Глава пятая
Двести лет Москва не знала набегов, и враг не мог даже мечтать о ее захвате. Четыре года прошло с этого грандиозного и стыдного оставления древней русской столицы. В этом пожаре редкий дом уцелел, большая часть города была сожжена, разрушены сотни древних сооружений, храмов, церквей и усадеб. Но самым страшным для России последствием сей катастрофы является потеря большого количества древних свитков, летописей, с которых никто за все эти столетия не удосужился сделать копии. Целое культурное достояние было потеряно в этом страшном отступлении, и, хотя многие и видят этот пожар необходимым воскресающим огнем, без которого и не появилась бы новая Россия с ее новой миссией и ролью в Европе, мы знаем, что Россия стала другой в первую очередь внутри себя, и это изменение обусловлено огромной потерей того культурного достояния, который огромной частью своей был собран в столице. Конечно, кое-что было сохранено, что-то было вывезено владельцами частных коллекций, вынесено вместе с имуществом церквей, но это малая часть по сравнению с потерянным и сгоревшим навеки. Историческая, документальная память великого народа и великой культуры была потеряна тогда навсегда.
Даже этих четырех лет не хватило на полное восстановление столицы. Очень много оставалось пустырей, очень много оставалось людей бездомных, неимущих, живущих у своих знакомых, родных или просто у добрых людей, располагавших их до времени, пока не будут отстроены их дома. По высочайшему распоряжению была создана специальная комиссия, призванная помочь погорельцам с распределением жилья, выдачи ссуды на строительство новых домов, обеспечением провианта.
Александр не был в Москве с самого оставления города. Тяжело ему было соглашаться на план отступления тогда, тяжело было ему смотреть на еще не восстановленный город теперь. Главным архитектором был назначен Осип Бове. Строил он быстро, умело и оригинально, но без общего плана, который никак не мог утвердить Александр, часто упрекавший в предложениях Бове отсутствие того оригинального стиля архитектурным сооружениям, который бы подошел Москве и отличал бы ее от других городов. Все архитекторы и сами жители надеялись, что Александр, будучи в самой первопрестольной учредит окончательный строительный план. Но несмотря на отсутствие четкого плана градостроительства, восстанавливался Кремль, строились жилые дома, устраивались целые районы новой Москвы на пепелище старой. Москва вообще, пусть не так быстро, но возрождалась и обретала новый свой облик, совершенно не похожий ни на один из русских, да и европейских городов того времени.
Стоит отметить, что пожар 1812 года был столь масштабным и разрушительным, потому что большая часть города состояла из деревянных домов. Теперь же старались возводить больше каменных зданий, в центре вообще запрещалось строить дома из дерева. В остальной же части города дозволялось строить такие дома с двумя условиями: что они будут оштукатурены внешне и иметь железную крышу. До самого нашествия французов Москва как бы оставалась городом из средневековья, почти вся состоявшая из деревянных построек, а Кремль и Китай-город имели рвы, наполненные водой, от которой особенно в жаркие дни не стоило ждать благоуханий. Теперь рвы засыпались, некоторые реки, как, например, Неглинная, заковывались навечно в трубы, а в камень одевались старые и вновь отстраиваемые улички, которые по традиции московской не желали делать проспектами в пример Петербурга. Площади, бывшие до пожара грязными, большими и в небольшом количестве теперь делали каменными, кирпичными, чистыми, такими же большими, и постепенно увеличивали их количество. Эти площади как бы восполняли тесноту московских кривых улиц и переулков. Но самое главное, что изменяло весь вид белокаменной – это «одевание» в камень берегов ее рек. Этих грязных, скользких берегов Москвы-реки, которые не трогали с самого основания московской крепости, становилось все меньше, эта река со своими притоками становилась самым что ни на есть красивым, живописным и широким проспектом, вдоль которого больше стали ходить лодочки и речные суда, а поперек ее вместо деревянных также начали строить безопасные с пожарной точки зрения чугунные и каменные мосты. Что действительно не изменялось, так это вездесущая, везде растущая растительность. Правда, теперь она не так уж и везде росла, ее немного упорядочили, создавали целые сады, бульвары, город по-прежнему цвел, как и раньше, но делал это более красиво и аккуратно.
Девушки и женщины (разумеется, не крестьянские, а дворянские, свободные), начинавшие свой день только после полудня, в день приезда государя императора были подняты по их приказанию ранним утром, чтобы пораньше подготовиться и встречать на улице идеала своей эпохи. Вот они вышли на Кузнецкий мост – свое излюбленное место прогулки и встреч со своими любовниками или подружками (в зависимости от своего нравственного настроя). К слову о первых, они нынче с любовниками быть не могли, ибо находились в сопровождении своих законных мужей, которые также не могли пропустить такое великое событие. Ни один русский не может отказаться от соблазна посмотреть воочию на своего благодетеля, своего хозяина, своего царя, верноподданным которого он является. Кузнецкий мост был полон народа, на нем было не протолкнуться, потому даже пришлось властям позаботиться об удобстве путешествия и несколько удалить любопытный люд с бедного моста. А государя всё не было, где же он?
Как эффектно работает естественная передача информации среди людей. Интересно наблюдать этот процесс со стороны. Нет, вы только представьте! Вот вы наблюдаете сих чудесных дам, шелестящих своими платьями, ожидающих великую историческую персону, уже начинающих скучать и нервничать. И тут то одна из них, то другая начинает замечать, что по людям вдалеке, чуть ближе, начинает проходить какое-то странное явление. Они переговариваются друг с другом, о чем-то спорят, пока не соглашаются друг с другом и быстро покидают это место всеобщего радения. Этой заметкой дамы делятся друг с другом, пока та весть, о которой спорили люди вдалеке, не начинает ходить между этими дамами. Они также начинают спорить с мужьями, но откуда мужам, скажи же им, откуда же мужам этим спорить с женщинами? Узнав, что император Александр давно уж проехал этот чертов мост и что давно слушает молебен в церкви в самой Москве, вся эта дворянская и темная толпа побежала в поисках этой церкви.
По окончании службы, когда император вышел из храма, он увидел уже ту же огромную толпу окружавшую вход в храм, которая продолжала стекаться по улицам и топтаться вокруг храма. На протяжении всего пребывания Александра в Москве его, кроме великого князя Николая Павловича, сопровождали тысячи и тысячи жителей столицы. Они сразу, завидя его выходящим из храма, громко и восторженно приветствовали своего государя, и это горячее и искреннее русское приветствие не могло не смягчить и не обрадовать доброе сердце его. Император был кроток и приветлив и не замедлил отблагодарить москвичей за их любовь к нему.
– В знак моей признательности и великого благоволения к москвичам, – говорил Александр, – я намерен перевезти всю августейшую фамилию сюда, в Москву, также перевезти часть гвардии сроком на шесть месяцев. Пусть жители древней столицы нашего великого государства Российского знают, что я переживаю с ними все горести и все радости, что ниспосылает нам Господь наш, но с глубокой верою и нижайшей покорностью, с Его помощью мы восстановим нашу Москву и вместе с новой Москвой, мы достигнем благоденствия во всей Империи по дороге, что укажет нам Господь.
Из Москвы путешествие Александра продолжилось через Тулу, Калугу, Рославль, Чернигов, Киев и Житомир, откуда он направился в Варшаву, где пробыл две недели. Всё это остальное путешествие с другими городами не было ознаменовано важными событиями или речами, в каждом городе проходили парады, одни радовали императора, другие приводили его в бешенство, но в сущности, дела в стране и характер его от этой небольшой поры не менялись. Исключение может лишь составить встреча императора с одним человеком, который окажется этаким связующим звеном между нашими рассказами об Александре и молодых наших патриотах.