Вы здесь

100 лучших сочинений. Василий Андреевич Жуковский (Е. В. Амелина, 2011)

Василий Андреевич Жуковский

Лирика

Анализ стихотворения

1. История создания произведения.

2. Характеристика произведения лирического жанра (тип лирики, художественный метод, жанр).

3. Анализ содержания произведения (анализ сюжета, характеристика лирического героя, мотивы и тональность).

4. Особенности композиции произведения.

5. Анализ средств художественной выразительности и стихосложения (наличие тропов и стилистических фигур, ритмика, размер, рифма, строфика).

6. Значение стихотворения для всего творчества поэта.

Элегия «Сельское кладбище» В. А. Жуковского

Восприятие, толкование, оценка

Первоначальный вариант стихотворения «Сельское кладбище» был создан В.А. Жуковским в 1801 году, затем произведение было доработано по просьбе Н.М. Карамзина, являвшегося издателем поэта. Летом 1802 года, находясь в Мишенском, автор практически переписал элегию. И в 1802 году она была опубликована в журнале «Вестник Европы». Посвящено произведение другу поэта, Андрею Тургеневу.

Стихотворение это представляло собой вольный перевод элегии английского поэта-сентименталиста Томаса Грея. Но вместе с тем это было оригинальное и программное произведение не только для творчества В.А. Жуковского, но и для всей русской поэзии. Элегия Грея «Сельское кладбище» была известна в русских переводах еще в XVIII веке. Одновременно с Жуковским над переводом ее работал П.И. Голенищев-Кутузов. Однако все эти переложения не сделали произведение достоянием русской литературы. И лишь стихотворение В.А. Жуковского, как точно заметил В. Соловьев, стало «считаться началом истинно-человеческой поэзии в России»[2]. Он даже посвятил этой элегии свое стихотворение, названное «Родина русской поэзии»:

На сельском кладбище явилась ты недаром,

О гений сладостный земли моей родной!

Хоть радугой мечты, хоть юной страсти жаром

Пленяла после ты, – но первым лучшим даром

Останется та грусть, что на кладбище старом

Тебе навеял Бог осеннею порой.

Характерно, что в 1839 году В.А. Жуковский вновь возвратился к работе над элегией и в этот раз он использовал гекзаметр, отказавшись от рифм. И этот новый перевод был очень близок к подлиннику:

Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает,

С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо;

Медленным шагом домой возвращается пахарь, уснувший

Мир уступая молчанью и мне…

Элегию В.А. Жуковского мы можем отнести к медитативной лирике. Вместе с тем, она проникнута философскими размышлениями, психологизмом, насыщена пейзажами.

Все произведение пронизано единым настроением легкой грусти, порожденным размышлениями лирического героя о хрупкости и мимолетности жизни. Открывается стихотворение скромным деревенским пейзажем. Природа вся как будто затихает, погружаясь в сон: «бледнеет день», «В туманном сумраке окрестность исчезает», «повсюду тишина». И этот сон природы предваряет философское размышление о другом сне – вечном. Пейзаж плавно переходит в лирическую медитацию о бренности человеческого бытия. Все развитие элегии представляет собой смену вопросов, возникающих в душе лирического героя. Раздумья о человеческих судьбах построены на сопоставлении, на приеме антитезы. «Наперстники фортуны», исполненные гордого презрения к простым людям, в элегии противопоставлены скромным и мирным труженикам, «праотцам села». Именно на стороне последних симпатии лирического героя. Открывая незыблемое соседство жизни и небытия, он подводит нас к простому выводу: перед лицом смерти все равны – и скромный селянин, и «царь, любимец славы». С горечью говорит он о людях, чью жизнь оборвал нелепый и трагический рок:

Ах! Может быть, под сей могилою таится

Прах сердца нежного, умевшего любить.

И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,

Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

В стихотворении В.А. Жуковский умело создает ощущение остроты утраты. В третьей части элегии возникает образ безвременно умершего юного поэта, привыкшего встречать зарю на высоком холме. Этот образ зари в данном случае символичен – он перекликается с рождением таланта. Но троекратное повторение этого образа передает нарастающее в стихотворении психологическое напряжение, создает предчувствие беды. Особую динамичность и драматизм придают произведению многочисленные глаголы и многократное употребление автором тире.

Взошла заря – но он с зарею не являлся,

Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил;

Опять заря взошла – нигде он не встречался;

Мой взор его искал – искал – не находил.

Эпитафия на могиле поэта – это своеобразная кульминация авторских размышлений:

Прохожий, помолись над этою могилой;

Он в ней нашел приют от всех земных тревог,

Здесь все оставил он, что в нем греховно было,

С надеждою, что жив его Спаситель-Бог.

Своеобразие этого философско-психологического стихотворения – в сосредоточенности на внутренних переживаниях лирического героя, раскрывающихся в органической слитности мира природы и мира человеческих чувств.

Композиционно элегия делится на три части. Первая часть – мирный деревенский пейзаж. Вторая часть – размышления на сельском кладбище. Третья часть – мысли о юном поэте, «певце уединенном».

Размер произведения – шестистопный ямб. Четверостишия (катрены) объединены перекрестной рифмой. Поэт использует разнообразные средства художественной выразительности: олицетворения («уже бледнеет день», «под дремлющею ивой», «дубравы трепетали»), эпитеты («златую ниву», «унылый звон», «милый глас», «сердца нежного», «робкие стыдливости»), анафору («Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает, Лишь слышится вдали рогов унылый звон»), риторические вопросы («И кто с сей жизнию без горя расставался?»), восклицания («И путь величия ко гробу нас ведет!»). В элегии мы встречаем церковно-славянскую лексику, слова высокого стиля («денница», «лобзаний», «вотще», «персты»), абстрактно-логические фразеологизмы («Дары обилия на смертных лить рекой», «Бежать стезей убийства»). Все это следы классицистских влияний на творчество В.А. Жуковского. Элегия насыщена аллитерациями («усталый селянин медлительной стопою», «Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает», «ужель смягчится смерть сплетаемой хвалою») и ассонансами («В бездонной пропасти сияет красотой»).

«Сельское кладбище» было с восторгом принято читателями и сразу же поставило В.А. Жуковского в ряд лучших русских поэтов[3]. Как отметили критики, образ юного певца, носителя гуманистических идеалов, страдающего от дисгармонии окружающей его действительности и предчувствующего собственную гибель, становится затем ведущим лирическим героем поэзии В.А. Жуковского.

Элегия «Вечер» В.А. Жуковского

Восприятие, толкование, оценка

Стихотворение «Вечер» было написано В. А. Жуковским в 1806 году, а в 1807 году было напечатано в журнале «Вестник Европы». Пейзаж этого произведения имел прототипические черты: читатели узнавали в нем окрестности Мишенского и Белева – родных мест поэта.

«Вечер», как и «Сельское кладбище», относится к медитативной лирике. Стихотворение стало первой русской романтической элегией. Тема «Вечера» – смысл бытия, предназначение человека, основные жизненные ценности – дружба, любовь, творчество.

Элегия открывается роскошным романтическим пейзажем. Мы видим «пленительный закат» солнца, поля и рощи, озаренные «багряным блеском», «колеблющийся град», отраженный в зеркале вод, рыбака «на легком челноке». Во всей природе царит покой и умиротворение. Тихий, туманный вечер встречается с теплой и ласковой ночью: «Последний луч зари на башнях умирает», «все тихо: рощи спят», «в окрестности покой», «Луны ущербный блик встает из-за холмов». Погружаясь в созерцание прекрасного и гармоничного мира, лирический герой становится необычайно чуток и восприимчив к природным запахам и звукам:

Как слит с прохладою растений фимиам!

Как сладко в тишине у брега струй плесканье!

Как тихо веянье зефира по водам,

И гибкой ивы трепетанье!

Чуть слышно над рекой колышется тростник;

Глас петела вдали уснувши будит селы;

В траве коростеля я слышу дикий крик,

В лесу стенанье Филомелы…

Сливаясь с миром природы, лирический герой ищет созвучия ему в собственной душе. Однако находит там лишь чувство горечи, сожаление об утратах юности, о потерянных спутниках и идеалах, об иссякших радостях. Как замечает Т.П. Буслакова, в душе лирического героя «царит дисгармония, ощущение разрыва между идеалом и действительностью».[4] Ощущение дисгармонии передано в его размышлениях о прошлом, в которых лирический герой утверждает свои жизненные идеалы: «нетленность братских уз», «песни пламенны и Музам и свободе», «клятвы, данные Природе». Ложные же человеческие ценности – это «почестей искание», мирская суета, порождающая отчуждение людских душ:

А мы… ужель дерзнем друг другу чужды быть?

Ужель красавиц взор, иль почестей исканье,

Иль суетная честь приятным в свете слыть

Загладят в сердце воспоминанье

О радостях души, о счастье юных дней,

И дружбе, и любви, и Музам посвященных?

Образ лирического героя, его внутренний мир предстает здесь перед нами во всей полноте его эмоциональных и душевных свойств. И лирический герой Жуковского не просто сентименталистское поэтическое клише – условный образ поэта-певца, предчувствующего свою раннюю гибель. Напротив, в этом образе раскрывается и мироощущение самого поэта, и его жизненный опыт, и здесь же звучит мотив обреченности человека в этом нелепом мире. Речь идет о безвременной смерти любимого друга Жуковского – Андрея Тургенева. Другой товарищ поэта, Семен Емельянович Родзянко, сошел с ума. Именно им посвящены следующие строки:

И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,

Лишенный спутников, влача сомнений груз,

Разочарованный душою,

Тащиться осужден до бездны гробовой?..

Один – минутный цвет – почил, и непробудно,

И гроб безвременный любовь кропит слезой.

Другой… о небо правосудно!..

Образ певца в стихотворении организует сюжетное движение, создает смену настроений. Его жизненный опыт, воспоминания о прошлом очень важны для читателей. Трагический разрыв между реальностью и идеалом, между прошлым и настоящим порождает в лирическом герое меланхолию, служит источником его философских раздумий. Он размышляет о собственной судьбе, о Природе, о вечном служении Музе. Творчество, искусство и есть для него истинное счастье:

О песни, чистый плод невинности сердечной!

Блажен, кому дано цевницей оживлять

Часы сей жизни скоротечной!

Мысль о скоротечности и непредсказуемости жизни звучит и в финале стихотворения:

Так, петь есть мой удел…но долго ль?.. Как узнать?..

Ах! Скоро, может быть, с Минваною унылой

Придет сюда Альпин в час вечера мечтать

Над тихой юноши могилой!

Композиционно элегия делится на три части. Первая часть – вечерний и ночной пейзаж. Вторая часть – размышления лирического героя о прошлом, воспоминания о юности и друзьях. Третья часть – мысли о собственном предназначенье, о своей судьбе. Композиционную стройность стихотворению придают повторы образов («блеск», «сумрак», «пенистые воды») и мотивов (задумчивости, смерти).

Стоит отметить оригинальность В.А. Жуковского в плане строфики. Строфа элегии – это четверостишие, в котором три строчки шестистопного ямба завершаются строчкой четырехстопного. Рифма используется перекрестная. Причем, «эмоционально-психологические паузы располагаются… на самых разных местах, по естественному требованию развертывающегося потока чувств, а не по заранее придуманной ритмометрической или синтаксической схеме. Одни строфы строятся на вопросительной, другие на восклицательной, третьи на восклицательно-вопросительной, а четвертые на описательно-лирической интонации. <…> Подчиняясь потоку мыслей и чувств поэта, строфы элегии сцеплены иногда по две и даже по три, в ряде случаев при наличии строфических переносов»[5].

В элегии использованы различные средства художественной выразительности: эпитеты («в венке из юных роз», «багряным блеском озаренны», «с холмов златых», «луны ущербный блеск»), анафоры («Как сладко в тишине у брега струй плесканье! Как тихо веянье зефира по водам…»), риторические восклицания и вопросы («О песни, чистый плод невинности сердечной!», «О братья! о друзья! Где ваш священный круг?»), ряды однородных членов («Творца, друзей, любовь и счастье воспевать…»), инверсии («Последняя в реке блестящая струя»). Лексический строй стихотворения напоминает нам о традициях классицизма: в «Вечере» встречаются мифологизмы («Зефир», «Вакх», «Минвана», «Альпин»), славянизмы («у брега», «златых», «не зреть»), рифмы в виде усеченных прилагательных («отдаленны-озаренны»)[6]. Анализируя фонетический строй произведения, мы можем отметить многочисленные аллитерации («и веслами струи согласно рассекают», «в дубраве упредить пернатых пробужденье», «луны ущербный лик встает из-за холмов»), и ассонансы («как тихая твоя гармония приятна»).

Музыкальность стихотворения была оценена П. И. Чайковским, который написал музыку к шестой, седьмой и восьмой строфам (дуэт Полины и Лизы в опере «Пиковая дама»). Элегия «Вечер» занимает особое место в творчестве В. А. Жуковского, открывая его читателям как поэта-романтика.

Отрывок «Невыразимое» В.А. Жуковского

Восприятие, толкование, оценка

Стихотворение «Невыразимое» В.А. Жуковский создает в 1819 году, напечатано оно было в 1827 году. Это философское размышление поэта-романтика о дивном совершенстве окружающего мира и ограниченных возможностях искусства. Жанр этого произведения, обозначенный поэтом, – «отрывок», что говорит не только о незавершенности авторской мысли, но и о наличии сложных поэтических и смысловых ассоциаций.

Стихотворение открывается риторическим вопросом: «Что наш язык земной перед дивною природой?». И затем лирический герой как бы развертывает свой вопрос перед окружающими:

С какой небрежною и легкою свободой

Она рассыпала повсюду красоту

И разновидное с единством согласила!

Далее следует мысль об ограниченных возможностях художника «прекрасное в полете удержать»:

Едва, едва одну ее черту

С усилием поймать удастся вдохновенью…

Но льзя ли в мертвое живое передать?

Невыразимое подвластно ль выраженью?

Затем нам открывается душа художника, единственное хранилище непосредственных впечатлений и живых чувств: «Святые таинства, лишь сердце знает вас». Художнику же и его таланту подвластно лишь внешнее обозначение явления («что видимо очам»), но не передача его глубинной сути («Сей внемлемый одной душой обворожающего глас»). Здесь «в мироощущении лирического героя Жуковского по сравнению с ранним творчеством появляются трагические ноты. Несоответствие действительности идеалу ощущается как разлад в душе художника»[7]. Лирический герой стихотворения чувствует собственное бессилие, невозможность выразить в искусстве свои эмоции, впечатления от увиденного, порожденные прекрасной картиной ассоциации, волнующие воспоминания о былом. Каков же вывод художника?

Все необъятное в единый вздох теснится,

И лишь молчание приятно говорит.

Искусство бессильно выразить истинную суть явления. «Мысль изреченная есть ложь», – как заметит затем Ф.И. Тютчев в стихотворении «Silentiume!». Об этом же писал и сам В.А. Жуковский в письме к великой княгине Александре Федоровне «Путешествие по Саксонской Швейцарии»: «Как жаль, что надобно употреблять слова, буквы, перо и чернила, чтобы описывать прекрасное! Природа, чтобы пленять и удивлять своими картинами, употребляет утесы, зелень деревьев и лугов, шум водопадов и ключей, сияние неба, бурю и тишину, а бедный человек, чтоб выразить впечатление, производимое ею, должен заменить ее разнообразные предметы однообразными чернильными каракульками…Что мне сказать вам о несравненном виде с Bastey? Как изобразить чувство нечаянности, великолепие, неизмеримость дали, множество гор, которые вдруг открылись глазам, как голубые окаменевшие волны моря, свет солнца и небо с бесчисленными облаками… Каждый из этих предметов можно назвать особенным словом, но то впечатление, которое все они вместе на душе производят, – для него нет выражения; тут молчит язык человека, и ясно чувствуешь, что прелесть природы – в ее невыразимости»[8]. Та же самая мысль присутствует в отрывке «Невыразимое». Лишь душа способна уловить «присутствие создателя в созданье», идеал и действительность противопоставлены в отрывке Жуковского.

Причем в последней части стихотворения этот контраст усиливается. Лишь видимая очами и улавливаемая мыслью картина («дрожанье вод блестящих», «пламень облаков по небу тихому летящих», «картины берегов В пожаре пышного заката») обретает свои словесные очертания: «И есть слова для их блестящей красоты». Однако таких слов не существует для того, чтобы передать «жизнь сердца», выразить всю непостижимость душевных движений человека.

Именно развитие этой антитезы движет развитие сюжета в произведении. Поэт-романтик противопоставляет земное и небесное, подчеркивая этот контраст близким сопоставлением определенных категорий. однако вывод его неутешителен: постичь идеальную суть вещей земным зрением невозможно, для этого нужно обладать особым восприятием мира, творческим прозрением.

Стихотворение написано вольным ямбом, с точки зрения строфики оно неупорядоченно. Критики отметили слабость логико-синтаксической структуры в этом отрывке. В произведении использованы разнообразные средства художественной выразительности: эпитеты («небрежною и легкою свободой», «дрожанье вод блестящих», «в пожаре пышного заката», «святая молодость»), метафоры («Она рассыпала повсюду красоту», «Легко их ловит мысль крылата»), олицетворения («И обессиленно безмолвствует искусство!»), инверсии («Вечернего земли преображенья»), неточные анафоры («Сие дрожанье вод блестящих, Сии картины берегов…»), риторические вопросы («Невыразимое подвластно ли выраженью?»). Анализируя фонетический строй стихотворения, мы находим аллитерации («легко их ловит мысль крылата»).

Отрывок «Невыразимое» явился философско-эстетическим манифестом поэта. В жизни человека прекрасное быстротечно, но оно не умирает бесследно, а продолжает жить в его душе, в памяти, в сердце.

Элегия «Море» В.А. Жуковского

Восприятие, толкование, оценка

Стихотворение «Море» было написано В.А. Жуковским в 1822 году. Это одна из лучших элегий поэта. Причем образ моря был новым для его творчества. Стихотворение было опубликовано в альманахе «Северные цветы» на 1829 год. Жанр был обозначен в последнем прижизненном издании произведений Жуковского.

В этой элегии образ моря сопряжен с образом лирического героя. И эту параллель мы замечаем уже в начале произведения. Поэт использует прием олицетворения, наделяя «безмолвное море» возможностью мыслить и любить:

Безмолвное море, лазурное море,

Стою, очарован над бездной твоей.

Ты живо, ты дышишь, смятенной любовью,

Тревожною думой наполнено ты.

Исследователи неоднократно отмечали мотив движения, жизни (в противовес покою), звучащий в этом стихотворении. Море у поэта изображено в состоянии покоя, в бурю и после нее. Все три пейзажа великолепны. Рефрен «безмолвное море, лазурное море» передает спокойствие и умиротворенность природы. В описании бури Жуковский использует аллитерации, благодаря которым создается иллюзия шипения, клокочущих волн:

Ты бьешься, ты воешь, ты волны подъемлешь,

Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу…

Но вот буря утихает, но затишье это обманчиво:

Обманчив твоей неподвижности вид:

Ты в бездне покойной скрываешь смятенье,

Ты, небом любуясь, дрожишь за него.

Море у Жуковского тянется к небу, однако единение здесь невозможно. Могучая и непредсказуемая стихия заключает в себе «глубокую тайну», вечную загадку, которая безудержно притягивает к себе человеческую душу:

Открой мне глубокую тайну твою.

Что движет твое необъятное лоно?

Чем дышит твоя напряженная грудь?

Иль тянет тебя из земные неволи

Далекое, светлое небо к себе?..

Разгадка же этой тайны заключается в душе лирического героя, через образ которого поэт утверждает свои эстетическо-философские идеалы поэта-романтика. «Море находится в неволе, как и все земное. На земле все изменчиво, непостоянно, жизнь полна утрат, разочарований и печали. Только там, на небе, все вечно и прекрасно. Вот почему море тянется «из земной неволи» к «далекому, светлому» небу, любуется им и «дрожит за него»[9]. Таким образом, море символизирует у Жуковского человеческую душу. Точно такие же безудержные порывы, страсти таит и душа лирического героя. Точно так же тоскует она по всеобщей гармонии, целостности и единству, устремляясь к небу.

Характерна разница в восприятии образа моря у В.А. Жуковского и А.С. Пушкина. Море у Пушкина ассоциируется со свободой, безудержными порывами души, гениальными, неоднозначными и талантливыми личностями. И общее звучание стихотворения «К морю» оптимистично. Лирический герой Пушкина обращается к морю как к другу, он употребляет местоимение «ты», одновременно раскрывая собственную личность:

Ты ждал, ты звал… я был окован;

Вотще рвалась душа моя;

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я.

У Жуковского же очень значим мотив тревоги, пессимизма, печали, невозможности достижения идеала. Земная жизнь символизирует у этого поэта вечную борьбу, вселенское столкновение с силами зла, извечное желание и устремленность души к свету, к небесному, к недостижимому. И этот романтический конфликт земного и небесного приобретает космический масштаб: лирический герой отчетливо осознает недостижимость желанной гармонии. Исследователи неоднократно отмечали, что в элегии Жуковского не употребляется местоимение «я» – герой обозначает собственную личность, лишь обращаясь к морю: «Ты рвешь и терзаешь враждебную мглу…», «Ты долго вздымаешь испуганны волны», «Ты в бездне покойной скрываешь смятенье». Но море безмолвно, и разговор этот остается монологом. Чувства героя передаются не от первого лица.

Таким образом, композиция стихотворения основана на антитезе: земное – небесное. Эта антитеза иллюстрируется тремя сменяющими друг друга пейзажами, как мы и отмечали выше. Финальный вывод лирического героя пессимистичен: мир лишен цельности и гармонии, желанный идеал недостижим на земле.

Элегия написана четырехстопным амфибрахием и белым стихом, благодаря чему создается впечатление ритмичности, подвижности, движения волн. «Море» поражает нас своей музыкальностью и мелодичностью. В произведении использованы различные средства художественной выразительности: метафоры («Иль тянет тебя из земные неволи Далекое, светлое небо к себе?..»), олицетворения («Тревожною думой наполнено ты»), эпитеты («лазурное море», «сладостный блеск», «в бездне покойной»), риторические вопросы («Что движет твое необъятное лоно?», «Чем дышит твоя напряженная грудь?»), инверсии («Открой мне глубокую тайну твою»). Анализируя фонетический строй стихотворения, мы можем отметить аллитерации («Что движет твое необъятное лоно?», «Ты чисто в присутствии чистом его…»), ассонансы («Стою очарован над бездной твоей…»).

Таким образом, элегию можно назвать программным произведением В.А. Жуковского как поэта-романтика. Кроме того, здесь он предстает перед нами как подлинный мастер пейзажа, что было отмечено еще В.Г. Белинским. «Мы бы упустили одну из самых характеристических черт поэзии Жуковского, если б не упомянули о дивном искусстве этого поэта живописать картины природы и влагать в них романтическую жизнь. Утро ли, полдень ли, вечер ли, ночь ли, ведро ли, буря ли, или пейзаж – все это дышит в ярких картинах Жуковского какою-то таинственною, исполненною сил жизнию»[10].