Генка сидел у меня на кухне и ел оливье
Генка сидел у меня на кухне и ел оливье. Он был в домашних тапках и порванном колпаке Деда Мороза.
– С Новым годом, Вера! – сказал Генка, возникнув на моем пороге пять минут назад.
– Сегодня второе января, – напомнила я.
– Я с Ленкой поругался, – сказал Генка и поскреб байковыми тапками о половик.
– Так по улице и шел?
– Долетел, как в сапогах-скороходах, – сказал Генка, – по крышам домов. Пустишь, Вер? Попразднуем, выпьем. Ленка тебе доверяет. Я Ленке так и сказал, что к тебе.
– В каком смысле доверяет? – мне послышалась в этом доверии легкая усмешка.
– Ну, ты же мужиками не интересуешься, – сказал Генка, проникая в прихожую.
– А чего мне ими интересоваться.
– Вот поэтому Ленка и спокойна, – Генка вытащил из кармана бутылку коньяка. – Хотя, на мой взгляд, так и пробросаться можно…
– Чем это? – я отступила в сторону кухни.
Ну не вести же мне его в комнату. Это вообще что? Гости?
– Как чем? – Генка легко разрешил увлечь себя на кухню. – Ты, Верка, красавица, каких поискать. В нашей прежней бригаде, да что там в бригаде? Во всем управлении лучше тебя не было. Шатенка, глазищи, ум, стройненькая. У тебя рюмочки где?
– В буфете, – машинально отреагировала я.
– И даже рюмочки у тебя фигуристые, – подмигнул Генка, осторожно пробираясь к буфету. – И потом, Вер, у тебя отдельная квартира. С твоей неземной красотой и квадратными метрами мужики должны, как пчелы, виться. Пью за тебя, стоя!
– Сядь, – я открыла холодильник. – Оливье будешь?
– Буду, – кивнул Генка. – Из твоих рук я даже яд приму, Вера. Ну, будем!
Мы выпили. Генку я лет десять знаю. Мы на монолитах работали, на точечных застройках. Вид оттуда – сказочный. В самом центре Москвы найдется местечко под элитку, этажей на пятьдесят. Стоишь в будущих апартаментах на два миллиона долларов, и ты вроде бы и не малярша, а гордая дама в мехах и бриллиантах. А рядом, за спиной – широкоплечий «хьюго босс» в смокинге и с сигарой.
И ты ему так тихо говоришь:
– Милый, налей мне кашасу Жакаре, только немного.
Кашаса Жакаре – это изысканная бразильская самогонка. Закусывается филеем крокодила. В общем, гламур до визга мозжечка.
И «хьюго босс» учтиво подает тебе бокал кашасы, а ты смотришь на огни столицы, озаряющие твои запыленные ботинки из бумаги, и уже плевать, что ты не дама в мехах, а за спиной стоит Генка в линялой рубашке с бутылкой теплого вермута.
– А вермут ты вкусный покупал, – сказала я, цепляя ложечкой маслинку. – Забыла, как он называется.
– Десертный, белый, – сказал Генка и налил по второй. – Зря я, Верка, на Ленке женился. Надо было на тебе.
– Да ты меня за женщину не считал, – напомнила я. – Я у тебя в братьях ходила.
– Столько тонн раствора выбрала, – подпер голову Генка, – и мешки с клеем наравне со мной таскала. По-братски, Вер, таскала.
– Вот именно, «по-братски», – не удержалась я. – И когда в душе мылись, ты ни разу ко мне не полез. Ты о Ленке-секретарше мечтал. На шпилечках мимо – цок-цок-цок. И челочку со лба сдует небрежно – ах-ах-ах. А теперь приперся ко мне. Шатенка, глазищи, стройная. Было да сплыло. Иди домой, брат.
Я замолчала. Ужасно хотелось плакать.
– Вер, – Генка подвинул ко мне полную рюмку, – Новый год все-таки. Как встретишь его, так и проживешь. Давай по-хорошему встретим?
– Давай, – я промокнула глаза и хлопнула рюмку.
– Ты с кем Новый год гудела? – спросил Генка и снял колпак Деда Мороза.
– С подругами, – сказала я, – по очереди друг к другу ходим.
– И все такие же симпатичные и незамужние? – заинтересовался Генка.
– Почему незамужние? – удивилась я. – У всех мужья.
– Ну, ты-то….
– И я замужняя, – сказала я, даже не краснея. – А я разве тебе не говорила? Он летчик полярной авиации. Жаль редко видимся.
– Понятно, – сказал Генка и налил по новой. – И приедет не скоро, да?
– Ледовая проводка у него, слышал про такую? – сказала я. – Путь каравану прокладывает. Не то, что ты – штукатур – находка дур.
– Сама придумала?
– Ничего я не придумала, – я опрокинула в одиночку. – Замужем я.
– Я про стихи.
– Стихи сама, – я подцепила еще одну маслинку. Она оказалась с косточкой. Тьфу!
– Да, – Генка догнался и налил нам еще по одной, – а я с Ленкой встретил. Никуда не пошли. Мы же ругаться накануне начали. В Новый год продолжили. А сегодня я убежал. В тапках.
– Надоело ругаться?
– Надоело, – вздохнул Гонка. – Всю жизнь орем как глухие. А ты давно замужем-то?
– Две недели, – сказала я. – Живем душа в душу.
– Конечно, – хмыкнул Генка, – если редко видеться, а тут весь день, крутится перед носом, как роторная бетономешалка. У тебя фото мужа есть?
– А тебе зачем?
– Ну есть или нет? – придвинулся Генка.
– Есть, но не дам.
– А у Ленки – нет, – сказал Генка. – Мы с ней пятнадцать лет вместе, а ни одного фото моего у нее нет.
– Как нет? – не поверила я.
– Фото есть, – отмахнулся Генка. – Но или с тещей, или с барбосом, или на фоне Пятигорска. А вот фото, чтобы я один был, у Ленки нет. Она говорит: «Я тебя и так пятнадцать лет в упор разглядываю». Ладно, пойду я, Вер.
Дала я ему два целлофановых пакета, он на тапки их напялил и ушел.
Я рюмочки ополоснула, свет на кухне выключила, и тут звонок. Генка, что ли?
– Алло, Вера? – незнакомый мужской голос.
Приятный тембр, только слышно плохо. Писки какие-то, потрескивания. Ветер воет.
– Да, слушаю.
– Простите, Вера, а Генка у вас?
– Уже ушел, – сказала я. – Вас слышно плохо. Писки какие-то.
– Остаточная магнитуда – сказал голос. – Рядом полюс, шторм на восемь. Плюс ледовый резонанс.
– Что на восемь?
– На восемь баллов, – сказал голос, – и сечка. А вообще красиво. Я люблю стихию, поэтому и дома сидеть не могу.
– А вы кто?
– Я? – спохватился голос. – Кавторанг Андреев. Хотел Генку поздравить. Мы в одном дворе выросли.
– Вы что, моряк?
– Ага, Генка – в летчиках, а я – в моряках, – сказал Андреев. – Генка смеется, мол, рожденный ползать, летать не может. Прав летчик, ползаю я по льдинам, летать не получается. А Генка молодец, на сверхзвук его взяли, он мне писал.
– Может, мы про разных Генок говорим? – спросила я.
– Я звонил Ленке, – отозвался Андреев, – она говорит, Генки дома нет. Соскочил к Вере в домашних тапках. Почему в тапках?
– Для скорости, – сказала я. – Он же летчик.
– А, точно, – сказал Андреев. – Вер, вы скажите Генке, что я звонил, поздравлял. На нас шторм идет, синоптики пик дают, связь обрубают. Передадите?
– Передам, – сказала я. – Вы себя там берегите, хорошо?
– Да кому я нужен, – засмеялся Андреев, – ни семьи, ни детей. С Новым годом, Вера!
И Андреев положил трубку.
Я походила по квартире и набрала Генкин номер.
– Чего? – спросил Генка.
– Звонил кавторанг Андреев, – сказала я. – Поздравил тебя с Новым годом!
– Спасибо, – сказал Генка, – Вер, я ему с детства вру, что я летчик.
– Ты штукатур – находка дур, – сказала я. – Привет, Ленке!
– Андреев – мужик, что надо, – сказал Генка. – Жаль, брат, ты замужем.
– Меня муж сегодня бросил, – сказала я, чувствуя, что сердце ухает в пропасть.
– Андреев бы так не поступил, – сказал Генка. – Хочешь познакомлю?
– С чего такая забота? – спросила я.
– Это по-братски, Вер, – сказал Генка и повесил трубку.
И я на него не разозлилась. Впервые за десять лет знакомства.