Вы здесь

Я просто хочу любить. Глава 2 (Светлана Алексеева, 2016)

Глава 2

Виктория долго не могла заснуть. Несмотря на уверения медсестры, девушку не покидало ощущение непонятной, обволакивающей тревоги. Вика металась по постели, не находя себе места. Перед ней все время стояло лицо матери. Нежная, добрая улыбка, прекрасные, как небо, глаза. Только под утро, усталая и измученная, Вика погрузилась в сон.

Ее разбудила веселая мелодия первомайского марша. Открыв глаза, девушка первым делом подумала о маме. Как она себя чувствует, как прошла для нее эта ночь? Тяжело вздохнув, Виктория торопливо сунула ноги в старые тапки и поспешила к отцу.

Открыв дверь в его комнату, девушка почувствовала резкий запах дыма и перегара. Развалившись на поломанном диване без спинки, отец смотрел телевизор. Прямо перед ним на табуретке был, так сказать, накрыт праздничный стол: килька в томате, бутылка пива и полная окурков жестянка из-под кофе «Pele». Равнодушно посмотрев на дочь, Иван Федорович вытащил из кармана сигареты и закурил.

– Сколько можно валяться? Скоро семь часов. Иди хоть козу подои, – снова переведя взгляд на телевизор, буркнул он. – Не повезло мне с бабами! Одна спит круглые сутки, другая рожать решила на старости лет…

Виктория с ужасом смотрела на человека, в которого превратился ее отец: небрежно одетый, небритый, волосы клочьями. Опухший от пьянства, Иван Федорович казался значительно старше своих лет. Худое, вытянутое лицо, покрасневшие глаза, длинный, заостренный книзу нос и тонкие, злобно сжатые губы. Щеки пересекали две длинные глубокие морщины. А когда-то это были такие красивые ямочки! Виктория стыдливо опустила глаза. И это ее отец? Тот, кем она раньше гордилась? А ведь ему всего сорок один год! Как же это произошло? Почему он, одинокий, беззащитный детдомовец, с малых лет привыкший бороться за выживание, окончив техникум и отработав столько лет в колхозе, вдруг сломался и опустил руки? Почему не устоял перед жизненными испытаниями? Почему не сопротивлялся? Почему, забыв о чести, стыде и даже любви, с таким безразличием относился к семье?

Виктория подошла к окну. Ей не хотелось отвечать отцу. Распахнув окно, девушка впустила в комнату свежий весенний воздух. Ворвавшись в помещение, ветер стал трепать накрахмаленную, немного выцветшую от времени сиреневую занавеску. С улицы послышалось мычанье коров и крики голосистых петухов. Оглянувшись, девушка снова брезгливо посмотрела на отца.

– Папа, миленький, ну перестань ты пить! Так же нельзя. Маме сделали операцию, ей нужна твоя помощь! А ты?! – с укором сказала она и махнула рукой.

– Что ты несешь? – пьяным голосом, картавя, крикнул отец и ухватился за бутылку с пивом.

– Стой! – потребовала Вика и подбежала к отцу. Выхватив у него из рук бутылку, поставила ее на сервант. – Ты слышишь, что я тебе говорю? Маме сделали операцию. Приведи себя в порядок и поезжай к ней. Ты должен купить лекарства и рассчитаться с врачами.

– А что с ней случилось? – рассеянно поинтересовался Иван Федорович и удивленно развел руками.

Старясь быть терпеливой, Виктория рассказала ему все, что знала об операции. Глядя в глаза отца, она все время гладила его по спине. Постепенно происшедшее начало доходить до Ивана Федоровича. Его лицо сделалось каменным. Сузив глаза, он задумчиво уставился в потолок и молчал. Что творилось у него в душе, понять было сложно. Наверное, ему было тяжело.

– Уйди, дочь, – наконец тихо, сквозь зубы, процедил он. – Мне надо подумать, переодеться. Поеду я к матери, так уж и быть. Автобус через сорок минут. А ты пока обойди хозяйство. Мне сейчас, дочка, не до него!

– Хорошо, хорошо, папочка, я все сделаю! Ты ни о чем не переживай. Я приготовлю обед. Передай маме привет. А я после двенадцати к ней приеду. Хорошо, что сейчас праздники, в школу идти не надо. Я помогу тебе по хозяйству, – произнесла Вика и, улыбнувшись, добавила: – Ты только, пожалуйста, больше не пей!

Кашлянув, Иван Федорович поднялся и вышел из дому.

После разговора с отцом Вика немного успокоилась. Она видела, что он расстроился. Значит – переживал. А это хорошо! Может, пожалеет мать, возьмется за ум, бросит пить. А там и работу найдет.

Торопливо одевшись, девушка выбежала во двор. К ней сразу же подбежали голодные куры, засеменили уточки и, широко раскрыв крылья, приземлился петух. Набрав полный совок зерна, Вика насыпала корм и налила птицам воды. Услышав ее шаги, в загоне пронзительно завизжали свиньи. Поспешив в сарай, Вика взяла в углу табурет и уселась возле козы. Подставив ведро, погладила Фросю по боку. В ответ та нервно стукнула передним копытом и вопросительно глянула на молодую хозяйку.

– Фросенька, не дергайся, моя хорошая! – ласково, стараясь не разозлить козу, произнесла девушка. – Стой, пожалуйста, спокойно! Понимаешь, ты должна потерпеть. Мама в больнице. Выбора у тебя, моя хорошая, нет. Пожалуйста, дай мне молочка!

Все утро Виктория занималась домашним хозяйством. Обойдя животных, принесла воды и приготовила обед. Прибрав в доме, спрятала на чердак самогон. Но что бы девушка ни делала, все ее мысли были о маме. Как она там? Скоро ли ее переведут на первый этаж? А может, она уже выглядывает ее, свою Вику? Посматривая на часы, Виктория все время ждала, когда они покажут одиннадцать.


Собрав все необходимое, ровно в двенадцать часов Вика была в больнице. Остановившись на крыльце, девушка оглянулась и поискала глазами отца, но его нигде не было. Тяжело вздохнув, Виктория вошла в холл. Покрутив головой, начала вчитываться в надписи: «Терапевтическое отделение», «Травматологическое отделение», «Гинекологическое отделение»… Сердце Виктории тревожно сжалось. Набрав полную грудь воздуха, она решительно вошла в гинекологическое отделение.

В узком полутемном коридоре было безлюдно и очень тихо. Здесь почему-то стоял сильный запах жареной рыбы и хлорки. Вспомнив о том, что она сегодня еще ничего не ела, девушка сглотнула слюну. Вглядываясь в дверные проемы, Вика осторожно пошла по коридору. Пройдя несколько метров, она заметила небольшое углубление в стене. Наклонившись над белым письменным столом, там сидела дежурная медсестра.

Вика вежливо поздоровалась и остановилась.

– Здравствуй! – сняв с переносицы очки, ответила пожилая худощавая женщина. – Тебе кого?

– Я ищу Войтенко Любовь Петровну. Ее должны были после двенадцати перевести к вам в отделение, – пояснила девушка и вымученно улыбнулась. – Я ее дочь.

Женщина нахмурилась и встала из-за стола.

– Понимаешь, девочка, твою маму перевели в другое отделение, – виновато ответила она и пожала плечами.

– В какое? – с тревогой спросила Виктория.

– В психиатрическое, – мрачно ответила женщина и опустила глаза.

– Почему? Что с ней случилось?! – взволнованно крикнула девушка. Глазами, полными слез, она растерянно смотрела на медсестру. – Ответьте, пожалуйста, что с моей мамой? Как мне ее найти?

– Ты не сможешь ее увидеть. – Женщина задумчиво вытянула губы трубочкой и добавила: – Туда никого не пускают.

– Что с моей мамой? – требовала ответа Вика, схватив женщину за рукав халата. – Здесь должен был быть мой отец! Он собирался поговорить с врачом. Где он?

– Успокойся, деточка. Я тебе все сейчас расскажу, – строго ответила медсестра и отдернула руку. – У нас с самого утра переполох из-за вашего семейства.

Виктория растерянно шмыгнула носом.

– Почему?

– Лучше бы твой отец сюда не приходил, – возмущенно буркнула женщина и опустилась на стул. – Мать твою к нам еще утром, часов в десять перевели. Шов у нее хорошо заживал, осложнений не было. Врач разрешил ей встать, немного пройтись по палате. В третьей палате было только двое пациентов – на праздники у нас всегда мало народу. Так вот, сделала я твоей мамке укол, помогла сходить в туалет. А тут, вижу, мужик, злой, как демон, влетает в отделение. Сначала он ринулся в ординаторскую, к дежурному врачу. Я слышала, как он там ругался, что-то орал. Потом, хлопнув дверью, побежал в третью палату. Оказывается, к твоей матери! Правда, пробыл он у нее недолго, минуты две-три. Затем выскочил как ошпаренный – и на выход! Тут слышу, мать твоя начала дико голосить. Я в палату, а она на полу. Упала лицом вниз и руками стучит. Все повторяет: «Нет, нет, нет», – и кричит. Я к ней, а она глаза закатила, вокруг рта пена. Страх! Она у вас эпилептик?

– Не-ет, – удивленно протянула Вика и напряглась.

– Понятно, – сочувствующе сказала женщина. – Слушай дальше! Значит, я это увидела и сразу к врачу. Мы твою маму на кровать уложили и вызвали фельдшера из психиатрического. Тот сделал ей какой-то укол и увез на каталке к себе в отделение. Сказал, дня на два. Капельницу ей поставит, пролечит. Не переживай, детка, не переживай!

– Так что же там все-таки произошло? – округлив глаза, спросила Вика.

– А об этом я узнала чуть позже, – тяжело вздохнув, ответила медсестра. – Мне ее соседка по палате рассказала. Оказывается, отец твой, как только вошел, подбежал к жене и ударил ее по лицу. Она в это время как раз у окна стояла. Слабая, после операции, она сразу же упала на пол. А твой отец наклонился над ней и как заорет: «Что, хотела мамкой молоденькой стать? А стала старухой! На хрен ты мне такая нужна? Запомни, нет у меня больше жены». Вот и все.

Женщина тяжело вздохнула и вытерла пот со лба.

Виктория не шевелилась. То, что она услышала, было для нее словно гром среди ясного неба. Девушка не верила собственным ушам. Она не могла представить, что ее отец способен на такой поступок. Да, в последнее время он очень сильно изменился, постоянно пил, стал очень жестким, злым. Но чтобы бить больную женщину, недавно перенесшую операцию? Это было уже слишком! А что означают его слова: «Нет у меня больше жены»? Да он без нее пропадет! Сидит у жены на шее… Вика вздрогнула и глянула на часы. Мама! Что же с ней случилось? Чем вызвано ее состояние? Последствиями операции? Обидой? Отчаянием? Что это? Что?

Девушка взволнованно посмотрела на медсестру.

– Скажите, как мне найти психиатрическое отделение?

– Голубушка, тебя туда никто не пустит. Там все закрыто. Езжай, милая, домой! Мамку твою подлечат. А там, глядишь, и к нам переведут.

– Пожалуйста, подскажите, где психиатрическое отделение? – настойчиво повторила Вика.

– Хорошо, хорошо, – засуетилась женщина. Подхватив девушку под руку, она подвела ее к окну в конце коридора. – Вон, видишь узкую дорожку?

– Да! – вглядываясь вдаль, ответила Вика.

– Иди по ней до конца. Слева будет небольшое двухэтажное здание, это ЛОР-отделение, а справа – длинное, одноэтажное, похожее на барак. Вот там и находится психиатрия. Поняла?

– Поняла, – кивнув, ответила девушка и, подхватив сумку, побежала к двери. – Спасибо вам. Спасибо!

Виктория миновала узкую дорожку с растущими вдоль нее цветущими яблонями и свернула направо. Переведя дыхание, остановилась возле длинного, действительно похожего на барак здания. Старое, выкрашенное в серый цвет, оно выглядело довольно угрюмо. Внизу, ближе к земле, стены были изъедены грибком. Огромные мокрые пятна переходили в зияющие дыры осы́павшейся штукатурки. Низкая, до половины прикрывающая окна крыша. Рядом ни скамейки, ни цветника. Чем-то это здание напоминало тюрьму. Вздрогнув, девушка пошла ко входу.

Ухватившись за ручку, Виктория потянула дверь на себя, но та была заперта. Не раздумывая, девушка нажала маленькую выпуклую кнопку звонка. Однако к ней никто не спешил. Рассердившись, Вика решила заглянуть в окна, но, обойдя здание, не увидела ни одного открытого окна. Надежно зарешеченные, все они были плотно закрыты. И только в одном она заметила маленькую, слегка приоткрытую форточку. Из узкой, едва заметной щели доносились веселые мужские голоса и взвизгивающий женский смех. Тонкой белесой струйкой выплывал сигаретный дым.

С трудом сдерживаясь, Виктория вытащила из сумки ключ и стала стучать им по оконной раме. Долго, настойчиво. За окном замолчали. Отодвинув занавеску, на нее удивленно уставился немолодой обрюзгший мужчина в белом халате. На красном одутловатом лице горели гневом большие глаза.

– Тебе чего? – зло крикнул он.

Виктория отступила назад и заставила себя улыбнуться.

– Простите. Мне нужен врач, – вежливо ответила она. – Недавно сюда из гинекологии перевели мою маму. Войтенко. Войтенко Любовь Петровну. Я хочу знать, что с ней.

– Идите к двери. Я сейчас подойду, – раздраженно ответил мужчина и опустил занавеску.

Через несколько секунд Виктория снова была у входа.

Загромыхали замки, и в дверях показался все тот же мужчина.

– Нельзя, голубушка, себя так вести! Нехорошо, – тут же заявил он, заслоняя вход. – У нас тяжелые больные лежат, им тишина нужна!

– Я больше не буду, – изображая раскаяние, произнесла Виктория и отступила.

Девушка понимала: мужчина ей лгал. Она просто мешала ему веселиться. В кабинете его ждали друзья. Ему явно было не до нее! От врача сильно пахло спиртным. И даже мускатный орех, который он все время жевал, не помогал ему избавиться от этого запаха.

– Вы мне только скажите, пожалуйста, что с моей мамой!

– Значит, так, – по-деловому, нахмурив брови, начал врач. – У вашей матери истерический психоз. Это следствие стресса, случившегося во время визита ее мужа. Хотя, не исключаю, провоцирующими факторами могли быть операция, слабость организма, последствия наркоза. Мы провели терапию. Сейчас ваша мама спит. Пока, голубушка, я не берусь прогнозировать. Скажу одно: ей нужен покой. Пусть она отдохнет, наберется сил. Приходите завтра. Сегодня я вас к ней не пущу.

– Ну пожалуйста! – вкрадчиво, с мольбой протянула Вика. – Я знаю, что мама меня ждет. Я смогу ее успокоить, помочь ей. Впустите меня, я вас отблагодарю.

– Слушай, девочка, я все сказал! – сердито крикнул мужчина и побагровел. – Это тебе не терапевтическое отделение. У меня тяжелые больные! Мне надо идти.

– Тогда передайте маме этот пакет, – попросила девушка. Испуганно, сквозь слезы она взглянула на врача. – Там бульон, больше ничего.

– Ладно! – пробурчал мужчина и, схватив пакет, закрыл дверь.


Виктория не помнила, как добралась домой. Несмотря на жаркий, погожий день, ее постоянно знобило. Перед глазами все время стоял жуткий больничный барак и врач – пьяный и злой.

Дома во дворе было неестественно тихо и пусто. Вбежав в комнату, Виктория увидела отца. Уткнувшись в подушку, Иван Федорович крепко спал. Рядом с ним валялась пустая бутылка из-под красного столового вина, сигаретные окурки и перевернутый табурет.

– Папа, папа, проснись! – склонившись над ним, закричала Вика. – Что ты наделал? Зачем? Папа, я тебе этого не прощу! Слышишь, никогда не прощу!

Проворчав что-то бессвязное, Иван Федорович перевернулся на другой бок и захрапел. Застонав от бессилия, девушка выбежала во двор. Счастливого, радостного, солнечного мира ее детства больше не существовало.


Сжимая в руках пакет с горячим бульоном, Виктория торопливо вошла во двор больницы. Точнее, она почти бежала, словно что-то подталкивало ее туда, где была ее мама. Неожиданно послышались глухие раскаты грома. Подул сильный порывистый ветер. В воздухе закружили тяжелые клубы пыли. На лицо девушки упало несколько крупных дождевых капель. Вокруг потемнело. Повисли свинцовые облака. Огромные, мрачные, казалось, они хотели задушить землю. Вздрогнув, Виктория ускорила шаг.

Подбежав к психиатрическому отделению, она машинально потянула дверь на себя. К удивлению Вики, та была не заперта. В ярком, освещенном лампами дневного света коридоре царил переполох. Было очевидно: здесь что-то произошло. Выкрикивая непонятные слова, знакомый Виктории врач ругал молоденькую медсестру. Испуганная, побледневшая, та даже не шевелилась. Рядом стояло еще несколько врачей. Невдалеке, опершись о стену, плакала какая-то пожилая женщина, по-видимому санитарка.

Увидев Викторию, врач резко замолчал, и все опустили головы.

Девушка виновато улыбнулась и робко подошла к врачу.

– Здравствуйте, – растерянно протянула Вика и, потупив глаза, тихо пробормотала: – Простите, что я ворвалась! У вас было открыто. Пожалуйста, пустите меня к маме! Я принесла ей теплый бульон. Я так спешила!

Ничего не ответив, врач сосредоточенно посмотрел на девушку и стал покусывать губы. Казалось, у него пересохло во рту.

– Понимаете, – с трудом проговорил он, – произошло ЧП, беда. Вашей мамы больше нет.

– Как нет? – изо всех сил стараясь понять услышанное, переспросила Виктория. Ее глаза наполнились слезами. – Ее опять куда-то перевели?

– Нет, – выдохнув, произнес врач. – Ваша мама умерла. Простите. У нее случился инфаркт.

– Да вы что?! – удивленно воскликнула девушка и повернула голову. – Вы ее с кем-то путаете! Моя мама Войтенко Любовь Петровна. Ее перевели к вам из гинекологии. Какой инфаркт? У нее абсолютно здоровое сердце. Этого не может быть!

– Простите, – повторил врач и опустил голову. – Я не ошибся. Ваша мама умерла. Мы сделали все, что могли.

Виктория не шевелилась. Не отводя глаз, она изумленно смотрела на испуганного врача. Тяжело дыша, девушка не могла, нет, не хотела понять того, что он ей говорил. Качая головой, она отступила назад и обессиленно прислонилась к стене. Ее лицо исказила гримаса невыносимой боли. Побледнев, Вика открыла рот и глотнула воздух, как-то неестественно, словно рыба, выброшенная на берег. Загремев о холодный бетонный пол, у нее из рук выпал пакет со все еще теплым бульоном, и по коридору растеклись витиеватые ручейки.

– Нет! – разрывая тишину, наконец выкрикнула Виктория и, опустив дрожащие веки, медленно сползла по стене. – Это неправда! Мамочка!..

У нее перед глазами все поплыло. Стены накрыли ее пустотой, навалившись на плечи. Сидя на полу, девушка бессильно опустила веки.


Несколько следующих дней для Виктории прошли как во сне. Похоронив маму, девушка замкнулась в себе. Так и не простив отца, она с нетерпением ждала, когда ей выдадут аттестат. Оставаться в селе Вика больше не хотела и не могла. То, что она уедет в Синегорск, Виктория решила сразу после похорон мамы. Здесь ее уже ничто не держало. Ничто и никто. Будущее отца ее не интересовало. Девушка была уверена: именно он виноват в смерти мамы. Да он и сам, наверное, это осознавал. Стремясь забыться, Иван Федорович все время пил. Поднявшись рано утром, он на целый день уходил из дому. Ловил на реке рыбу и хлестал спиртное. Вернувшись поздно вечером, на цыпочках шел в летнюю кухню, жарил рыбу, а затем, поужинав, прятался на сеновале. Казалось, Иван Федорович избегал собственной дочери. С тех пор как не стало его жены, он ни разу не поговорил с Викой. Лишь однажды, после поминок, проходя мимо нее, кинул:

– Ты это, Викочка… продай всю живность. Мне ничего не надо. Деньги забери себе.

И все.

С нетерпением дождавшись последнего экзамена, Виктория сложила вещи в сумку и купила билет до Синегорска. Дожидаться выпускного бала она не хотела и не могла. Во что бы то ни стало девушка стремилась быстрее уехать в город. Рано утром, как только открылась школа, она получила свой аттестат. Красивой ровной колонкой в нем выстроились пятерки и только одна, со злостью написанная четверка по химии портила картину. Но Вика не расстроилась. Она была уверена: даже на небесах мама радуется за нее. Опустив голову, девушка пошла на кладбище, чтобы с ней проститься. Упав на колени, Виктория поцеловала маленький овальный портрет самого дорогого для нее человека и горько заплакала.

– Мамочка, я уезжаю! Но ты не переживай, я буду к тебе приезжать. Прости меня, если я перед тобой виновата. Я очень, слышишь, очень тебя люблю. Пожалуйста, мамочка, помоги мне в жизни! Это я с виду смелая. Такой я, наверное, была рядом с тобой. А теперь я немного боюсь. Понимаешь, мамочка, я совсем одна! Я не знаю, как быть дальше. Не знаю, что ждет меня впереди. Мама, мамочка, если бы ты была жива!.. Все было бы по-другому. Прости меня, мамочка!

Поднявшись, Виктория погладила портрет и, не оборачиваясь, направилась к кладбищенским воротам. Неожиданно ее кто-то окликнул. Остановившись, девушка увидела пожилую женщину – бабушку Славу, сидевшую на скамейке возле могилки.

– Стой, детка! – позвала она Вику и нахмурилась.

Виктория торопливо подошла к женщине.

– Здравствуйте, бабушка Слава! – приветливо произнесла она.

– Здравствуй, деточка! – ответила та и с трудом, кряхтя, поднялась. – Я давно хотела с тобой поговорить. Идем, мне тоже пора домой! Я тебя провожу.

Вика удивленно посмотрела на женщину. У них с бабушкой Славой не было ничего общего. Они не были родней, да и жили далеко друг от друга. Кивнув, Виктория молча пошла вперед.

– О чем вы хотели со мной поговорить? – равнодушно спросила девушка.

– О твоей матери, царство ей небесное! – Женщина перекрестилась. – Я все не решалась об этом рассказать. Но больше молчать не могу! Ходят слухи, что ты уезжаешь. А я старая, не хочу уносить тайны с собой. Ты должна знать. Но никому об этом не говори, поняла?

Виктория остановилась как вкопанная. Что это еще за мисс Марпл? Какие детективные истории в голове у этой пожилой сельской женщины?

Приподняв брови, девушка внимательно посмотрела на бабушку Славу.

– Поняла, – удивленно ответила Вика и кивнула.

– Слушай меня, – бодро проговорила женщина и, взяв Викторию под руку, медленно, переваливаясь с боку на бок, засеменила к выходу из кладбища. – У моей дочери в районе есть подруга. Медсестра. Работает в психиатрическом отделении. Зная о том, что моя Юленька из Калиновки, она рассказала ей, что произошло с твоей мамой. И строго-настрого запретила тебе об этом говорить. Но так ведь нельзя! Ты же Любашина дочь, должна знать!..

– Бабушка Слава! – глядя на пожилую женщину, взволнованно воскликнула Виктория. – Пожалуйста, говорите быстрее!

– Ладно, ладно! – обиженно буркнула старушка. – Так вот, именно эта медсестра рассказала моей Юленьке о том, от чего умерла твоя мать. И инфаркт, девочка, тут ни при чем. Не было у Любаши инфаркта! Это ведь первого мая произошло, на праздники. Начальства в больнице не было. Врачи хотели посидеть за праздничным столом, рюмочку пропустить. И в психиатрии было то же самое. Врачи закрыли отделение, им было не до больных. Как раз в разгар пьянки им пришлось прерваться: из гинекологии попросили помочь твоей матери. Что с ней было, разбираться никто не стал. Укололи сильное успокоительное и положили в палату к буйным больным. Пустую палату врачи оставили для себя, чтобы было где после гулянки отдохнуть. Короче, запрятали они твою мать подальше, в конец коридора, чтобы им никто не мешал. И только поздно вечером, разнося градусники, сестричка нашла ее у двери. Мать твоя была уже мертва. Оказывается, проснувшись, она стала звать на помощь, кричать. Наверное, она разозлила теток, лежавших вместе с ней в палате. Взбесившись, те начали ее бить, отталкивать от двери. Падая, твоя мать ударилась виском о кровать. Говорят, что ее еще можно было спасти. Но врачи в это время праздновали… Вот так, дочка. Прости, может, зря я тебе открыла правду. Прости…

Рассказ бабушки Славы вызвал у Виктории шок. Широко раскрыв глаза, девушка не могла пошевелиться.

– Это бесчеловечно, – наконец произнесла она. По ее щекам ручьем потекли слезы. – Я подозревала, что со смертью моей мамы не все чисто. Она ведь никогда не болела. А тут – инфаркт.

– Конечно, можно подать в суд, провести медэкспертизу. Но твоей мамы уже не вернуть. Да и одна ты не сможешь ничего доказать. А я туда не ходок. Меня не трогай! Мне волноваться нельзя. Давление, – раздосадованно протянула женщина и тяжело вздохнула. – Пусть Бог им будет судьей. В нашей стране простому человеку правды никогда не найти. А ты держись, детка, держись! У тебя вся жизнь впереди!

– Спасибо, бабушка Слава, спасибо, что все мне рассказали, – сказала девушка. – Простите, но мне надо идти.

Опустив голову, она побрела к автобусной остановке.