Я – человек-выстрел. Предисловие. Переступая черту (Луис Суарес, 2014)

Luis Suárez

MY STORY: CROSSING THE LINE

© 2014, Luis Suárez

© Исрафилов Ф. А., перевод на русский язык, 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Луис Суарес считается одним из самых провокационных игроков в современном футболе. Не проходит и дня, чтобы о нем не писали крупнейшие спортивные СМИ: этот удивительный нападающий сочетает в себе невероятную технику и дерзкий темперамент, чем заслужил имидж хулигана.

Суарес – победитель Лиги чемпионов, двукратный чемпион Испании и обладатель Кубка Америки. А тот легендарный момент, когда Луис отбил мяч рукой с линии ворот в четвертьфинале ЧМ-2010, только подтверждает, что этот игрок еще не раз пренебрежет правилами игры ради победы.

«Хотите, чтобы я описал его характер? на поле или в жизни? Разница-то большая. На поле он – боец, который всегда хочет победить. Вне – тихий семьянин».

Диего Форлан, экс-нападающий сборной Уругвая, клубов «Манчестер Юнайтед», «Атлетико» (Мадрид), «Интер»

«Суарес – мой хороший друг, с которым мне нравилось играть в одной команде. Это маленький воин, который сыграл за «Барселону» в минувшем сезоне невероятно хорошо. Возможно, Суарес – лучший футболист, с кем мне когда-либо приходилось играть».

Стивен Джерард, экс-полузащитник сборной Англии, клуба «Ливерпуль»

«Все понимают, что он фантастический игрок. Когда его поведение в порядке, люди испытывают то доверие, которое он заслуживает.

Жозе Моуриньо, тренер клуба «Манчестер Юнайтед», экс-наставник «Реала», «Челси», «Интера» и «Порту»

Предисловие. Переступая черту

Я понял все сразу, как только все произошло.

Когда Диего Годин забил, я закричал «Гол!», но внутри меня все сжалось. Я был рад за себя и своих партнеров по команде, был рад тому, что мы проходили дальше, но я не хотел продолжать думать об этом – думать означало принять то, что я натворил, и последствия моего поступка.

Я подвел людей. Мой тренер Оскар Табарес, «Маэстро», был в раздевалке. Он был подавлен, поскольку понимал, что теперь может со мной произойти. Я не мог смотреть на партнеров. Я не мог взглянуть на Маэстро. Я не знал, как перед ними извиняться. Он сказал мне, что после игры журналисты спрашивали его об инциденте, и он ответил им, что ничего не видел.

Мои партнеры пытались мне сказать, что ситуация, возможно, не настолько плачевная. Я и слушать об этом не хотел. До моего отъезда из Бразилии оставалось еще два дня, но мысленно я уже улетел.

На следующий день я был на тренировке, все еще в бессознательном отрицании произошедшего, не желая ни о чем думать, а еще меньше – извиняться и принимать тот факт, что мне нужна была чужая помощь.

Как только мы закончили тренировку, меня подозвал Маэстро. У него были новости: «Это худшее, что мне когда-либо приходилось говорить футболисту». Он с трудом проговаривал слова. Тогда я думал, что дисквалификация будет на десять, пятнадцать или двадцать матчей, но тогда он сказал: «Девять матчей». Казалось, все не так уж страшно… Но он еще не закончил. «И тебе нельзя будет войти ни на один стадион. Теперь тебе нужно уехать. Тебе нельзя быть рядом с командой».

Я хотел остаться и поддержать друзей. Даже несмотря на то, что я не играл, я хотел хоть чем-то помочь. Но в отеле были представители ФИФА, и менеджер команды Эдуардо Бельза уже знал, что я должен покинуть команду как можно быстрее. Со мной обращались хуже, чем с преступником. Вы можете наказать футболиста, можете запретить ему играть, но можете ли вы запретить ему быть рядом с его товарищами?

Дисквалификация на девять матчей была ожидаема. Но чтобы меня отправили домой и запретили бывать на всех стадионах? Единственная причина, по которой я не заплакал, было то, что я стоял перед своим тренером, и он делился со мной новостями.

После этого было собрание команды в отеле. Я хотел произнести речь перед обедом, но не смог. Я собирался сказать им, чтобы они были сильными, чтобы они продолжали в том же духе, чтобы они сражались, но я просто не смог…

Если бы дисквалификация ограничилась девятью матчами Уругвая – что, как я позже начал понимать, было душераздирающе, поскольку это были два чемпионата и два года без участия в сборной, – я бы мог это оспорить, но я бы понял. Но как можно запретить мне играть за «Ливерпуль», если мои дисквалификации в Англии никогда не мешали мне играть в Уругвае? Как можно запретить мне смотреть, как мои девятилетние и десятилетние племянники играют в детский футбол? Как можно запретить мне ходить на стадионы по всему миру? Говорить, что мне нельзя больше работать? Помешать мне даже просто прочеканить мяч по периметру футбольного поля? Мне все еще кажется невероятным, почему до тех пор, пока Международный арбитражный суд не постановил обратное, власть ФИФА распространялась так далеко.

Они никогда не дисквалифицировали футболистов таким образом за то, что они ломали кому-то ногу или разбивали нос всмятку, как это сделал Мауро Тассотти Луису Энрике на чемпионате мира 1994 года. Они раздули из мухи слона под предлогом того, что инцидент произошел «на глазах у всего мира». Зинедин Зидан ударил головой Марко Матерацци в финале ЧМ-2006 и получил дисквалификацию всего на три матча!

Возможно, я был просто легкой мишенью. Но было и нечто важное, что мне необходимо было признать: я сам сделал себя легкой мишенью. Я допустил ошибку. Это моя вина. Это произошло уже в третий раз. Мне нужны были правильные люди, чтобы все исправить. Мне нужна была помощь.

После моей десятидневной дисквалификации в 2013 году за укус Бранислава Ивановича я начал задаваться вопросами о политике двойных стандартов ФИФА и том, почему никто не учитывал тот факт, что никто не пострадал. Урон, нанесенный игроку, был несопоставим с тем, какие жуткие трудности вставали перед другим. Иногда англичане гордятся тем, что у них самый низкий показатель выданных желтых карточек в Европе, но это естественно, если ты можешь кому-то оторвать ногу и при этом не получить желтую карточку. Если бы речь шла о том, что это лига с наименьшим количеством стычек, угрожающих карьере футболиста, тогда был бы повод для гордости.

Не думаю, что я когда-либо действительно наносил серьезные травмы моим коллегам. Я знаю, что укусы шокируют многих людей, но они относительно безобидны. Или по крайней мере они были таковыми в тех инцидентах, в которых я был замешан. Когда на стадионе «Энфилд» Иванович закатал рукав, чтобы показать судье след от зубов, там практически ничего не было. Ничего общего с тем, как Майк Тайсон откусил ухо Эвандеру Холифилду.

Но все это ничуть не спасает ситуацию.

Когда я пришел домой и увидел по телевизору кадры со следами моих укусов, нанесенных полузащитнику «ПСВ» Отману Баккалу в 2010-м, я заплакал. Я только что стал отцом маленькой дочки, Дельфины, и мысль о том, что она вырастет и узнает, что я натворил, огорчила меня больше всего остального. Моя жена Софи была на трибуне и не поняла, что произошло. Когда она увидела запись, она спросила: «Чем ты, черт возьми, думал?»

Мне нужно было попытаться ответить на этот вопрос самому.

Уровень адреналина во время матча может быть слишком высок: пульс зашкаливает, и иногда мозг не поспевает за происходящим. Напряжение нарастает, и ты не знаешь, как его сбросить. В 2010-м я расстроился, потому что матч грозил стать ничейным, а это была очень важная игра, и у нас была череда неудач, которая вскоре стала причиной увольнения Мартина Йола. Я злился на себя и на всю эту ситуацию в целом. Досада копилась, и чувство, что именно по моей вине у нас ничего не получается, достигло критической точки.

То же самое произошло в том инциденте с Ивановичем в 2013-м. Нам нужно было обыграть «Челси», чтобы у нас был шанс попасть в Лигу чемпионов. Это был большой риск в любом из вариантов, но проигрыш означал бы, что все кончено. Я играл отвратительно. Я подарил глупейшее пенальти за игру рукой, и мне казалось, что победа ускользает у меня из-под носа. Я чувствовал, как завожусь, начинаю злиться на себя и говорю себе на поле: «Как можно быть таким косолапым?» или «Как можно было здесь промазать?».

За мгновение до того, как я укусил Кьеллини, у меня была отличная возможность реализовать момент и вывести счет на 1: 0. Если бы я забил тот гол, если бы Буффон не спас тогда ворота, то последующие события никогда бы не произошли. Я бы ничего такого не сделал. Ничего.

Но я упустил свой шанс.

Напряжение нарастало, страх и злоба кипели внутри: «Мы вылетим, и вылетим мы из-за меня». Это душило подобно удавке. Момент, когда ты просто не осознаешь совершаемых поступков. Я не оправдываю то, что я сделал – никто бы не стал, – но я пытаюсь объяснить, что произошло. Я все еще пытаюсь объяснить это себе, чтобы понять, что случилось и почему.

Когда после матча сердце перестало колотиться, легко обернуться и сказать: «Ну и как можно быть таким идиотом? Оставалось еще двадцать минут». Но на поле, когда в тебе бушует адреналин, а напряжение нарастает, ты даже не понимаешь, сколько осталось до конца матча. Ты ничего не понимаешь. Единственное, о чем я мог думать, было: «Я не забил, мы вылетаем из чемпионата мира». Есть футболисты, которые на моем месте бы сказали: «Ладно, мы вылетаем, но я забил два потрясающих гола в матче против Англии. Я звезда». Я мог бы попросить удаления с поля: «У меня опять болит колено, я забил два гола в предыдущем матче, я сделал все, что мог». Но я мыслил иначе. Я хотел большего. Это чувство очень трудно объяснить. После всего, через что пришлось пройти, ты не можешь вынести мысли о поражении. Дело не в том, что я хотел победить, дело в том, что мне была нужна победа. Страх поражения окутывает все вокруг – даже откровенно очевидный факт, что за мной следит по меньшей мере 20 000 пар глаз. Что-то схлопнулось у меня в голове. Логика больше не влияла на мои решения.

Однажды во время игры против Чили в 2013-м, когда игрок схватил меня между ног, я отреагировал, ударив его кулаком. Меня за это не дисквалифицировали. Ничего. Ни на один матч. Это посчитали нормальной, приемлемой реакцией. Не было и осуждения болельщиков. Когда я позвонил Ивановичу после инцидента в 2013-м, он сказал мне, что к нему приходила полиция и спрашивала, не желает ли он выдвинуть обвинения, и, к счастью, он отказался. Я благодарен ему, поскольку балаган мог затянуться. Врежь кому-нибудь, и это забудут, никакого цирка. Так почему же мне обязательно нужно выбирать самый вредный для себя путь?

Проблема с этой «отключкой» в том, что она также происходит, когда я делаю на поле что-то великолепное. Я забивал голы и впоследствии даже не мог понять, как мне это удалось. Мой стиль игры бессознательный, хорошо это или плохо, но это так. Я хочу высвободить напряжение, но я не хочу терять спонтанность своего стиля, а еще меньше – темп игры.

«Ливерпуль» прислал спортивного психолога ко мне в Барселону после инцидента с Ивановичем, и мы провели два часа, разговаривая о том, «что я чувствовал и что в этот момент происходило в моей голове». Он предложил мне свои услуги, и я ответил ему, что если я захочу, я с ним увижусь, но этого не произошло. Частично потому, что избавление привело бы к моему спокойствию на поле. А что, если в следующий раз, когда мимо меня полетит мяч, я просто дам ему пролететь, вместо того чтобы за ним погнаться? Я футболист, который в лепешку расшибется, лишь бы предотвратить вброс противника на девяностой минуте. Я так играю. И я не могу себе позволить лишиться этой спонтанности.

В определенной степени это нормально, что нападающий нервный и легко раздражается. На эти девяносто минут вся жизнь может показаться красной тряпкой. Я знаю, что слово «раздражительный» может звучать странно, но оно подходит. Я раздражаюсь, когда защитник подходит и начинает давить меня сзади. Это нормально, потому что я отгораживаюсь от него спиной, отходя к нему, чтобы забить, но это раздражает меня. Меня раздражает, когда я упускаю момент. Все что угодно может раздражать. Иногда мне отлично удаются мои первые несколько касаний, и это хорошее предзнаменование, но если нет, то я думаю про себя: «Да что с тобой сегодня?» И я знаю, что в первый раз, когда со мной столкнется соперник, есть риск, что я отреагирую.

Защитники тоже это знают. В Премьер-лиге, когда я играл против кого-нибудь вроде Джонни Хейтинга, бывшего защитника «Аякса», а впоследствии «Эвертона», или Филиппе Сендероса из «Фулхэма», когда Мартин Йол был их менеджером, я знал, что надо делать. Сендерос наступал мне сзади на лодыжку через пять минут после выхода на поле. «А, извини» – бросал он. И я думал: «Ну да, Мартин Йол рассказал тебе, какой я, поэтому велел тебе это сделать».

Раздражение зависит от работы, и в определенной степени это нормально. Но когда оно развивается из-за плохой игры в важном матче, то я понимаю, что у меня проблемы. В тот день в игре с «Челси» я был ужасен. Я отвратительно играл против «ПСВ» в игре с Баккалом, и в матче против Италии я тоже упустил момент, который мог вывести мою страну в финал чемпионата мира. Каждый раз раздражение зашкаливало, напряжения было слишком много, и я срывался.

Очень легко говорить тем, кто уже не играет – или никогда не играл: «Тебе не следовало терять самообладания». Но напряжение заставляет тебя делать то, о чем ты даже не думал: есть больше, есть меньше, действовать иначе. Бывали матчи, когда впоследствии я говорил себе: «Почему я чувствовал такое давление, если все, чего я хотел, – это играть в футбол и быть довольным собой?» Но напряжение никуда не девается. Мне тяжело не драматизировать важные матчи. Чтобы максимально выкладываться, чтобы мне было не все равно, чтобы играть и не волноваться так сильно, что я проживаю матч заранее, – именно этого я хочу добиться.

Это кажется странным говорить уже после третьего подобного инцидента, но я исправился, я стал спокойнее. Я повзрослел. Когда я был ребенком, меня удалили с поля за то, что я ударил головой арбитра. Я пробежал пятьдесят метров, чтобы оспорить его решение, мне показали красную карточку, и я боднул судью. Я не горжусь этим.

Мои отношения с Софи стали для меня огромным подспорьем в жизни. Я всегда говорил, что мой лучший психолог ждет меня дома. Но долгое время она говорила мне, что этого недостаточно и что я должен обратиться к специалистам.

Спустя несколько дней после укуса Кьеллини – уже в Монтевидео, когда я закрылся, ушел в депрессию и никому не хотел рассказывать о том, что произошло, – мы с Софи уехали в пригород и со временем начали говорить обо всем, и я наконец начал понимать, что произошло и что мне нужно делать. Софи жалела, что не проявляла жесткость со мной раньше. Она спросила: «Теперь ты будешь меня слушать?» На этот раз я не видел других вариантов и взял инициативу в свои руки.

После непродолжительных поисков я нашел нужных людей. Если бы я был в Ливерпуле, то, возможно, нашел бы специалистов, с которыми уже общался, или, уже будучи в Барселоне, попросил бы помощи в клубе, но я был в промежуточном состоянии между двумя командами, поэтому и нашел специалиста самостоятельно. Мне все еще кажется, что это очень личное, но я чувствую, что они помогают мне понять, что мне не нужно держать себя в руках; что я не должен испытывать такую тяжесть и ответственность, находясь на поле.

Я уже чувствую, что это мне помогает. Но было бы слишком просто сказать: «Смотрите, теперь я веду себя прилично». Потому что если снова произойдет что-то подобное, что тогда? Я должен осознать, что это не быстрый процесс. Сейчас у меня есть время пройти лечение и начать лучше себя понимать, понять, на что я способен в такие моменты, и научиться контролировать себя. Также теперь я понимаю, что это совершенно нормально: ведь если у меня проблема с коленом, то я обращусь к физиотерапевту, так почему бы мне не обратиться к специалисту в соответствующей области, чтобы он помог мне справиться с этим?

На данный момент меня больше всего радует то, что я искренен и честен с самим собой. Одно дело сказать «Этого больше не повторится», и совсем другое – действительно осознавать, что означают эти слова, и правильно воспринимать ситуацию. Именно так я сейчас обдумываю свои действия. Мне кажется, будто я наконец сказал себе: «Луис, ты должен понять, что тебе нужен кто-то, с кем ты сможешь об этом разговаривать, чтобы ты научился справляться с подобными ситуациями».

Я уже учусь, как справляться с такими всплесками давления. Я всегда предпочитал держать это в себе, а не делиться с другими, даже с женой, которая рассказывает мне все, с моей родственной душой. Но я учусь тому, что если ты расслабишься и выпустишь это из себя, часть напряжения уйдет из тела, сознание прояснится, и ты почувствуешь себя лучше. Не держи все в себе; не пытайся справиться с этим самостоятельно.

Когда мы стали тщательно обсуждать все это, нам пришлось начать все с того же старого вопроса: «Зачем?»

«Зачем, Луис, зачем ты это сделал?» Я все еще не знал. Но я был на верном пути, пытаясь понять это для самого себя.

Со временем откровенная абсурдность дисквалификации ФИФА становилась все более и более очевидной. Нам нужно было тщательно планировать каждый свой шаг, чтобы папарацци или даже обычный фанат не сфотографировал, как я занимаюсь чем-то связанным с футболом. Не дай бог всплыть какой-либо фотографии, где я тренируюсь.

Подписать новый контракт с «Барселоной» без привлечения внимания тоже было непросто. Клуб получил разрешение на то, чтобы приобрести меня, но должен был сделать это в личном порядке. Нужно было придумать замысловатый план, чтобы нас никто не увидел или того хуже – не сфотографировал. Когда стало ясно, что пресса в курсе, пришлось воспользоваться планом с тремя разными автомобилями, покидающими «Камп Ноу» через три разных выхода. Мне было не впервой участвовать в тайных операциях. Однажды я выехал из дома тестя, спрятавшись в его машине, чтобы улизнуть от папарацци. Помимо всего того, что я не мог делать из-за запрета ФИФА, была еще куча вещей, которые я не мог делать по причине пристального внимания, не покидавшего меня, где бы я ни был.

Переход в «Барселону» сильно отличался от варианта с трансфером в «Арсенал» за год до этого. «Ливерпуль» был более склонен отпустить меня, понимая, что «Барселона» заплатит необходимую сумму. Кроме того, есть большая разница между переходом из «Ливерпуля» в «Арсенал» и переходом из «Ливерпуля» в «Барселону». Я никогда не пожалею о своем решении остаться в «Ливерпуле» еще на год. Было бы огромной ошибкой уйти перед стартом прошлого сезона. И если бы я не прислушался к совету Стивена Джеррарда, то допустил бы ошибку. Мы говорили об этом, когда я вернулся обратно в Мелвуд собрать вещи в конце лета. Тогда он сказал мне: «Ты поступил правильно, что дождался подходящего момента». Мне сразу вспомнился наш разговор в тренажерном зале в Мелвуде, когда сага с переходом в «Арсенал» была в самом разгаре, он сказал мне: «Погоди. Хорошо отыграй в этом сезоне, останься в «Ливерпуле» еще на год, и в следующем году за тобой придут «Бавария», «Реал Мадрид» или «Барселона». Тогда ты сам решишь, куда захочешь пойти, потому что у тебя есть все данные для того, чтобы играть в любом из этих клубов».

Я люблю английский футбол и буду по нему скучать, но невозможно отказаться от мечты, когда она уже почти у тебя в руках. Не обошлось без слез, когда пришел день уезжать из Ливерпуля. Нахлынула уйма воспоминаний. Жена плакала; дочка сказала мне: «Я скучаю по дому в Ливерпуле, я помню свой день рождения, помню все игрушки в моей комнате». Это был очень волнующий момент.

Естественно, многие были рады моему отъезду. Я слышал высказывание Ричарда Скудамора о том, что я негативно влиял на репутацию Премьер-лиги. Мне казалось, что мой последний сезон в Премьер-лиге был настолько ярким благодаря достижениям «Ливерпуля», так что мне его слова непонятны. Возможно, он расстроился, что лучшие игроки лиги перебираются в другие чемпионаты.

Я любил все команды, за которые выступал, но никогда не был игроком, целующим клубную эмблему на футболке – несмотря на то, что переход в каждую из моих команд был моей мечтой. Многие футболисты говорят о многих клубах: «Я мечтал об этом». Но в моем случае с «Барселоной» мне сложно было испытывать что-то другое. Есть видео, на котором я еще ребенком в интервью для уругвайского телевидения говорил дословно: «Я мечтаю однажды сыграть за “Барселону”». Один уругвайский журналист недавно напомнил мне о том, что когда я был в «Насьонале» в возрасте 18 лет, я приходил на тренировки с серым рюкзаком с эмблемой «Барселоны».

Когда я навещал семью Софи в Барселоне, мы часто вместе ходили на матчи. Я видел победу над «Реалом» со счетом 5: 0, в которой Жерар Пике отметил пятый гол при помощи своего знаменитого «празднования пятью пальцами». Видел победный гол Адреса Иньесты в дерби против «Эспаньола». Видел матч «Барселоны» и «Реала», когда Фабио Каннаваро пытался спасти свою команду после гола Месси, но в итоге лишь врезался в штангу. И я видел игру «Барселоны» с «Арсеналом», когда первые выиграли со счетом 4: 1, а Месси забил 4 мяча.

Я ходил на матчи «Барселоны», но даже не думал, что однажды буду играть среди них, и продолжал сомневаться, даже когда уже начал тренироваться вместе с командой. Когда меня представили в предсезонном матче за Кубок Гампера, было ощущение, что меня пригласили в качестве гостя или будто я выиграл в каком-то конкурсе. Софи сказала мне: «Каково тебе? Как ощущения?» Я сказал ей: «По правде сказать, у меня чувство, будто меня просто пригласили сыграть один матч». Я выходил на поле именно с таким ощущением.

Представление команде, когда мне наконец позволили тренироваться вместе со всеми, тоже получилось не совсем обычным. Менеджер «Барселоны» Луис Энрике собрал игроков и сказал: «Что ж, его наконец выпустили из Гуантанамо на нашу тренировку». Все аплодировали освободившемуся узнику, и я всеми силами старался не выглядеть слишком смущенным, будучи в центре всеобщего внимания.

Я связываю свой трансфер с тем, что пытались вернуть команде тренер и руководство клуба – подход, стремление к победам. Для меня важно, что тренер видел эти качества во мне и что он был уверен, что я смогу привить эти качества команде.

Люди считают, что я «проблемный» игрок, но спросите моих товарищей и попробуйте найти среди них хотя бы одного, кто считал бы меня таковым. Я могу поспорить с партнером, как и любой другой игрок; я спорил с ними много раз, но всегда только о футболе. Я никогда не ставил себя выше других, никогда не проявлял чувства зависти, которое иногда можно встретить в раздевалке. В «Барселоне» знали – в этом плане со мной проблем не будет. Я здесь для того, чтобы выполнять указания тренера, исполнять то, чего хотят болельщики, и работать с партнерами, которые, как и я, хотят добиться успеха.

Люди иногда задаются вопросом: «А сработает ли это в тактическом плане?» Тренер знает, что я могу адаптироваться на любой позиции, как это было с Бренданом Роджерсом. Я думаю, что знаю, в какой роли я смогу приносить команде наибольшую пользу. Учитывая, что Месси атакует из глубины, работая в связке с игроками на центре поля, а Неймар, будучи очень мобильным, любит начинать с фланга и идти к центру либо получать мяч на центре и смещаться к флангу, я в роли ориентира для команды был бы максимально полезен. Я не говорю, что я бы играл в центре в роли типичной «девятки», но из-за привычных перемещений Месси и Неймара я часто вижу, что есть пространство, в котором я бы пригодился.

Некоторые люди говорят, что наша связка будет напоминать нападающее трио Это’О – Месси – Анри, которое существовало в команде в период руководства Пепа Гвардиолы, где Неймар будет выступать как Анри, а я – как Это’О. В определенной степени это похоже на правду.

Стиль игры «Барселоны» схож с тем, который был в «Аяксе» и в «Ливерпуле» при Роджерсе – выведение мяча с тыла с контролем мяча низом, множество быстрых движений и передач в одно-два касания. Это классическая модель «Аякса», и она очень похожа на ту, что была у «Ливерпуля» в последнем сезоне. На самом деле это комбинация двух моделей – игра в пас от «Аякса» и голландской школы и скорость движения от «Ливерпуля».

В первый день в «Барселоне» я чувствовал себя точно так же, как это было в предыдущих командах – та же неловкость и смущение. Ты еще не знаешь, что делать, с кем здороваться и кого как приветствовать. В первые дни я очень стеснялся, думал, что все будет гораздо сложнее, однако игроки приняли меня просто чудесно.

Я не знал, чего ожидать. Вдруг тут будет сплошной гламур и суперзвезды? Оказалось, что все совсем не так. Я попал в коллектив суперпрофессионалов, которые стремятся побеждать, работая под руководством превосходного тренера. И между этими звеньями существует реальная связь: Луис Энрике – молодой тренер, способный соблюдать баланс между шутками и смехом и серьезностью нашей работы.

Андрес Иньеста помогал мне и рассказывал обо всем в первый день, поскольку с ним я был знаком лучше всего. Скоро я узнал, что и Лео Месси, и Хавьер Маскерано пьют матэ – травяной напиток, популярный у уругвайцев, и меня это обрадовало. Со второго дня я стал брать на тренировки флягу с матэ. Я подумал, что будет немного самоуверенно принести ее в первый же день, но на второй я уже чувствовал себя вполне комфортно.

Дани Алвес сказал, что рад видеть меня, потому что теперь он не будет единственным «плохим парнем» в команде, и меня это очень повеселило. Все это помогло мне почувствовать себя частью коллектива.

Хотя должно было пройти немало времени, прежде чем я стану играть с Месси и Неймаром в основной команде, я уже начал тренироваться с ними, а также с Хави, Иньестой, Бускетсом и Ракитичем. Поразительно, что они способны делать с мячом в ограниченном пространстве. Поначалу известная отработка передач El Rondo может вызвать затруднения. Нужно быстро привыкнуть к стремительному движению мяча, или вы его просто не увидите. Но помимо адаптации к стилю «Барселоны», я знаю, что меня приняли благодаря моим собственным качествам, тому, что я делаю на поле, так что я должен непрерывно исполнять все то, за что меня приобрел клуб.

Спортивного директора Андони Субисаретту спросили, как «Барселона» может заявлять, что является «больше, чем клубом», после того, как меня в него приняли. Его ответ многое для меня значил. Он сказал: «Мы принимаем людей со всеми их недостатками. Люди поступают правильно и совершают ошибки, но у них есть возможность учиться на этих ошибках… Я уверен, что подписание Суареса станет положительным событием для клуба в будущем». Все вокруг знали, что критикующие наверняка найдутся, и для меня очень важно, что это не повлияло на решение руководства.

Вокруг трансфера также крутилось достаточно чепухи. Я прочел, что «Барселона» якобы включила в контракт Суареса пункт о запрете на укусы – будто в клубе могли бы сделать что-то настолько нелепое. Если бы в моем контракте был такой пункт, я бы все равно его подписал, но, разумеется, такого недоверия ко мне в клубе не было.

Когда я прибыл на медосмотр и для подписания контракта, я рассказал президенту о том, как я приехал в Барселону повидаться с Софи, когда мы еще были подростками; мы просто гуляли по окрестностям «Камп Ноу», потому что у нас не было денег, чтобы пойти в музей или купить что-то в клубном магазине. В тот день кто-то оставил дверь открытой – одни из огромных ворот, которые ведут на стадион и на футбольное поле. Я закричал Софи: «Смотри, открытые двери!» Она переживала, что нас поймают и выставят, но я позвал: «Нет, идем скорее». Мы пробыли внутри примерно две минуты, а потом убежали. Когда жена встретила одного из руководителей на подписании контракта, он сказал: «Софи, хорошо, что вы пришли, – вы должны расплатиться за ту экскурсию по стадиону в 2004 году».

Софи была со мной, когда я посещал стадионы, будучи еще молодым, подающим надежды игроком «Насьоналя», и задумывалась, буду ли я когда-нибудь выступать в Европе. Она была со мной, когда я, наконец, смирился и смог говорить о том, что произошло на чемпионате мира. И она была рядом, когда я подписал контракт с «Барселоной» – десятью годами позже того, как я впервые покинул Монтевидео, чтобы повидаться с ней в каталонской столице. Поэтому вернее будет начать мою историю с нее. О том, как мы встретились, и о том, как десять лет назад желание быть рядом с ней привело меня в этот город.