Вы здесь

Я – стихия. Пролог (Анастасия Акулова)

«Четыре Стихии»

Она так упорно верит —

(и веру ее не тронь!):

Откроет любые двери.

Стихия ее – Огонь.

Захватит теплом, закружит

И будет в ночи сиять.

Вот только что ты ей нужен

Не сможет тебе сказать…

Но если она уходит,

То молча и навсегда.

Обидами перебродит,

Ведь сила ее – Вода

Легка и светла глотками,

Но в буре ей нет преград.

Терпением точит камень,

Лелеет дождями сад…

Она выплетает нежность,

Из света надежду шьет.

Ты ловишь губами свежесть,

Ведь Воздух – душа ее

Она для тебя спасенье

От темных полос 'вчера'.

Посланница Провиденья,

Излечит от лжи и ран.

Она в ожидании чуда

Ждет белого корабля.

Ты ровен к ее причудам.

Стихия ее – Земля…

Ты знаешь – ей места хватит

В реальности и в мечтах.

Добром на земле отплатит

И скроется в небесах…

Екатерина Матюшкина

Пролог

Тихая ночь опустилась над лесом. Все жители небольшой близлежащей деревни давно спали, и лишь в одной добротной избе на опушке леса ещё горели свечи.

В печке потрескивали поленья, тепло наполняло комнату, в которой наконец-то наступил покой, правда, ненадолго. Крошечный человечек, только что увидевший свет, спешил заявить об этом всему миру, сотрясая избу громкими криками.

Полненькая пожилая женщина в цветастом платке, скрывающем седые волосы, помыла в стоящем рядом тазике окровавленные руки и осторожно взяла на руки ребёнка.

– Кто, Мила? – Тихо спросила уставшая роженица, едва сумев приоткрыть отяжелевшие веки.

Женщина добродушно улыбнулась, опуская плачущего младенца в тазик с тёплой водой.

– Поздравляю, – между делом отозвалась она, – У тебя родилась чудесная, здоровенькая малышка.

– Доченька, – измученно улыбнулась роженица, вновь откидываясь на подушку.

Несмотря на то, что ей, Кэтрин, местной знахарке, было трудно даже пошевелить рукой, каждую клеточку тела, каждую фибру души переполняло счастье. Женщина в свои тридцать два уже не чаяла даже забеременеть, не то, что родить абсолютно здоровую малышку.

– Муж будет счастлив, – вновь улыбнулась она своим мыслям, но поморщилась от боли при попытке пошевелиться.

Повитуха поджала тонкие сухие губы, растеряно взглянув в затянутое ночной мглой окно. Ей уже не верилось, что когда-нибудь это закончится. У самой трое сыновей ушло на войну. Очередную… Они, эти войны, растягиваются на столетия, давая простому люду, которому они вовсе не нужны, лишь передышку в два-три года. Откуда только деньги берутся на всё это? Впрочем, судя по взимаемым с них налогов, оно понятно. А всё эти чёртовы маги, зависимые от своих обожаемых артефактов!

Почти беззвучно пробормотав парочку проклятий в адрес вышеупомянутых особ, повитуха взяла полотенце, и, начав вытирать чуть притихшую новорожденную, буквально застыла на месте.

– Не может быть… – Неверяще прошептала она, надеясь, что ей всё это кажется.

Роженица, пересилив себя, с трудом приподнялась, встревоженно глядя на шокированную женщину.

– Что случилось? – Голос дрогнул от волнения.

Повитуха мгновение могла лишь растерянно и изумлённо смотреть на новоиспечённую мать, беззвучно открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Язык не повернётся сказать, – наконец, заторможено пролепетала она, поднося малышку к матери, – Лучше сама взгляни.

Та взглянула… и обомлела: предплечье малышки, словно цветные браслеты, обвивали четыре дракона, кажущиеся живыми.

Каждый с детства знает, что драконы – символ магии и могущества. Раньше, несколько веков назад, маги и ведьмы рождались со знаком звезды, а маги-стихийники – с изображением дракона, чей цвет символизирует стихию: синий – вода, изумрудный – земля, красный – огонь и прозрачно-голубой – воздух. Вот только проблема в том, что все маги и ведьмы исчезли с лица земли более пятисот лет назад и волшебство осталось только в предметах – артефактах.

Человека, умеющего пользоваться артефактом, считали магом, хотя у него самого изначально никаких магических сил не было. За эти самые артефакты с тех пор и ведутся нескончаемые войны, потому что магия – это сила…

– Это… это же… – сбивчиво, невнятно прохрипела Кэтрин, – Это… невозможно!

Девочка вновь перестала плакать и счастливо улыбнулась на руках у матери, перебирая ножками. Карие глазки, в которых, казалось, танцевали отблески огня, тут же стали ярко-ярко синими…

– Оказывается, возможно, – покачала головой старушка, сочувственно глядя на новорожденную, – Нелегко вам придётся, ой, нелегко… Ты не волнуйся, я никому ничего не скажу, а сама прячь девочку от шумной толпы, мало ли какие люди бывают на свете… тогда, небось, убережёшь её от этих иродов-артефактников…

Кажется, грядут перемены. Не дай Бог, чтобы она попала в руки к магам. Они и так беснуются из-за артефактов, не скупясь на смертоубийство, а коль про неё прознают – несдобровать.

– Не накликай беду! – Кэтрин взволнованно перекрестилась, – Скрою её здесь, подальше от внимательных глаз. Только, умоляю, сдержи слово, не говори никому.

– Вот те крест, не скажу, – пообещала повитуха, – Храни вас Бог. Пожалуй, мне пора.

– Доброй ночи, – машинально отозвалась Кэтрин, судорожно прижимая к себе малышку, которая, пригревшись у неё на груди, очень быстро уснула. Женщина чувствовала, как ровно бьётся совсем рядом её маленькое сердечко, и поняла, что нет в мире большего счастья, чем счастье знать, что её кроха жива, здорова, что она рядом. Ради этого не жалко ничего на свете. Лишь бы так было всегда…