Глава 5
Инна Алексеевна вышла в цветастом кимоно. На шее красовался шарфик из такого же материала. Ресницы и брови подведены чёрной тушью, в тон коротко остриженных волос. На их фоне глаза орехового цвета, имеющие золотистый оттенок, казались выразительными и броскими, но тем самым отвлекали внимание от приплюснутого утиного носика.
– Насколько смею судить, мужчин в вашей квартире нет? – произнёс я, прилагая усилия, чтобы мой голос не прозвучал слишком мягко.
Я уже всерьёз начал тешить надежду собственной выгоды при обмене их просторной коммунальной квартиры на менее равноценную. Если с представителями сильной половины человечества в этом вопросе могли возникнуть проблемы, то обмануть доверчивых женщин для меня не составило бы особого труда.
– Иван Никанорыч был единственным мужчиной в нашем обществе, – вступила в разговор Инна Алексеевна. – Будь у него не столь скверный характер, он бы у нас как сыр в масле катался.
Это было высказано с таким серьёзным видом, и с такой вызывающей откровенностью, что я не мог усомниться в искренности её слов.
– Говорить о нём в прошедшем времени пока рано, – резонно подметил я.
– Так ведь запах… – на мгновение оторопев, возразила Безымянная.
Она как-то странно посмотрела на меня.
– О чём вы только что подумали? – напрямую спросил я. – Любая кажущаяся мелочь может оказаться очень важной…
– У нашего соседа был хорошо откормленный котик, – растянуто пояснила Инна Алексеевна.
– Почему был? – запротестовала Лихачёва. – Этот наглый зверёныш до сих пор сидит взаперти в его комнате.
– Обычно, когда Иван Никанорыч забывал его покормить, кот жалобно мяукал, а теперь его не слышно. Вот я и подумала: а что если…
– Ничего с ним не случилось! – возмущённо заявила Лихачёва. – Я и сейчас слышу его мурлыканье…
Я напряг слух, но ровным счётом ничего не обнаружил. За дверью воцарилась гнетущая тишина. Однако излишняя уверенность Татьяны навела меня на мысль о том, что она имеет доступ в комнату Ивана Никаноровича, и точно знает, по какой причине оттуда исходит зловонный запах.
– Пожалуйста, успокойтесь! – попросил я, не позволив женщинам поссориться из-за такого пустяка. – Не стану досконально объяснять, чтобы не шокировать вас обеих жуткими подробностями, но можете не сомневаться: в комнате Ивана Никаноровича сейчас однозначно находится разлагающийся труп взрослого человека, а не какого-то мелкого животного.
– Может, там женщина? – предположила Лихачёва.
В этот раз я отчётливо заметил её смятение. Она вновь говорила не о том, о чём думала.
– Когда придёт участковый, войдём в комнату и во всём разберёмся, – сказал я, стараясь преждевременно не задавать наводящих вопросов, опасаясь тем самым поставить в неловкое положение.
«Если хотят что-то скрыть, пусть скрывают! – подумал я. – Всё равно, рано или поздно, всё тайное становится явным…»
Видимо, на моём лице отразилась такая горькая озабоченность, что Татьяна невольно решила прийти мне на помощь.
– Могу позвать жильцов из другой квартиры, – предложила она.
– Пока нет такой необходимости.
– Там, вместе с жёнами, проживают их законные мужья…
Мне пришлось предпринять некоторые усилия, чтобы не рассмеяться.
– А что, мужья могут быть и незаконными? – ради того, чтобы хоть немного снять возникшую напряжённость, полюбопытствовал я.
– Сейчас многие современные люди предпочитают жить в гражданском браке, – слишком серьёзно восприняв мой вопрос, ответила Лихачёва.
– Пожалуй, сможем решить возникшую проблему без их участия! – отмахнулся я.
– Если вы, Павел Николаевич, считаете, что нашего присутствия недостаточно…
Она обратилась ко мне по имени и отчеству с определённой целью: возвысить мою значимость в глазах соседки. Я решил отплатить ей той же монетой.
– Нет, Татьяна Зиновьевна, так не считал и не считаю! – заявил я категоричным тоном, и более мягко уточнил:
– Если при наличии трупа Ивана Никаноровича вы обе осмелитесь войти в комнату и согласитесь его опознать, тогда мы с вами обойдёмся без посторонних мужчин.
Словно по команде, переглянувшись, между собой, очаровательные представительницы прекраснейшей половины человечества в знак согласия утвердительно кивнули своими милыми головками.
– Вот и договорились! – удовлетворённо произнёс я. – А теперь расскажите мне более подробно о вашем соседе.
Они вновь переглянулись.
– Что о нём рассказать? – недоумённо переспросили женщины.
– Мне необходимо иметь о нём наиболее ясное представление, – глубокомысленно пояснил я. – Меня интересует буквально всё.
– Он отпетый негодяй, каких свет не видывал! – взвинчено заявила Лихачёва. – Если действительно умер, то ни грамма не жалко. Туда ему и дорога…
Меня поразило её дерзкое высказывание.
– Характер у него скверный, неуживчивый. Слишком пакостный и злопамятный человек! – без тени смущения добавила Безымянная.
В загадочной глубине её глаз таилось что-то опасное и предупреждающее.
Я широко развёл руками:
– Вас обеих послушать, так он вообще деспот! – вступился я за Ивана Никаноровича, не столько ради справедливости, как из-за элементарной мужской солидарности.
– А он и есть деспот! – запальчиво продолжила Инна Алексеевна. – Постоянно ходит как сыч надутый. Вечно чем-то недоволен…
Не только по интонации голоса, но и по одному их взгляду я понял, что обе женщины его недолюбливали, и при первой же возможности были готовы смешать с дерьмом.
– Наверное, часто пьёт и буянит? – не ради личного интереса, а скорее для проформы, полюбопытствовал я.
– Слишком мягко сказано, – взвинченно проговорила Инна Алексеевна. – Он никогда не бывает трезвым. Напьётся, глазищи вытаращит и ничего не соображает.
Она перевела взгляд на Лихачёву и попросила:
– Подтверди, соседушка. Я ведь права?
– А кто в этом сомневается? – парировала Татьяна – Пьёт беспробудно, но, что самое интересное, всегда при деньгах.
– Много денег? – некорректно, но с определённой заинтересованностью спросил я, учитывая, что для кого-то сто рублей огромная сумма, а для кого и миллиард долларов ничего не значит.
– Нам с вами такие не снились! – почти в один голос ответили женщины.
– Где работает?
– В том-то и дело, что нигде…
– Так не бывает, – возразил я. – Если человек совершенно ничего не делает, то никаких денег у него быть не может. Даже самые опустившиеся бродяги, живущие в подвалах, встают рано утром и ради скудного пропитания роются в мусорных баках.
– Наш сосед не такой, – опять высказалась Инна Алексеевна. – Всегда опрятно одет, да и пьёт только марочные вина или дорогой коньяк. В крайнем случае, водку, но, опять-таки, очень дорогую.
– В таком случае, если Иван Никанорович, как вы обе только что заявили, имеет солидный доход, то значит, он всё-таки непременно где-то и чем-то занимается, – резонно подметил я.
– Целыми сутками околачивается на железнодорожном вокзале, – сказала Лихачёва.
– Наверняка не ради того, чтобы украсть чемодан у зазевавшегося пассажира? – спросил я.
– Конечно же, нет. Имеет связи с кассирами, и за определённые проценты приобретает дефицитные билеты на поезда дальнего следования, – пояснила Безымянная. – Если не ошибаюсь, берёт за услугу тысячу рублей…
– За каждый билет?
– Разумеется! А иначе откуда у него такие шальные деньжищи?
– Иногда он ещё проворачивает валютные махинации, – добавила Татьяна.
Моё сердце бешено заколотилось. Мысль о чужом богатстве затмила разум.
– Фарцовщик… – подытожил я. – Вероятно, не брезгует распространением наркотиков?
– Этим он вряд ли занимается! – мгновенно опротестовала Инна Алексеевна.
Она прямо-таки впилась в меня глазами.
– Откуда у вас такая непоколебимая уверенность? – крайне заинтересованно спросил я.
– Много лет живу с ним в одной квартире. Рано или поздно, всё равно бы заметила…
– Тоже на этот счёт ничего плохого сказать не могу, – честно призналась Лихачёва. – Он увлекается спиртными напитками, но не наркоман.
Со следующим вопросом я обратился непосредственно к Инне Алексеевне Безымянной:
– Татьяна Зиновьевна утверждает, что не видела вашего соседа более двух суток. А вы, Инна Алексеевна, когда встречались с Иваном Никаноровичем в последний раз?
– Наверное, так же. Дня два или три назад… – озадаченно ответила она.
Мне непроизвольно показалось, что, наряду с Лихачёвой, она пытается скрыть от меня более точную информацию. Но и заподозрить обеих женщин в обоюдном сговоре я тоже не мог.
– Точно, с тех пор прошло почти трое суток… – подтвердила Инна Алексеевна.
Бесцеремонно прикуривая тонкую сигарету, с «золотым» угольным фильтром, созданную специально для изящных дамских ручек, чей душистый аромат мгновенно затерялся в тошнотворном запахе разлагающегося трупа, она задумчиво произнесла:
– А всё-таки Танечка не права!
– В чём? – поинтересовался я.
– Действительно, с того самого времени, как я видела его в последний раз, прошло не двое, а трое суток.
– Татьяна Зиновьевна сразу сказала, что прошло более двух дней. Она не утверждала, что её предположения высказаны с достоверной точностью, – вступился я.
– Точно помню! Прошло именно трое суток.
Я ни на секунду не сомневался, что Инна Алексеевна совершенно не умела лгать. Она точно так же, как и Лихачёва, то и дело краснела и смущённо прятала глаза.
– В таком случае, почему вы так безапелляционно в этом уверены? – попытался уточнить я.
– В тот день ранним утром я чистила овощи, а Иван Никанорыч вошёл на кухню и беспардонно высморкался в раковину. Он очень торопился, потому что в его комнате кто-то был…
– Как часто у него собираются посторонние люди?
– Да почитай, каждый день кто-нибудь обязательно заходил. Особенно летом, в период отпускного сезона…
– Мужчины?
– В основном богатые, хорошо обеспеченные женщины, – протянула Инна Алексеевна.
– Это при том, что ваш сосед омерзительный тип, у которого замкнутый и необщительный характер? – машинально съязвил я.
Инна Алексеевна оставила мой упрёк без должного внимания.
– Иван Никанорыч обращается с ними очень грубо, но, правда, денег на них не жалеет… – запальчиво продолжила она.
– Липнут к нему бабы, – поспешно, словно боясь не успеть, добавила Лихачёва. – Слетаются, как мухи на мёд…
Она была готова выразиться в резкой форме, но, взглянув в мои глаза, предпочла наиболее вежливое высказывание.
– Он мужчина видный, хоть и алкоголик, – подытожила Безымянная.
В её голосе непроизвольно прозвучали нотки женской ревности.
– Последним, кто к нему приходил?
– Тоже дама какая-то… – заявила Инна Алексеевна. – Точно, это была женщина!
– Внешность её запомнили?
– Нет! У меня плохая зрительная память, особенно на лица. Да и видела я её мельком. Они ведь, подруги его, прошмыгнут в комнату, а уж потом оттуда визг и гам доносится…
– В чём была одета, не подскажете? – спросил я, откровенно сомневаясь, что у Инны Алексеевны действительно плохая зрительная память.
– На ней была дорогая норковая шуба… – Безымянная на мгновение задумалась и, вновь затянувшись сигаретой, добавила: – У неё на правой руке было обручальное кольцо. Красивое! С бриллиантом…
– Именно с бриллиантом? – переспросил я. – Может искусная подделка, после качественной обработки практически не отличимая от благородного камня…
– Потому, что знаю! – на повышенных тонах ответила она. – Не совсем тупенькая, кое в чём разбираюсь…
Я благоразумно предпочёл не спорить, и был вынужден поверить ей на слово.
– Значит, говорите, обручальное кольцо? – протянул я.
– У него почти все женщины замужние.
Безымянная опустила глаза, ей не удавалось смотреть на меня не краснея. Но теперь её лицо вспыхнуло ярким алым румянцем не от того, что она не могла позволить себе быть со мной предельно откровенной. Я не только не стал заострять на этом ни малейшего внимания, но и преднамеренно сделал вид, будто не замечаю истинных чувств, которые она испытывала по отношению к Ивану Никаноровичу.
– В какой-то степени это благоразумно, – сказал я. – Замужние женщины не станут предъявлять претензий насчёт свадебных обрядов, к тому же не в их интересах, чтобы кто-то узнал о порочных связях на стороне.
Спохватившись, что меня явно понесло куда-то не в ту сторону, я был вынужден в срочном порядке изменить ход суждений.
– Но лично я склонен думать, что оказание услуг по доставке железнодорожных билетов вовсе не располагает к интимным отношениям. Одна финансовая заинтересованность и ничего более. Бизнес есть бизнес… – интуитивно добавил я.
– Бабы – дуры! – словно вновь опасаясь куда-то опоздать, или просто остаться не у дел, вставила Лихачёва. – Иван Никанорыч дарит французские духи, а они за ним – хоть в огонь, хоть в воду.
– Потом выбегают из комнаты с растрёпанными волосами и со слезами на глазах… – вновь затянувшись сигаретой, раздражённо вспылила Инна Алексеевна. – Мы их только и видели…
В этот раз я уже не сомневался, что она постоянно ревновала Ивана Никаноровича даже к тем женщинам, которые, по той или иной причине находясь в его комнате, вели себя благопристойно и не допускали излишеств.