9. Водка
Васька пить не любил и все про это знали. Каждый раз, когда мы собирались с мужиками брови расчесать и зеленого змия загарпунить, растворялся наш Василий не хуже восточного джина. Природа его фобий до поры была не ясна и потому вызывала массу домыслов и догадок. Кто-то говорил, что он запойный, кто-то утверждал, что он мусульманин и признаки того в бане своими глазами видел, иные полагали, что он больной и лечится. Иными словами, для коллектива Василий Николаевич был белым пятном на белой бумаге. Это, сами понимаете, для любого сообщества не дело: ни выпить толком, ни поговорить. Вдруг, ты пьешь, всякую чушь несешь, а он не пьет и все записывает. Напряг!
Длилось это наше алкогольное противостояние около трех месяцев. Мужики сон потеряли, у некоторых проблемы в семьях нарисовались. Ну, вот как объяснить, почему ты с работы трезвый пришел, когда до этого пять лет на бровях возвращался. А у жены одна гипотеза – бабу другую завел! Скандал, пыль до потолка!
Решили мы с мужиками форсировать тему, так как терпеть больше уже мочи не было. Собрались как-то после обеда у заводской столовки и стали нашу белую ворону-трезвенницу дожидаться. Васька видимо почуял неладное и не особо спешил прощаться со столовским киселем и котлетками. Ближе к двум часам его явление народу свершилось. Первым слово взял наш бригадир – Михалыч. Если не вдаваться в этимологию и дословный перевод всего сказанного уважаемым шестидесятилетним аксакалом, это звучало так: «Мы очень взволнованы природой твоего поведения и призываем к конструктивному диалогу». Михалыч обычно ко всему добавлял «ннна», и поэтому монолог его был весьма проникновенным. Васька поначалу опешил, и, казалось, после сказанного стремительно уйдет в запой. Дальше слово взял Игорек Стырыгин и минут пять тер про свою семейную жизнь и про то, что если Васька за ум не возьмется и пить со всеми не начнет, семье Старыгиных придет кирдык. Дальше больше, загудел заводской люд.
Когда шум стих, слово до Васьки нашего дошло. Наш трезвенник в этот момент выглядел на удивление спокойным. «Мужики», – сказал Васька, – «я для вас человек новый и вероятно вопросов ко мне не мало. Ну, не рубаха-парень я, что с меня возьмешь, но трусом и подонком не был никогда. Говорите, что сам не пью и вам мешаю, так на заводе пахать нужно, а не за воротник закладывать, вот я и пашу. А то, что водку не пью, так это я матери своей обещание дал, не пить. Не могу я слово нарушить, а то не мужик я получаюсь, а так – ветошь! А вы пить хотите, пейте, закладывать не собираюсь – слово даю!»
Васька замолчал, и всем вдруг так неудобно стало, как будто внезапно в женской бане оказались, а бубенцы прикрыть нечем. К разговору тому больше не возвращались. А Ваську за прямоту и честность многие уважают у нас!