Как рукой снимет
Самый большой аскет – это влюбленный. Он не спит, не ест, не пьет, ежедневно совершает подвиги, отдает тело свое на сожжение, но при этом чувствует себя на третьем небе. А может и на седьмом. Если его спросить, жертвует ли он хоть чем-то, он рассмеется и скажет, что у него каждый день – пир. Чем больше он отдает, чем от большего отказывается, тем выше радость.
Подлинная аскетика – это всегда производное от радости встречи. Это когда ты встретился с кем-то, и ради того, чтобы продлить эту встречу, готов на все. Но есть и псевдоаскетика – когда встречи нет, а подвиги совершаются. Мотив такой аскетики не в том, чтобы продлить радость встречи путем отказа от всего, что мешает, а в том, чтобы преодолеть чувство оставленности, отделенности, сиротства. Это чувство бывает у всех.
Оно ведет свою историю еще от Адама. Грех, отделивший его от Бога, вселил в его сердце чувство отчужденности от неба, и, соответственно, чувство страха за будущее и стыда за прошлое. Когда мы чувствуем себя отделенными от Бога, когда нам страшно или стыдно, мы автоматически начинаем думать, будето нам нужно что-то сделать, чтобы вернуться в состояние блаженства, соединенности, гармонии. В этой точке возникают религии. Они предлагают методы, схемы, которые обещают нам восстановить разорванную связь с Богом.
Религия возникает в точке, когда в жизни что-то не так, есть какая-то отделенность от Бога, и человек вместо встречи с Богом начинает что-то делать, чтобы восстановить эту связь. Чувство отделенности толкает нас на совершение действий для Бога, но делает слепыми к тому, что Бог уже совершил. Но чем больше мы прилагаем усилий, чтобы вернуть чувство соединенности с Богом, тем все более неуловимым оно становится. Нам остается лишь тешить себя тем, что «делаем все правильно». Ритуал становится единственной отрадой в отсутствии отношений.
Он дает чувство успокоения, что «со мной все будет хорошо, потому что я делаю все правильно». Но время от времени все равно приходит чувство: «А вдруг этого недостаточно?» И тогда бег возобновляется с новой силой. Логический конец такого пути – Ферапонтово христианство («Братья Карамазовы»). Когда мы, вместо того, чтобы прийти к Богу без малейшего страха быть отвергнутыми, начинаем восстанавливать потерянный рай делами, мы становимся слепы к его присутствию, ХОТЯ ЕГО И НЕВОЗМОЖНО ПОТЕРЯТЬ.
Мы живем как сироты, утешаясь тем, что «делаем достаточно». Но чувство оставленности при этом только нарастает. Надежда на собственные силы всегда усугубляет, а не устраняет чувство оставленности. Чувство отделенности от неба невозможно преодолеть собственными силами. Оно исчезает само собой, когда мы, вместо того, чтобы своими силами восстанавливать связь с Богом, просто поднимаем глаза к его сияющему лицу. Религия кончается там, где начинается встреча.
Встретиться с Богом проще простого. Потому что он никогда и никуда не уходил. Это нам кажется, что он далеко. А он ближе, чем дыхание. Когда ребенок встает утром, первое, что он видит, это лицо мамы и папы. Так и мы всегда перед лицом Бога. Мы можем, конечно, залезть под кровать, но от присутствия родителя мы не убежим. «От лица Твоего куда убегу?» От Бога невозможно отделиться. Отделенность от Бога – кошмарный сон первого Адама. Второй Адам восстановил связь с Богом за нас. Кошмар преодолен. Нам уже не нужно ничего восстанавливать.
Потеря связи с Богом – иллюзия, наваждение ветхого Адама, которое преодолевается встречей. «Папа, ты где? Поговори со мной. Мне страшно, стыдно, я не чувствую тебя. Приди». И он не может не прийти – так же как я не могу не прийти на голос своего ребенка. «Куку!» – говорю я и убираю его ладони с глаз. Тебе все это почудилось, малыш, пока ты сидел с закрытыми глазами. Я здесь. Видишь? Он таращит глаза, отвыкшие от света, видит мое лицо, и все его страхи как рукой снимает. Он улыбается в ответ и начинает жить жизнью аскета – непримиримо, страстно и радостно отметает как сор все, что мешает нам быть вместе.