Война для начала
Я буду помнить…
Каждый ребёнок мечтает хотя б на денёк оторваться от взрослых, от их надоедливых нравоучений, от «время обедать» как раз посредине игры, или «спать», когда спать тебе вовсе не хочется… Нас отобрали в эксперимент: дали волю, всё лето без взрослых! Они нам привозят еду, инструменты… да всё что попросим, нам стоит достаточно точно им всё объяснить, и готово!
Родители если б узнали, то не отпустили бы точно, поэтому организаторы им говорили, что всё это лето мы будем в Артеке. И если я не проболтаюсь родителям, может, возьмут меня снова сюда?
Я, конечно, не помню всего: миллион впечатлений, одно затмевает другое, но самое яркое – помню.
Воспоминание первое: Война и манёвры
Я не знаю как началась эта война. Как-то сама собой, как игра началась и никак не кончается. Это обидно, ведь нам дали всё, ну чего не жилось-то нам мирно, стихов не писалось, не строилось? Мы ведь могли мастерить, в телескопы смотреть… Но – дерёмся.
Конечно, войну мы ведём по всем правилам военного благородства: девочки неприкосновенны, те кто в палатках с красным крестом или на руках санитарок – тоже. При этом никто в лазарете не прячется. Тот кто сдаётся на милость победителя не хитрит а сдаётся, и милость победителя ему обеспечена.
Почему я оказался на нашей стороне? Просто оказался бы на другой – называл бы «нашей» «ту» сторону. И от этого ничего бы не изменилось.
Надо сказать, что солдат из меня никудышный. Мне на войне вообще грош цена: не силён, не вынослив и драться совсем не умею. Ни разу не дрался. Какой во мне толк: самострел починить или пушку (снаряд разгоняет пружина, ведь как делать порох – не знаем) могу, а сражаться – увы.
Но чинить у меня получается. Не изготавливать, а именно чинить: я как-то сразу вижу, как это работает.
Как-то ко мне подошёл командир, говорит:
– Есть работа: построить в тылу линию укреплений. Войнушка идёт с переменным успехом, и, может, придётся всерьёз отступать. Тогда врага остановит только «линия Маннергейма». На фронте без тебя труднее не будет… в смысле без вас… в смысле не обижайся, я хотел сказать, что от строителей тоже на войне польза. Если вы не остановите их на вашей «линии Маннергейма», то хана. Придётся отступать – будем водить их сколько сможем. Выведем на вас, и дальше вам отдуваться. Нас будет просьба не кантовать.
Воспоминание второе: Отрезок Маннергейма
Прежде чем строить, мы собрались всё обдумать. Понятно, что либо мы сможем построить короткую крепкую линию, либо пародию на оборону по всей ширине территории.
Был среди нас один мальчик, «ботаник», блестящий знаток математики. Он рассказал, что читал про Сунь Цзы. Этот древний мыслитель сказал, что война есть искусство обмана. Смысл вот в чём: если ты можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто не пользуешься; будучи близко, показывай, что ты далеко; когда далеко – что ты близко и так далее. Как носорог: его складки на коже создают впечатление крепкой брони, их даже рисуют в мультфильмах с заклёпками. Но брони носорог не имеет.
Врага мы должны обмануть, только как? Если только на вид неприступные стены построить возможно, то как показать врагу слабость? Ведь он не дурак, он увидит, что тут его остановили, и двинет в обход! Это было задачкой. Посыпались мысли, идеи, которые тихо сложились в моей голове в удивительно стройную схему. Как оказалось, когда я начинаю строить, то тоже сразу вижу как всё должно быть.
Предстояло немало работы, ведь наш укреплённый рубеж должен был содержать батареи, зарытые в землю «по шляпку»; канавы, прикрытые дёрном; ходы сообщения; тросики для отпирания крышек канав, провода к телефонам и лампам… Плюс к этому четыре «видимых» объекта: «фотоаппарат», ДОТ с раструбом-амбразурой; чуть в тыл ему башня под два орудия, «купол» с круговым обстрелом и танк.
О последнем особо: танк предназначен стрелять из окопов с кирпичными стенками, переезжая по необходимости из одного в другой. Верхний ряд кирпичей выступает вовнутрь, и заехавший танк получается башней, торчащей из камня. В кладке замаскированы люки, через которые можно грузить в танк боеприпасы, а в долгом бою – заменить экипаж: все стоянки соединены подземными ходами между собой и с другими объектами.
Мы принялись за работу, спланировав так чтобы каждая очередь стройки могла быть финальной, а каждая следующая дополняла её. Так мы надеялись быть готовыми к обороне даже если противник застигнет нас в самом разгаре строительства.
Как-то под утро пришёл командир:
– Как у вас продвигается стройка?
– У нас всё готово.
Он был удивлён, но, подумав, сказал:
– Я вам верю.
Противник теснил наших прямо сквозь линию, лишь ненадолго он был остановлен прикрытыми дёрном канавами. Перед собой он увидел совсем не готовый рубеж: на ещё не замаскированном «куполе» спешно вешали люк, в башне наспех законопачивали «дыру» под второе орудие, «фотоаппарат» был ещё не засыпан землёй и с известным противнику сектором обстрела грозил оказаться статистом…
Как мы и задумали, неприятель бросился обходить «фотоаппарат». Потеряв уйму времени, он обошёл его с флангов, и тут же попал под огонь. «Фотоаппаратный» расчёт приник к хорошо спрятанным перископам и занимался своим главным делом: руководил огнём скрытых орудий. Вовсю огрызалась и башня, пока в половину расчётного темпа стрельбы из единственной предусмотренной пушки.
Противник увяз. Прорываясь весь день, до коротенькой тьмы летней ночи, едва рассвело он озлобленно ринулся снова. Похоже, мы правильно всё рассчитали: они увлечённо, старательно бились башкой о единственный столб.
Ближе к вечеру бой захлебнулся: противник устал. И когда на валившихся с ног атакующих ринулись сытые и отдохнувшие наши, итог был понятен. Противник не отступал, он спасался.
Наутро усталый, довольный пришёл командир:
– Молодцы! Ото всех вам спасибо! Блестяще! Вот только… вы слишком разнесли по фронту артиллерию: много «посылок» не долетало.
Я улыбнулся:
– А как ты думаешь, почему они не стали нас обходить? Они думали, что этот участок линии не единственный, а единственный недостроенный. Остальные как будто замаскированы, да так, что только снаряды летят неизвестно откуда.
Воспоминание третье: Ломать и строить
Прилетал вертолёт и оставил контейнер. Это была новая мастерская: сверлильный станок, два токарных и фрезерный, а инструментов вокруг верстака и в шкафах… и на сладкое – тельферы под потолком. Да в такой мастерской можно «с нуля» построить автомобиль! Не современный, конечно, но самобеглую коляску с ящичным карбюратором, лепестковым клапаном впуска и Т-образной камерой сгорания – запросто.
Это потом, для души, а пока я приступил к новому танку, и начал с трансмиссии: наш первый танк предназначен для ровной площадки и тарированных асфальтовых въездов оборонительной линии, а наступать надо будет по неподготовленной местности.
Дня через три в мастерскую пришёл командир. Очень грустный. Сказал, что наш танк был захвачен. Обидно, однако логично: он был одним целым с «линией Маннергейма» и был предназначен только для обороны. И он в обороне чертовски хорош, победить когда он в обороне… Думаю, нужен противотанковый танк.
Новый танк получился как шведский: без башни и плоский как крокодил. Был ли он лучше чем старый? Смотря для чего: хороши были оба, но каждый по-своему. Первый был полностью выполнен из пятислойной фанеры, второй только спереди, всё остальное – трёхслойная; первый мог двигаться только по твёрдому грунту и поворачивал как тяжёлый бомбардировщик, а новый за счёт полного привода и поворота всех колёс-«кегрессов» крутился вокруг оси. И как старый был лучше в защите, так новый силён в нападении.
Жалко, когда ты сам должен испортить свою же работу, однако я сам сел за руль. Ибо кто как не я знал все слабые точки машины, которую сам же построил.
Сражение было недолгим: заставив противника съехать в канаву (где он моментально застрял), мы приблизились. Выстрел в упор проломил лист вдали от шпангоутов и повредил «механизм передач». Он был очень заумным, с обгонными муфтами, и починить его быстро – особенно если не знать как устроен – фантастика.
Танк обездвижен. Мы можем его обойти, атакуя, оставить в тылу и дождаться, когда их танкисты покинут трофей.
Воспоминание четвёртое: Доктор по имени Рина
Я вернулся в свою мастерскую, попробовал что-то придумать, поделать. Не шло. А потом ещё засветло стало клонить меня в сон. Я подумал, усталость, но утром увидел предметы вокруг себя в сильном тумане. Приехали: температура.
Не думая сопротивляться, я сдался на милость опустошённому сну. А когда он отстал от меня, я увидел что доктор – не взрослый. Я даже чуть-чуть испугался: а вдруг заражу её? И засмущался, ведь Рина (Зовите меня Рина, как артистку Рину Зелёную) – самая красивая девочка в мире! Она ловко водила по мне стетоскопом, потом вдруг вскочила, задумалась, села обратно:
– Взрослые тебя, конечно, вылечат. Но для этого они тебя заберут, а ты с твоей техникой нужен. – Она деловито открыла мне рот «скажи а» – Моя мама – аптекарь. Всего пару дней, и ты будешь как новенький!
Я проболел две недели. Она не скормила мне разве что валокордин, а когда я закончил болеть,
– Ты всегда так долго болеешь? – спросила она.
– Да, – соврал я.
А честно – она ещё быстро меня подняла. Я как мог помогал ей, подсказывал, что из лекарств «не берёт» меня, а что «работает». Как оказалось, она назначала мне те же лекарства, причём до того как я их назову.
Симптоматические лекарства – плацебо, – с горящими глазами пояснила она, – Они убирают симптомы, ты думаешь что здоров, и справляешься с болячкой сам. Хорошее лекарство должно воздействовать на болезнь. Когда-нибудь я пойму, как действуют лекарства, и смогу назначать их ещё точней. Может, даже удастся создать что-нибудь.
– Ты боялась что взрослые меня плохо вылечат? – спросил я.
Она вдруг серьёзно взглянула и как-то чуть медленнее чем всегда и чуть тише сказала:
– Боялась что вылечат и не вернут.
Воспоминание пятое: Противобронепоездный бронепоезд
Я как всегда проболел самое интересное: взрослые вдруг привезли нам с противником по два мотора с коробками от мотоцикла «Урал». Мастера неприятеля сделали два бронепоезда, это позволило им создавать превосходство на всём протяжении линии фронта, от самой реки до границы со взрослыми. Наши чуть-чуть запоздали, теперь приходилось расхлёбывать.
Долго не знали что строить: моторов-то два, и других не дадут. Танк типа «Маус» отпал, ведь при той же мощности двигателя поезд будет намного тяжелее чем танк (соответственно, больше брони, больше пушек, десант) и намного быстрей. Пароход… сделать можно, но они с бронепоездом могут не встретиться. Вот самолёт – это да! Налетел, сбросил бомбы – и на аэродром, на заправку.
Самолёт предложил наш Василий Васильич: сам крепкий, как будто Чкалов в детстве, серьёзный, и оттого представительный. А Василий Васильевич – настоящее имя и отчество (правда, не все сразу верят).
Принялись строить биплан: двухмоторный, с большим бомболюком… и вскорости поняли: этих моторов не хватит не то что взлететь с грузом бомб, а лететь по прямой без снижения!
Значит, остался один вариант. Бронепоезд. А это задачка, ведь танк, самолёт, пароход против бронепоезда – это танк-в-принципе, самолёт-в-принципе и пароход-в-принципе против бронепоезда-в-принципе. А вот бронепоезд против бронепоезда – это битва практически равных. Возникла идея построить поезд вокруг большой пневматической пушки на многоосной платформе как ТМ-1—180, объединённой с локомотивом (чтоб не тянуть далеко воздушную магистраль); спереди-сзади поставить по броневагону и по платформе для танков.
Эскизы меня поразили, но… что-то никак не сходилось. Я, прежде чем строить, призвал всех ещё раз взглянуть на их поезд. В работе. В движении. Надо узнать о нём всё. Мы попросим военных заставить его показаться, и все ещё раз досконально осмотрим противника. Мне, кстати, их артиллерия неинтересна (такая же как и у нас), я хочу поезд видеть в движении: как разгоняется, как тормозит, максимальную скорость…
Зашёл командир:
– Пока не забыл дать совет. Вступите в бой – не стреляйте из главного калибра по штабному вагону: пока командир вне опасности, он не очень-то склонен выходить из боя.
Мы попросили ещё разок выманить поезд противника. «Надо так надо», сказал командир. Мы тайком подтянулись на линию фронта. Военные вышли в атаку, а мы, мастера, наблюдали. Первая группа ввязалась в локальную стычку с дозором противника, стала теснить. Неприятель вцепился в рубеж: даже после обхода по флангам, под страхом «котла» они знали, что поезд уже на подходе.
И он появился: под рокот «Урала» на нас надвигался тяжёлый (железный!) состав, будто взятый из фильма про первую мировую. В центре стоял бронелокомотив, перед ним был вагон с единственной на весь поезд командирской башенкой, над ней развевалось их знамя. За локомотивом был длинный вагон с широченными люками, явно с десантом. К нему и штабному прицеплены были короткие броневагоны с барбетами, из-за которых торчали цилиндры приземистых башен.
Как только их поезд проехал вторую военную группу, те побежали вперёд. Поезд затормозил, пролетев много больше чем я ожидал, и, отчаянно хрустнув редуктором, тронулся к ним. Разогнавшись до третьей ступени в коробке, он снова зажал тормоза, обороты мотора убавились до холостых. Наши ринулись ретироваться, убрались и мы.
Вот теперь мне понятно, что он оборудован штатной коробкой, обычным сцеплением и прямозубым – иначе бы так не хрустел при включении – реверс-редуктором. Плюс – не имеет привода от мотора никуда кроме ведущих колёс. Это надо обдумать.
Расставшись с военными, мы собрались в мастерской, и Василий Васильич сказал, обращаясь ко мне:
– Мы тебя почему дожидались? Подсунь им опять этого… Цзы?
Так вот чего нам не хватало! Какая-то пара штрихов, и идеи ребят заиграли! Забыв про часы, днём и ночью мы строили, будто ваяли шедевр. Подремав или наскоро перекусив – для того и другого нас Рина железной рукой отрывала от самого в этот момент интересного – мы возвращались творить. Как и в случае с линией, мы постигали всё сами: как гнётся металл, как устроен редуктор, как сделать пневматику… Наш бронепоезд учил нас, по мере учёбы меняясь и сам, становясь совершеннее с каждой внедрённой идеей.
И вот он построен. Когда мы сцепили всё вместе, он вдруг заиграл тем нечаянным шармом, каким обладает любая добротная вещь. Поезд прост и практичен: локомотив, два коротеньких броневагона, два танка. На локомотиве, вагонах и танках стоят идентичные башни, причём «пирамидкой», ведь броневагоны чуть выше прицепленных танков, а локомотив и без башни на крыше довольно высок.
Эти башни имеют массивный «затылок», как башни у танка КВ. Он не очень-то нужен ни танкам ни башням на броневагонах, но в башне на локомотиве в нём прячется ствол пневматической пушки. На вид он такой как другие: того же калибра, короткий и с толстыми стенками; львиная доля ствола внутри башни, с упором в «затылок». Снаряд подаёт вверх-назад механизм, по бокам от ствола два расходных баллона – вся башня там занята пушкой, расчёт расположен под ней.
Кстати, танки у поезда не на платформах, на встроенных роликах. Так они могут быть броневагонами, бронедрезинами, и, убрав ролики – танками.
Чтобы соперники встретились, нужно к путям неприятеля быстро построить свои, и второй наш мотор установлен на путеукладчик.
Воспоминание шестое: Последняя битва первой войны
Весь вечер ребята ставили вешки, отмечая, куда не добьёт артиллерия бронепоезда. Ночью противник, не будь дураком, переставил их на максимально удобную артиллеристам дистанцию. Вай, молодца!
Ещё затемно я под защитой пехоты довёл путь до вешек и дальше повёл его прямо по ним, параллельно путям неприятеля. Вскоре я был обнаружен. Противник попробовал было напасть, но ребята его отогнали.
Я действовал быстро как мог, надвигая всё новые звенья, равняя, крепя их и снова включая укладочный кран.
Бронепоезд врага появился оттуда, откуда шёл я: для того чтоб вернуться, придётся идти под огнём, разойтись с ним на встречных. Он бешено нёсся ко мне. Уже издали пушка на ближней ко мне орудийной платформе «вела» мой укладчик, вонзившись в меня немигающим взглядом. Пушкарь не стрелял: не желая палить наобум, он ждал верной, удобной дистанции, где каждый выстрел не просто мне в борт, а едва не по нужной заклёпке. Я дёрнулся было назад, но пути далеко уже шли параллельно, и он бы меня всё равно расстрелял до того как пути уведут меня в тыл. Я вернулся: авось напоследок смонтирую парочку звеньев.
Противник откинул десантные люки, однако ребята открыли огонь по ним. Люки закрылись, но оба орудия чуть не в упор стали бить по укладчику.
Я уложил звеньев пять или шесть, когда с хрустом и скрежетом мой механизм накренился. Как был, с неуклюже торчащими спереди рельсами, я покатился назад. Неприятель пошёл параллельно со мной, добивая колёса. В какой-то момент мой укладчик поднялся и с грохотом ухнул с путей. По инерции рельсы посыпались сзади, устроив завал; от удара включился укладочный кран, надвигая ещё одну секцию. Шпалы уткнулись друг в дружку и стали враспор.
Дело сделано. Я отстегнулся, добавил «газку» и покинул кабину. Едва не скользя по укладчику, затормозил бронепоезд: противник так занят был мной, что его не заметил! Я соединил магистрали укладчика и бронепоезда, дав ему мощность второго мотора. Над «бруствером» из путеукладчика и вертикально наваленных рельсовых секций торчали лишь башни.
Дуэль пушкарей была долгой. Противник попробовал снова отправить десант, но два танка, которые спешились сразу же по остановке, не дали им этого сделать. Удар за ударом воздушная пушка вминала барбеты на броневагонах, пока на одном тот не вклинился в башню, заклинив её поворот. А когда неприятель поехал, спасаясь, уже не ворочались обе. От «палок в колёса» из всех наших пушек, летевших в одну «несчастливую» ось, задний броневагон загремел и затрясся по шпалам. Сжигая сцепление, локомотив оттащил поезд в мёртвую зону.
Вдали показался второй бронепоезд противника. Наш так уверено двинул навстречу, что тот резко затормозил и отъехал. На этом война завершилась.
Прошло всего несколько дней, появились вдруг взрослые и отвезли нас обратно.
Воспоминание седьмое: Мы снова будем тут!
Когда нас стали взвешивать, рост измерять, подошёл командир неприятеля. Просто сказал нам:
– Давайте дружить: говорят, плохой мир лучше доброй ссоры…
Едиными мы уже точно не будем, теперь мы как два государства, а странам всегда лучше договориться о мире, чем воевать. Это поняли все и давно, и у каждого были задумки на сей счёт. Сразу решили вопрос о границе: решили её для удобства чертить по прямой от реки, поделив территорию напополам; принялись разрабатывать «международные» и приграничные правила. Мне это было неинтересно.
Ещё предложили придумать себе города, и, естественно, я был среди «архитекторов». Позже, когда вышел врач и сказал «заходите, кто смелый», я тотчас же был у него. Я был первым, и не потому что я смелый, а просто механик сейчас там не нужен.
Обследование, как и в начале каникул, было невероятно тщательным. Я узнавал все приборы: рентген, кардиограф… о, это тот самый прибор, измеряющий силу ума! Интересно, как я поумнел?
Воспоминание единственное: Артек
Как быстро кончается лето! Вот, кажется, только недавно приехали, и вот уже скоро нам в школу. Зарница и встреча рассвета, костры и походы, трава до небес, шум прибоя промчались, даря убеждение: лучшего лета и быть не могло! Это счастье – всё лето в Артеке! Теперь я смакую последние дни и стараюсь не думать, что скоро придётся прощаться. Пусть и не навсегда. До следующего лета!
Перед отправкой в Артек ребята договорились о правилах «иностранных дел». Обо всех говорить мы не будем, ведь многие правила не соблюдались почти никогда, были изменены, переписаны или предложены позже, и только свод «правил границы» дошёл до последних дней Эксперимента в своей изначальной редакции. Вот она:
1. С каждой стороны от границы должны быть отмерены десяти- и стометровая зоны.
2. Если один человек зашёл за стометровую линию или больше минуты провёл за границей, то страна, в которую он вошёл, вправе вернуть его или не возвращать по своему усмотрению.
3. Если двое или больше зашли за границу и успели уйти в течение минуты, это пограничный инцидент, решать который следует в дипломатическом порядке.
4. Если они не успели уйти или зашли за десятиметровую линию, пограничники должны их схватить или выгнать силой оружия и остановиться не переходя границы, пленные и трофеи – законная добыча пограничников.
5. Если же двое и более зашли за сто метров – это война, вероломное нападение, и на время войны границы нет и пограничные правила не действуют.