Ах, если б я знала…
Вот, катаемся значит, с Гоблином. Вечер уже, довольно поздний, я подмерзаю, к нему, тёплому дураку, жмусь. Бли-нн, надо было по-любасу джинсы напялить, хоть и грязные, как была в юбке – так и погнали. Похомячили вкусных слоеных пирожков и запили пивом. Тошнит…
Ну, приехали на Пятачок – ветром занесло. Гоблином, не Ветром. Могла бы думать, подумала бы, что никого там нет! Не смешно? А я всё едино ржу.
Короче, в этот раз там сидели постоянные обитатели: пьяный Бормотун – 1 шт, Крис-и-Антихрист – 1 шт, тож пьяный. Маша-Король с какой-то пьяной мужицкой мордой, Зоська (она-то здесь откуда?) и какие-то пацаны – 2 шт. Выпала я из тусовки, никого не знаю уже! Сели, принялись курить Гоблинские сигареты. Мы ржём, остальные поудивлялись и тоже развеселились. Хорошо так стало – ни Гдетыгдеты тебе, ни Ветра. Класс!!
И вдруг:
– Народ! Тсс! – поднимаю вверх пальчик: вроде байк поёт где-то недалеко, во дворах. У меня слух от дыма всегда обостряется. Зрение – другое дело, раз туман пополз, значит, приход. Но, да ладно, не о моих особенностях пяти чувств речь. Все затихли, а я тычу:
– Во! – выруливает между домом и магазинчиком байк: у всех челюсть до полу, глаза в пять копеек екатериниских: «Харлей»! Настоящий, хромированный, блестящий, сексуальный… Ва-аще! Не то, что мы тут на «Уральчике», патриоты бедные… У-у, какие у Гоблина глазки стали – козёл позавидует! Сами прикиньте. Когда все малость очухались, можно было и на седока перекинуться – тоже есть на что пообалдевать, само достоинство и простота, так ловко замешанные в одном байкере! Он поздоровался и с каким-то непонятным интересом уставился на меня: оглядел обстоятельно, деловито – не как женщину, а как некий говорящий предмет, пока все его байк щупали и охали. Хотя он больно-то не позволял, бросая свысока:
– Но-но! Не бескультурствуйте!
А мне просто кивнул, глядя странноватыми тёмными глазами прямо в глаза:
– Шут!
– Дика! – а руки не подал, и я убрала протянутую было ладонь. А ресницы-то у мальчика шика-арные! Над такими дивными и пугающими глазами…
– Дикая! – положил мне лапу на плечо Гоблин. Меня это укусило – смотри-ка, хозяин, блядь! Только я всмотрелась что не так с парнем, а он… с меня эти глазюки большие, холодные все веелье согнали. Наркоман что ли? Героиновый видно, тени на веках, волосы длинные как прутья, ирокез выбрит, а кожа пересохшая, какая-то серая. Белки глаз желтоватые, а зрачки широкие—широкие, и не поймешь, какого цвета. Губы сильно шелушатся – а катаешься без шлема, мальчик! Гоблин, конечно, давай с ним чё-то забодяживать о своём железном. Шут охотно отвечает. Потом смотрю, уже не знает как отклепаться от него. Просто в игнор, встал в полный рост, и перекрывая общие вялые базары, ни на кого не глядя всё так же пусто, объявил:
– Народ! Завтра в девять в «Экваторе» концерт наш, новая группа «Дети Смерти», так всех вас ждем! Вход бесплатный! Будет круто, халявное пиво, замогильный угар и вонь разложения, в том числе и морального, обещаем стопудово!
– Чё такое, чё играете? А кто? – народ малость оживился.
– Колбасим железный индастриал, я на ритме, Патрон Дурь – ну, вы наверняка не знаете! – с эдаким пафосом, тьфу! – Поёт, то бишь воет, и бас мучает, барабила Кайф и две девушки, – тут он сделал многозначительную паузу, – оч-чень красивые девушки – Айрин – соло, и Джойс – скрипочка.
– А Патрон… как? – подал голос Бормотун.
– Патрон Дурь, или Дурь Патрон.
– Да, вон он – кто? Чё-то не слыхал вроде…
– Дурь – Хозяин наш, – ответил Шут, и глаза его блеснули синими белками: – Старый-старый панк, ты знать не можешь, он давно-о в глубо-оком андеграунде тусуется. Ваще мутит щас интересную фишку втихаря, повезёт – ещё узнаете! – и зачем-то опять уставился на меня. А ночь сгущается, и так мне нехорошо от этих блестящих лихорадочных глаз… поспешно отвернулась – б-рр! – и наткнулась взглядом на Король. Она страшно побледнела, скорчилась, будто ей желудок свело, и смотрит в одну точку расширенными глазами куда-то в землю.
– Ну ладно, народ, всех жду в Экваторе, раздача пива начинается в восемь. Приходите, особенно вы, девушка!
Я чуть не подпрыгнула, когда он мне руку на плечо положил и наклонился лицом к лицу. Ужас, страшный какой вот так вблизи, стопудово наколотый!
– Вас я за кулисы проведу, только в семь на входе будьте!
Я зачем-то тупо кивнула – мама-бля! Да, конечно, тока вали скорее отсюда!
Он завёл мотор, я глубоко вздохнула, отходя от впечатлений, повернулась к Король – спросить, чего с ней, желудок? Сердце? Глядь, а её там нет, она уже возле Шута, за рукав его схватила, шепчет что-то, смотрит умоляюще, дёргается. Будто сейчас описается! Прокатиться, видно хочет.
– Слышь, а это не те Король и Шут, а? – кутая меня со спины в свою теплую, вонючую бензином косуху сказал прямо в ухо Гоблин. Я сморщилась, потрогала задетое в обострении ушко:
– Не знаю. Первый раз слышу.
– Такая парочка была, довольно известная, тока я смотрю – вроде она! А он – не он, колется чтоль? У неё ирокез был рыжий, а щас чёрная! А Шут че-то пару лет назад кажись, пропал куда-то летом, полгода обсуждали всей тусовкой, еле успокоились. Фиг знает, я на рожу-то его не помню, надо спросить у кого-нибудь!
– Нахер надо! – взбесилась я, тоже мне, интересно! – Мне пох, поехали давай!
Странно, но он не разозлился, а лишь немного понурившись, кивнул, и полез на байк. Шут совершенно плоско покивав на Машины умоления, скрылся. Она же бросив нам сухое:
– Пока! – пошла на остановку, звоня кому-то по мобиле. Этот пьяный чувила, что с ней сидел, ваще никак не прореагировал.
Да пес с ними, а мы поехали дальше. Гандон какой-то, всё настроение загубил! Или просто кумар слетел, но Шут этот – всё равно гандон! «Я вас проведу, бе-бе, ля-ля» – а мне это надо? Ещё с наркотищем связываться! Чё они там могут играть? Откуда вообще в Уфе индастриал?! Чё-то я афиш не видела, может и не будет ничего. И потом – ну не туфта – вход бесплатный! В «Экваторе», где мы на «Тараканах» по стодвадцатке за поллитра пива откидывали? Да пошёл он, глюконат на колесах! Везёт же уродам – такой Харлей! Эх… но с ним я бы и на Харлее прокатиться не согласилась, всего можно ожидать от такой рожи, причём непременно из гадостной области! Нет уж!
И вот, я стою в назначенное время, минута в минуту у «Экватора». Зачем? Хрен знает… сама никак не пойму! Что это со мной? Не собиралась категорически, а просто встала вдруг на лекции. Не знаю, и как в универе оказалась… и зачем попросила нового бой-френда меня домой вечером отвезти. Медовый месяц вдруг сдох сам собой. Гоблин слегка огорчился – пригрелся на моих теплых сиськах. С универа поехала домой, как сомнамбула, душ приняла тщательный, приоделась не глядя в зеркало в готический прикид – малоносимое, неудобное, но дико сексуальное настоящее средневековое платье (в Варшаве у пьяного по случаю родственной тусовки папы выпросила): шнуровка на талии, грудь открыта до самого неприличия, длинны такой, что пол метёт, рукава клешёные – красота!! Но красота пугающая, непанковская совсем, жаль будет такую суперскую вещь, если что! И осанку надо держать и за походкой следить. Ужас, короче! Я же панк-леди, а не херка какая-то. Под ним чулки и шортики – а чё вы хотите, холодрыга! Порывалась поверх этого великолепия натянуть старый добрый «косарь», но чё-то глюкнуло, и я достала ни разу не надеванную оригинальнейшую курточку из магазина необычных вещей в Лондоне – на замочках и шнуровочках, с капюшоном и меховой отделкой… ну, блин, вы сейчас скажете – вот ты баба, распалилась! А что делать, хочу, чтобы женская половина читающей эту муть братии заценила мой модный лук по-полной! Да и мужики, для кого рядимся-то?! А?!
Ладно, отвлекаюсь. Так вот, волосы собрала, лицо запудрила. Чёрный цветок в волосы воткнула. Губы в тон куртке, тёмно-ягодные. Ногти наклеила того же цвета. И этакая декадентка-истеричка поехала на такси, дабы не опоздать. Ужас! И вот стою, тупо нервничаю, сама себя в упор не понимаю, скурила полпачки безвкусных «Вог». Выходит этот Шут, даже вышныривает как-то, по-крысьи. Я оцепенела – весь чёрный, драный, но это ладно. Ледяной – страшно стало, аж ноги подкосились, бежать захотелось неведомо куда, отсюда подальше! Но он опередил, подошёл. И прямо в лицо заглянув, под локоток взял, чуть не обнюхал, блин!
– А-а, пришла-таки!
Я почувствовала от него противный такой запах, травы-не травы, и чего-то искусственного. Само по себе ничего вроде, но в сочетании друг с другом гадостный эффект! Поволок меня, полузапуганную мимо охраны. Вошли в небольшое плохо освещённое помещение, где распихан по углам всякий хлам, плохо видно, что именно. Пара стульев, диван, со сползающим цветным одеялом – я усмехнулась невольно – вот уж точно на нём перебывало девчонок и алкашей всех мастей. Стопудово, что он изрядно заблёван и продавлен!
– Раздевайся, садись! – кивнул на него Шут, я механически подчинилась, озираясь – заметила ещё странные, аляпистые картинки по стенам, лифчик «вандер-бра» чёрный на гвоздике у двери, пустые бутылки под стульями, садистскую плёточку у зеркала-трюмо… ох, зачем я пришла?
– Наши все на саунд-чеке, щас придут – веселее будет.
– А ты чего? – пискнула я.
– А я тебя, милашка, встречать вышел! – и нехорошо так ухмыльнулся. А может, они тут оргии мутят, с убиванием сторонней жертвы?.. Как бы расслабиться?
– Глотнёшь? – будто догадался, протягивает «Хеннеси», отличный коньячок! Попсовый, но мне нравится его нежная ненавязчивость, особая мягкость. Я автоматически взяла, задев вскользь его ледяные пальцы – меня всю передёрнуло! Странный, страшный и холодный – он всё же нарк! Как бы меня здесь не накололи чем-нибудь из того, что одной дозы хватает для полной потери воли на всю жизнь! Зашумели шаги, послышалась ржачка и глухое бреньканье неподключенной басухи – идут. Я замерла в напряженье. Шут сел на пол, заметила я краем глаза. Ввалились четверо – две девицы и два парня. На длинном чуваке в балахоне вроде сутаны, бородка клинышком и две рваные косы по плечам – висела рыжая девица. Другая, черноволосая несколько коряво протопала на каблуках сразу к зеркалу. Последним был чувила в гуглах и ничего особенного. Девица, та, что с «падре» лишь мазнула вскользь по мне взглядом и перешагнув через вытянутые ноги Шута полезла шариться в угол, ругаясь по-английски высоким, «упругим» голосом. Я позавидовала её темно-медным, очень длинным, до попы волосам.
– Патрон, это вот Дикая Дика! Сегодняшняя наша гостья, – и Шут многозначительно подмигнул мне. Я сдавленно улыбнулась «падре», он сел рядом, пристально разглядывая меня. Что-то тяжелое до невыносимости неуловимо роднило его с Шутом. Я вгляделась насколько позволяли приличия, и поняла – у них глаза застывшие, не движутся, зрачки огромные, и чтобы разглядеть что-то, они не глаза, а голову наклоняют! Блин, во попала в гадюшник к героиновым! И эта неадекватность девок…
– Дика, значит так! Я – Патрон Дурь! – заговорил чувак в сутане, расплетая косички. Голос глубокий и мягкий, обволакивающий и баюкающий, но в то же время возбуждающий – вампирский, как сексуальное желание во сне. Но я бы побоялась с ним спать… Даже после Ветра. Его я уже знаю, а этот на что еще горазд?..
– Ты извини, я буду говорить и имидж наводить, а то времени не остаётся!
Я кивнула, как можно вальяжней – «да мне-то что»! Тока меня не трогайте, дайте вечер пережить!
– Да расслабься! Шут, дай-ка принцессе коньячку!
Потянувшись за предложенным, я заметила, как тёмно-медная презрительно передёрнула плечами, жирно крася губы над карманным зеркальцем. Ревнует!
– Да-да, Айрин, конечно, принцесса здесь ты, но наша гостья – тоже не из простых! – кивнул Дурь, будто у него что спросили, а Шут повернулся и шлёпнул ревнивицу по заднице. Та моментально развернулась и въехала с размаху отличную оплеуху. Эх, мне бы так Ветру, хоть разок! Рука у дуры не поднимается… Шут только расхохотался. Я смотрела, рот открыв и забывая отхлебнуть, на всё это: вот «Чувак в гуглах» гуглы снял, бородку пригладил и принялся палочки барабанные ножичком скоблить. Вот принцесса Медная как ни в чем ни бывало продолжила наводить штукатурку, очень густо. Вот Дурь с понтом дела золотым гребнем космы свои невероятные дерёт – оказалось, у него выбрит ирокез и сзади пряди очень длинные. Достал проволочку, начал перед другим зеркалом ставить роскошный гребень. Девица черная волосы распустила – я чуть не упала – чуть не до полу, и две длиннющие, длиннее других волос синие пряди. Ох, какие они все необычайные, роскошные, колоритные и гордые! Я весь свой болезненный скептицизм растеряла! Мне всё больше здесь не нравилось – я-то кто? Лишь Шут просто медленно покуривал, затягиваясь чудовищно глубоко, будто великий смысл видя в этом процессе, Джа с ним! И какую-то непонятную траву – дымок переливается от синеватого к болотно-зелёному.
– Джойс, солнышко мое скрипичное, подай, плиз, детка, воск для хайров! – на столь длинную речь, чёрная не оборачиваясь резко протянула банку «Taft» Дурю. Ну, блин, я фигею всё больше! Марафет дальнейший они наводили молча и в сосредоточенной тишине. Я успела порядком поднабраться, размышляя, кто же первый из них меня сегодня трахнет – ведь не о поэзии эпохи Классицизма меня приперли рассуждать! Когда девицы достали из пыльных и тёмных углов какие-то невероятные тряпки и принялись на себя напяливать, Дурь уже что-то весело втирал мне – я даже не заметила, как он рядом сел, будто выпала в параллель, наблюдая, как девки совершенно спокойно, типа так и надо, разделись догола, натерли сухие, астеничные тела с «резиновыми» стоячими маленькими грудями, чем-то похожим на вазелин, и без белья натянули рваные чулки – одна в сеточку, другая в полосочку. Патрон достал новую бутылку коньяка непонятной марки, и уже положил сухую узкую птичью лапку мне на бедро, так запросто и ненавязчиво, как и все прочие действия – вот он первым и будет! А что, раз главный здесь. Я отхлебнула добрейший глоток неотличимого от самогона на травах пойла, передала баттл Шуту и в упор посмотрела на Дуря, столкнувшись с ним взглядом… едва о него не разбившись – глаза совершенно пустые немигающие и настолько чёрные, что зрачков нет. Ожгла резкая боль в самой середине мозга, и солнечное сплетение свело, будто в излишне туго перетянутом корсете рёбра сошлись. Закашлявшись, отвернулась – трава, чтоль, их поганая? Предпочту разглядывать девиц – благо, есть что: чёрная сплела синие косы, одела темно-голубые, сильно линялые и истрёпанные бриджики, типа средневековых штанциев, и очень крупную «рыбацкую» сетку – соски нагло и откровенно торчат сквозь неё. Медная – в корсете, тоже весьма условно прикрывающем титьки, шнуровка на животе – всё видно насквозь, и к нему рваная-перерваная, будто тлелая шелковая юбочка – wow, тож такую хочу!! Обе очень густо наштукатурены. А худы-то, тела ну совершенно кукольные! Я себя ужано тяжелой и слишком земной почувствовала.
– Нравится, киска? – проникновенно шепнул Дурь на ушко, придвигаясь вплотную.
– Да! – на отрываясь ответила я.
– Отыграем, – тут он сделал эффектную паузу, и я в момент смекнула о чём он, – выберешь себе что глянется!
Я механически кивнула – будь что будет! Правда, наряды очень клёвые – словно в могилке пролежали основательно. И девки такие… мёртвые! Не знай, что это не так – непременно испугаешься. Я вот знаю – и то как не по себе! Пью, пью, а хмель не идёт.
Музыкантши чудовищно густо набрызгались тяжёлым роскошным парфюмом, который подошёл бы стареющей благородной матроне, а уж никак не девицам лет восемнадцати. Но они, видимо, так не считали, и полились столь щедро, что в воздухе туман повис, и я снова закашлялась, доставая сигарету – перебить хоть немного. Эх, надо было крепкие «Мор» купить. Эти «Вог» совсем слабенькие, чего я их всё время курю?
Весёлая компания уселась кружком, Дурь отделился наконец от меня и сел к остальным на пол. Меня не звали, и я осталась на диване. А эти принялись толково, со знанием дела забивать вонючую траву, шишки какие-то чёрные. Уже голова болит, как они тут не загнутся? Ни вентиляции, ни окошка даже! Дверь закупорена. Чё за уроды вообще? Охренеть, они забили каждый по целому косяку. И курят, будто это бытовая «Прима»! Чисто мужики на завалинке. Тянут, не косеют ни капли, перебрасываются пустыми фразами. И чё это такое у них? Я подсела поближе, протянула руку к Дуреву косяку, чувствуя себя наполовину своей – он же меня трахнуть собирается! Почти родня на один вечер! Но он резко отдернул руку, и сухо бросил вполоборота:
– Тебе нельзя! Живые легкие сильно сушит!
– А-а, нифига себе! А сами-то курите! – захандрила нетрезвая я.
– А нам можно! – с понтом сказал Шут.
– Нужно! – захихикала Медная.
– Чего это вдруг? – не унималась я. Обидно всё же!
– Дикочка, лёгкие – хорошо – сушит! – разделяя слова, как ребёнку втолковал Дурь.
– А чё, у вас они мокрые?
– Вроде того, – согласно кивнул он. Я ждала – кто-нибудь захихикает, но все лишь сосредоточенно дотягивали свою вонь. Ну и чёрт с вами и вашей гадостью! Тока нарядик такой вот милый подарите! И трахаться может не придётся – укурятся наглухо, и слава богу! Совсем не хочется сегодня этих приключений… сбегу спокойно. Зря, зря я всё же пришла! И запив большим глотком конька, утвердилась в мысли – зря!
– Да ты не дуйся, пуся, просто живым и правда вредно!
Эта фраза, наконец, вызвала всеобщий смех – ага, пошли шишки!
А Дурь похлопал дружески меня по колену, и взялся за очередную страннейшую процедуру – достал бутылку кукурузного масла, и отпил крупный глоток. Вот урод! – потом налил в сложенную лодочкой ладонь немного, и… Вдохнул это! Ужас. Чё творится?
– Ну, ребятки, время! – кивнул он направо и налево. Ребятки зашевелились. Медная тоже хлебнула масла, и принялась пробовать голос – от низких нот до средних, слегка фальшивя. Глотнула ещё, дело пошло заметно лучше. Но высокий регистр не брала, только когда Шут схватил её сзади за талию и облапал грудь – взвизгнула, что твоя скрипка!
– Вот как можешь! – похвалил он довольный выходкой, готовый увернуться если что. Но оплеухи не последовало, девица выкрутилась и вышла за дверь.
– Айрин! – окликнул Дурь, она вернулась. Он со смачным хлопком откупорил баттл тёмного стекла, три раза хлебнул сам, облизнувшись, и пустил по кругу. Все отпивали скромненько, не больше глоточка, чуть шугано косясь на Дуря. Когда баттл снова пришёл к нему, я подкралась желая тоже хлебнуть, он механически передал мне – я поднесла ко рту, и в лицо омерзительно пахнуло… кровью?
– Блядь, чё это? – не удержалась я. Ишь, вампиры, блядь, хреновы!
– Э-эй, куда? Это тоже не для гостей, пей свой коньяк, девочка! – унизительно прикрикнул этот долбанный патрон, грубо вырывая баттл из моих ручек. Я растерянно стояла, офигевшая, потерянная, стукнутая и оскорблённая. Да что же творится здесь? И голова как разболелась…
– Всё, ноги-ноги! – скомандовал Дурь, и банда потянулась за ним на выход. Последним шёл Шут с пресловытым «Фендером» на плече. Я стояла, не зная, что мне-то делать?
– Кис-кис! Пошли! – потянул за талию Шут, подмигнув. Я слегка отмякла – да всё нормально. Какая на хрен, кровь – просто дешёвое пойло и трава эта их смешались таким причудливо-гадостным ароматом. Всё путё-ём!.. И ноги уже несколько заплетаются… я наконец пьяна. А Шут здесь самый хороший – ведь это он меня сюда привёл, и сейчас не оставил в страшной, душной и тёмной комнатке-гробу. Вот, точно – гроб, и пахер такой тяжкий над всем витает, разложения….
Нет, всё, Шут, уведи меня отсюда скорее!!
Спотыкаясь, пошла за ним в темноте. Стра-а-ашно… прошли мимо охраны, Дурь поздоровался с ними, панибратски хлопнув по плечам.
– Всё, здесь садись и смотри, неудобно будет – положи под спину вот это! – протянул Шут одеяло. Я осмотрелась – мне предоставлялся широкий деревянный ящик. Села – вроде ничего, удобно пока. Спиной опёрлась о стену. Сцену видно отлично, сбоку слегка. Чтож, интересно, под таким углом мне любоваться концертами ещё не приходилось! Клёво даже, собственно говоря! На последок Дурь сунул мне в руки бутылку с остатками коньяку, послал воздушный поцелуй, Шут подмигнул, и они все рассредоточились по тёмным углам сцены. Меня оставили одну, затаившись сосредоточенно ждать представления. Судя по шуму, народ уже запускали помаленьку.
– Ты тут с Шутом? – голос над ухом заставил меня подпрыгнуть, больно ударившись о какую-то хрень в темноте. Надо мной склонилось дружелюбное очкастое лицо, так сразу и не понять, парень или женщина.
– Ага, с ним! – вынужденно улыбнулась я.
– А я фоткать их буду сегодня!
Присмотрелась – всё же девушка. Коротко стриженная, тощенькая, и голос хриплый. Вроде типовой лесбиянки. Ну и ладно, я против них совершенно ничего не имею! Сама не гнушаюсь подобных приключений, так что…
– Можно, я сяду рядом? А то пока тыр-пыр, пока начнётся стоять тяжеловато! – смешно наморщила нос моя собеседница.
– Да, пожалуйста! – я охотно подвинулась. Всё не одна в этих темных джунглях!
Я предложила ей свой коньяк, она мне сигареты, и ждать стало веселее. Ее звали Салема, то ли имя такое, то ли погоняло непонятное, я спрашивать не стала. Хотела было поболтать с ней подольше – чем-то глянулась, но не успела и последнего глотка сделать, как она вскочила, доставая фотокамеру:
– Ой, бля, смотри, пора работать! Начинается!
Я поставила баттл на пол, и уставилась на сцену. Чё-то я совсем уж пьяна, всё плывёт куда-то прочь… так что за точность описания дальнейшего действа не ручаюсь. Если кто там был, то поправит, где совру!
Перво-наперво, выскочили с двух разных концов девицы, на руках и колесом. Я смотрела удивленно – надо же, и как в волосах не запутались? Блокбастер какой-то. Остановились посреди сцены, у микрофонов. Джойс подобрала скрипку с пола, а Айрин гитару. Народ изумленно ахнул, и секунду спустя, зашёлся в вопле диких обезьян! Девки начали постепенно тихо наигрывать каждая своё. Под этот аккомпанемент из темноты выступили с самыми мрачными рожами Шут с басухой, и чувак-барабанщик с палочками. Посмотрели в зал, будто в чём-то подозревая, и разошлись по местам. Тоже начали подыгрывать девицам. Музыка всё усиливалась, и когда уже конкретно разошлась, на освещённую середину площадки, к пустому центральному микрофону эффектно выпрыгнул сам Дурь, как чёрт из табакерки!!
Дальше – больше! Я не успевала фиксировать происходящее, с такой быстротой картинки сменяли одна другую. Вот Дурь вопит жутким голосом на небывалом языке, размахивая рукавами сутаны, перекрещивая зал, как в сатанинской мессе. Вот Шут выплясывает нечеловеческий танец горящей марионетки, успевая вполне связно играть свои партии. Джойс выпиливает так, что обалдеть можно! Дурь подходит к Айрин сзади, и срывает с неё одним широким жестом рваные обноски одежды. Она остаётся совершенно голой! О, чёрт, круто! Она бросает гитару, и извиваясь всем телом, поёт по-английски, непонятно что, и голос её звучит великолепно, хрипло, мощно, а потом вдруг сразу звучно и высоко, как у какой-нибудь нехилой оперной дивы! Разобрать можно только «Death, fucking-fucking death – forever in the Earth!!» в припеве. Дурь целует её в шею, и лижет блестящие в острых лучах соски, а потом вдруг орёт в микрофон, перекрывая на раз дикий рёв зала:
– КРОВИИИ!!! – и поливает всех тёмно-алой, густой жидкостью, тяжело падающей на головы и лица танцующих адские танцы у края сцены и далеко в беспросветно-тёмной глубине зала.
Зрелище разворачивается подобно шторму, накатывая всё более и более широкими волнами, и захлестывая зал, и меня, и вообще весь мир к чёртовой матери!
Это АД! Настоящий сатанинский угар, и наверняка, будь Князь Тьмы здесь, среди обезумевших участников-свидетелей шоу, он нехило оторвался бы! Кажется, я тоже плясала в своём уголке… если бы я ещё помнила…
Но, как оказалось, сам концерт был ещё не самым главным на сегодня. Когда «Дети Sмерти» отыграли на бис, полностью оправдав своё название, и вернулись за кулисы, подобрав угоревшую меня по дороге и заломились, буйно хохоча и продолжая беситься в гримёрку, началось такое!!! Сперва-то вроде нормально, попили вискаря с какими-то всякими-разными неизвестными, вроде работников клуба, но потом, когда лишние люди были выдворены, и дверь надёжно заперта…
Чтобы говорить об этом, или даже просто думать, мне приходится закрывать глаза, и сцеплять пальцы. Ужасно… ужаснее со мной пока ещё ничего не происходило. И почему я не успела вовремя остановиться, и выскользнув, уйти домой?
Радует только, что я не помню цельного полотна, а одними лишь яркими цветными обрывками, оставляющими ожоги на душе. Джойс подошла ко мне первой, и неожиданно глубоко поцеловала в рот. Не в губы – в рот, в язык, в зубы, в нёбо… Я слегка обалдела, но ответила – шоу маст гоу он?? Потом Дурь полез мне под одежду, вставая на колени и раздвигая мои ноги. Я не сопротивлялась, и он принялся без переходов лизать меня.
Всё мелькает в голове, сменяясь кадрами одним за другим, как в цветомузыке на инфернальной дискотеке.
Они трахали друг друга, со стонами и выкриками, целовали и лизали меня все вместе, да так жадно…
Самое мерзкое, что если язык Дуря был ещё таким теплым и откровенным, даже возбуждающим, то уж член его забыть невообразимо трудно. Чудовищно твердый, он причинял зверскую боль, и был таким холодным, будто из ледяного камня! И у Шута такой же… Чёрт, я ещё и сама просила! Как я могла? Как я вообще сумела вынести такое?? Тупая извращенка. Я наслаждалась, я стонала и кусала губы целующей меня в это время Айрин, и в рот мне лилась холодная солёная кровь. Почему же они такие все холодные? – терзает меня вопрос в отходняке… А в это время барабанщик кажется, я не видела, трахал её сзади, пока она склонилась надо мной.
Это чудовищно, извращено, и ни капли не похоже на обычную групповуху. Это оргия вампиров, хрен бы их побрал! До сих пор аукается каждое движенье болью, и я боюсь, как бы внутри мне что-нибудь не повредили!
Я ни за что бы не согласилась повторить такое, но боже господи, и чёртовы ангелы его – как же я наслаждалась, умирая, разрываясь на кусочки невыносимостью, погибая от боли, бескомпромиссной и зверской! Выжить казалось невозможным, но приползла домой, и вот я здесь, с сигаретой в зубах у себя в комнате, замерзаю и покашливаю, содрогаясь от воспоминаний, на которые едва решаюсь, и, блядь, как же мне хреново… настолько же, впрочем, как было страшно, мерзко, и насквозь разрывно-порясающе было вчера… о, блядь, блядь, бля!!!
Повтори со мной такое Ветер – я б его убила! А он так и не сможет. И слава создателю, слава, что многие, очень многие люди, теплые и настоящие, на такое в принципе не способны – даже извращенцы! Даже очень стоящие извращенцы! Как я рада этому, ведь значит, есть большой-большой шанс никогда больше не встретить на своем пути ещё хоть одного такого, как блядские, совершенно мертвые они.
Мне очень больно и отвратно. До чего же я докатилась, чёрт бы побрал всю грязную шваль, с которой я путаюсь! Отмывалась долго и тщательно, всё хотелось выскрести из себя эту мерзость. Пиздееец…
Лишь бы не вспоминать прошедшее приключение, врубила бездумно комп, и руки сами потянулись, нашарили почти слепо папку с клипами. Пересмотрела несколько каких-то, даже не фиксируя, чего. Остановилась только на «Sonne» «Раммштайна». Это оказалось то, что мне сейчас нужно! Поставила на бесконечное воспроизведение, и застыла с пачкой сигарет в руках. Я нагло курила прямо у себя в комнате, додумавшись приоткрыть окно, лишь когда это было уже бесполезно – повесь топор, висел бы точно. Теперь всё провоняет, и ныкаться от предков не будет смысла. Ну и хрен бы с ним. Мне всё равно. Я больна. Я разорвана. Я заразилась какой-то поганой байдой. И теперь разлагаюсь… «Я разлагаюсь, как дохлая кошка, что под колёсами спать улеглась…» А клип перед глазами непрерывно, всё одно и то же, одно и то же. И буду так сидеть, пока вконец не обрыднет. Но что-то никак! Смотрю подряд уже, наверное, несколько часов, покуривая. Классный клипец! Потрясный! От него у меня остаётся чёткий вкус садомазохизма. Я бы сказала, это даже может стать классикой! Охренительный клип! Особенно тот момент, где хрустальный голосок вливается в грубую музыку. А каков прикол – гномы настоящие накачанные мужики, только крошечные, всего до талии Белоснежке! Эта чёртова кукла Белоснежка, ах как обыгран её образ! Бьёт гномиков, прямо откровенно, по голой заднице шлёпает, и пока один получает свою порцию кренделей, все другие стоят и смиренно ждут своей очереди. Следующий даже штанишки спустил уже! А какое у него при этом личико, видно, что боится, и при том дождаться не может! А как они на неё смотрят, пока один чешет её длинные чёрные волосы золотым гребнем! Со страхом и вожделением, хотя того, чего нельзя никак и никогда – да собственно, они бы и не смогли, они же маленькие, а она нормальная! А этот момент – когда Госпожа Белоснежка умирает, обширявшись золотыми пенками! Покинутые маленькие мужички-дурачки горько плачут, не в силах представить, как жить без неё!! Без злых пощечин, унижений, без той, кто заставляла их валяться в грязи у её божественных ног! Какое искренне огромное горе! Нет бы радоваться, что больше этого всего не будет – так они же ревут из-за этого, что некому больше их ломать! Маленькие гномики —мазохисты! Садо-мазо-красота!
И мне бить бы Ветра плёткой! Такой тонкой, ягнячьей кожи – она мягкая и хлёсткая, бьёт больно, а следов не оставляет. Ну, или хотя бы виниловой, блестящей и угрожающей на вид, с тремя витыми хвостами. А он стоял бы на коленях, и не смел смотреть на меня, повинуясь запрету даже глаза поднимать на Богиню. Я бы всё-о-о ему вернула!! Да вот только где бы такую достать? Задачка. Типа, вроде можно и в Уфе, как кто-то из знакомых говорил недавно на улице. Просто разговор зашёл про то – про сё, да про местные секс-шопы. Но я в них не хожу – была раза два, покупала наклейки на язычок, шершавые, для орального баловства. А так-то мне не нравятся эти лавочки провинциальные – никакого изыска, безыскусно всё и бедно. То ли дело в Москве! Конечно, тоже не в каждой дыре можно найти искомое, если запрос не самый бросовый, но там можно зайти в какую-нибудь более-менее крупную точку, и спросить всё что хочешь, и расскажут много нового! Если поймут, что ты не кто попало с улицы, то со всем уважением, чуть не раскланяются, порекомендуют, продадут. Я не выпендриваюсь, я просто знаю.
Значит, надо ехать.