Вы здесь

Я жил по совести. Записки офицера. Глава 1. Рига. Училищные годы (А. В. Махнёв, 2013)

Глава 1

Рига. Училищные годы

Письмо отца

В октябре 1986 года отец передал мне папочку с письмами, фотографиями, моими записками, блокнотами. Сделанную им подборку он анонсировал и посвятил двадцатилетию начала моей службы. Я приведу полностью папину записку.

«Дорогой Саша!

Прошло 20 лет с того дня, когда ты из школьника стал курсантом военного училища, и определилась твоя последующая жизнь, твоя судьба. Вспомнил ли ты об этом событии за всей твоей занятостью и круговертью сегодняшних дел? Наверно, вспомнил. Молодые годы, особенно студенческие, запоминаются, врезаются в память на всю жизнь. И чем дальше отходишь от них, тем теплее они вспоминаются. Забываются горечи, обиды, неудачи. Все что было, становится светлым, ярким кусочком твоей жизни.

У нас сохранились некоторые письма, фотографии, записи периода твоей курсантской жизни. Они нам дороги, так как напоминают и о тебе, и о нашей жизни в те годы. К сожалению, почему-то письма только первого периода твоей учебы. Видимо, в начале своей учебы, пока ты становился на ноги, отвыкал от домашней жизни, грустил и скучал по дому, писал часто и помногу. А уж, встав твердо на ноги, стал писать реже и рациональнее, по мере необходимости, с твоей точки зрения.

Мы с мамой снова перечитали эти письма. Они несколько наивны, восторженны, но честны и искренны. Во многих ты отвечаешь на наши вопросы, споришь с нами, отстаиваешь свою точку зрения (о песнях Высоцкого и др.). Мы понимали разумность твоих доводов, хотя и вносили свои поправки. Мы хотели, чтобы ты стал настоящим Советским человеком, воином, в полном смысле этого слова, то есть искренне беспокоились за твою судьбу.

В одном из писем, в связи с поступлением Татьяны в институт ты пишешь: «Мне даже не верится: двое из одной семьи поступили, и куда?!!» Да это было так. Ты и Татьяна поступили в высшие учебные заведения по своему выбору и желанию и безо всяких связей и знакомств, как это принято сейчас. Твое восклицание в письме было искренним. А уж для нас-то, тем более был приятен факт вашего поступления в ВУЗы.

Годы вашей учебы в ВУЗах вообще не были лёгкими для нас. Переживаний было много. И ещё. Факт остается фактом: лучшее пальто у твоей мамы было сшито из отреза выданного мне на обмундирование. И вовсе не из-за красоты и качества материала, просто нам приходилось экономить. Но сейчас мы вспоминаем только светлое и хорошее из того периода.

В твоих письмах много юмора (особенно в карикатурах) – это хорошо, духом ты не падал, но есть и легкое бахвальство, присущее молодым, и оставшееся у тебя, в какой-то мере, до сих пор.

А помнишь ли ты, Саша, свой отъезд в училище? Он был совершенно неожиданным для нас. Ты поехал в училище на другой день после выпускного вечера в школе. Я в это время находился на учебных сборах в Минске. Мать одна тебя собирала и отправляла, плакала всю ночь. А я, находясь на сборах и получив сообщение по телефону, просидел всю ночь на вокзале и рано утром встретил твой поезд и тебя.

Такое не забывается.

Мой первый приезд в Ригу. До слёз было жалко смотреть на тебя и Женю Александрова, таких неприспособленных к жизни, птенцов, вылетевших из родительского гнезда. Фотографии, которые я сделал тогда, об этом напоминают. Всмотрись в них.

Не хочется вспоминать о втором приезде, но он был. К твоей чести скажу: у тебя тогда хватило силы воли и твердости, чтобы остаться на избранном пути.

У нас были радости встреч с тобой и Татьяной в каникулы, горечь расставаний с вами. И бесконечное ожидание писем, весточек от тебя…

Доброго здоровья тебе, сынок, Татьяне, вашим деткам, вашим внукам, счастья вам и благополучия!

Не забывайте нас, пишите и приезжайте.

Обнимаем тебя.

Твои мама и папа».

Вот такое вот письмо-напутствие я получил от отца, спустя двадцать лет после поступления в Рижское высшее командно-инженерное Краснознаменное училище имени С.С. Бирюзова.

Конечно, отъезд в училище не был случаен. Отец, говоря о неожиданном убытии в Ригу, имел в виду время отъезда для обучения в ВУЗе. Действительно это было нежданно. Весь вечер и ночь выпускного торжества, мы с одноклассниками провели радостно и весело. С песнями, шутками, смехом мы гуляли по улицам города.

Я в эту ночь оставался у своего одноклассника Толи Чуянова, так как в тот период наша семья жила в Приборе, небольшом городке в двадцать километрах от Гомеля, и домой ночью мы с сестрой не могли попасть, мобильников тогда не было. Так вот, я ночевал у Толи, а Таня у подруги, Павловой Татьяны. Уже поздно ночью, мама Толи сказала, что мне надо быть на вокзале к такому то времени.

Выбор военного пути

Выбор военного поприща для меня, конечно, не был случайным. К этому я шёл, видя перед собой пример отца, офицера Советской Армии, стройного, подтянутого, умного, эрудированного. Видя его сослуживцев, их семьи, их дружбу, взаимное уважение. К этому я шёл, видя, как мама заботится об отце, всячески оберегая его в недолгие часы отдыха после службы, отстраняя его от бытовых проблем семьи. Поверьте, в те годы их было немало. Мама всегда провожала отца на службу, с гордостью смотрела вслед молодому красавцу-офицеру. А отец, служа в армии, всегда был молод. С радостью, а порой и со слезами, если разлука была долгой, мама встречала отца со службы.

Спустя много лет я понимаю, что весь уклад жизни нашей семьи вёл меня в армию.

Готовила к службе в армии меня и сама атмосфера жизни в середине шестидесятых годов. Мало кто на бытовом уровне в тот период анализировал послевоенную безработицу среди военных, переизбыток офицеров после войны, хрущевские сокращения. Перед глазами всегда был красавец военный в форме, подтянутый, улыбчивый, сильный и смелый. Девчонки стайками кружили на танцах в Домах культуры вокруг военных, особенным спросом пользовались билеты на вечера отдыха в Дома офицеров. Офицеры форму носили молодцевато, большинство не снимали её и за воротами КПП. У многих в те годы одеждой выходного дня была парадная военная форма. Такое время было.

Отец много мне рассказывал о своей службе, много было интересных повествований, даже баек об армейских буднях и солдатских похождениях. Среди друзей отца было немало фронтовиков, их рассказы были захватывающе интересными для меня.

Впрочем, отец понимал, что просто отвести меня в военкомат и самому выбрать для меня училище, было бы неправильно. Он давал возможность мне посомневаться. Иногда, мне кажется, даже провоцировал меня разговорами об институте, гражданской жизни, дескать, свобода – всегда дома, при родителях. А что, заманчиво!

Но когда пришло время выбирать, сомнений у меня не возникало. Иду в военное училище! А вот куда конкретно – здесь уж совет отца был крайне необходим. Батя, будучи по своей подготовке военным артиллеристом, подсказал, что наиболее перспективным представляется учёба в высшем инженерном училище, а военным профилем может стать артиллерия и ракетные войска. Этим параметрам соответствовало Рижское Высшее командно-инженерное Краснознаменное училище имени Маршала Советского Союза Бирюзова С.С., проще, РВКИКУ.

Первые впечатления

Июль 1966 года. Рига. Улица Вальню, 5. Здесь было место сбора абитуриентов. Сданы документы, определены учебные группы и началась подготовка к экзаменам. Жили мы в корпусе 6 (СК-6), который находился на ул. Кришьяна Барона, у бассейна и спорткомплекса «Даугава».

В течение двух недель в учебном корпусе на улице Муйтас, (УК-1) мы сдавали вступительные экзамены. Экзаменовали нас по четырем предметам: физика, математика (письменно и устно) и русский язык. Конкурс был примерно 6–7 человек на место. Проходным был бал по первым трём экзаменам, по ним мы и оценивались. Чтобы поступить, нужно было набрать не менее 11 баллов. Барьер этот с минимумом необходимых оценок я преодолел.

Ура!!! Зачислен!!!.

28 июля нас переодели в военную форму, а 29 июля курс переехал на загородную учебную базу, в городке Лиласте, что на Рижском взморье.

Приказом начальника училища генерал-лейтенанта Новикова В.А. № 315 от 1 августа 1966 года мы были зачислены слушателями 1 курса факультета № 1 РВКИКУ имени С.С. Бирюзова. Начальником лагерного сбора был назначен полковник Сорока А.И. – заместитель начальника факультета № 1.

Разместили нас в палатках. Спали на нарах. Матрацы, одеяла, подушки, простыни. Все чистенько, аккуратненько. Подъём, зарядка, умывание, самоподготовка. Наряды дневальными по городку, в столовую. Кино в выходные. Всё ново, но серо и быстротечно. Лёг, встал, подготовка. Опять лёг, встал, опять учёба.

Почему-то вспоминается первый наряд в столовую. Вспоминается буквально до мелочей.

Какие ассоциации связаны со столовой? Правильно, много мяса и компота. Здесь же оказалось много тарелок и картофеля, который надо чистить, а еще километры пола, который надо тщательно вымыть, и не один раз. В столовке в этот период питалось несколько тысяч абитуриентов, слушателей и солдат. В общем, мяса действительно было много и макарон, и рыбы, и хлеба с компотом, но кушать, почему то уже не хотелось.

А самое обидное было то, что в этот первый наряд старшина не назначал, а спросил: «Кто хочет в наряд по столовой». Сам ведь напросился. Ну да ладно, всё, когда-нибудь, надо попробовать, тем более в первый раз.

Памятен и момент получения первого личного оружия. Это был автомат АК-47. Натирали мы его от души, маслица не жалели, дерево тряпочной полировали, любили, ну прям как свою подружку. Помню гордость – прямо через край! Письмо отдельно по этому поводу домой написал – это была ОДА любимому детищу!

Здесь в Лиласте нас познакомили и с более интересным оружием. В сооружении под интригующим названием «двойка», мы впервые увидели стратегическую ракету, изучению практики работы на которой, плюс другие предметы, нам предстояло посвятить долгих (как мы думали тогда) пять лет.

Памятным был день присяги 27 августа. Жара, солнце печёт нещадно, а мы, обливаясь потом, с автоматами на груди ждём очереди к столу, где начальник курса принимал присягу и предоставлял право подписи на листе о её приеме. Кое-кто от жары в обморок падал. Одним из них был Витя Кудинов, наш будущий отличник.

Ничего, этот этап также пройден.

И вот мы переезжаем в Ригу, размещаемся на улице Иманта Судмаля, д. 34. Это СК-7 (спальный корпус), где предстояло прожить нам долгие годы. Жили мы на 5 этаже, на 4 размещался 1 курс факультета № 2, на 3 этаже – учебные отделения старших курсов. На 1 и 2 этажах был клуб училища. Питались в столовой напротив учебного корпуса № 1.

Так прошёл первый месяц наших военных будней. А впереди ещё долгие пять лет учёбы и службы.

Что такое РВКИКУ

Что такое Рижское высшее командно-инженерное училище? С высоты сегодняшнего дня я вполне ответственно могу сказать: наше училище было уникально. Уникально, прежде всего, своей славной, и трагической судьбой. Поясню.

За весь период существования оно готовило офицеров различных войсковых специальностей. Что общего в подготовке артиллеристов морской обороны, офицеров-инженеров Ракетных войск стратегического назначения и политработников звена рота – батарея? Да только то, что это были офицеры и только. Учебная база, преподавательский состав должны были соответствовать заявленной специальности. И училище в каждый период прекрасно справлялось с задачами, возложенными на него.

Я читал о прекрасной учебной базе морского училища береговой обороны (так величалось наше училище до 1958 года). По рассказам выпускников, уже политического факультета, после 1977 года, слышал лестные отзывы об условиях учёбы в стенах политического училища (РВВПУ). Но и сам учился в инженерном училище (РВКИКУ).

База для подготовки офицеров ракетчиков была идеальной. В Лиласте, на базе дивизиона учебно-боевого обеспечения (ДУБО), находились полноценные стартовые площадки, служили офицеры и солдаты, демонстрируя для нас абсолютно реальные условия боевой жизни и подготовки РВСН. В учебном дивизионе мы проводили много времени, впитывали навыки и знания службы ракетчика. В стартовой батарее около пятидесяти военнослужащих, офицеров, старшин, сержантов и солдат. Так вот, за годы учёбы мы работали за всех номеров пусковой установки, наверно, кроме комбата и старшины. Мы наизусть знали одиннадцатилистовку (схему работы агрегатов и электрооборудования ракеты), изучили досконально всю технику батареи. Так что специальная подготовка у всех выпускников была прекрасной.

Когда я прибыл после училища лейтенантом в полк, комбат Стеценко, узнав, что я из РВКИКУ сказал: «А что тебе готовиться, сдавай через неделю на допуск к боевому дежурству, все рижане подготовлены в училище прекрасно». Ну не за две недели, но за двадцать дней, я был допущен к работе в составе дежурной смены стартовой батареи.

Так что, кто бы ни был среди курсантов или слушателей, как нас называли в период учебы: моряки, ракетчики или политработники, государством были созданы идеальные условия для полноценной базовой подготовки офицеров войск. И училище, благодаря усилиям командования, преподавательского состава, инженеров, политработников, со своими задачами справлялось прекрасно.

Они воспитывали нас и обучали

В 1967 году училище возглавил фронтовик, орденоносец, генерал-майор Березняк. Уже в возрасте тридцати девяти лет Николай Иванович командовал Кармелавской ракетной дивизией, одной из первых в Ракетных войсках стратегического назначения. Талант воспитателя, командира, фронтовой опыт, Березняк успешно использовал и в деле воспитания будущих офицеров РВСН. Позднее Николай Иванович, защитив диссертацию, стал кандидатом технических наук, доцентом и с 1973 года возглавлял Военно-инженерную академию им. А.Ф. Можайского.

Начальником факультета был Пасмуров Яков Дмитриевич, выпускник Севастопольского училища береговой обороны Военно-Морских Сил РККА. Участник Великой Отечественной войны с августа 1941 года до её последних дней. Начинал войну помощником начальника штаба Новороссийского оборонительного района по артиллерийской разведке. Особенно отличился, будучи начальником берегового отряда сопровождения Дунайской военной флотилии. Участвовал в освобождении Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Чехословакии и Австрии. Успешная боевая деятельность отряда под командованием майора Я.Д. Пасмурова пять раз отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего. Яков Дмитриевич был награждён семью боевыми орденами, являлся Почётным гражданином города Братислава.

Заместителем Пасмурова был Сорока Александр Иванович, так же выпускник КАУБО. С 29 октября до 19 ноября 1941 года в составе курсантского батальона участвовал в героической обороне Севастополя. Участник обороны Советского Заполярья. С 1949 года и до увольнения из Вооруженных Сил, в 1972 году, проходил службу в Рижском КАУБО ВМФ, а после его реформирования – ВКУБО ВМС и РВКИКУ им. Маршала Советского Союза С.С. Бирюзова. За годы службы в Вооружённых Силах СССР награждён двумя орденами Красной Звезды и орденом Отечественной войны II степени.

Набирал наш курс подполковник Дроздов Григорий Фомич, мудрый, опытный командир и воспитатель.

Каждый наш выпускник с благодарностью вспоминает офицеров, которые воспитывали нас: Лупандина Петра Ивановича, Иванова Станислава Васильевича, Курносова Игоря Львовича, Бороду Петра Михайловича. Мы верили этим людям, уважали их. Они в свою очередь всё своё сердце и душу отдавали нам, будущим офицерам.

Учили нас люди с богатейшими профессиональными знаниями и опытом. Те, кто имел свои научные трактаты, своих учеников, а порой и свою школу.

Вот лишь некоторые из этих имен. Бургвиц Александр Георгиевич, доктор технических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, заслуженный изобретатель СССР. Научные интересы Бургвица А.Г.: гидродинамическая теория трения и разработка её разделов с учётом инерционных процессов, пневмоавтоматика. Автор двух монографий, 125 научных статей.

Учили нас, академик, доктор физико-математических наук Кирко И.М., доктор физико-математических наук Пекелис А.С., профессор, доктор физико-математических наук Плоткин Б.И., заслуженный деятель науки Латвийской ССР, доцент, кандидат исторических наук Мокеев П.В., доцент, кандидат технических наук Саяпин В.И., доцент, кандидат химических наук Крымова Л.П., доктор философских наук Зуев К.Е. и другие.

Военную науку преподавали также авторитетные и заслуженные люди.

Прежде всего, я хотел бы познакомить вас с биографией отца моего друга Ступакова Юрия.

Ступаков Николай Акимович возглавлял в училище одну из ведущих кафедр. Представьте себе, этот человек в двадцать два года был уже заместителем командира полка, майором. Прошёл всю войну, был дважды ранен. Награждён орденами Красного Знамени, «Красной звезды», Отечественной войны 1 и 2 ст., 28 медалями, в том числе, шестью боевыми. Я горд, что был знаком с этим замечательным человеком.

Военные и специальные кафедры, отделы и лаборатории возглавляли заслуженные офицеры, учёные, грамотные специалисты. У этих людей сложно было учиться, но знания они давали добротные.

При всей очевидной успешности училища, особенно контрастна его судьба в девяностые годы. В 1992 году училища не стало. 30 июня 1992 года в результате политических событий конца 80-х – начала 90-х годов его расформировали.

Но ведь за этим стояли судьбы людей и, что обидно особенно, забытая государством история училища. Всё! Нет училища!

И плевать было тем, перестроечным вожакам, что где-то в Севастополе немощные старики в военно-морской форме, плачут, вспоминая в День Победы родное Краснознамённое училище береговой обороны.

Что сотни офицеров, связавших свою судьбу с училищем в Риге, скитались по России: кто в Питере, кто в Серпухове (это ещё отличные варианты), а кто в иных городах России, в поисках работы.

Что, поминая судьбу родной альма-матер, видя сытые физиономии «гениев перестройки», матерятся и чертыхаются десятки тысяч выпускников-ракетчиков.

Всё побросали в Риге, здания, прибалтийскую базу, за бесценок отдали технику. Хорошо хоть Знамя училища не продали.

Вот она, история! Через жизни, сердца людей, по живому шагали к «демократическим свободам».

Вернёмся к курсантским будням

Училище размещалось идеально комфортно для слушателей, трудновато для преподавателей, проблемно для руководства и, видимо, накладно для жителей Риги и местных властей.

Представьте себе, несколько шикарных огромных корпусов в центре старой Риги. Да тут выйти не успеешь, на, вот тебе драмтеатр, а вот вокзал, набережная Даугавы, по ней мы с голым торсом бегали по утрам на зарядке, памятник латышским стрелкам, Рижский политехнический институт, Домский собор. Всё, как сейчас говорят, в шаговой доступности. Но это для нас.

Для командиров – это головная боль, ведь из корпуса в корпус идти надо пёхом по всей Риге. В столовую – тот же переход, на кросс – вообще надо к лесу на трамваях ездить.

Распорядок дня формировался для такого коллектива, а было нас на курсе 134 человека, впервые. До 1966 года училище готовило инженерные кадры из числа офицеров, имеющих среднее образование, и лишь одно отделение было составлено из слушателей, прибывших из войск и поступивших после школы, а это чуть более двадцати человек.

Весь уклад жизни только формировался. Прежними традициями училища были – высокая ответственность слушателей в учебе, огромная тяга к инженерным знаниям, стремление их к получению максимальных практических навыков ракетного дела. И «человеческий материал» был иной: тридцатилетние офицеры, большинство с семьями, серьёзные, зрелые люди.

А с 1966 года стали приходить пацаны, выпускники-школьники. Надувай щёки-не надувай, вчерашнего школяра всегда видно. Молодо-зелено!

Помню, как нас одевали. В огромную шинель можно было два-три раза завернуться, из воротничка торчала тощая гусиная шея с ушами. Сапоги били по икрам при ходьбе. Смех!

Сеня Курилин решил сфотографироваться в новенькой форме. Так вот, чтобы как-то совместить шею и ворот, сзади между шеей и воротником гимнастерки ему вставили спичечный коробок. Ничего, получилось неплохо, вполне геройская серьёзная мордочка.

Получив обмундирование, большинство ребят бросились с помощью иголки и нитки подправлять одежду. Среди нас не было Зайцевых или Юдашкиных, а потому зрелище на очередном построении курса было и жалким, и уморительным. Ушились все, как могли. Старшина курса и курсовые метались с ножницами вдоль строя и распарывали наши «дудочки – галифе» и укороченные гимнастёрки.

Через пару недель кое-как всё уладилось, мы стали привыкать к своему новому облику.

Начали мы и понимать, где учимся. За скромной вывеской училища увидели то, о чём говорят шёпотом, что не всем дано знать. И это нас значительно возвышало над всеми. Оказывается, мы пришли в училище Ракетных войск стратегического назначения, самых режимных и закрытых войск! Зауважали и полюбили себя. Мы ракетчики! Стратегические.

Вместе с этим начало приходить и понимание особой ответственности и сложности будущей профессии. Появились первые «отказники». 10–15 процентов первокурсников под различными предлогами ушли на гражданку, в другие войска, через медицинскую комиссию.

А теперь об учебе. Представьте, вчера преподаватель видел перед собой вполне зрелых людей, а тут – вчерашние школьники, с гримасами, ужимками, соответствующими их возрасту. Ох, и тяжело было нашим преподавателям! Да и робели мы, откровенно говоря, видя какие светила входят в аудиторию. Так что незачёты, двойки сыпались как из рога изобилия. Командиры ругали нас, заставляли заниматься дополнительно.

Офицеры, обучаясь в училище и имея определенный опыт, как житейский, так и подготовки к экзаменам и другим формам контроля знаний, нас по результатам конечно превосходили. Что мы могли? Лежит перед тобой учебник в пятьсот листов, а через три дня экзамен. Если ты пропускал занятия, чего-то не понял – тебе капец. Назубок поднять такой материал невозможно. Уже потом, спустя много лет в академии я знал, как материал учить глазами, ушами, даже жестами, а не только памятью.

А здесь, на первом курсе?

Первый шок

Активно занимаясь спортом, выступая в художественной самодеятельности, порой пропуская самоподготовку, к летней сессии 1967 года я подошёл «с пустой головой». На экзаменах получил подряд три неудовлетворительные оценки, и в считанные дни оказался за воротами училища.

Это был настоящий шок: отчислили по неуспеваемости! Земляки довольные, счастливые уезжали на каникулы, а я – за воротами училища. Надо было что-то предпринимать! Для начала я попросил своего товарища, Женю Александрова сказать отцу, что остался добровольно поработать в учебном лагере училища. Для себя же принял решение: не уеду, любыми путями продолжу обучение. Записался на прием к начальнику факультета Я.Д. Пасмурову.

Отчислили тогда не одного меня. Многие, смирившись, уехали домой. Со мной остались Сеня Курилин, мой «коллега по двойкам», Юрин Игорёк, Юдин.

Яков Дмитриевич вызвал начальника курса Ананько, выслушал его мнение и дал команду, перевести нас в подразделение обеспечения. Послужат, мол, и пусть вновь поступают на общих основаниях. Как мы были счастливы!

Через пару дней меня вызвали к начальнику курса. Захожу, а у него в кабинете сидит отец. Друг мой Женька, всё же не выдержал, рассказал, что со мной произошло. С отцом мы провели целый день, долго и много говорили, гуляли, размышляли о будущем. Повзрослел я за эти дни значительно, а авторитет бати, который был и так был для меня незыблемым, стал ещё большим. Повторные экзамены я сдал с проходным баллом.

Так я стал слушателем первого курса первого факультета набора 1967 года. Поступая позднее в академию и учась в ней, я вспоминал свои первые двойки. Тот первый шок стал для меня хорошим уроком в жизни: академию я окончил с отличием и золотой медалью. Но об этом позднее.

Второй раз в первый класс! Новый коллектив, новые люди, новые отношения. В силу своей коммуникабельности я не был один, коллектив принял меня, друзей особых не было, но общался со всеми на равных. С прежними друзьями по учёбе виделся редко, программы обучения были разными, да и нагрузка ребят на втором курсе возросла.

Началась притирка. Первые дни, недели учёбы мы представляли собой одну общую серую массу, однако через пару месяцев появились обособленные компании, выделились лидеры, тихони и молчуны, говоруны и шутники. Ну, видимо, как и в любом коллективе.

Прошло уже сорок пять лет с тех первых дней учёбы в новой среде, но и сейчас всё видится ярко. О большинстве сокурсников знаю хорошо и сейчас.

Что отложилось в памяти? Кто более запомнился?

Наши «кадеты»

С первых дней на курсе выделялись суворовцы, «кадеты», как называли их все. Немного их было: Саня Андрианов, Иван Громыко, Гена Нефёдов, Саня Боровиков, Серёга Кочубеев, Коля Лобанов, Гена Карпов, Николай Шубин.

Не могли они не выделяться. В суворовцы в те годы набирали со второго класса школы, и уже с малых лет они жили единой мальчишеской дружной семьей, это позднее в СВУ брали после седьмого класса. А эти были настоящими «кадетами».

Таким мы увидели впервые Андрюшу Ахтина, выпускника Калининского СВУ. Красавец, светлые, немного рыжие вьющиеся волосы, лёгкий румянец на щеках. Этот был щёголем. Так носить гимнастерку и пилотку не мог никто. Под стать ему были Саша Андрианов, Кочубеев и другие ребята.

Кадеты были чрезвычайно разносторонне образованы и подготовлены.

Саша Андрианов с «золотом» окончил учебу в СВУ, образцом он был и в училище. Сложно даже понять, как человек мог в течение пятнадцати лет учебы (школа, СВУ и училище) иметь только отличные результаты по предметам. Это же столько лет надо жить не расслабляясь? Какая сила воли должна быть и самодисциплина у этого человека?

Умницами были Гена Карпов, Ваня Громыко.

Послушать, как на немецком языке говорит Ахтин, сбегался весь курс. Берлинский прононс, скорость речи, языковой запас, выдавали в нём «настоящего немца». На Андрюшу равнялись, с гордостью рассказывали о нём родным и друзьям: «А вы знаете, он так шпарит по-немецки, ну прямо Ганс какой-то…».

Спорт в любой молодежной среде почитаем. В наше время особенно. «Кадеты» и здесь были впереди. Кочубеев являлся кандидатом в мастера спорта по стрельбе, Ахтин – по фехтованию. Нефёдов был классным боксером, под стать ему Саша Боровиков. Колька Лобанов и Шубин были гимнастами. Представляете, как они превосходили нас, сокурсников. Мы-то в основе своей были дворовыми футболистами.

Кадеты как никто были дружны. В первые месяцы учёбы они жили одной семьей. В столовой размещались за столами рядышком. Их кровати в казарме располагались поблизости. Это уже потом с годами учёбы они растворились среди нас.

Кадеты были настоящими лидерами. Я уже говорил о Саше Андрианове. Его скромность, простота, острый ум просто на голову поднимали его над курсом. Все годы учёбы он был во всём впереди.

Лидером был и наш Саша Боровиков. Его, выпускника Ленинградского СВУ, почитал весь курс. Как всякого нашего «кадета», ну и, конечно, за его острый юмор, смешливость, талант быть своим в любой компании, но при этом оставаться самим собой. Звали его Жози. Такое вот странное и вызывающее улыбку прозвище к нему приклеилось.

Жози был чрезвычайно трудолюбивым и работоспособным юношей. Учился легко, способности проявляя буквально во всех дисциплинах, и спал спокойно перед экзаменом и сдавал экзамены с улыбкой, быстро, непринуждённо. В его голове вынашивалось и рождалось бесчисленное множество блестящих идей и технических решений.

Коля Шубин «своим» был не только в третьем отделении. Уважал и почитал его весь курс. Спорщик он был потрясающий. Помнят Шубина и как борца за справедливость. Если в споре двое не могли прийти к единству, авторитетное и аргументированное мнение Шубы становилось определяющим. Любил он, кстати, создать и спорную ситуацию на ровном месте. И тогда надо было смотреть на хитрющие Колькины глаза. Его пьянила сама атмосфера спора, умение мгновенно найти аргументы, читать мысли спорящих. Угомонить в этой ситуации мог только сержант Чертков: «А ну сынки, разойдись! Марш по койкам!».

Суждения его не всегда были точны, или верны, но это были его суждения, за них он и боролся. На его захватывающие словесные дуэли ребята шли как на концерт.

Кстати о концертах. В то время любимое времяпровождение многих были курилки, углы казарм, подоконники, где можно было присесть и послушать курсовых гитаристов. Так вот лидером этих посиделок на курсе был Коля Шубин. Взял Николай гитару, двинулся к избранному местечку – и потянулся, потянулся за ним народ. Пример наших гитаристов, а среди них были Серёга Харун, Савкин, Раизин, Шамин, я, был заразителен. К третьему курсу не меньше четверти наших слушателей уверенно бренчали на гитарах. Были и такие как Игорь Васильев. Медведь ему на оба уха беспощадно наступил и сел всем телом, но играл он переборами на гитаре довольно сносно.

Вот такой рассказ о наших кадетах.

Какова судьба наших «кадетов»?

Иван Иванович Громыко и Гена Нефёдов, уже в первые годы учёбы «комиссовались», связи у меня с ними нет.

Саша Андрианов живет в Питере. С золотой медалью закончив обучение и, обладая правом выбора, он избрал карьеру военного учёного. Сначала некоторое время служил в дивизионе учебно-боевого обеспечения в Лиласте. В 1977 году поступил в адъюнктуру по кафедре 14 РВКИКУ. Работал на различных должностях на кафедре. Серьёзно занимался наукой. Участвовал в государственных испытаниях защитных сооружений на Семипалатинском полигоне в 1979 и 1981 гг. В 1984 году стал кандидатом технических наук. Имеет много изобретений, более 40 опубликованных научных и учебно-методических трудов. С 1991 года доцент. В 1992 году, после расформирования училища, перевёлся в ВИКИ им. А.Ф.Можайского на преподавательскую работу. Полковник в отставке.

Саша и сегодня активен, он член Совета Санкт-Петербургской секции ветеранов Рижского училища. По-прежнему увлекается спортом: зимой на катке и лыжных трассах, летом на теннисном корте. Теперь уже с внуками.

Ахтин. Окончив РВКИКУ, Андрей был направлен в Читинскую армию, в посёлок Дровяная. Служба и карьера не сложились, Андрей попросил о переводе в другой вид войск. Был переведен в штаб Забайкальского военного округа. Ахтин уволился в 1986 году. Некоторое время жил в Риге, затем по семейным обстоятельствам переехал в Подмосковье. В 1999 году трагически погиб. На похоронах из наших присутствовали Витя Денисенко, Петя Крамаренко и я. Отпевание прошло в небольшой подмосковной церквушке. Ему было чуть более пятидесяти лет.

Трагична судьба Александра Боровикова. По выпуску уехал Саша на полигон Капустин Яр. Служил здесь до 1974 года. По состоянию здоровья вынужден был проститься с армией. Приехал в Ленинград. Продолжительное время работал во ВНИИЗЕММАШ. Знания, армейский опыт, природный талант Жози получили в институте дальнейшее развитие, он становится начальником одной из ведущих лабораторий, в 1980 году защищает кандидатскую диссертацию. К сожалению, Саша серьезно заболел. Перенес операцию головного мозга, после тяжёлой и продолжительной болезни в августе 2001 года Саши не стало. Похоронен на Южном кладбище в Санкт-Петербурге.

Ещё одного кадета мы потеряли. В возрасте 59 лет ушёл из жизни Шубин Николай Николаевич. Каким он остался в нашей памяти? Как и все наши кадеты, умницей, прежде всего. Учился с желанием, с особым каким-то удовольствием. Казалось, ему все предметы легко достаются, понятно, что фундаментом тому стала суворовская школа. Уже в войсках именно системность знаний, аналитический талант, позволили Николаю работать в научно-техническом комитете Управления начальника космических средств Министерства обороны. Так что, к передовым позициям нашего интеллектуального «военного» космоса Шубин приложил руку. Службу Николай завершил в Москве, в звании полковник. И на гражданке его неуемная натура рвалось, искала выход. Он много работал, инженерный талант помогал. Надо было семью кормить, годы были такие. Надо думать, надорвал он себя. В 2008 году мы потеряли нашего Николая.

Серёжа Кочубеев живёт в Подмосковье. Долгое время работал в центральном аппарате ГУРВО РВСН. Подполковник в отставке. И его не миновала горечь утраты. Он потерял сына. Это печальное событие как-то надломило Серёжку. На наших встречах мы это чувствовали.

Коля Лобанов. В 1972 году был направлен в Новосибирскую дивизию, где служил на должности начальника расчёта, затем перешёл на политработу. В 1978 году поступил в ВПА им. В.И. Ленина. Кстати, мы учились с ним на одном курсе и жили по соседству. Моя дочь Женя в одну группу детсада ходила с его сыном Мишкой. С 1981 года Николай Григорьевич служил на различных политических должностях в Бологое, Островском и Павлодарском учебных центрах. В 1992 году переведён в Капустин Яр, где в 1999 году завершил службу в звании полковник. Награждён орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3 степени». Орден, кстати, ему Ельцин вручал. По-прежнему трудится. Активен, бодр, радуется успехам сыновей. Горячо любит внуков. С ним я часто перезваниваюсь и встречаюсь.

Старшина Миша Лапин и другие

Была еще одна категория моих коллег по училищу. Об этих людях я тоже хочу сказать особо. Это слушатели, поступившие в училище из войск. Было их немного, чуть более десятка.

Поначалу между ними и основной массой абитуриентов, а затем слушателей, чувствовалось некоторое отчуждение. Где-то это проявлялось в излишнем высокомерии бывших солдат. Дескать, мы-то уже лямку тянули, мы-то службу знаем! А с нашей стороны: потягайтесь с нами в учёбе, что, забыли в своих казармах математику и физику? Так то!

Конечно, тяжело ребятам было вспоминать школу после года, а то и более, службы в армии. Нагляделись мы, как они пыхтели в классах. Однако скидки на армейскую службу не было, и поступили те из «срочников», кто набрал проходной балл.

С первых дней учебы, эти люди стали играть весьма ощутимую роль в наших судьбах. С учётом опыта службы большинство из них стали младшими командирами, а старшина Миша Лапин – старшиной курса. В.Чертков, В.Астапкин, В.Ткаченко были назначены командирами учебных отделений. Строевыми отделениями командовали В.Юрченко, С. Куприенков, В.Фомин, В.Болгарчук.

С особым теплом я вспоминаю Мишу Лапина. Миша Лапин числился в училище самым опытным и возрастным. За плечами был почти двухлетний срок службы в войсках, и звание, самое высокое – старшина. Когда Миша надел форму слушателя, погоны у него аж золотились, просвет не был виден. Ну, прямо царский генерал!

Он сразу стал старшиной курса. Это было само собой разумеющимся. Старшину Лапина слушались все. У него даже свое место в канцелярии начальника курса было. С авторитетом Михаила считались и офицеры. Если старшина отпускает в увольнение, или запрещает выход в город, никто не смел, оспорить его решение.

Что это? Феномен Лапина? Да нет, уважение справедливого решения старшины. Боялись ли его? Вопрос.

Конечно, если ты «с душком» из города возвращаешься в казарму, а было и такое, лучше проскользнуть мимо, но уж ежели попался … Будь добр, объяснись. Миша поймёт, если ты отметил день рождения или был у друга на свадьбе. Поймет, но не спрячет тебя, а отмодулирует как положено и отправит спать. Да поутру ещё мозги прочистит – и стыдно тебе, стыдно перед старшиной. При всей своей строгости Лапин был обаятельным человеком. С ним было приятно общаться, в учёбе он поначалу не был силён и не стеснялся обращаться за советом и помощью к «ботаникам».

Таким он был, наш первый старшина. Вполне закономерно, что по завершению учебы его оставили в училище. Для начала он был направлен в ДУБО, в Лиласте, где трудился почти четыре года, а в 1976 году вернулся в училище уже курсовым офицером.

Скоро его назначили начальником курса, далее заместителем начальника факультета. Михаил Иосифович стал полковником. Труд Лапина отмечен государственными наградами – орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3 степени» и медалями.

К сожалению, Миша рано ушёл из мира сего. После продолжительной болезни в 1992 году он умер. Похоронен в Риге. У него осталось много друзей, это и сокурсники, товарищи по работе, но, пожалуй, самый большой отряд – его выпускники. Они часто встречаются, вспоминают своего командира тёплыми словами. И мы, его сокурсники, всегда будем помнить старшину Лапина Михаила Иосифовича.

Наш генерал

Командир третьего отделения сержант В.Чертков.

Петрович, был, пожалуй, самой колоритной фигурой нашего курса. Это первый и единственный наш генерал!

В училище прибыл из войск, уже имея богатый опыт армейской службы. Высокого роста, плотный, шумный, он любил быть в центре внимания, и ему это удавалось. Как-то само по себе. Там где Володя, там ребята, там шутливые пересмешки, там живое общение. Сокурсники любили его. Учёба на первых порах тяжело ему давалась. Да не только ему. В середине учёбы как-то все подровнялись, и Чертков в том числе, а в кое-каких науках Володя уже и лидировал. С ним считалось командование и факультета, и курса. Недаром в выходные, по просьбе начальника курса, или курсовых офицеров, Володя частенько оставался ответственным. И был во всём порядок. Надо сказать, эту инициативу наших курсовых офицеров – полное доверие младшим командирам, потом внедрили в училище.

Опыт работы старшиной курса, опыт, полученный в армии, знания, накопленные в училище, помогли Владимиру Петровичу в войсках. Карьерный рост был стремителен: батарея, заместитель командира дивизиона, академия Дзержинского. С 1977 года Чертков в Читинской армии, служил в Дровяной командиром дивизиона, начальником штаба полка. С 1982 года в Оренбургской армии – командир ракетного полка, заместитель командира ракетной дивизии.

И вот новое назначение, на качественно новую ступень. В 1986 году он назначается командиром ракетной дивизии в Новосибирск. Более пяти лет Владимир Петрович командовал дивизией. Военная служба вообще не сахар, а уж в должности комдива, да еще в перестроечный период, когда многие офицеры бежали из войск. Я хорошо помню этот период и понимаю, насколько тяжело было трудиться генералу Черткову. С дивизией Владимир Петрович простился в 1991 году, но и сейчас многие его подчиненные вспоминают командира добрым словом.

Уважение подчиненных, их любовь, Чертков заслужил своим горбом, заботясь о людях, понимая их и борясь за них.

В 1991 году Владимир Петрович был назначен военкомом Запорожской области. С 1993 года более 10 лет работал в налоговой инспекции Запорожской области. Активно участвовал в движении казачества. С 1994 года трудился в руководящих органах Международного союза казаков «Запорожская Сечь». На всех руководящих и общественных должностях генерал Чертков работал с присущей ему увлеченностью, творчески, с полной самоотдачей. Владимир награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3 степени, медалью «За боевые заслуги».

Но человек не всесилен. Годы службы, службы на пределе, переживания, сказались на здоровье. В 2009 году Владимир Петрович Чертков скоропостижно скончался. Похоронен в Запорожье.

Младшие командиры

Приятны мне воспоминания о Викторе Ивановиче Астапкине. Витя был командиром моего отделения. Кроме того он земляк. Родом из Гомельской области. Я был свидетелем на его свадьбе. Хорошая, красивая была семья. Двух мальчишек поставили на ноги. К сожалению, супруга Астапкина после продолжительной болезни умерла. Виктор обосновался в Гомеле. Мы иногда общаемся с ним по телефону.

Прекрасным, умным командиром в годы учёбы, показал себя Вася Ткаченко. Они со Славой Щербаченко живут в Прибалтике. Регулярно приезжают на наши встречи в Москве.

К сожалению, ничего не знаю о судьбе Вити Фомина, Болгарчука. Но вспоминаю о них тоже с теплом и только хорошим словом.

Костя Орехва, после служебных перипетий вернулся в родное село Ведута, что в Белоруссии. Володя Юрченко живет в Минске. Слава Купреенков на Украине. Вот с такими «бойцами» мне довелось учиться в Риге.

Чтобы закончить эту тему, вспомню о командирах.

Более трети наших слушателей прошли командирскую школу за пять лет учёбы. Проще так. Каждый третий учёбу закончил сержантом.

Причины ротации командного состава курса были вполне естественны. Дело в том, что по истечении трёх лет нахождения на казарменном положении слушатели переводились в общежития или на квартиры, находящиеся на балансе училища, снимали квартиры, или жили дома, что касается рижан. В зачёт этих трех лет шли и годы службы в войсках. Так что наши командиры потихоньку отходили от жизни общей массы курса, естественно, их следовало заменить. Одним из на свободный режим был переведен Миша Лапин. На третьем курсе он переехал жить к жене. Ушли Чертков, Ткаченко, Болгарчук, Юрченко и другие.

Старшиной курса стал Виктор Голуб. Вместо Вити Астапкина четвертым отделением, в котором учился и я, стал командовать Валера Иванов, Женя Аладьев возглавил второе отделение, Кочубеев командовал первым отделением. В дальнейшем менялись командиры строевых отделений, кого-то отстранили от должности, было и такое. Одним словом, эту большую жизненную школу прошла более трети моих коллег.

Был младшим командиром и я. Но это отдельная история, да и было это в 1966 году. В звании младший сержант я проходил все годы учёбы, а те последние, перед лейтенантскими погонами, «лычки» я передал отцу. Отец сохранил этот важный атрибут моей военной службы и, уже в девяностые годы, передал их мне. Сержантские погоны у меня всегда перед глазами на видном месте в кабинете, как, впрочем, и последние полковничьи.

Рижские «рижане»

И еще об одной группе соучеников хотел бы сказать. Это – рижане. Они составляли малую группу, но с ними считались, советовались, их уважали. Кто они?

ЖеЭс, Женя Сорокин, всегда на курсе был в центре внимания. Как рижанин, прежде всего. Далее – отец Женьки был известной фигурой в военной медицине. Полковник, медицинское светило в окружном военном госпитале. Третье. Женька не любил учиться. Ну не его это было дело! Нельзя сказать, что он на занятия не ходил, отлынивал от самоподготовки, нет, и зачёты сдавал, и экзамены, не на «пятаки», правда, но сдавал. За нелюбовь к учёбе внимание к нему со стороны курсовых офицеров было повышенное. И пилят, и пилят! Дескать, такой отец, а ты… Женька краснел, молчал. Выйдет из канцелярии, а в глазах чертёнок. За этого чертёнка и любили его однокашники: шутник, балагур, душа нараспашку.

Одним словом, Женя Сорокин был на курсе своим человеком. На нашем сайте есть фотография свадьбы Жени. Счастливые молодожёны, улыбающиеся лица друзей. Счастливое лицо невесты. Она ещё не ведала, что ей придется пережить.

После окончания учебы, Женя был направлен в Лиласте, затем работал в лаборатории одной из кафедр училища. Позже он был переведён для прохождения военной службы в штаб тыла Прибалтийского округа. Стал подполковником. Казалось бы, живи и радуйся. Но произошло непоправимое, Женя погиб. Умирал он страшно. Глядя на счастливое лицо невесты на свадебной фотографии тех лет, представляешь, что пришлось пережить Наташе в те трагические дни. И до сих пор не веришь, что такой светлый, добрый человек мог уйти от нас навсегда.

Денисенко Виктор, товарищ и мой боевой друг. Красавчик, ловелас, хотя всю жизнь был предан одной женщине, жене, всегда был уважаем на курсе. К нему, как к мёду тянулись все, не исключение был и я. Палыч обладал удивительным качеством быть всегда рядом и быть всегда нужным. Его добрый совет, мягкая располагающая улыбка, не раз сослужили добрую службу нашим ребятам, за это его и любили на курсе.

Рижанином был Серёжа Харун. Когда он появлялся, где то рядом, казалось, включался на полную громкость приемник. И передача интересная, такая шумная, такая нужная, такая смешная! Да, это был Харун. Сложной была судьба этого человека. Его при жизни похоронили. По выпуску он попал в арсенал и при проведении обслуживания пусковой установки, получил серьёзную травму. Выжил. Но слух пошёл о его смерти. Поскольку это было в те годы, когда нам всем было чуть более сорока, страшно стало. Такой молодой, такой красивый – и нет его. Потом уж на встрече в 2007 году в Подмосковье, Серёжа с улыбкой рассказывал об этих слухах. Перед нами стоял огромный, живой, улыбающийся Серёжка, рядом симпатичный, так же улыбчивый сын.

Всё это слухи, наш Сережа не может умереть, такие не умирают!

Судьба распорядилась по – своему. В сентябре 2009 года из Тамбова пришла страшная весть: Сергей Харун скоропостижно скончался. Что это? Опять слух? К сожалению на сей раз нет, умер Серёга. Прощай, мы любили и любим тебя!

Ваня Трамбовкин. Тихий, спокойный, незаметный Иван Иванович не доставлял беспокойства курсовому командованию. В выходные с увольнительной бежал домой, женившись, дома стал бывать значительно больше. В кругу его друзей постоянно были Володя Фетисов и Володя Козырев. Они и в выпускном фотоальбоме вместе.

Женя Топчий. Незаметный, спокойный и уравновешенный паренёк. Одно его отличало. Из-за любой шалости Женька, как правило, попадался начальству. Это его умение не позволило сделать карьеру. Помню, прибыл в Шяуляйскую дивизию, и в одной из первых командировок в ТРБ встретил Женю, он был капитаном. Поинтересовался о нём у командира части. Отзывы о нём как о специалисте очень лестные. Однако дисциплина хромает, посетовал замполит. Оказалось, что у Женьки по-прежнему четко работает училищное умение притягивать к себе неприятности. Пришлось помогать ему «снимать взыскания». Кстати, мы дружим до сих пор. Женя бывал на всех наших встречах в Москве в двухтысячных годах. Прилетал из Иркутска. Такие вот, они, рижские «рижане».

Коллектив формируется. Житейские казусы

На курсе со временем времени стали формироваться дружественные группки, микроколлективы. По земляческому принципу, взаимной симпатии, отношению к спорту, учебе.

Вспоминается, сидят в курилке с гитарами и тихонько себе подвывают Био, Чарли и Пью. Никто иные как Володя Раизин, Миша Шамин и Володя Савкин. Сложившаяся троица в друзьях так и проходила все годы учёбы. Поддерживают они связь и теперь. Шамин на Украине в Первомайске, Раизин в Барнауле. Только друга Чарли потеряли где-то на просторах Родины.

А вот в уголке сидят, судачат, гродненские хлопцы: Потанин Лёха, Саня Грищенко, Жора Заневский. Иногда с ними Валя Борисенко, реже, Витя Голуб. Интересные были ребята, с выдумкой, с лисьими повадками, шустряки.

Как-то на третьем курсе, я уже был «на свободном режиме», в выходной, деньги кончились, как всегда ещё в середине месяца, и я «загорал» в комнате общежития. Зашел Лёша, поболтали маленько, и он предложил поиграть в карты. А что, время убьём, с хорошими людьми посидим. Пойдём!

Зашли в комнату гродненских. Сначала на интерес, затем втянулись и по копеечке, по копеечке, в очко, Лёха с Жорой меня ободрали как липку. Долг мой перед ними был девяносто рублей. Тогда это была астрономическая сумма. Хорошо, что я остановиться сумел. Карты это азарт.

Я-то думал хиханьки да хаханьки, ан нет, ребята серьёзно попросили в течение месяца долг отдать. Ну что делать, не в комсомольскую же организацию идти. Мог бы, и послать, хлопец я крепкий, не сдамся.

Но! Я же будущий офицер! Классики писали, «карточный долг офицера – это долг чести».

Пришлось напрячься, не за месяц, но за два я рассчитался. У родителей лишнюю десятку попросил, наврал, что туфли нужны.

Вот так-то. На ребят я не в обиде. Сам виноват. Я уж потом узнал: мастера эти парни в карты играть, тем более двое на одного. А в карты на деньги после этого, уже, будучи офицером, никогда не играл. Урок был неплохим. Тесно сдружились Саша Суханов и Слава Щербаченко. Оба хорошие спортсмены, борцы. И в учёбе вместе и на тренировках. Ладные такие, мышцы играют, силища так и прёт. В перерывах иногда потягают друг дружку за пояса, разогреются, устанут до чёртиков. Но довольны!

Не миновала и меня первая мужская дружба. Это как первая любовь, надолго, если не навсегда.

Как-то осенью в выходной подходит ко мне Витя Денисенко:

– Что тоскуешь? Пойдем, побродим вместе.

– Предложение интересное. Но у меня нет «гражданки».

– Найдем, не переживай.

Так я впервые близко познакомился с Виктором, побывал в его семье. Познакомился с его мамой, Татьяной Алексеевной, отцом, Павлом Евсеевичем. Жили родителя Вити в старой Риге, в очень красивом районе. Квартира хорошая, потолки высокие, кухня просторная, вот только жилплощадь маловата. В этой семье всегда царили оптимизм, улыбка и доброта. Этого всем вполне хватало.

Позже его родители переехали в новую двухкомнатную квартиру, и по новому адресу меня всегда принимали радушно.

Неподалеку от родителей Денисенко жили и Ступаковы. С Юрой Ступаковым мы сблизились на третьем курсе, и уже в нашей компании было немало друзей. Дис, Ступак, их одноклассники и я, примкнувший к ним гомельчанин.

Как мы отдыхали

Как мы отдыхали? Да, как и сегодняшняя молодежь. Правда бесцельного и бездумного времяпровождения не было, это точно. Мы всегда ценили редкие часы отдыха в увольнении. Рига как культурная столица Прибалтики дарила огромные возможности. Были мы и на спектаклях Русского драматического театра, бегали на различные концерты, коих было много в те годы. Помню с Витей Денисенко пошли на концерт Лили Ивановой. Мы не просто видели и слушали известную болгарскую певицу, мы (вот нахалы!) ещё с ней и познакомились. А концерт ансамбля «Голубые гитары», нас просто покорил. На его выступления ходили многие наши сокурсники. В курилках потом бренчали мелодии ансамбля.

Любили мы побродить по старой Риге. Домский собор, Лютеранская церковь Святого Петра, Шведские ворота, Пороховая башня, Ратушная площадь – все эти замечательные места каждый из нас знал, как свои пять пальцев.

Праздники встречали у кого-нибудь на квартире. А это – танцы, умеренное застолье. Совместные гулянья. Иногда были пивные бары, кафешки, ресторации, их на Рижском взморье великое множество. Деньги в кармане водились не часто, но на бокал пива всегда хватало.

Училище также создавало нам отличные условия для отдыха. Кино, развлекательные программы, концерты заезжих артистов. В субботу и воскресенье у нас всё это было.

В клубе, когда мы жили в СК-7, был шикарный биллиардный зал. Я там научился неплохо «катать шары». Игра навылет была прекрасной забавой, и если ты мастер, или близок к хорошей игре, тебя уважают. Мастером я не был, но играл прилично.

Танцы в клубе. Это отдельная песня в нашей жизни. Надо сказать, что наши танцы Рижские девчонки очень ценили. Перед клубом вечером стайки девчат стремились поскорее попасть в клуб. Глазки так и стреляют, так и стреляют! Кто ж не хочет стать женой лейтенанта? У входа идет тщательный отбор. Дежурные по клубу пускают внутрь только самых ярких и красивых, самых-самых. Здесь же топчутся те из наших, кто ожидает подружек.

На втором этаже нашего корпуса – танцевальный зал и различные клубные помещения, причем они расположены как бы по кругу. Войдя в одно, можно сквозняком пройти в другое, третье и через танцзал вернуться в первое помещение.

Часов в девять вечера в субботу начиналась «великая игра» с начальником клуба. В зале грохот музыки, танцы, весёлые лица молодёжи, а в соседних помещениях у окон, дверей, ближе к затемненным местам жмутся парочки.

Бац, свет потушен. Шорох, хихиканье, смех. Непорядок! Начальник клуба включает свет. Темно уже в соседней комнате. Старший лейтенант Тюренков, это наш начальник клуба, двинулся туда. Всё повторяется. Свет то гаснет, то загорается. Так по кругу и бегал вспотевший старлей. А нам весело. Отдыхаем.

Надо сказать, клуб был действительно действующий. Это не войсковой клуб восьмидесятых годов, где в холоде и полумраке крутили бойцам старые фильмы. У нас в клубе был свой актив, работала художественная самодеятельность. Читались лекции, организовывались концерты. Модный тогда КВН почитался и у нас.

Довелось и мне поучаствовать в самодеятельности. Голосишко у меня был неплохой, за что ребята меня уважали и частенько просили «сбацать» что-нибудь на гитаре и спеть. А что это за «что-нибудь»?

Конечно, Владимир Высоцкий:


«…А у дельфина, порезано брюхо винтом.

Выстрела в спину не ожидает никто…».


Или Булат Окуджава:


«Ах, Арбат, мой Арбат…».


Юрий Визбор:


«По судну «Кострома» стучит волна,

Пробоина в корме острей ножа…».


И масса других авторских песен модных в те годы среди молодежи.

Конечно, и песни своих авторов. Мы, порой, тех, кто их написал, не знали, но пели с удовольствием. Самыми популярными были, конечно, песни:


«Кадеточка, кадетская мечта,

я водку пью, я так тебя люблю,

за веру крепкую,

за любовь свою кадетскую…».


И песня о «Серой шинели», причем, мы слова редактировали, добавляли отдельные фразы, когда это, на наш взгляд, было уместно.

Пели «серые шинели» мы в строю, эта песня очень подходила под ритм шага. Так вот, проходя в столовую по маршруту мимо общежития Рижского учетно-кредитного техникума (ЦПХ, как мы его называли меж собой, аббревиатуру эту никому никогда не переведу), мы громко пели:


«… вот приду с Победою,

Выпью пообедаю,

Мать постелет мягкую,

Двуспаааааллльную постель!!!..»


Конечно, автор имел в виду «сяду, пообедаю», ну и про двуспальную постель в тексте не было, но девчатам, что глазели на нас из окон, это нравилось, и мы тоже получали удовольствие от одного вида милых мордашек.

Ну, так вот, про моё участие в самодеятельном искусстве.

С учетом того, что я немного пел, меня пригласили сначала в хор слушателей, а затем, после прослушивания, в мужской квартет. Готовили и пели мы несколько песен, в основном лирические и военные, но прославились, исполнив «Балладу о солдате» из кинофильма «В трудный час».

Кто это, мы? Володя Почтеннов, Сережа Самойлов, Витя Шевченко и я. Разложенная по тонам, очень лиричная, волнующая песня, пошла в училище на ура. В Прибалтийской окружной военной газете «За Родину», в связи с нашим участием в Фестивале самодеятельного творчества, посвященному 50-летию образования СССР, писалось: «Дружными аплодисментами награждали собравшиеся вокальный квартет в составе…» и перечислялись наши фамилии. Пели мы не только в училище, но и приглашались в трудовые коллективы Риги и даже выступали на латвийском телевидении. Вот такой «заметный след» в искусстве оставлен мною.

Училищная жизнь захлестнула нас с первых дней чрезвычайно лихо. Учёба, служба, организованный отдых, спорт, наконец. Двадцати четырех суточных часов явно не хватало. Хотелось всего: и гулять, и отдыхать, и пятёрки получать.

Спорт учёбе не помеха

Потянулся наш народ на стадион. Я уже говорил, что мастеров спортсменов было на курсе достаточно. Училище и ПрибВО предоставили нам свои великолепные по тем меркам возможности. Шикарный стадион СКА, бассейн «Даугава», беговая трасса в парке Шмерли. Различные секции, спортивные группы манили нас. Вперед за рекордами! Ну, мы их и ставили, завоёвывали высоты спортивного мастерства.

В РВКИКУ была прекрасная база для офицерского многоборья. Есть такой вид соревнований. И если ты силён физически, тобой займется тренер, и всё пойдет отлично. Училище прямо-таки печатало разрядников. Появились среди них и мои соученики. Миша Чугунов стал мастером спорта, кандидатами в мастера – Юра Куликов и Витя Поспелов. Многие прошли эту школу многоборцев.

Училищные команды по различным видам спорта прекрасно выступали на прибалтийских и союзных состязаниях. Развито было соперничество по спорту и внутри училища.

Мне повезло бороться за честь курса в соревнованиях по легкой атлетике, волейболу, ручному мячу и баскетболу. Особенно нравились мне волейбол и прыжки в высоту.

Волейбол вообще стал для меня любимым видом спорта. Играл я в него все годы и будучи офицером. Причем играл, как говорили друзья, неплохо.

В прыжковый сектор впервые попал ещё на соревнованиях в школе, прыгал где-то метра полтора в высоту. А тут летом 1967 года надо было прыгать за курс на училищных состязаниях. Вот я и напросился в сборную.

Было нас прыгунов от курса трое. Серега Харун, я и Володя Хряков.

Ну, если с Серегой все было понятно: перворазрядник – легкоатлетический десятиборец, высокий, статный. Спортсмен, одним словом. То Вовку прыгуном уж никак не назовешь. Невысокий, щуплый, белобрысый парнишка. Но как оказалось, он был приличным прыгуном в высоту, себя-то он точно перепрыгивал, на тренировках брал высоту 180 сантиметров и более. К тренировкам он относился с особой тщательностью. В сумке у него была в отдельном пакетике завернута шиповка на толчковую ногу. Надо было видеть, с каким удовольствием и осторожностью, он разворачивал этот пакетик! Ну, прямо, как хохол режет кусок сала. Он знал, что чемпионом не стать ему никогда. Но полёт к небу, даже на уровень 180 см, был для него большой внутренней победой.

Я тоже улетал в небо до ста восьмидесяти пяти сантиметров и так же радовался каждому своему прыжковому успеху.

Самой массовой, но не всеми любимой, была кроссовая подготовка. Прежде всего, она была в учебной программе, и от занятий откосить ну никак нельзя было. Разве что училищным «сборникам». И вот еженедельно мы на трамвайчиках ездили в парковую зону, в Шмерли и, надев номера, курсами стартовали по сосновым аллеям парка.

Потешно смотреть было: двадцать орёликов, сначала с гоготом и смехом, затем молча пыхтя и обливаясь потом, мчатся к заветному финишному транспаранту. Лидерам, таким как Юра Куликов, Коля Парохонько, Поспелову Вите, хоть бы что, три километра для них это разминка, но для большинства, и для меня тоже, это – как последний бой. Но надо, это – оценка в диплом.

А что же учёба? Курс первый

Насыщенной, полной была наша жизнь. А что же учёба?

Как вам понятно из моих предыдущих записок, училище было разбросано по Риге, и для занятий по предметам приходилось порой перемещаться из корпуса в корпус, на приличные расстояния. На первом курсе это были переходы строем. Иногда на трамваях. Учебная группа была невелика, не более тридцати человек, и получаса вполне хватало для переходов. Учебным расписанием все это учитывалось.

Общий режим был таков: подъём, зарядка, личное время, завтрак и занятия. Учебное занятие два часа с перерывом пять минут, вторая, третья пара с получасовыми перерывами. Обед. Самоподготовка.

Для самоподготовки в учебном корпусе 1 за отделением закреплялась аудитория, где под контролем командиров мы и занимались. Здесь же проводились коллективные консультации по различным предметам.

Первый курс – это общенаучные и военные дисциплины. Их изучение последовательно расширяло наш школьный багаж, готовило к изучению других базовых предметов высшей школы.

А что касается военных дисциплин. Это было уже предметное знакомство с войсковой жизнью. Уставы, тактика, военное искусство, военная история.

Конечно, повседневную жизнь мы обеспечивали сами. Наряды по подразделению, столовой, патрули были так же естественным и необходимым атрибутом нашей жизни. Так что не все сидели на занятиях и самоподготовках. Отсутствовавшие самостоятельно или с помощью друзей осиливали пройденный материал, что так непросто.

Памятный мне 1966 учебный год, когда я получил подряд три двойки, не прошёл даром, зимнюю и летнюю сессии 1967 учебного года я сдал без троек.

Об этом торжественно сообщил домой: «…Итак, сегодня, 24 июня сдал матанализ, у меня уже две четверки – по матанализу и материаловедению. Только – только вышел с экзамена. Мог бы лучше, просто волновался, не всё шло гладко, ну ладно 4 для меня достаточно. Билет попался не тяжёлый, вышел самый первый. Сейчас уже свободен.

Ну, теперь самое страшное – физика, материал огромный – 500 страниц учебника. Ежели три балла получу, буду рад. Главное сделано – сдал первые два экзамена. После физики (если всё будет нормально) можно считать что я дома, потому что останутся история КПСС и теоретическая механика. Историю я, конечно, сдам, надо не меньше четырех баллов, т. к. идет в диплом, а в дипломе у меня пока нет троек.

Химия – 4

Материаловедение – 4

Начерталка – 4

Аналитика – 4

История (1-й семестр – 5)

Осталось ровно две недели.

Ну ладно, пока, до 29 числа».

Начерталка – это «начертательная геометрия». Наш народ, в связи с тем, что это достаточно сложный предмет, и не для запоминания, а для понимания, любовно назвала его – «ничертательная непониметрия». Во как!

Первый летний отпуск

Итак, первый курс позади. Поезд рванул на юг. Здравствуй, Гомель! Пожалуй, опишу я первые свои большие каникулы. Месяц лета. Целый месяц. Урррраааа!!!

Сказал, опишу, а описывать то нечего. Ничего толком не помню. Помню только огромное чувство гордости – я слушатель второго курса высшего военного училища. Я гордо, в военной форме, вышагиваю с друзьями – одноклассниками по улицам вечернего Гомеля. На меня любуются девчонки, смотрят восхищённо вслед. Парни завидуют мне. Я защитник Родины.

Вот я в родной школе. Встреча с учителями. Их добрые, ласковые глаза, радостные улыбки.

– Да, это мы тебя готовили, и гордимся этим.

Одноклассники! Роднее и ближе их в эти дни у меня не было никого. С ними на пляж, на ночные походы по парку города. Жаль только время бежит. Бежит и бежит всё быстрее.

Родители. Помню, как со слезами радости меня встретила на вокзале мама. Пока я обнимался с друзьями, она терпеливо ждала своей очереди, чтобы обнять меня. А я ткнулся губами в её разгоряченную потную щеку и опять к друзьям. С ними-то веселее! Эх, молодо – зелено!!!

Первый праздничный обед. Отец во главе стола, сестрёнка, я и мама. Впервые отец налил мне грамм пятьдесят водки. Добрый семейный разговор, шутки, воспоминания о прошлом. Стол накрыт как по моему заказу. Драники, которые я безумно обожал, фирменные мамины котлеты, жареная картошка. После обеда я на балкон. Покурить. Мама укоризненно посмотрела, но ничего не сказала. Отец, улыбнувшись, вспомнил, как он курил и как тяжело бросал эту вредную «соску». Ну а мне то что, мне ещё только предстояло всё это когда-нибудь осознать и понять.

Курс второй

Промчался месяц и вот она Рига. Второй курс. Начался он с лагерного сбора в Лиласте. С тревожного ощущения чего-то нового, тяжёлого, непонятного нам.

Дело в том, что в результате политических коллизий тех лет, 21 августа 1968 года в Чехословакию были введены советские войска. Мы ещё не всё понимали. Наши командиры, политработники чаще вели разговоры о бдительности, об империализме, об ответственности ракетчиков за безопасность государства. И лишь в сентябре, после частичного вывода войск, это витающее в воздухе напряжение, как-то исчезло. Но у меня этот фрагмент жизни отложился в памяти очень чётко.

1968 год памятен еще и тем, что мы получили первую государственную награду. В связи с юбилеем Армии и Флота, всем слушателям, наравне с офицерами и генералами, была торжественно вручена памятная медаль «50 лет Вооруженным силам СССР». И именно о нас тогда говорили: «И на груди его могучей, одна медаль висела кучей!» Ну что ж, начнём с неё формировать иконостас боевых наград.

В этом же году нам выдали новую форму. Этому событию предшествовали многочисленные слухи, Мол, сделают как у всех, зелёное хлопчатобумажное обмундирование, а главное, отберут пилотки – гордость слушателя. Дело в том, что пилотки наши были полушерстяными, темно – зелёными. Носили мы их, заламывая по-разному, но всегда лихо и красиво.

Так и случилось. Но не только у нас. Десантникам, например, сначала дали малиновые береты, затем почему-то поменяли на голубые. Видимо под цвет неба? Может, и правильно.

Нам же, поменяв полностью форму, почему-то выдали красные, общевойсковые погоны, и это вместо наших красивых, традиционных для артиллеристов черных бархатных, с пушечками крест-накрест. Возмущению не было границ!

Но видимо в главных тыловых ведомствах кто-то очнулся, и погоны нам вернули. Чёрные с золотистым курсантским кантом. Пилотки хоть и забрали, но всё равно, все носили наши прежние, полушерстяные. Командиры на это глаза закрывали. А вообще – форма была нормальная. Немного усилий иголки с ниткой, подтянуть, ушить, подшить и – перед вами красавец-слушатель.

Ну и, конечно, самым памятным событием этого года был переезд основной базы училища, включая и спальный корпус, в район Киш-озера, на улицу Эзермалас, 8. Это на окраине Риги, недалеко от замечательного места Межапарк.

На новом месте были готовы учебный корпус (УК-2), спортзал, библиотека, общежитие, казарма для слушателей, столовая, КПП. Активно шло строительство других сооружения училища.

Не буду обсуждать плюсы и минусы такого перемещения, Наше дело учиться, учиться и ещё раз учиться. Однако, несомненно, этот переезд наложил отпечаток на нашу жизнь. Если в Риге, все было достаточно демократично, как-то по-домашнему, то здесь уже значительно больше почувствовался армейский дух. Уже и оркестр по утрам гремел на плацу, и строевая подготовка подтянулась, было, где потопать.

На втором курсе мы продолжили изучение общенаучных, общественных дисциплин: политэкономия, философия, иностранный язык.

Общественные науки были достаточно интересны для меня, не всегда понятны, но тайны великого обогащения, агрессивность «мироеда-мирового капитала», теория социализма, категории философии – всё это я с удовольствием изучал.

Иностранные языки на курсе практически для большинства были проблемой. Но только не для меня. Со второго класса я учил немецкий в Германии, легко болтал с немецкими одногодками во дворе в Ратенове и Потсдаме. В школе в 8-10 классах учебниками я практически не пользовался, так как считал себя асом в немецком. Так же легко отнёсся я к его изучению в училище.

Вела нашу группу начальник кафедры Головкина Нина Тихоновна, женщина властная, жёсткая. Мою лёгкость в отношении к ее предмету она обломала достаточно быстро, и вот я послушно готовлюсь, отвечаю на вопросы, участвую в «допросе пленного».

Но на экзамене я допустил вольное трактование вопроса сформулированного в билете. Вместо стандартного ответа, который мы должны были дать на конкретный вопрос, я ответил правильно по сути, но с отклонением от вызубренного текста. В другом ВУЗе я за это получил бы «пятак» без сомнения. А здесь Головкина прямо на дыбы встала, принялась шуметь на меня, вспоминать моё пренебрежение к иностранному языку. Благо, хоть тройку поставила. Хотя язык я знал, конечно, значительно лучше, чем наши некоторые пятерочники. Ну да ладно. Дело прошлое, забудем (в академии вспомним!).

Кроме того, началось изучение инженерных, военных и военно-специальных дисциплин. Занятия носили уже в большей мере практический характер. Это выезды в поле, рекогносцировки, знакомство с инженерной техникой. Началось вождение автомобилей.

На втором курсе мы прошли производственную практику в опытно-экспериментальных мастерских училища на Слокас. В течение двух недель опытные мастера производственного обучения учили нас не только правильно держать в руках молоток, зубило и напильник, но и премудростям пайки, электро- и газосварки, многому другому. Я с благодарностью вспоминаю эти уроки, особенно если в доме что-то обломалось. Сейчас кстати этому не учат, а зря, офицеру навыки рабочей профессии ох как нужны.

Вступаю кандидатом в члены партии

Еще одно знаковое для меня событие произошло в 1969 году. В июле я был принят кандидатом в члены КПСС. Надо сказать, я, воспитанный в семье коммуниста, офицера – политработника, понимал, что, будучи офицером, непременно стану партийцем. Но вот, готов ли я к этому?

Много, еще до училища, мы разговаривали на эту тему с отцом. Понимание ответственности этого шага у меня было вполне зрелым. Смущали только те три злосчастных двойки, полученные летом 1967 года.

И вот я пишу заявление. Беседы в парторганизации курса, а она в то время была невелика, в политотделе училища, убедили меня, что я сделал правильный шаг. Написав письмо отцу о радостном и памятном в моей жизни событии, я с нетерпением ждал ответа. Получил его быстро. Это было чудесное письмо. Жаль, что не удалось его сохранить. Это было письмо старшего товарища. Доброе, мудрое. В нём чувствовалась гордость за поступок сына и, вместе с тем, тревога, а сможет ли парень выдержать груз ответственности, который возложен теперь на его плечи. В то время я, может быть, и не очень понимал пафосность письма, строгость рекомендаций бати. Но уже через несколько лет, когда стал перед выбором нового пути в военной службе, связанном с переходом на политическую работу, понял и это письмо и переживания отца. Но об этом позднее.

Конец ознакомительного фрагмента.