Я плохая мать? И 33 других вопроса, которые портят жизнь родителям. Часть I. Про себя (Екатерина Кронгауз, 2016)

Я поняла, что мне пора заводить ребенка, где-то в 16 лет, потом я понимала это в 17, в 18, в 19, у меня было много сил, хорошее настроение, великое будущее и достаточно возможностей. Но ребенок почему-то не заводился. В 23 я поняла, что заводить ребенка надо прямо сейчас, в 24 начала подозревать, что сейчас не самое лучшее время – в стране начались проблемы, работа нестабильна. Когда в Москве случился теракт, я подумала: какое счастье, что у меня нет никаких детей. К 26-ти я поняла, что заводить ребенка мне уже поздно, в самом деле – будущее уже не такое великое, настроение уже не такое хорошее, возможности ограничиваются с каждым годом, обстановка накаляется. Тут-то он и появился.

Спустя еще какое-то время я стала искать няню, с чем и обратилась, как водится, в соцсети. “Какая няня?! Если вы не можете сидеть со своими детьми, на хрена вы их рожаете?” – возмущенно написала мне в комментариях какая-то женщина. Я честно задумалась над этим вопросом и ответила: “Потому что мне так хочется и я могу”. Этим я вызвала бурю негодования, цитат из которой, к сожалению, не могу привести, потому что буря исчезла из фейсбука, но суть ее сводилась к тому, что это ужасный аргумент, за которым “не звучит ответственность”.

Примерно тогда же замглавы департамента образования Москвы Александр Гаврилов, отвечая на вопрос, что же делать с ребенком в городе, где планомерно закрываются ясли, сказал: “А когда они планировали ребенка, они не думали, как они будут это делать?”

Ну и в заключение мой знакомый написал у себя в фейсбуке, что в последнее время видит только матерей, которые вопят – или шипят – на своих детей: “Я сказала!”, “Прекрати немедленно!”, “Мне за тебя стыдно”, – и закончил свой пост уже знакомым вопросом: “А на хрена тогда рожали?” Да и что скрывать, я сама, наблюдая за душераздирающими сценами в магазинах и на улицах, когда уставшая мать рычит на своего вжавшегося в землю, в стену, в прилавок ребенка, думала о том же самом. Зачем?

Несмотря на то, что вопрос звучит глупо, это на самом деле очень интересный вопрос. Я только не могу понять, какой ответ на него правильный. Я даже не могу понять, какой ответ кажется правильным людям, которые задают вопрос. Нет, серьезно. Каждый раз, когда я думала, может ли человек чувствовать себя готовым к рождению ребенка, – мне всегда казалось, что нет. Если всерьез думать о готовности, о том, что входит в ее комплект, то любой разумный человек поймет, что нет, никто никогда не может быть готов к рождению ребенка. Купил квартиру, закончил вуз, сделал карьеру, попутешествовал, пережил бурную молодость, прошел курс психоанализа – но как же рожать в таком климате? А можете ли вы гарантировать ребенку полную семью на всю оставшуюся жизнь? А что вас не уволят с работы? А вдруг он родится больным – вы готовы? А если между вами не возникнет связи – вы родите и ничего не почувствуете, к этому вы готовились?

Мне-то вообще всегда казалось, что совершенно неважно, зачем люди женятся, рожают, а важно, как они потом живут с этим. Потому что, к чему бы ты ни готовился, зачем бы ты ни рожал или почему бы ни женился, – то, с чем ты потом живешь, не имеет к твоей готовности и ожиданиям никакого отношения. Ты готовился к ночным вставаниям и походам по музеям и консерваториям, а он спит, как сурок, зато на улице зависает на три часа перед эвакуатором, а к этому ты был не готов, ты ничего не можешь рассказать ему про большегрузный транспорт, а больше его в жизни ничего не интересует.

Ты был готов к тому, что с ребенком надо сидеть, и даже, может, год не выходил из дома, чтобы в этом удостовериться, но сидеть дома одному и читать книжку и сидеть с пищащим ребенком – это совсем не одно и то же, к этому нельзя подготовиться. Ни один нормальный человек не может быть к этому готовым. Или наоборот, тебе все объясняют, что ты не готов заводить ребенка, потому что ты не любишь сидеть дома, – а потом он рождается, и ты очень даже любишь; или по-прежнему не любишь – но это, оказывается, и не обязательно. Дети так же подстраиваются под родителей, как родители друг под друга. Ну, будет ребенок-путешественник, и в чем беда?

Можно предположить, что раньше вопрос готовности к ребенку был практический – готов ли ты стирать пеленки пятнадцать раз на дню, например. Но когда сейчас мой знакомый, более чем обеспеченный человек, говорит, что сейчас такая нестабильная обстановка, а он как раз думал заводить детей, теперь-то придется подождать, – я вообще перестаю понимать, что он имеет в виду.

Я не готовилась, скажем так, но первого ребенка рожала в очень благополучной ситуации – у меня хорошая работа, у мужа тоже, две хорошие зарплаты, квартира, машина, все вроде есть. И что? Спустя три года мы оказались в съемной квартире с двумя детьми и одной моей скромной зарплатой. Прошло полгода – снова две зарплаты. Еще полгода – опять одна. Еще полгода – две, но в другой стране. Дети в основном, слава богу, живут гораздо дольше горизонта планирования в России – даже за те девять месяцев, что ты носишь их в животе, курс доллара и цены могут измениться кардинально, что говорить о последующих десятках лет.

Есть одно очень удобное правило для советов про личную жизнь. Если подруга тебя спрашивает, выходить ли ей замуж, – отвечай “нет”. Если подруга спрашивает тебя, разводиться ли ей, – отвечай “нет”. Потому что в ситуации, когда ответ действительно “да”, никто не спрашивает совета. Так что если у вас есть вопрос, пора ли вам заводить ребенка, – то ответ “нет”. А если он вас не устраивает – то поступайте как хотите.

Сначала все подруги родили по первому.

И я очень радовалась за них. Потом многие из них родили по второму. И мне становилось немножко грустно каждый раз, когда какая-нибудь из них снова оказывалась беременной. Когда некоторые завели третьих (а мне было 25), я поняла: все, я никогда не рожу, мой поезд ушел. Как тяжело было смотреть на радостные семейные фотографии в фейсбуке: вот чьи-то дети трогательно завтракают, утренний свет бьется в окно, на их тарелках яичница, они в пижамках. Вот дети в гостях вместе смотрят мультфильм на компьютере, как сосредоточены их маленькие смешные детские лица. А вот выходной, 25-летние мамы с папами и многочисленными детьми гуляют в парке, их дети ножками разбрасывают листья.

Как завидовала я этой красоте и полноте жизни. Как часто, идя по улице, я чуть-чуть отставляла от себя руку, представляя, что это я иду со своим маленьким сыном. Как часто вечерами я смотрела в угол комнаты и видела там детскую кроватку, а в ней рыжего мальчика. А по утрам, просыпаясь часов в 12, представляла, как он молча приходит и ложится мне под бок, а я копошусь у него в голове и говорю ему нежное.

Ну и что вы думаете?

Теперь я выкладываю в фейсбуке семейные фотографии, как завтракают два моих сына, а в инстаграме в милой сепии они обнимают друг друга, а старший поит младшего из бутылочки, а потом мы все вместе с их отцом делаем семейный портрет в прекрасном парке. Ну и конечно, вот они смотрят мультфильм, вот старший смеется, вот младший улыбается. Чудо, а не дети. Чудо, а не жизнь.

И кто-то, наверное, завидует теперь и мне, ставя сто первый лайк сто первому снимку.

Но пришло время рассказать правду о том, что скрывается за этими картинками.

Первые два года все было как на фотографиях. Один ребенок – это, скажу я вам, вообще тьфу, ерунда (многодетные так скажут, конечно, о двух, трех и так далее). Спустя два года между моими фотографиями и реальной жизнью выросла пропасть. Вот один день: Леве – два с половиной года, Яше – полгода.

День начинается с ночи, когда в полубреду я смотрю на кричащего ребенка. Некоторое время я просто пытаюсь понять даже не кто это, а сколько ему и можно ли его кормить грудью.

Потом наступает утро – не в 12 с ласковыми солнечными лучами, а в 6:30, еще темно, младший сын с радостной улыбкой садиста тянет ко мне свои милые пухлые ручки и агукает. Я хватаю его вместе со своим одеялом и подушкой и бегу из комнаты, пока он своим агуканьем не разбудил старшего. Я кладу его на пол в гостиной, а сама ложусь на диван и сплю дальше. В 7:30 слышу дикий крик – это значит, что старший проснулся, треснул младшего и подбирается к моей голове. На моей голове он прыгает, держась за стенку, а я извергаю допустимые для интеллигентной любящей матери проклятья.

Подхватываю Яшу, несу его в кроватку – время спать снова – и возвращаюсь на диван. Спихиваю Леву и твердо говорю, что буду спать. Лева просит налить ему бутылочку, но я отказываю, я не могу встать, я не могу встать, я просто не встану. Тогда он приносит бутылочку и молоко – наливаю. Говорю ему: телефон на столе, поиграй.

Через полчаса Лева бережно кладет телефон под подушку и продолжает прыгать у меня на голове, на спине, выдергивать волосы, улыбаясь самой светлой своей утренней улыбкой. В 9:30 просыпается Яша, и тогда приходится вставать.

Хотя честнее будет сказать, что встаю я только тогда, когда слышу звук разбившейся чашки: оказывается, Лева сидит на кухонном шкафчике и боится слезть, а к луже компота и разбитой чашке по полу ползком приближается Яша. Мне стыдно? Ну да. Стыдно. Могла бы я быть хорошей матерью, вставать в шесть и варить им кашу, разрисовывать ее вареньем, играть с ними в развивающие игры? Нет, хорошей матерью я могу быть, только если я встану не раньше десяти. И это не фигура речи, это проверенный факт. Были к этому моменту в моей жизни недели (простите, да, считаные недели), когда я вставала в восемь часов, и вот именно в эти недели мне было за себя стыднее всего. Я превращалась в тех мам, которые на вопрос ребенка “Мам-мам, это что?” огрызаются и говорят: “Ничего”, дергаются на все, кричат и вообще ведут себя жалко и противно. Так что хорошей матерью я становлюсь только при условии, что встаю в десять.

Так, все убрала. Сварила кашу, сделала омлет, усадила Яшу в стул, Леву за стол, надела нагрудники. Мило. Сфотографировала на айфон. Лева отказывается от каши, Лева достает из холодильника йогурт, открывает его, Яша давится бананом, Лева выливает йогурт, бежит за тряпкой, Яша разливает мой спасительный утренний кофе. Так, все убрала, сели играть в железную дорогу. Мило. Сфотографировала.

Лева не хочет играть в железную дорогу, а хочет мультфильмы, а мультфильмы полагаются только вечером. Плач. Лева хочет поиграть Яшей в футбол, а я не даю. Плач. Лева хочет принять ванну, но он простужен, и ванну ему нельзя. Плач. Он хочет мороженого, но мороженого сейчас тоже нельзя. Плач. В какой-то момент глаза начинают слипаться, я ложусь на диван, глаза закрываются, и меня снова будит крик – Яша споткнулся и упал. Яша отправляется спать. Лева скандалит, что он хочет спать в Яшиной кроватке, не хочет спать вообще, я прошу не кричать, потому что Яша спит, тогда Лева кричит так громко, что Яша просыпается. А это значит, что вдвоем они только что украли мои личные два часа детского сна. Значит, надо только дождаться вечера – там мне полагается еще несколько часов на все, что я захочу.

Мы идем гулять, потому что проще застрелиться, чем оставаться так долго в замкнутом пространстве с двумя маленькими детьми. Лучше их привязывать к коляске и везти в открытые пространства. Лева катается на электромашинке в парке. Время заканчивается, и он начинает скандалить, что хочет еще раз. Лева не ходит со мной за руку, потому что ему больше нравится идти одному, не дает себя обнимать (приходится делать это только ночью, когда он спит, или просто обнимать его насильно), с налету вспрыгивает мне на шею и отказывается с нее слезать, даже если на руках у меня Яша, и мы полчаса не можем сдвинуться с места. Он не дает мне танцевать, ему не нравится, как я читаю, ему хочется только, чтоб я пела “Главное, ребята, сердцем не стареть” сто раз подряд.

Вечером, когда часов в 10–11 они оба оказываются спящими (опустим подробности) и появляется время на все, что я захочу, я уже ничего не хочу. Теперь нужно убрать квартиру, всю заваленную лего, чтобы оно не стало Яшиным завтраком. Отлепить от стен пластилин и убрать в коробочки. Поставить на стол немножко фруктов Леве на утро, чтобы у него был хоть какой-то завтрак.

И вот тут передо мной встает выбор дня: потратить время на работу, на кино, на книжку, страшно сказать, или лечь спать, признав, таким образом, что ничего, кроме детей, в моей жизни нет и быть не может. Ну, может, завтра, но и то вряд ли.

Пока дети маленькие, но очень бодрые, очень сложно испытывать счастье в тот самый момент, когда вся твоя кухня усыпана крупой, когда после удара один брат целует другого, когда ты приходишь домой и видишь, что вся квартира завалена мелким слоем лего, дети бегают по кругу, а папа тихо спит на диване. Почему-то в эти самые моменты ты испытываешь какие-то другие глупые чувства, типа тревоги, усталости и раздражения.

Поборов сон, я иду в комнату, копошусь у Левы в волосах, обнимаю, укрываю Яшу, а потом в тишине и покое выбираю самую трогательную фотографию за день и вывешиваю ее в инстаграм. И в этот момент я понимаю, что это был счастливый день. Но разглядеть получилось только ночью и на фотографии.

Рано или поздно это чувство приходит ко всем.

К бедным, богатым, счастливым, несчастным, работающим и нет, добрым и злым, сомневающимся и уверенным, хорошим и так себе.

Чувство вины – это какая-то зараза, передающаяся родовым путем. От ребенка к матери, или от роддома к матери, или от матери к матери. А инкубационный период настолько непредсказуем, что кого-то оно накрывает сразу, а кого-то спустя 20 лет. А кого-то волнами всю жизнь.

Ты никогда не знаешь, когда оно нахлынет. Когда ты поймешь, что не умеешь рисовать? Что не любишь гулять с коляской? Что ты заплакала при ребенке? Сорвалась на него? Тебя бросил муж, и ребенок через слово повторяет “папа”? Муж не бросил тебя, но вы все время ссоритесь? Вы не ссоритесь, а, наоборот, все время целуетесь с мужем, так увлечены друг другом, что только и мечтаете – остаться наедине без всяких детей? Ты проспала детский утренник, где ребенок играет зайчика? Обещала мороженое и наврала? Не вывезла летом на дачу? Отправила на все лето на дачу с бабушкой, когда он хотел остаться с тобой в Москве? Пятый день подряд возвращаешься с работы, когда он уже заснул? Отказалась петь на ночь, потому что лень? Все делаешь, но не получаешь никакого удовольствия? Наняла няню? Не самую идеальную? Хотела бы пойти поработать немножко? Хотела бы, чтобы они на часок испарились вовсе? Включила мультфильмы на два часа? Водила в музыкальную школу против воли? Не водила?

Никто не уйдет неотмеченным. Где бы ни было твое слабое место, как бы глубоко оно ни было запрятано – это вопрос времени. Оно обязательно станет явным и будет использовано против тебя.

Вот одна моя подруга не может справиться с чувством вины с самого развода пятилетней давности: ей с тех пор кажется, что она слишком мало занималась детьми, все время с ними ругается, толку от нее мало, они мучаются, она страдает.

Другая считает, что родила слишком много детей, и от этого доказывает себе и миру, что способна уделять время, силы, внимание и деньги каждому, поэтому без конца возит их на сто занятий, причем у каждого из трех они какие-то свои и все, конечно, в разных местах. Поэтому, помимо чувства вины, у нее еще и абсолютно безумный график и трафик.

Третья – тоже из-за развода – чувствует, что у ребенка травма, поэтому балует его почем зря и от этого тоже уже страдает и чувствует себя виноватой.

Четвертая, казалось бы, идеальная мать, но старший сын у нее слишком нежного и ранимого устройства, страдает и рыдает от погоды, а она чувствует, что недодает ему чего-то абстрактного, типа чувства защищенности, и тоже страдает.

Казалось бы, чувство вины выращивается в каждой матери вместе с детьми. Но нет, оно появляется когда угодно и всегда очень неуместно.

Мой первый приступ материнского чувства вины случился еще во время беременности. Когда я поняла, что стану кому-то матерью, меня стали беспокоить две проблемы: незаконченность высшего образования и неспособность интересно рассказывать о природе (или о домах, или о картинах, или о животных, или о блеснах – да хоть о чем-нибудь специфическом).

Меня мало тревожил смог, грозящий медленно прикончить меня летом 2010 года вместе с моим внутриутробным младенцем, совсем не беспокоил московский привокзальный район Павелецкой с дикими визгами, криками и пьяным весельем ночи напролет, где я жила и собиралась растить ребенка. Нет, соседство с алкашами и отсутствие свежего воздуха не щемили мое материнское сердце. Но вот что у меня нет какой-то родительской придури или увлечения – типа ходить в поход с гитарой каждое лето, собирать гербарий, бормотать себе под нос все стихи Маршака и Бродского, ходить в театр на Чехова, вязать, в конце концов, уметь различать птичек по голосу и травку по полезности… Чему же я его тогда научу?! Ведь дети вырастают в родительской среде: ну, например, среди биологов они начинают коллекционировать трупы жучков и весело вспоминают об этом в университете. Среди врачей они мечтают стать врачами или, наоборот, актерами. В доме писателей дети сочиняют, в доме историков – взирают на мир из-под столика. А у меня нет никакой такой среды, я – журналист, муж – того же типа, мы любим смотреть сериалы по вечерам, и у нас много друзей в фейсбуке.

Мы с мужем выросли в довольно исключительных семьях – благополучных и полных, у каждого из нас – папа профессор, вокруг всегда крутились умные, воспитанные, вежливые, обаятельные, незаурядные люди, которые шутили то над словами (мой папа – лингвист), то над формулами (папа мужа – математик). Уважали свободу, правду, честь и достоинство. Мы не стали учеными, но планку держим – мы любим свободу, правду, честь и достоинство, и у нас тоже отличные друзья.

С высшим образованием и объяснять нечего: вина очевидна. Нельзя требовать от ребенка, чтобы он учился, если тебе самой предъявить нечего.

Конкретно эти две тревоги прошли у меня вместе с рождением сына. То есть придури и законченное высшее образование по-прежнему отсутствуют, но это перестало меня беспокоить так же внезапно, как и начало.

Но иногда по вечерам, когда дети уже спят, я чувствую, как откуда-то поднимается это странное чувство. Почему вдруг начинаешь переживать, что ты мало им сегодня почитала? Вдруг сквозь тишину в тебя закрадывается этот стыд, эта боль, что ты – не та мать, которой могла бы быть. Ведь ты могла бы еще больше, еще выше, еще сильнее. Даже если сил у тебя на это нет, но чувство-то есть. И пока ты не скажешь: “Ну, какая есть”, оно будет подгрызать тебя со всех сторон по вечерам. Когда ты сквозь слезы впервые за полгода пойдешь с мужем в кино, или не с мужем, или не в кино. Что значит это чувство? Зачем оно? Ведь известно же, что дети вырастают вопреки, поперек, вообще непонятно как. У неучей – ученые, у рохлей – спортсмены, у строгих – расхлябанные, у бестолковых – сосредоточенные и целеустремленные, у заботливых – эгоисты, у эгоистов – альтруисты.

Если совершенно очевидно, что никому не известно, какими вырастут мои дети, и это как-то очень неочевидно связано с тем, что я для них делаю, зачем мне это чувство вины? А тем, от кого ушли мужья, оно зачем? А тем, у кого мало денег? У кого много забот и работ? В чем вообще смысл? Что это дает? Кроме того, что ребенок рано или поздно может научиться этим пользоваться, чтобы тобой манипулировать?

Я для себя решила, что раз с годами чувство вины только растет вне зависимости от того, сколько ты почитала на ночь, – значит, наверное, это какой-то важный родительский механизм. И надо с ним не бороться, а, наоборот, взаимодействовать. То есть надо относиться к нему не как к парализующему фактору, а как к интуиции. То самое шестое чувство. Ну, например, если сегодня я чувствую себя виноватой, что не занимаюсь с детьми, – на следующий день мы занимаемся. Если чувствую, что мало провожу времени просто так, ради общего удовольствия, – следующии день мы посвятим не занятиям, которые терзали меня позавчера, а ерунде и катанию по полу. Главное правило – чувство вины надо утолять очень быстро, даже если и поверхностно. Запущенное застарелое чувство вины может стать хроническим. А это не полезно ни матери, ни ребенку.

Человеку свойственно думать, что то, как есть сейчас, – будет всегда. В любых отношениях. И это всегда оказывается неправдой, но с детьми особенно. И в хорошем, и в плохом смысле.

Лева был самым ангельским ребенком из всех, кого я видела в своей жизни. С рождения он спал и улыбался, улыбался и спал. Он чуть слышно хныкал, только когда был повод.

Почему-то, даже несмотря на это, я пыталась поначалу воспитывать его. Например, я зачем-то решила, что буду кормить его по часам. Впрочем, на вторую ночь, когда я, как дура, сидела на кровати, слушая грустный тихий плач, и, как зомби, ждала 30 минут, когда на часах зазвонит сигнал и можно будет нам с Левой снова заснуть, я прекратила эксперимент. Больше таких глупостей я не делала. Мне казалось, что все уже сложилось как нельзя удачнее. И так будет всегда.

Утром, спустя почти четыре года, Яша разбил Леве в кровать три яйца, Лева толкнул его ногой в голову о стену, Яша разбил себе нос и губу, я понесла его умываться, пытаясь сдержать фонтаны крови, а Лева шел за нами и говорил: “Мама, посмотри, у меня тоже царапина, посмотри”. На часах было шесть утра.

Я очень хорошо помню то время, когда Лева был маленький. Это, наверное, свойственно всем счастливым парам – впадание в прелесть. Я могла давать советы о воспитании направо и налево. Как укладывать? Кладете в кровать, говорите спокойной ночи и уходите. Как прекратить истерику? Сказать: а теперь успокойся, – и он подбирается и перестает плакать. Как приучить к горшку? Сказать: малыш, если ты захочешь писать, писай в горшок. Как научить убирать игрушки? Сказать: а теперь мы убираем игрушки. И мне казалось, что это правильно, что это просто, что это и есть воспитание и так будет всегда.

А потом Лева вырос еще немножко, появился Яша, и все изменилось. Нет, я читала про ревность, я даже долго готовила Леву к рождению брата, рассказывала, что я скоро рожу брата именно Леве, что у него будет свой маленький мальчик, бу-бу-бу. И он даже был ему рад, обнимал, целовал. Но спустя пару месяцев после Яшиного рождения нашу семью было не узнать. Наступил момент, когда я поняла, что просто не справляюсь. Ну вот бывает же такое – взялся за что-то и понял, что не справляешься. Раньше справлялась, а теперь нет.

Я помню, когда блаженное ощущение, что так будет всегда, навсегда пропало.

Это случилось весной. Был март, холодно и ужасно мокро. Яше был месяц с лишним, Леве, соответственно, два года и месяц. Мы шли из гостей, находящихся в 400 метрах от нашего дома, Лева уже очень хотел спать, а я не могла взять его на руки, потому что на одной руке был Яша, а на другой – сумка. И вот мы шли очень медленно и капризно, и в какой-то момент Лева еще и прыгнул в лужу и весь промок. А у Левы есть привычка, когда он промок или испачкался, немедленно снимать с себя испорченную одежду и надевать чистую и сухую. Честно говоря, я сама дура, так учила его. Ну а что, торчишь дома, одежды много, срыгнул – новую надел. Красиво же.

И вот холод, мокрота, и Лева, который всю зиму проболел, начинает стаскивать с себя штаны и рыдать, что я ему не разрешаю эти штаны снять. Я уговариваю его дойти до дома, он в ответ начинает прыгать в луже и кричать. Все это продолжается в том же духе минут двадцать, а до дома все те же 350 метров. Лева мокрый, холодный и кричащий, я начинаю волноваться, что он сейчас опять заболеет, Яша начинает волноваться, что я волнуюсь. Некоторое время я пытаюсь засунуть Яшу в зимнем его костюме медвежонка в сумку, решив, что раз люди и так часто принимают его за игрушку, то не удивятся, если он будет лежать в сумке. Но в сумку Яша, хоть и маленький, никак не помещается. Я пытаюсь приспособить Леву на вторую руку, но он вырывается. Проходит еще минут двадцать. В какой-то момент я впадаю в состояние полного бессилия и изнеможения – я беру Леву за одну руку и несу. Он рыдает еще пуще, таким образом мы переходим улицу и преодолеваем еще метров двести, Лева вырывается, падает еще в какую-то лужу, внешне я еще сохраняю спокойствие, но внутри уже вся трясусь от того, что я физически не могу преодолеть эти глупые сто с лишним метров. И навсегда останусь стоять в этой луже.

На помощь приходит наша дворничиха, которую я вообще-то недолюбливаю, потому что она много кричит; но в этот момент она, что-то милое щебеча, что, мол, как же ты промок, малыш, скорее домой, подхватывает Леву, и доносит его до подъезда, и – отдельное спасибо ей за это – вносит прямо в лифт.

От этого с Левой случается настоящая истерика, первый раз в жизни. Я пытаюсь уложить его спать – он бьется обо все, и тут моя внутренняя истерика вырывается наружу. Я понимаю, что он очень устал и хочет спать, и начинаю кричать: “Лева! Ложись спать!”, Лева кричит, я кричу и пытаюсь удержать его в кроватке силой, трясу его с криками “Успокойся!”, отчего Лева, естественно, заходится еще сильнее. И вот в этот момент на одно мгновение я чувствую агрессию, направленную на самого ребенка, которая, по моим теперешним представлениям, должна быть знакома каждой матери. Ту самую, с которой родители причиняют вред ребенку – ударяют или еще что похуже.

Сколько раз я читала про мать, чуть не задушившую подушкой собственного ребенка, и никогда не могла понять, что она чувствовала. Зато теперь знаю: полное бессилие. Потому что в тот момент я отлично понимала, что сама я перенервничала и испугалась, он перевозбудился и очень-очень устал, понимала, что я просто не знаю, как справиться с ситуацией в данный момент, и агрессия моя – результат бессилия и тревоги, но тем не менее мы вошли в настоящий безумный клинч, и ни я, ни он не могли из него выйти. Все это длилось минуты три, и Лева благополучно заснул. И такого ощущения с такой силой испытать мне больше не доводилось. Случались клинчи поменьше, примерно такого же свойства: после пяти часов укладывания спать или когда он час не мог отойти от машинки в витрине. В те моменты, когда мне безнадежно было от него что-то нужно.

Все родители очень любят спрашивать у родителей более опытных: скажите, он просыпается пять раз за ночь, это скоро пройдет? он на все отвечает “нет” – это надолго? он пишет с ошибками – это до какого возраста? он отказывается мыть голову, разговаривать, есть, читать книжки, здороваться с людьми, дружить с хорошими ребятами – когда это закончится?

Более опытные родители на все такие вопросы отвечают: дальше – хуже. В том смысле, что все проблемы, которые меня сейчас волнуют, – такая ерунда по сравнению с тем, какие проблемы будут волновать меня через год. Сегодня меня волнует, что он отказывается есть мясо, а через год – что он отбирает игрушки, через год – бьет девочек, через десять я буду волноваться, как бы он не связался с плохими мальчиками, а через пятнадцать – что лучше б он этих девочек бил, как раньше, а не запирался с ними в комнате. В общем, если так думать – то лучше бы Яша всегда делал в Левиной кровати яичницу и получал за это от своего же брата в нос. И, в общем, надо радоваться, что я могу взять и потащить своего рыдающего сына через дорогу за руку, а он будет только плакать, а не скажет мне: знаешь что, ты меня не понимаешь, я ухожу из дома.

Но и так, к сожалению, будет не всегда.

Когда Яша только появился – он все время плакал, вставал в пять утра и плакал, спал по 40 минут и плакал. Я хотела спать и абсолютно сходила от этого крика с ума. А муж хотел, чтобы все было хорошо и весело, как раньше. Я ссорилась с ним, обижалась, объясняла, что есть ответственность и что, страшно сказать, мы взрослые люди и у нас теперь дети, что мы можем не ходить в кино, что можно получать удовольствие дома, а если он не хочет – то пусть и идет сам в кино, я не могу оставить детей. Выходить с детьми я тоже не хотела – в отличие от Левы, с которым можно было проехать 12 часов на машине кряду и не услышать ни звука, Яша презирал светскость и кричал почем зря, отчего на людях мне становилось стыдно, плохо и нервно. Муж выступал как человек незрелый и не готовый к жертве ради семьи. Это теперь я понимаю, что он ведь так ни разу в кино и не сходил, только сидел дома и спорил со мной, так же, как я с ним, в детском плаче и бессоннице. Пойдем туда, пойдем сюда. Нет, говорила я, это невозможно. В какой-то момент я сказала, что если ему надо, то пусть и устраивает это сам как-нибудь. И он написал в фейсбуке, что мы ищем бебиситтера, и на пороге нашего дома появилась прекрасная девушка Настя. Настя честно сказала, что до наших детей сидела только с орхидеями, но ей очень интересно. Несколько раз мы вместе с ней укладывали детей, а на четвертый она справилась со всей процедурой и без нас. О, что это были за прекрасные дни или всего несколько дней (кажется, раз пять за два месяца). Мы укладывали детей и шли в кино, в кафе, к друзьям. У нас было ощущение, что родители разрешили нам гулять допоздна и не возвращаться сегодня строго до восьми. Какое-то удивительное заговорщицкое единство – вот ведь как мы выдумали, у нас двое детей, а мы бегаем по городу. А потом Настя уехала жить в Петербург. И мы впали в тоску. Тогда-то я и придумала, что делать.

Мы с мужем открыли в Москве школу бебиситтеров Kidsout. Вместе с моим приятелем, психологом и учеником главного детского российского психолога Гиппенрейтер, мы придумали программу этой школы. С моими друзьями и подругами мы составили список родительских правил – при входе мой руки, не бросайся целовать чужого ребенка, не воспитывай его, с маленькими играй так, со взрослыми делай уроки так. В программу мы включили и то, как надо разговаривать с родителями, какие вопросы надо задать, какие вопросы могут задать родители. Уже два года каждые две недели школа выпускает очень симпатичных ответственных студентов и студенток, которые готовы за 250–300 рублей в час сидеть с детьми и получают от этого большое удовольствие, у них много свободного времени, и им весело так зарабатывать, а детям весело с ними. Мы сделали сервис и приложения, через которые можно очень быстро, буквально за два часа, позвать домой надежного рекомендованного человека.

Бебиситтеры – прекрасный способ избавиться от неловкости за то, что ты второй раз за неделю просишь маму или свекровь посидеть вечером с детьми, а она вздыхает в ответ в том смысле, что мы вас так не растили, не гуляли, дома сидели, ответственными были, жертвовали собой. Бебиситтеры также помогают не обвинять мужа во всех смертных грехах, а получать от них удовольствие вместе. Все это прекрасно работает, через моих детей прошло человек семь бебиситтеров, и каждого из них Лева помнит по имени и каждого любил больше няни. Они с порога вставали на корточки, уползали в комнату, и больше мы их не видели.

Но знаете, что до сих пор первое приходит мне в голову, когда заболевает няня? Что я останусь дома и не пойду на работу, отменю важные встречи, нарушу договоренности, ведь у меня форс-мажор. В крайнем случае я могу попросить это сделать мужа или бабушку. Если надо кого-то из детей посреди дня куда-то отвезти – о, это надо всем встать на уши, выкрутиться, придумать максимально сложную логистику, привлечь всех возможных родственников и сделать это. И да, я пропущу свой урок танцев, мама отменит свой прием у врача, и все вы ляжете костьми, чтобы малыш встал на коньки. Даже не задумываясь о том, настолько ли ему это необходимо, насколько вам неудобно. Ведь кто, как не мать, может и должна заботиться о своем малыше и о малыше своего малыша. А пойти гулять вечером – в кино или в гости, это надо планировать заранее. И хотя я сама придумала способ, как быстро, безболезненно и недорого решать эту проблему всего за два часа до выхода из дома, не так давно я попросила сестру бросить своих трех детей на няню и отвезти одного моего на какое-то занятие. Она даже удивительно безропотно согласилась. Почему?

Потому что мы привыкли, что ребенок – это жертва и крест. Ночные вставания, недосып, готовка, уборка, проблемы со здоровьем, постоянный уход, постоянная нужда, заботы, хлопоты, конец карьеры, или хотя бы перерыв, или снижение оборотов. Из поколения в поколение по женской линии передается знание о том, что ребенок – это жертва. Чем ты должен жертвовать? Собой, конечно! А заодно мужем и другими близкими родственниками.

Потому что если ты не готов жертвовать, то “зачем ты вообще рожала”. Если тебе не сложно – значит, “ты чего-то недодаешь своим детям”. Если тебе весело – “дети обязательно страдают”.

Одна моя подруга договорилась со знакомым водителем, что он утром по пути на работу будет захватывать ее шестилетнюю дочь и возить в школу в первый класс. И она сразу лишилась главного ужаса всех родителей – вставания посреди темноты под звук скребущей по асфальту лопаты и необходимости ехать в серость к первому уроку в давке и тоске. Все, конечно, смеялись, что она лишила себя материнства, но даже я завидовала ей, хотя мои дети еще нескоро пойдут в школу и мне не приходится выходить из дома в семь утра.

Потому что нам никогда не приходило в голову и никто не объяснял, что недосып, постоянная жертва и несвобода необязательно идут в комплекте с растущим ребенком. Что хорошая мать может быть просто хорошей и вовсе не обязательно жертвенной. И каждый раздвигает эти рамки вручную в первый раз – признает, что не способен ни из какой любви к ребенку возить его ii лет в школу, или не способен гулять с ним на свежем воздухе и предпочитает нанять для этого бебиситтера, или не способен не спать.

Ведь, например, когда ты выходишь замуж, никто не говорит, что в комплект входят бессонные ночи, выяснение отношений, постоянная жертва, переходные периоды семейной жизни, кризис первого, третьего, седьмого года, несвобода, что муж не будет хотеть идти с тобой в эти гости и на этот фильм. Может, потому что, когда ты влюблен, тебе бессмысленно говорить такие вещи. Или потому что считается, что мужа в отличие от ребенка можно бросить.

Но ведь можно тратить время и силы – и не жертвовать собой. Можно легко относиться к детям – и не быть при этом легкомысленным. Почему мы позволяем подгузникам, стиральной машине, готовому пюре облегчить нам жизнь (хотя я знаю и тех, кто из принципа будет носить экологические подгузники и варить цветную капусту), но не позволяем облегчить себе совесть и все равно все время стараемся пострадать-пожертвовать? Чтобы прочувствовать себя матерью? Чтобы потом этим попрекать мужа или, не дай бог, ребенка?

Бывают, конечно, и перегибы. Однажды на вечеринке я встретила знакомую, которая в этот день выписалась из роддома (ребенка при ней не было). Даже мне, видавшей виды, это показалось диким. А ведь это тоже была попытка почувствовать и показать, что все нормально, все хорошо, по-прежнему весело, жизнь не остановилась и не превратилась во что-то другое.

Осенью 2014-го в прессе прошла незаметная маленькая война. Журнал Vogue опубликовал фотосессию модели Елены Перминовой через три недели после третьих родов – она, видимо, так же прекрасна, как и до, живот, грудь и попа в отличном состоянии. В ответ на это в разных изданиях возмутились и вспомнили проект американского фотографа Джейд Билл про то, как сильно меняется тело от родов, растяжек, обвисшего живота и как это все равно прекрасно, – проект A Beautiful Body, как водится, вырос в целое движение женщин за приятие своего тела таким, какое оно есть, но в растяжках и непременно с растянутыми мышцами.

Обе крайности мне не нравятся. Мне кажется безумием изо всех сил стараться, чтобы ничего не изменилось, но идиотизмом, мне кажется, становиться жертвой изменений и потом тратить все силы на то, чтобы принять себя такой изменившейся.

Мое тело не стало таким, как у модели Елены Перминовой, через три недели после родов и через три года не стало, но, что скрывать, оно никогда раньше таким тоже не было. Но оно стало вполне ничего себе относительно данного мне изначально природой. Я считаю, что жизнь, конечно, меняется и тело как-то меняется, но это должны быть максимально приятные изменения, и их должно быть ровно столько, сколько необходимо. Что странно начинать ходить по дому в халате, трениках и с баночкой мороженого только от того, что ты кого-то родил (я признаю такой тип поведения только ради собственного удовольствия – то есть если очень захотелось провести время именно так, а не потому, что “не могу даже в душ сходить”). Нельзя начинать бояться выходить из дома, избавляться от домашних животных, друзей, работы, привычек, удовольствий – потому что у ребенка режим, рацион, тревожный сон или что там еще обычно бывает. Как и странно делать ровно наоборот – выписывать ребенка из роддома с няней и быстро бежать в качалку, потому что непонятно, зачем пропускать столько удовольствия-то?

Одна моя подруга ужасно мучилась с одним маленьким спокойным ребенком – потому что чувствовала себя обязанной готовить ему какую-то сбалансированную еду в восемь утра, потом мужу, потом снова готовить ребенку, потом укладывать, потом убирать, стирать, проглаживать все, мокрая уборка два раза в день и так далее. Ни в какую не соглашалась второй год подряд оставить его хоть на кого-нибудь – пойти прогуляться одной, сделать что-нибудь одной, кто уж вспоминал про мужа. В общем, в какой-то момент муж ее заставил, и она стала оставлять ребенка с няней и уходить куда-то, возвращалась очень довольная. Спустя несколько лет выяснилось, что подруга первое время сидела во дворе и считала минуты, когда же можно будет пойти домой, потому что у нее не было никаких идей, чем заняться, и очень хотелось домой. Но это прошло, и она втянулась. Так что надо себя заставлять.

Сообщество Momshare

(Орфография и пунктуация здесь и далее сохранены.)

Анна К. ☛ Momshare

Сложный вопрос про количество детей в семье.

У меня сейчас дочь 5 лет. И вроде как пришло время задуматься о втором ребенке, но я не хочу. Боюсь, что не справлюсь (помощи почти не будет). Но есть и страх, что потом пожалею (хотя, мне не свойственно обычно жалеть о принятом решении).

Сомнения еще и в том, что о первом ребенке я тоже не мечтала, а сейчас очень рада, что она есть.

Буду очень признательна, за любые мнения тех, кто остановился на одном ребенке и потом пожалел/ не пожалел об этом.

Благодарю за понимание и не осуждение.

Татьяна К. У нас трое справляемся сами…. жалею иногда что трубы перевязала и девочки уже не будет..

Жанна С. У меня второй мальчик получился без планирования, разница получилась 1 год 7 дней. Очень боялась, а теперь эти двое мальчишек как одно целое. Я счастлива что не побоялась и теперь два счастья. Нет, двое детей это мамин минимум с моей точки зрения, должна быть привязанность к брату/сестре, мамыпапы это недостаточно.

Евгения Л. Подстройте рождение ребенка под первый класс дочки. Очень удобно: и ее проконтролируете в школе, и она будет уже вполне самостоятельной

Карина С. У меня пока один ребенок. Но могу сказать только одно – ни один опыт ничего вам не докажет. Увы. Есть счастливые семьи, у которых один ребенок в семье. А есть не очень счастливые, у которых 2 и более. У меня вокруг разные примеры. И я поняла одно, если вы хотите – рожайте. Не бойтесь. Но если сомневаетесь, ну, или боитесь, то может и подождите лучшего для этого времени. У меня вот у папы 2 брата – они счастливая семья. А у мамы – 3 сестры, все переругались. Нуу, смысл в том, что никто не знает наперед ничего, пока сами не попробуете. Удачи вам! И счастья вам желаю при любом количестве детишек в вашей семье!

Елена Л. Четверо. Без помощи. Сами. Не просто, но и не сложно. Счастливы? Да. Устала? Да. Еще бы родила? Да. Дорого содержать? Да. Здорово что столько? Да. Не люблю понедельники, все остальное люблю. Не жалею.

Анна К. У меня тоже есть сестра. В детстве меня напрягало желание мамы переложить заботу о ней и на мои плечи. Сейчас отношения не особо хорошие. Поэтому я считаю, что детей нужно рожать не для братьев и сестер.

Наталья О. Вы не обязаны хотеть второго ребенка, понимаете? Я подозреваю, что вас уже лет с 3 дочкиных терзают окружающие “ну когда же второй”, а вы слегка терзаете себя “мол, пора, когда же захочу”. Понятно, что если получится малыш – вы будете его любить и уже не до вопросов, но сейчас мы немного другое ведь обсуждаем. Вы сами сказали, что сомневаетесь в желании – от этого и надо отталкиваться. Ну, мне так кажется..

Мария Г. Даже без детей многие прекрасно живут

Марианна Ж. могу одно сказать: слова “надо” и “пора” в этом вопросе неуместны. или хочу – или нет. я однозначно не хочу больше детей, хотя дочка очень желанная и я ее очень люблю.

Наталья Г. Не останавливайтесь на одном!!!!!

Татьяна А. Имхо мать никогда не пожалеет о том, что она родила 2-3-4 и т. д, т. к будет их любить, потому что она МАТЬ. Вот лет в 50 пожалеть, что всего одного родила более реально. Очень тяжело отпускать ребенка во взрослую жизнь, когда он один. А на счет того справитесь или нет, если у Вас будет второй ребенок, у Вас не будет выбора))) придется справляться))))

Женя В. У вас какие-то странные установки, что что-то нужно делать потому что “вроде как” пора. И вы им сопротивляетесь внутренне, что с первым ребенком, что с возможным вторым. Вам опросы, кто о чем сожалеет, не помогут решить ваш внутренний конфликт.

Марфа Д. Я родила второго, к которому вообще была не готова. Хотела одного. И что я скажу. Этот ребенок изменил мою жизнь, мое материнство и ощущение жизни из состояния тотальной усталости в состояние постоянного счастья. Да, с ними сложно, разница 2,9. Но двое детей – это нечто. Быть снова мамой малыша, когда ты уже не так дрожишь и можешь наслаждаться – это совсем другое дело. Всем советую вкусить это счастье во второй раз!

Екатерина Ш. У меня долго был один ребенок. 15 лет. Отношения с бывшим мужем были очень далеки от моего идеала, поэтому о втором ребенке и речи не было. И все “надо” я посылала лесом. Не хотела впадать в еще большую зависимость и слыша его попреки. Ну и помощи, ессно, не было. Поэтому второй ребенок ассоциировался с крахом всей моей жизни. И до тех пор, пока я не встретила по-настоящему своего Мужчину, больше детей не хотела. А сейчас прямо мечтаю о третьем (года так через три), но тут новые заморочки (квартира, здоровье, возраст). Я рада, что дождалась очень сильного желания. Вот прям хочунемогу! И малыш сейчас действительно всем на радость.

А если у вас доминирует мысль “пристрелите меня”, то не стоит себя заставлять. Как-то так.

Анна К. Да, я тоже не совсем уверена в отношениях с мужем, и тоже боюсь усиления зависимости. Хотя, некоторые говорят, что это может укрепить брак.

Юлия С. Почитала тут, и захотела третьего

Пришло время рассказать о муже. Мой муж очень любит путешествовать – он такой, знаете, веселый, беззаботный, легкий, любит нетуристические места, дикую красоту и все такое необычное. Мы оба это любим. Нам немного было отведено времени до рождения детей, но мы успели поездить, вместе мы исколесили турецкий Северный Кипр, заблудились в горах, готовились ночевать в открытом джипе, плавали в зимнем море. И когда я была беременна, мы продолжали путешествовать.

На четвертом месяце беременности я отправилась в автомобильное путешествие по Прибалтике, с заездом на пароме в Швецию. В действительности мне хотелось только спать, писать, есть и иногда плакать, но я понимала, что на долгое время нам отведены последние месяцы вдвоем, и я писала по дороге в лесу, спала в машине, ела на бензоколонках и плакала где придется.

На седьмом месяце мы отправились в свадебное путешествие в Нью-Йорк и поселились в хостеле с туалетом и душем на этаже, на третьем этаже с винтовой лестницей. В действительности мне уже не хотелось ничего, кроме как лежать в обнимку в кровати и смотреть телевизор, но беременность – не болезнь, а это явно на долгое время был мой единственный медовый месяц, и по холодному коридору я бегала в туалет посреди ночи, а после долгих велосипедных прогулок, вцепляясь в перила, еле дыша, поднималась на третий этаж нашего скромного номера молодоженов, выкрашенного почему-то в кроваво-красный цвет.

На девятом месяце мы отправились гулять по крышам Старого города в Иерусалиме. У меня была изжога, болело горло, мне все время казалось, что я рожаю, я не могла встать утром с кровати и часто не вставала. В действительности об этом путешествии я уже ничего не помню.

Но все это было прелюдией. Беременность пройдет, думала я, легкость вернется, путешествовать станет еще лучше, ведь будет еще и ребенок.

И вот уже двухмесячный Лева летит в Нью-Йорк и спит на самолетном столике, а вот ему четыре месяца, и он летит на свадьбу моих друзей в Баку, и продавцы кормят его домашним сыром с прилавка, вот он полугодовалый едет 13 часов на машине в Прибалтику и обратно, и вот он же в восемь месяцев летит на другую свадьбу в Болонью, и все гости смотрят на меня с укором, когда я ставлю коляску со спокойно спящим Левой в кусты, а сама танцую и прыгаю от радости за молодых в бассейн. Вот он десятимесячный летит со мной в командировку в Тбилиси и спит в неотапливаемой гостинице со мной под одеялом в уличном комбинезоне и шапке. Пропустим скучные и комфортные путешествия в Таллин, Стамбул, Хельсинки, Лондон, перейдем сразу к маяку на границе Испании и Франции. Этот маяк находится высоко в скалах, многие друзья советовали поехать туда, потому что с него открывается невероятный вид, уже не помню на что.

А помню я то, что этот маяк, действительно, стоит на вершине скалы, а вокруг него, в радиусе пятидесяти метров во все стороны, обрыв. И никаких заборов. И полуторагодовалый Лева только-только научился бегать, а я держу его за руку все время и боюсь. И глаза мужа: “Конечно, если ты скажешь, мы сразу уедем”, и его слова: “Как же невероятно красиво”.

Много наблюдая за давно родившими подругами и просто знакомыми, я всегда удивлялась и расстраивалась, как трудно некоторые из них стали воспринимать жизнь. Ну и муж так не слишком аккуратно говорил: “Не превращайся в мамашку”. Хорошо, решила я, я буду другой, я буду такой же легкой, как раньше, буду путешествовать, как раньше, только стану еще счастливее, буду бегать, прыгать, танцевать, путешествовать, веселиться, я не буду занудой. Мой муж будет думать: как мне повезло с женой, у других жены ноют, никуда не ходят, сидят целыми днями дома, у них столько забот, а моя – ангел, а не жена, нам так весело и легко, делаем что хотим, как здорово нам вместе жить и рожать детей.

И вот уже и второй ребенок и новые приключения. И многие ставят меня в пример своим женам – вот, посмотри, Катя все время всюду ходит с детьми, путешествует, легко к этому относится. Но каждый раз, когда муж с горящими глазами говорит: а давай съездим в… – у меня замирает сердце.

Шерлок Холмс в исполнении Камбербэтча видел детали, людей, предметы, место преступления уже с титрами – “разведен”, “пил”, “следы пороха”. С появлением детей я тоже стала видеть такие же титры всюду, куда мы приезжаем, – в гостиницах, в ресторанах, в парках: “низко стоят стаканы”, “холодно”, “пепельница в радиусе досягаемости”, “острые углы у стола”, “горшок с землей”, “много конфет в фойе”, “декоративный фонтан с низкими бортиками”, “обрыв”. Неродитель не может себе даже представить, сколько опасностей таит в себе обычный взрослый мир.

И вот мы уже находимся посреди холодной иорданской пустыни, где у меня коченеют ноги, вокруг стоят ледяные палатки, генератор не работает, потому что сегодня не было солнца, Яша загребает в рот горстями ледяной красный песок, Лева радуется эху и кричит во все горло, а бедуины кормят его пловом с рук (как говорила моя мама: “И я не знаю, что они делали этими руками”) и фотографируют. И глаза мужа: “Конечно, если ты скажешь, мы сразу уедем”. И невероятная красота вокруг. Бескрайняя красная пустыня с вековыми скалами, где слышно себя на километры вперед и все такого цвета, что хочется сидеть на горе и бесконечно смотреть вдаль.

А я ведь всего лишь хотела быть легкой и веселой.

Через некоторое время после появления ребенка, для всех разное (с кем-то это происходит на второй день беременности, а со мной, например, только через пару лет), ты начинаешь понимать, что что-то изменилось. Вроде маленький ребенок не делает тебя ни старше, ни скучнее, ни умнее, ни ответственней, он сам по себе не делает тебя матерью, то есть не делает этого сразу. Но он порождает какое-то невероятное количество страхов – он простудится, упадет, будет плакать, подавится, испугается, уронит, не будет дышать, устанет, не заснет, заснет невовремя, собьет режим, станет нервным. Эти страхи чисто женские, может, гормональные, может, еще какие-то, но чисто женские. И именно они делают из тебя какого-то другого человека.

Появление этих страхов делит семью. Еще вчера вы с мужем были заодно, а уже сегодня тебе начинает казаться, что он то ли против, то ли просто сам по себе. Он хочет пойти в выходные гулять, как будто ему плевать, что у ребенка насморк, как будто он не видит наперед, что сопли приведут к кашлю, кашель к бронхиту, а бронхит к бессонным ночам, нервам, слезам. И он хочет уехать вдвоем куда-нибудь, как будто ему плевать, что ребенок на два дня останется с бабушкой, один без мамы. И то, что ты мать ваших общих детей, начинает существовать как-то отдельно от того, что ты его жена.

До того как выйти замуж, я довольно долго жила одна и очень это любила. Любила смотреть одна кино, читать книжки, бродить по квартире, думать о чем-то, заниматься какой-то своей ерундой в одиночестве. Совершенно мне никогда не хотелось, чтобы муж все время был со мной, чтобы он никуда не ходил и мы бы были неразлучны (хотя, как я уже сказала, нам недолго пришлось жить вдвоем без детей). Но в какой-то момент именно из-за того, что мной овладело бесконечное количество страхов, а им – нет, меня стало раздражать, что он не бежит с работы домой в шесть часов вечера, что он иногда куда-то уходит, что его не тревожит все то, что тревожит меня. Что он иногда даже не знает, где находятся его дети и какая у них в данную минуту температура, если они болеют. Или остается с детьми, но делает это как-то бестолково – едят не то, не играют, смотрят в компьютер, закидывают все игрушками, не занимаются полезным, развивающим.

И вот однажды муж надолго уехал, и я осталась одна с двумя детьми, кошкой и собакой. Самым сложным во всей этой схеме стал выход с собакой утром по выходным, когда няня не приходит, а дети неожиданно заболели (как будто они когда-нибудь болеют ожиданно). Про все остальное, надо сказать, я очень быстро перестала волноваться: ну и что, что дети останутся с бабушкой, бебиситтером, что Яша проснулся ночью (как проснулся, так и заснет), что у Левы сопли (не значит же это, в самом деле, что мы в выходные будем заперты в четырех стенах и не пойдем гулять). Самым святым стали мой сон и моя кровать – мне кажется, это вообще самое святое в жизни молодой матери. Да и не очень молодой – тоже. Я жестко сказала, что никто не спит в моей кровати и никто не беспокоит меня до десяти утра. Лева даже научился как-то через раз определять по часам, когда наступает десять, а Яша, конечно, разносил квартиру за время одинокого бодрствования, зато всего полчаса уборки – и ты выспавшаяся довольная мать. Надо сказать, это был один из самых отрезвляющих опытов – стоило выспаться, и у меня очень быстро обратно отрос инстинкт самосохранения, который, видимо, в обычной жизни был полностью разрушен и подчинен страхам за детей. Я поняла, что не была ни женой, ни матерью, я собой не была.

Когда выспишься, тебе тут же становится ясно, что подгузники, свежий творог с рынка, свежее мясо, вкручивание лампочки, кино в кровать, бебиситтера, билеты на детские занятия, прием у врача, прививку, лекарства, даже горячий полезный обед – все это и многое другое можно заказать по интернету, а если очень устал – можно на один вечер изобразить из себя папу, не убирать, не готовить, не заниматься развивающими занятиями, а смотреть вместе мультики и есть вместе с детьми вареные макароны, заедая их сливами. И ничего, кроме завышенных материнских ожиданий, от этого не страдает, дети счастливы. Просто оказывается, что ты не всегда понимаешь, чем ты сама хочешь заниматься, о чем думать, как распоряжаться своим временем. А не хватает больше всего другого взрослого человека, чтобы говорить с ним о чем угодно недетском, чтобы перестать вести себя только как мать и быть только ею. В общем, стало ясно, что по мужу я скучаю не от усталости и раздражаться, что он купил не те подгузники и что пришел домой поздно, совершенно необязательно. Мог бы, как говорится, и вовсе не прийти. Разве что для того, чтобы погулять с собакой, он по-прежнему очень нужен. Культура выгульщиков собак у нас пока не очень распространена. Ну и для других разных глупостей и радостей муж тоже, как я вспомнила, очень даже нужен. Хорошо, что я это вовремя поняла. И жалко, что у многих нет возможности почувствовать это до того, как мужья и жены бесповоротно оказываются по разные стороны баррикад.

Иногда я все-таки хочу стать идеальной матерью.

Ну какая мать не хочет быть идеальной? Может, не может – другой вопрос, но хочет ведь. А что такое идеальная мать? И еще сложнее – что такое идеальный отец?

Какие вообще мы знаем модели идеальных родителей? И для девочек и мальчиков это ведь совершенно разные модели должны быть? И для разного возраста тоже.

Если с супружескими отношениями идет живая дискуссия – от религиозного закрытого смиренного брака с переходным безвыходным зависимым советским к новой волне равноправных браков, где все самостоятельны, независимы, эмансипированы, свободны и ходят к психологу, то про модель “дети – родители” ничего не понятно. Когда-то были “маменька”, “папенька”, родительская воля, благословение, послушание – в общем, как с религиозным браком: кому повезет, кому нет, но хотя бы модель понятна. А теперь что?

Понятно только, что у любых детей рано или поздно появляется довольно много претензий к собственным родителям. Более открытые и живые – к матери: кто тебя просил меня рожать, кто тебя просил сидеть со мной, лучше б работала, зачем ты всю жизнь работала, не пытайся дружить с моими друзьями, вот та мама всегда с нами дружила, а ты только суп варишь. С отцами все как-то запутанней: считается, что у отцов с сыновьями часто конкуренция, сын пытается оправдать какие-то надежды, что-то доказать, отец пытается что-то через сына компенсировать. В общем, сыновей хотят почти все мужчины, но никто не знает, что с ними делать.

Возможно, потому что у меня два мальчика, мне кажется, что с девочками все проще. Есть все-таки какое-никакое представление. Девочка – она всегда остается в семье, ее дети тоже более-менее всегда остаются в семье. У девочки могут быть с матерью самые близкие отношения или хорошие – степень их откровенности может быть какой угодно. А отец, например, просто должен считать ее самой красивой, умной и достойной лучшего, отпугивать всех ее ухажеров, чтобы в итоге рыдать на свадьбе, что она выросла, а потом тихонько выпивать с ее мужем, мол, ну я-то тебя понимаю.

А с мальчиками-то как? Я, конечно, хочу, чтобы мы были очень-очень близки и они все-все мне рассказывали, чтобы они знали, что никакая жена не полюбит эту гигантскую попу так, как когда-то любила ее я, никогда она не прижмется к ней так ласково щекой, я уж не говорю о других частях тела. В то же время я понимаю некую болезненность этого моего желания. Что-то из “Обещания на рассвете” Ромена Гари и анекдотов про аидише маму: “А что я? Я сейчас лягу и умру”. Но мне непонятно, на какую адекватную модель поменять это свое желание. Есть только картинка: молодой красавец-сын ведет немолодую маму под руку, и все умиляются. Но ведь из этой картинки ничего не ясно!

Хочу ли я, чтоб они мне рассказывали о своих личных проблемах? Конечно! Хочу ли я, чтобы мой муж рассказывал о своей маме, – господи, нет! Хочу ли я, чтобы, если они попробовали наркотики, они бы мне об этом рассказали? Конечно, тогда я смогу нарассказать им ужасов, и запретить, и запереть дома, перевести в другую школу и отправить к врачу. Но ведь они мне расскажут, только если будут знать, что я не запру их дома. Хочу ли я быть клевой мамой, с которой дружат все их друзья? Конечно. Но тогда в каком-то возрасте они станут меня стесняться, потому что я буду дружить с их друзьями и подружками, а они захотят запереться с ними в комнате и прыщаво шутить. Хочу ли я, чтобы они приводили ко мне своих подружек? Конечно. Тогда я смогу манипулировать ими таким образом, чтобы противные дуры больше не приходили; но приведут ли они в таком случае следующих? Хочу ли я, чтобы они меня берегли? Конечно, но это же означает, что им придется скрывать от меня большую часть их приключений, иначе я с ума сойду. И “маменькин сынок” – это ведь плохо. Но так приятно.

А как быть с отцом? У него вообще какая роль в идеальной модели? Молчаливо поддерживать, потрепать по плечу, когда бросила девушка, в знак бесконечной поддержки и сочувствия? Треснуть по уху, когда он скажет матери грубое слово? Или они должны обсуждать женщин вместе? Играть в приставку? Плевать на режим, когда их оставляют одних? Он должен научить его драться? Не драться, а решать проблемы словами? Они должны быть друганами? Папа должен быть непререкаемым авторитетом? По выходным брать его на рыбалку и там произносить какую-нибудь философскую бессмыслицу раз в час, начинающуюся со слов “запомни, сынок”? А если папа не любит рыбалку и не дерется?

Где вообще хоть какой-то намек на модель идеальных отношений с сыновьями, когда и родители получают удовольствие, и дети не травмированы? И чтобы дети всегда думали, что им повезло с родителями? Ну хорошо, я готова дать полгода пубертатного периода на отрицание родителей, но чтобы аккуратно и без оскорблений, наркотиков, опасных увлечений, скорости, крыш и всего, что может меня расстроить или напугать. Ну и чтобы все равно слушались немножко, хотя бы прислушивались.

Я помню, как это было устроено у меня: меня не растили в гармонии, я была младшим ребенком в многодетной семье, жутко капризным и навязчивым, меня оставляли прокричаться в кроватке, я не ходила на развивающие занятия, сама отправилась заниматься спортом в 10 лет, сама его бросила, сама придумала, что хочу стать журналистом, в 13 лет, ушла из дома в 16 лет без особых скандалов, пару лет довольно мало общалась с родителями, наверняка у меня синдром дефицита внимания, что скрывать, у меня было довольно много претензий к родителям – не заставили выучить язык, не сидели со мной с уроками и не научили концентрироваться, не надоумили стать врачом и так далее.

А потом, когда мне было 24 года, моя мама провела месяц в реанимации, и каждый день этого месяца я думала, что она умрет. Пошло, но работает. Ни одной больше претензии. Идеальная мать. Живая. У меня по-прежнему, наверное, синдром дефицита внимания, но это уже моя проблема. Она уже не имеет отношения к моим родителям, в конце концов, они хотели как лучше, а со всем остальным мне уже придется разбираться самой.

И чем старше становятся мои дети, тем больше я понимаю, что идеальные родители – это вовсе не свойство родителей, а отношение детей и их выбор. Как они решат – так и будет. А это иногда мало от тебя зависит.

Так же как идеальные дети – это отношение и выбор родителей, а не детей. И как говорят в рекламе: я свой выбор сделала!