Василий Витальевич, политический деятель:
«Уже несколько дней мы жили [как] на вулкане… В Петрограде не стало хлеба – транспорт сильно разладился из-за необычайных снегов, морозов и, главное, конечно, из-за напряжения войны…
Произошли уличные беспорядки… Но дело было, конечно, не в хлебе… Это была последняя капля… Дело было в том, что во всем этом огромном городе нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти… И даже не в этом… Дело в том, что власть сама себе не сочувствовала…
Не было, в сущности, ни одного министра, который верил бы в себя и в то, что он делает… Класс былых властителей сходил на нет… Никто из них не способен был стукнуть кулаком по столу… Куда ушло знаменитое столыпинское “не запугаете”? Последнее время министры совершенно перестали даже приходить в Думу…»
Теляковский Владимир Аркадьевич (1860–1924) – театральный деятель, администратор, мемуарист. Последний директор Императорских театров. В марте 1924 года, незадолго до смерти Теляковского, выходит его книга «Воспоминания 1898–1917», представляющая собой обширный исторический документ.
Теляковский Владимир Аркадьевич, последний директор Императорских театров:
«Я твердо убежден, что не может долго просуществовать наш прогнивший до мозга костей строй. Никакой Вильгельм не мог бы сделать стране столько зла, сколько ей сделал царь, допустивший себя морочить кучке проходимцев. Это даже не правые и не крайние правые, а просто наполовину дураки и наполовину нечестные люди, которые даже очень дешево покупают и продают отечество и Россию».
Сильные морозы в январе 1917 года привели к перерасходу угля на железных дорогах, запасы его убывали, и подвоз товаров в города неуклонно сокращался. В подобных условиях участники топливного совещания на Московской бирже телеграфировали председателю Совета министров:
«Все усиливающийся недовоз топлива по железным дорогам создает катастрофическое положение для предприятий центрального промышленного района. Ряд крупнейших фабрик уже остановил свои работы за полным исчерпанием запасов топлива. В ближайшем будущем промышленность центрального района вынуждена будет по той же причине или сильно сократить свое производство, или даже совсем остановить его <…> Далее вынужденное прекращение фабрично-заводских работ связано с расчетом рабочих, что грозит серьезными осложнениями и потрясениями».
24 января (7 февраля) рабочая группа Военно-Промышленного Комитета, которой покровительствовал А.И. Гучков, пустила среди рабочих прокламацию следующего содержания:
«Режим самовластия душит страну. Политика самодержавия увеличивает и без того тяжкие бедствия войны, которые обрушиваются всей тяжестью на неимущие классы, и без того бесчисленные жертвы войны во много раз умножаются своекорыстием правительства. Создав тяжкий продовольственный кризис, правительство упорно и ежедневно толкает страну к голоду и полному разорению. Пользуясь военным временем, оно закрепощает рабочий класс, приковывая рабочих к заводу, превращая их в заводских крепостных <…>
Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения, вопросом существования рабочего класса <…>
Только правительство, организованное самим народом, опирающееся на народные организации, которые возникнут в борьбе, способно вывести страну из тупика».
27 января (10 февраля) в Петрограде были схвачены 11 рабочих, входивших в состав Центрального Военно-Промышленного Комитета (так называемая «Рабочая группа Военно-Промышленного комитета», возглавлявшаяся меньшевиком К.А. Гвоздевым). Все они были брошены в Петропавловскую крепость, и всем предъявили формальные обвинения в том, что они замышляли «революционное движение, имеющее целью подготовление республики».
А.И. Гучков и А.И. Коновалов тут же начали хлопотать за арестованных: они собрали представителей оппозиции, пытаясь мобилизовать их на протест, но этот проект провалился.
Палеолог Морис, посол Франции в России:
«Одиннадцать рабочих, входящих в состав Центрального комитета военной промышленности, арестованы <…> Аресты этого рода нередки в России; но обычно публика о них ничего не знает. После тайной процедуры обвиняемые заключаются в государственную тюрьму или ссылаются вглубь Сибири; ни одна газета об этом не говорит; часто даже семья не знает, что сталось с исчезнувшими. И молчание, обычно окружающее эти короткие расправы, много содействовало установлению трагической репутации “охранки”. На этот раз отказались от тайны. Сенсационное сообщение возвестило прессе арест одиннадцати рабочих. Протопопов хотел таким путем доказать, что он занят спасением царизма и общества».
Тихомиров Лев Александрович, общественный деятель:
«По поводу ареста 11 рабочих официально объявляется, что группа вела организацию рабочих с целью учреждения в будущем социально-демократической республики. Но Гучков и Коновалов, собрав разных членов Гос[ударственного] Сов[ета] и Гос[ударственной] Думы, объявляют, что это вздор и что если эти рабочие виновны, то одинаково виновны они сами и требуют предания себя суду. Собрание, выслушав объяснения Гучкова и Коновалова, признало, что они правы и к обвинению рабочих нет оснований <…> Что сей сон значит? Правду сказать, я не поверю, чтобы сколько-нибудь развитые рабочие думали теперь о социально-демокр[атической] республике… А вот скорее можно предположить, что рабочие виновны в том же, в чем Гучков с Коноваловым, т. е. в подготовке государственного переворота, не в смысле социальной республики, а в смысле ниспровержения одного царя и замены его другим, конечно, с ограничением власти. Это легко себе представить <…> Вообще – похоже, что у нас действительно не кончится добром. Положение напряжено до крайности. А хлеба в Москве недостает. В Сергиевом Посаде, как слышно, булочные закрываются. Положение тяжелое и тревожное».
5 (18) февраля для профилактики волнений в Петрограде был сформирован особый военный округ под командованием генерала С.С. Хабалова, известного своим участием в подавлении революции 1905 года.
Тихомиров Лев Александрович, общественный деятель:
«Завтра начнется Масленица. А ничего нет. Едва добыли молока. Мяса – один раз совсем не добилась Маша. Потом послали Марфушу, и после долгого стояния – она получила 4 фунта (с костями). Ни печь блины не из чего, ни есть не с чем. Мне-то лично все равно <…> Но прочим? “Широкая Масленица”. Москва – темна, фонарей не зажигают. Разумеется, жулики грабят в темноте. Такое тяжелое время!»
Рябушинский Павел Павлович (1871–1924) – предприниматель, банкир, представитель династии Рябушинских. В Февральскую революцию один из инициаторов создания московского Комитета общественных организаций. Поддержал идею военной диктатуры. В 1919 году эмигрировал.
Рябушинский Павел Павлович, предприниматель, банкир:
«Мы вот теперь говорим, что страна стоит перед пропастью. Но переберите историю: нет такого дня, чтобы эта страна не стояла перед пропастью. И все стоит».
10 (23) февраля М.В. Родзянко, с марта 1911 года возглавлявший Государственную Думу, прибыл к Николаю II с докладом, в котором он заявил, что Россия находится накануне масштабных событий, исход которых предсказать невозможно. По мнению М.В. Родзянко, нужно было срочно решить вопрос о продлении полномочий Государственной Думы.
Родзянко Михаил Владимирович, председатель Государственной Думы:
«Государственная Дума высказывала уже не раз свое отношение к моменту и от этого отступить не может.
К сожалению, с тех пор не только ничто не изменилось к лучшему, а наоборот. Правительство все ширит пропасть между собой и народным представительством. Министры всячески устраняют возможность узнать государю истинную правду <…>
Государственной Думе грозят роспуском, но ведь она в настоящее время по своей умеренности и настроениям далеко отстала от страны. При таких условиях роспуск Думы не может успокоить страну, а если в это время, не дай Бог, нас постигнет хотя бы частичная военная неудача, то кто же тогда поднимет бодрость духа народа?
Кроме того, страна должна быть уверена, что во время мирной конференции правительство должно иметь опору в народном представительстве. Изменение состава народных представителей к этому времени, при полной неизвестности, какие результаты может дать эта мера, представляется крайне опасным. Поэтому необходимо немедля же разрешить вопрос о продлении полномочий нынешнего состава Государственной Думы вне зависимости от ее действий, ибо самое условие, которое ставится правительством о том, что полномочия могут быть продлены лишь в случае сохранения спокойствия Государственной Думы, является само по себе оскорбительным, так как оно доказывает, что правительство не только не нуждается, но даже не интересуется правдивым и искренним мнением страны. Такую меру продления полномочий на время войны признали естественной и необходимой наши союзники.
Колебания же принятия такой меры нашего правительства, равным образом как и отсрочка принятия этой меры, порождает убеждение, что именно в момент мирных переговоров правительство не желает быть связанным с народным представительством. Это, конечно, вселяет еще большую тревогу, ибо страна окончательно потеряла веру в нынешнее правительство. При всех этих условиях, никакие героические усилия, о которых говорил председатель Совета министров, предпринимаемые председателем Государственной Думы, не могут заставить Государственную Думу идти по указке правительства, и едва ли председатель, принимая со своей стороны для этого какие-либо меры, был бы прав и перед народным представительством, и перед страной. Государственная Дума потеряла бы доверие к себе страны, и тогда, по всему вероятию, страна, изнемогая от тягот жизни, ввиду создавшихся неурядиц в управлении, не могла бы стать на защиту своих законных прав. Этого допустить никак нельзя, это надо всячески предотвратить, и это составляет нашу основную задачу».
Особое недовольство общественности вызывал А.Д. Протопопов, получивший портфель министра внутренних дел при поддержке Распутина: он был сторонником жесткого правительственного курса и настаивал, чтобы Николай II не соглашался ни на какие уступки. Соответственно, прошение М.В. Родзянко об удалении из правительства Протопопова не было удовлетворено.
Глобачев Константин Иванович, генерал, начальник Петроградского охранного отделения:
«С первого же дня вступления в должность Протопопова Государственная Дума повела с ним жестокую борьбу. К тому же Протопопов стал делать очень много крупных ошибок благодаря своей неопытности и незнакомству с управлением таким крупным ведомством <…> Ему, очевидно, удалось уловить тот психологический нерв, если можно так выразиться, который привязывал императора к Распутину. После смерти последнего, мне думается, что Протопопов постепенно стал заменять его и пользовался таким же беспредельным доверием государыни, как раньше Распутин. Этим только возможно объяснить то обстоятельство, что, несмотря на ожесточенную борьбу Государственной Думы с правительством из-за Протопопова, он не сменялся до самого конца <…> В деловом отношении Протопопов был полнейшим невеждой; он плохо понимал, не хотел понять и все перепутывал».
Чубинский Михаил Павлович, профессор, юрист:
«Недавно “из самых достоверных источников” сообщалось, что уход Протопопова решен, однако сегодня открытие Думы, он продолжает твердо сидеть на месте. Категорически утверждают, что он говорит во дворце о своих видениях и прорицает, ибо в него “вселился дух почившего старца”. Словом, зарвавшийся человек, на которого одновременно действует опьянение властью и, как упорно утверждают, начало прогрессивного паралича, занял место старца и не хуже его ведет Россию к крушению».
14 (27) февраля открылась сессия Государственной Думы, и депутаты начали обсуждать текущие законопроекты. При этом отдельные выступавшие требовали отставки неугодных министров.
В тот же день забастовали рабочие 58 петроградских предприятий, и многие из них вышли на улицы с красными знаменами и лозунгами: «Долой правительство!», «Да здравствует республика!». Демонстранты прорывались на Невский проспект, где имели место столкновения с полицией.
Палеолог Морис, посол Франции в России:
«На какую ни стать точку зрения – политическую, умственную, нравственную, религиозную, – русский представляет всегда парадоксальное явление чрезмерной покорности, соединенной с сильнейшим духом возмущения.
Мужик известен своим терпением и фатализмом, своим добродушием и пассивностью, он иногда поразительно прекрасен в своей кротости и покорности. Но вот он вдруг переходит к протесту и бунту. И тотчас его неистовство доводит его до ужасных преступлений и жестокой мести, до пароксизма преступности и дикости <…>
В области личной морали, личного поведения равным образом проявляется эта двойственная натура русского. Я не знаю ни одной страны, где общественный договор больше пропитан традиционным и религиозным духом; где семейная жизнь серьезнее, патриархальнее, более наполнена нежностью и привязанностью, более окружена интимной поэзией и уважением; где семейные обязанности и тяготы принимаются легче; где с большим терпением переносят стеснения, лишения, неприятности и мелочи повседневной жизни. Зато ни в одной другой стране индивидуальные возмущения не бывают так часты, не разражаются так внезапно и так шумно. В этом отношении хроника романических преступлений и светских скандалов изобилует поразительными примерами.
Нет излишества, на которые не были бы способны русский мужчина или русская женщина, лишь только они решили “утвердить свою свободную личность”».
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«Генерал Хабалов, со своей стороны, сделал воззвание, приглашая не устраивать демонстрации. И день открытия Государственной Думы, 14 февраля, прошел спокойно. Проектированное шествие не состоялось. Бастовало лишь до 20 тысяч рабочих. На двух заводах вышли было рабочие с пением революционных песен и криками: “Долой войну!”, но были рассеяны полицией. На Невском студенты и курсистки собирались толпами, но тоже были разогнаны. Дума открылась, как выражался депутат Шульгин, “сравнительно спокойно, но при очень скромном внутреннем самочувствии всех”. От Прогрессивного блока было сделано заявление о непригодности настоящей власти. Чхеидзе, Ефремов, Пуришкевич по-разному поддерживали это положение. Так начала свое наступление на власть Государственная Дума».
15 (28) февраля А.Ф. Керенский выступил в Государственной Думе с речью, направленной против верховной власти.
Керенский Александр Федорович (1881–1970) – политический и общественный деятель; министр, затем – министр-председатель Временного правительства, один из лидеров российского политического масонства. Один из активных деятелей Февральской революции 1917 года. В 1918 году выехал за рубеж.
Керенский Александр Федорович, политический деятель:
«У нас <…> есть гораздо более опасный враг, чем немецкие влияния, чем предательство и измена отдельных лиц. Это – система <…> безответственного деспотизма, система средневекового представления о государстве, не как о европейском современном государстве, а как о вотчине, где есть господин и холопы <…>
Вы поняли, где корень зла, вы поняли, наконец, что корень зла – это личный режим, это сконцентрирование вокруг фигуры власти всех подонков общественности, которые не управляют государством, которые не руководствуются интересами государства, которые льстят, восхваляя личные качества человека, заискивают, и получают свои личные выгоды, и делают свои личные карьеры? <…>
Поняли ли вы, что исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима, немедленно, во что бы то ни стало, героическими личными жертвами тех людей, которые это исповедуют и которые этого хотят? Как сочетать это ваше убеждение, если оно есть, с тем <…> что вы хотите бороться только “законными средствами”?!
Как можно законными средствами бороться с тем, кто сам закон превратил в орудие издевательства над народом? Как можно прикрывать свое бездействие выполнением закона, когда ваши враги не прикрываются законом, а, открыто насмехаясь над всей страной, издеваясь над нами, каждый день нарушают закон? С нарушителями закона есть только один путь физического их устранения».
Спиридович Александр Иванович, генерал:
«Он [Керенский – В.Р.] заявил, что “разруха страны была делом не министров, которые приходят и уходят, а и той власти, которая их назначает, то есть монарха и династии”. Слух об этой речи распространился по городу. Премьер Голицын по телефону просил Родзянко прислать ему текст сказанного. Родзянко отказал в присылке текста и заверил премьера, что речь ничего предосудительного в себе не заключала. Голицын поверил и был рад, что не надо начинать нового “дела”. Протопопов же, по обыкновению, перетрусил, и выпад Керенского замолчали. Государю даже не доложили вовремя, и он узнал о том уже после и не от Протопопова».
18 февраля (3 марта) рабочие Путиловского завода потребовали 50 %-го повышения зарплаты. Дирекция завода им отказала, и началась забастовка.
Аничков Владимир Петрович (1871–1939) – банкир и общественный деятель, работник Министерства финансов, а потом деятель белой эмиграции, мемуарист и литератор. После прихода к власти большевиков был арестован, но бежал, присоединившись к белому движению. Позже эмигрировал с семьей в США.
Аничков Владимир Петрович, банкир:
«Что касается рабочих, то я, сталкиваясь с ними, недоумевал и поражался их слабому развитию, их непониманию – в чем же, собственно, должна выражаться свобода. По их понятиям, рабочий считал себя свободным от всяких обязательств перед предпринимателем. Он думал, что может работать так, как желает, а хозяин не только обязан оплачивать его труд, но не смеет делать ему никаких замечаний. Усиленно работать, по-видимому, никто из них не хотел, а лишь требовал сокращения часов работы и прибавок».
В России усилилась политическая нестабильность, проявлявшаяся в «министерской чехарде»: за два года войны сменилось четыре председателя Совета министров и шесть министров внутренних дел. Император Николай II стремительно терял авторитет в обществе из-за «распутинщины», вмешательства императрицы Александры Федоровны в государственные дела (ее окружение обвиняли в подготовке сепаратного договора с Германией) и своих неумелых действий в качестве Верховного главнокомандующего. Отдельные политики уже видели единственный выход из сложившейся ситуации в дворцовом перевороте. Одновременно с этим начались стихийные демонстрации женщин и забастовки столичных предприятий, а потом рабочие вышли на улицы с красными знаменами. На Невском проспекте имели место столкновения с полицией.