Глава II
Тащили меня быстро, но не аккуратно. Вроде я для них даже не труп, а так, мешок с навозом. Когда моими боками правили все возможные углы я терпел, но, когда на девственность моей задницы покусился фаркоп грузовика, в который меня пытались загрузить, я заорал от боли и страха.
Грузчики бросили меня и обделались лёгким испугом с тяжёлыми последствиями для окружающего воздуха. Мозги у них переклинило от ужаса перед ожившим покойником. Мысль у грузчиков была одна на всех и то длинным матом.
Быстрее остальных в себя пришёл старшина грузчиков, и возникшую проблему решил единственным, доступным для его извилин, способом. Последнее, что я помню – это стремительно растущий в размерах кулак. Когда он достиг диаметра арбуза, что-то в моих мозгах брякнуло, хрустнуло, звякнуло и, свет погас.
Сознание вернулось также неожиданно, как и ушло. Без предупреждения, вместе с первой мыслью: «Неужели я такой сексуальный, что жизнь меня трахает при каждом удобном случае?»
Вторая мысль была проще: «Где я? Почему голый? Руки ноги целые, задница не болит – это уже радует, но что хотят от меня эти люди? В чём моя вина?»
Ответить на заданные себе вопросы не успел. Дверь темницы открылась. В светлом дверном проёме замер Кинг Конг. Или его ближайший родственник по мужской линии.
С волосатого гориллообразного торса свисали до колен узловатые конечности, покрытые густой рыжей шерстью и оканчивались кистями, больше похожими на полукубовые ковши экскаватора. Из под цветастых шорт в пол упирались кривые босые ножищи, украшенные огромными грязными ногтями, которые при ходьбе стучали по цементному полу. Всю эту гору мышц венчала маленькая головка шимпанзе, без лба, с широкими ноздрями и жёлтыми злобными глазами.
«Амбец подкрался незаметно!» – успел подумать я. – «Этот сожрёт меня без соли».
Кинг Конг хрюкнул, шумно втянул в себя воздух и протянул ко мне свою конечность. От ужаса яички юркнули куда-то под печень, а кожа мгновенно покрылась пупырышками и я стал похож на обнажённую курицу. Зверюга брезгливо взяла меня за шею двумя пальцами, как кузнечными клещами, и подтолкнула к двери.
Толчок был такой силы, что не поймай меня Кинг Конг второй конечностью, моя головёнка осталась бы на память в клещах гориллы, а обезглавленное туловище ушло бы гулять само по себе.
Тащил меня Кинг Конг недолго, но куда, я не видел. Вынужден был всю дорогу тупо смотреть себе под ноги и молить бога, чтобы не запнуться. Если запнусь, то моя голова точно покинет моё гостеприимное тело.
Наконец остановились. Конвоир отпустил мою шею и втолкнул в какую-то дверь. Естественно я запнулся, но не за порог, а за край высокого пушистого ковра. Пролетел пару метров и раскинул свои голые мощи перед какой-то бабой, среднего роста, в шикарном шёлковом китайском халате. Под халатом не было ничего. Действительно, лучше всего женщину украшает полупрозрачное бельё, либо его отсутствие, но не эту бабу.
С такой противозачаточной внешностью, а точнее рожей, она должна рекламировать ужасы СПИДа и не соблазнять голым телом безвинных мужчин.
– Ты кто? – спросила она.
– Человек. – ответил я.
– Чудак ты на букву «м», а не человек. Какой ты человек? Я вижу обоссавшегося от страха кобелька, укравшего чужую кость.
– Кто я!? Какую кость?!
Вместо ответа баба сунула мне под нос две фотки. На одной был запечатлён молодой человек в форме официанта, на другой ещё живой спонсоровидный слуга народа собственной персоной с яркой лысиной.
– Их знаешь?
– Нет. Видел только вот этого в ресторане. Он сидел через столик спиной ко мне. Во время стрельбы он рухнул ко мне под стол. Познакомиться не успели. У него снесло полбашки. Он молчал. Потом меня контузило. Ничего не помню.
– А этот? – баба ткнула наманикюренным пальцем в фото официанта. – Разве он вас не обслуживал?
– Ко мне, вообще, никто не подходил. Не успели. Хостесс дала мне меню и через пару минут началась пальба.
– Ты зачем приходил в ресторан?
– Как зачем? Денег кот наплакал, а проблем, как слон насрал. Вот и решил забежать в кабак пожрать и нажраться…
– Пока врёшь складно, – буркнула баба и поманила меня пальцем.
– Иди-ка сюда.
Кое-как, прикрывая срам ладошкой, поднялся с ковра и пошкандыбал к бабе. Возле неё стоял стол с лоскутками и ленточками разной ткани. Она ткнула в груду тряпья пальцем.
– Что это?
– Не знаю. Какой-то утиль.
– А ты посмотри внимательней…
Всмотрелся и вдруг из кучи ленточек на меня глянул голубой Амурчик с моих парадных труселей. Дальше – больше… Куча ленточек оказалась всей моей одеждой, располосованной рукой маньяка.
– Узнаёшь…
– Ну да, моя одежда…
– Ты не знаешь, что я в ней искала?
– Не знаю,… Может быть вшей. Так их у меня отродясь не водилось…. Только один раз… в армии… по любви…
– Ты не нервируй меня! Мне уже трупы некуда складывать. Лучше подумай, как будешь собирать сломанными руками выбитые зубы. Ты педераст?
– Нет, конечно!
– «Нет или конечно»?
– Не-е-е-т! – взвыл я, вспомнив Кинг Конга. Лучше маленький, но свой и спереди, чем большой и чужой, но сзади.
– Зачем тебе трусы с голубыми Амурами?
– Это они полиняли! Я по холостяцки замочил трусы в хлорной извести, а синие Амурчики с лица и сбледнули.
– А презерватив с какой целью носил?
Довела меня баба дурацкими вопросами до ручки. Хотел уже ответить: «Как зачем? На капустник хреном наряжаться!», но поопасался дерзить. Вдруг застрелит.
– Мадам! Вы вгоняете меня в краску…. Как вы полагаете, зачем мужчине презерватив? Конечно же, для натягивания его в качестве индикатора на банку с брагой. Как только презерватив встанет над банкой в полный рост, значит, брага готова для выгонки самогона. А вы, что подумали?
– Допустим…. Зачем тебе йод, нашатырь, жгут, бинт? Ты кто? Боевик? Террорист?
– Бог с вами! Какие там боевики, террористы. Я просто член.
– Какой ещё член?
– Простой обыкновенный член одного кружка.
– Какого ещё кружка? – упорствовала баба. – Как её зовут?
– Кружок – «он». Мужского рода.
– А говорил не голубой!
– Слово мужского рода – «кружок». Первичная ячейка общества Красного Креста и Полумесяца. Я обязан носить с собой средства первой доврачебной помощи.
– Хорошо… Ты человек обеспеченный?
– Я уже об этом говорил. Если мерить деньги кучками, то у меня приличная ямка.
– Сколько обещал тебе официант?
– Дамочка! Я не знаю таких офиков, дающих гостям на чай!
– Давно знаком с лысым?
– Он припёрся ко мне незваным гостем под стол в надёжно убитом состоянии, но трезвый. И всё время молчал, по причине отсутствия головы. Сведений, порочащих его, не имею. При жизни его не знал. После смерти, знать не желаю.
– Ты Родину продашь!
– А вы купите? Только расскажите, что лично мне принадлежит в Отчизне, чтобы не продешевить. Очень сомневаюсь в этом вопросе. Все приличные куски отечественного пирога распиханы по карманам слуг народа. Осталось – «На, тебе, Боже, что нам не гоже!». Бросишь – не подберут! Куда уж там – продать…
– Согласна. К распродаже Родины мы опоздали. С АйТи технологиями знаком?
– «Авария, дочь мента» смотрел… «Ай ты «Технология»…? Знаком. Как-то раз по радиостанции «Маяк» передавали. Клёвая группа…
– Комп, бук дома есть?
– Бука нет. Не климат ему у нас. Не растёт. Компания есть, как не быть? Не в одну же каску пивасик хлестать. С мужиками соберёмся – туда-сюда, рыбкой по столу….Сами должны понимать – деньги не роскошь, а средство пропивания.
– Понятно… Инвалида ума изображаешь, но я не такая дура, как ты считаешь. Сейчас замри, сиди тихо, как говно в траве, и слушай меня. Я знаю, от осины не родятся апельсины, но ты со своим идиотизмом переборщил. Придётся тебе встретиться с Мурзиком. По свойски. Без галстуков. Ты моего Мурзика знаешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Мурзик, Мурзик! – позвала баба, и в комнату ввалился Кинг Конг.
Запахло псиной и членовредительством.
– Мурзик, – продолжала баба. – Затейник знатный и баловник отчаянный. В его руках и хрен балалайка. Заиграется и струны с корнем вырывает. Подумай сам, ну кому ты без балалайки будешь нужен?
– Вопрос, конечно, интересный. Я не могу понять, как моя балалайка поможет решить ваши музыкальные проблемы? В чём их суть?
– Придурок! Если ты узнаешь предмет моего поиска, то вне зависимости от того, знаешь ты или нет, где сейчас место его нахождения, ты – труп. Причём умрёшь не в дружественных объятиях Мурзика, а от моей руки. Пугать не буду. Убью быстро, качественно, с гарантией.
– Великолепно! Теперь для полного счастья мне не хватает мыла и верёвки!
– Не торопи любовь. Каждому овощу в своё время кирдык придёт. Будет тебе и мыло душистое, и верёвка пушистая. А сейчас иди думать. Просеивай свою жизнь через мелкое сито. Вспоминай, где познакомился с официантом, что обещал тебе лысый. И, главное, где то, что передал официант тебе или лысому. Понял меня?
Я обречённо вздохнул и согласно кивнул головой.
Баба кликнула Мурзика и он, словно поганого щенка, донёс меня, опять же за шею, до места заточения.
По совету бабы с противозачаточной внешностью я пытался думать, лёжа в своей темнице на старом рваном мешке. Он заменить собой мой любимый диван не мог. Ни по высоте, ни по комфортности, но по неожиданным подколкам, распоясавшихся от старости пружин, не уступал моему старому верному другу. Не вставая с него, с пультом в одной руке и бутиками в другой, я посетил стран больше, чем нанесено на глобусе. Опускался в Мариинскую впадину, взбирался на Эльбрус, плавал с золотой рыбкой, гонялся за плохими пацанами в созвездии Гончих Псов…
Я не знал, что такое хорошо, пока не пришло такое плохо. Создалось впечатление, будто мне перебежали дорогу сразу 13 чёрных кошек с пустыми вёдрами, рассыпая по тропе моей жизни крупнозернистую соль. Знал, что мечтать, лёжа на диване – это сродни ловли золотой рыбки в унитазе. Но, согласитесь, вашей безопасности ничего не угрожает. Толку, правда, маловато, но как приятно…
Старый рваный мешок к полёту мысли не располагал. Был изношен жизнью до дыр, но продолжал показывать свой характер неожиданными уколами в бока, мешая мозгу искать способ избавления от лап Мурзика и красивых ручек его хозяйки.
Не выдержав очередного укола, вскочил на ноги и яростно начал трясти мешок. Из него посыпались мелкие частицы угля, какие-то камешки и опилки. По всей вероятности, перед выходом на пенсию, мешок служил тарой для переноски угля и дров.
Заслуженный мешок в своей безрадостной старости успел сделать человеку ещё один маленький подарок. Из него с ясным металлическим звоном выпал гвоздь. Обыкновенный строительный гвоздь на 200 миллиметров.
Сразу в голову пришла идея убить Мурзика, и через его труп обрести свободу. Новорожденной идее тараканы в моей голове аплодировали стоя, до тех пор, пока внутренний голос разума не проснулся и не заметил, что я умру от щелчка гориллы ещё на подлёте к его организму.
Я тупо смотрел на гвоздь. Использовать его как орудие убийства Мурзика можно, но только после погружения монстра в наркоз. Эта игра не стоит свеч, иначе геморрой со смертельным исходом мне гарантирован.
Получается, судьба снова скорчила мне гримасу, подкинула мне гвоздь не как ключ к свободе, а как орудие самоубийства.
Что ж, с чёрной кошки хоть шерсти клок! В качестве спасения от мук пыток используем гвоздь – вгоню его по самую шляпку в своё несчастное сердце! Стало себя жалко до слёз! Мужчина в расцвете сил вынужден сложить свою голову на алтарь смертельной борьбы кого-то с кем-то.
Хотелось ещё поплакать над горестями своей судьбы, но какой-то назойливый шум отвлекал от благородной цели. Прислушался. Оказался шум воды. Сразу захотелось пить и писать. Туалетом темницу позабыли оснастить.
Пришлось оросить дальний угол комнаты и начать поиск источника шума. В полной темноте, ощупывая руками стену от пола и на высоту вытянутой руки. Шершавая поверхность штукатурки ровным слоем тянулась от импровизированного ватерклозета до массивных металлических дверей и дальше. Стена напротив дверей оказалась усеяна странными углублениями в штукатурке в основном круглой, воронкообразной формы.
Вспугнутое воображение подкинуло мрачную картину массовых расстрелов врагов бабы с противозачаточной мордой лица, тем более, что стена и пол оказались влажными на ощупь. «От крови» – подумал я и едва от ужаса не потерял сознание. «Стоит ли мучить себя ожиданием смерти? Не проще ли броситься горячим сердцем на бездушный, холодный гвоздь?» – пронеслось в голове, но ответа на заданный вопрос не успел получить. Мои руки наткнулись на холодную трубу. Внутри её весело журчала какая-то жидкость. «Канализация» – догадался я и принялся изучать трубу и её окрестности. Кое-какие выводы сразу сделал. Во-первых, если труба канализации появляется с потолка и уходит в пол, то здание, где меня заточили, как минимум, многоэтажное. Не менее двух этажей. Труба на ощупь производила впечатление металлической, судя по многочисленным пупырышкам, она родилась чугунной. Скоро нащупал ревизию. Её крышка держалась на четырёх болтах. Вернее сказать, должна была держаться на четырёх болтах.
У нас сантехники может быть и пьяницы, но не дураки. Лишние болты с гайками за те деньги, которые им платят, они принципиально крутить не будут. Они их внезапно теряют. Четырёхболтовая ревизия канализации в любой точке России успешно держится на двух болтах.
Действительно, если эффект тот же, то зачем за те же деньги крутить два лишних болта?
На ревизии было, как и положено по традиции, два болта. Причём, мои болты произошли от слова «болтаться» и еле держались в гнёздах ревизии. Значит, местный сантехник рационализатор. Он либо обходится, вообще, без газового ключа, либо его зарплаты не хватает на два оставшихся болта.
Итак, я стоял в полной темноте рядом с открытым канализационным стояком, слушал шум льющейся по трубе воды и не знал, что делать дальше.
Как успел выяснить, моя камера без окон, дверей и подпола. Если вентиляционные отверстия и есть, то высоко под потолком. В моём распоряжении нет ни стула, ни стола…. Один старый мешок… и гвоздь… Мешок…. А что, если…
Я ковырнул гвоздём влажную стену. Кусок сырой штукатурки с лёгким шелестом пополз вниз. Пощупал обнажившуюся стену.
Кирпичная кладка. Попробовал гвоздём выцарапать раствор между кирпичами. Получается, но плохо и очень медленно. Скорее я умру тут, от старости, чем стану графом Монте Кристо.
Будущее неуклонно приближалось со скоростью 60 минут в час. Встречаться с Мурзиком не хотелось. Хорошей отмазки не было, а сдавать Овчинникову Людмилу Тимофеевну за подлянку. Во-первых, о том, что бумажник лысого переехал на жительство в сумочку Ларисы, не знала ни одна живая душа. Во-вторых, исправить уже ничего нельзя, а окончательно испортить можно. Человека тянет к добру. Особенно к чужому. Я не исключение. Слуга народа обогатился за счёт своего народа. Я, частица народа, забрал у мёртвого слуги народа свою долю и передал её на временное хранение Ларисе. Правда, она пока об этом не знает. И может не узнать, если я буду тянуть резину в деле спасения собственной задницы от похоти Мурзика.
«Настоящий мужик» – подумал я – «Должен уметь пугать коней, поджигать избы и создавать своими руками чужие неприятности!» С этой благой мыслью я нацарапал кучу влажной штукатурки, завернул её в старый мешок и затолкал с силой всё это через ревизию в канализационный стояк. Породил тем самым крепкую пробку и волну матерков в сторону местного сантехника от стаи приходящих уборщиц.
Очень скоро вода в канализационном стояке перестала журчать. Потоп на верхнем этаже начал свою жизнь.
Всё было тихо. Не доносилось ни топота ног, ни мата. Одно из двух – либо помещение наверху подсобное, без людей, либо присутственное время вышло.
Послышались тяжёлые шаги. Наверняка, образина Мурзик идёт за моими ногами. Вырвать их из жопы, за шутки с лысым слугой народа и их сантехником. На всякий случай метнулся в свой угол и притворился толи спящим, толи мёртвым. Хотелось стать простым прусаком. Маленьким тощим прусаком, и затеряться где-нибудь в темноте под камушком. Если перед глазами не мельтешить, то тараканы незаметны. Тем более прусаки.
Скрипнула дверь. Душа метнулась из правой пятки в левую, но я мужественно не открыл глаз.
Сволочь, может быть, ему стыдно будет отрывать ноги у мирно спящего обывателя…?
Гадина! Он ждёт, что я сам отстегну ноги от жопы? Чего он время тянет…?
Ох! Мне бы сейчас автомат и танк Т-90. Я бы ему всю правду-матку резанул прямо в морду через ствол пушки…
Мурзик потоптался, что-то промычал глухо про себя и снова заскрипел дверью.
Любопытство – мать знания. Я чуть-чуть приоткрыл левый глаз и, в свете закрывающейся двери, успел заметить миску и бутылку с водой.
«Жрать подано!» – мысленно отметил я. – «Значит, ближайшие сутки жить буду! Кормить покойников нерентабельно!»
«Дурак!» – прогнусавил голос разума. – «Здоровый и сытый под пытками дольше живёт, чем голодный и больной!»
«Умеешь ты, однако, поднять настроение. Особенно аппетит» —
Возразил я голосу разума, но миску с едой от себя отодвинул. Ограничился питьём воды.
Пошёл проверить результаты своей диверсии. Вода дырочку найдёт! Стена была мокрой и в некоторых местах по ней струились ручейки.
«Пора!» – решил я и, нащупав кладочный шов под одним из ручейков, попытался вонзить в него гвоздь. Надежда на успех задуманного предприятия теплилась в моей душе, но и сомнения, основанные на мастерстве российских каменщиков, грызли сознание.
Мне сказочно повезло. Прораб у каменщиков оказался ворюгой и по совместительству передовиком производства в соревновании «Догоним и перегоним Америку!». Технологию замеса раствора он ускорил путём исключения из его состава цемента. Цемент он сбагрил налево. Песочно-водный раствор, со следами цемента, месился быстрее, наносился ровнее, дохода приносил больше.
Что ещё нужно простому советскому человеку!
Америку ни догнать, ни перегнать не случилось, а вот жизнь, отдельно взятому узнику темницы, неизвестный прораб реально мог спасти. Гвоздь легко и непринуждённо выковыривал размокший раствор. Труднее оказалось вытащить кирпич. Он шатался, болтался, хлюпал водой, как нос больной гриппом, но вылезать из стены не желал.
Судьба, стерва, поманила миражом свободы, держа фигу в кармане.
Встреча без галстуков с Кинг Конгом под кликухой Мурзик – кажется неизбежной. Заныли зубы, зачесалась задница, заболели руки и душа. Оставалось молиться Богу или биться головой об стену. Бог один, а нас много. Всем всегда что-то нужно. Чаще всего на всех не хватает. А вот стен для битья голов больше, чем нужно.
Рассвирепел я от безысходности, как овчарка кавказской национальности на привязи, сцепил руки в единый кулак и с утробным воем вдарил со всей дури по подлому кирпичу.
Результат безумства превзошёл ожидание. Тем более, что от собственной дурости я не ожидал ничего, кроме сломанных рук.
Факт остаётся фактом. Кирпич из размокшей стены вылетел куда-то во внутрь. За ним рухнула стена с ужасным грохотом. Я вместе с грудой кирпичей влетел в какое-то помещение и грохнулся на пол.
Окровавленный, побитый кирпичами, весь в ссадинах и ушибах, я понял, если сейчас же не встану на ноги, то на грохот явится мой тюремщик и песенка моя будет спета. Под жидкие аплодисменты бабы с противозачаточной харей.
Стараясь не стонать от боли и не шуметь кирпичами, с горем пополам, с непечатными словами и целыми выражениями, встал на четвереньки и осмотрелся. В кромешной тьме увидел прямо перед собой узкую полоску света и, как мотылёк полетел на неё.
Моё движение не походило на полёт. Скорее всего, я исполнял иноходь гусеницы. Выбравшись с помощью чьей-то матери на пол свободный от кирпичей, я осмелился встать. Хотелось плакать и орать. Проклятые кирпичи отхреначили меня до степени отслоения мяса от скелета, но это всё же лучше очной встречи с монстром Мурзиком.
Говорила же мамка: «Не поминай лихо, пока оно тихо!»
Не успел подумать о нём, а характерное цоканье ногтей Мурзика по бетонному полу раздалось возле дверей. «Живым не дамся!» – храбро подумал я, и прибрал в руку солидный обломок кирпича. Звук шагов Мурзика замер около дверей. Звенящая тишина окутала меня, только одинокий комар пел победную песню вампира.
«Сволота!» – думал я. – «Чего он ждёт? Когда я чихну?» И, правда, вдруг нестерпимо захотелось чихнуть. Даже ясное понимание того, что чих вызовет в моём организме необратимые смертельные осложнения, не могло остановить меня. В носу свербило всё сильнее и навязчивее. Я усиленно тёр переносицу, зажимал её до хруста между большим и указательным пальцами, но это помогало мало, только оттягивало рождение чиха-убийцы.
Моё положение становилось архи отчаянным.
Вы когда-нибудь пытались удержать в себе чих или пук? Нет?! Тогда представьте себе храм музыки – зал филармонии. Звучит концерт для скрипки с оркестром. Идёт соло скрипки. Зал замер в восторге, а звуки скрипки лёгкие, воздушные взлетают всё выше и выше. И в этот момент торжества священной музыки, вам приспичило чихнуть или хуже, пукнуть. Главная подлость ситуации в том, что, чем больше вам хочется, тем сильнее рождается звук.
Какова мизансцена?!
За осквернение классической сюиты вы рискуете получить от возмущённых меломанов пару тычков в спину, но на жизнь-то никто не посмеет покуситься! Где это видано, чтобы за «чих» или «пук» людей убивали! Даже в филармонии.
В филармониях или, скажем, в других культурных местах, за физические отрыжки организма не убивают, но я находился не на смотре конкурса отличников консерватории, и за дверью затаился не Паганини. Поэтому мой один единственный самый маленький чих, даже не чих, а так – малюсенький чихунчик. наверняка, меня убьет. Не сам по себе, а конечностями Мурзика…
…Секунды тянулись, как жвачка и медленно складывались в растяжку на резиновой полосе минут…
Нет, я не выдержу…, не выдержу…, сейчас чихну… Лучше чихнуть и умереть, чем не чихнуть и всё равно умереть!
Сил терпеть не осталось… Я начал судорожно набирать воздух в грудь для нормального оглушительного чиха, и в этот исторический момент царапание ногтей по полу возвестило мир об удалении Мурзика от дверей, за которыми я уже попрощался с жизнью.
Заскрипела соседняя дверь в мою бывшую камеру. Я осторожно выглянул за дверь. Так и есть. Мурзик, ничего не подозревая, вошёл в камеру проверить источник шума и состояние узника. То-есть меня.
Откуда только во мне взялась сразу и грация, и смелость, и сообразительность? Может быть, я от природы умный?
Я выскользнул тенью из-за железной двери и мгновенно, но тихо запер её со стороны коридора на огромный засов. В два лихих прыжка оказался возле дверей моего старого узилища, куда с инспекцией зашёл Мурзик, молниеносно запер их на такой же засов, что и первую дверь.
Кинг Конг оказался в западне, которую заливает вода сверху.
Не отказал себе в удовольствии, прислушался к происходящему за железной дверью. Тихо… Странно… Может быть, из этих двух комнат есть третий выход, и Мурзик уже скачками несётся на рандеву со мной?
Мороз пробежал по коже…. Рискнул проверить и вежливо постучал костяшками пальцев по металлу, мол, разрешите войти…
Тишина… Секунда…. Пять…. Десять…
И вдруг раздался рёв раненого буйвола, и дверь задрожала в лихорадке под натиском Кинг Конга.
Промедление может повлечь за собой не запланированную встречу с вырвавшимся из плена Мурзиком.
Дверь устояла под первым натиском, но от второго или пятого, как пить дать, рухнет. Прораб, подлюка, не мог смастерить противовандальные двери. На момент выхода расстроенного Мурзика из ловушки, мне лучше всего находиться от него подальше. Где-нибудь на другом конце Млечного Пути.
Кроме того, шум, поднятый мною, подхваченный и усиленный Мурзиком, привлечёт внимание других членов шайки, и слетятся они, до зубов вооружённые, сюда, как мухи на дерьмо. Бороться с ними я мог исключительно бегством с поля боя.
Куда бежать, я не знал, но могу утверждать, что бегущий по освещённым коридорам голый, окровавленный мужчина, вызывает диковинное впечатление и уйму вопросов.
Выбора не было и я, спасая свою жизнь, рванул в темноту.
Все мы жертвы дорог, которые выбираем. Только они знают конец пути, а мы на них ищем приключений на свою задницу.
На моём пути спасения царила темнота, как у негра в чулане. Вначале пытался запоминать повороты – два налево, один направо, три налево. Спуски… пять ступеней вниз, ещё две ступени верх…, но скоро запутался. Плюнул и просто потрусил туда, куда меня вела дорога.
Итак, стартовал я в забеге на приз, стоимостью в мою собственную жизнь, резво, но минут через двадцать понял, если не умерю свой пыл, то сдохну от разрыва сердца. Передохнул тридцать секунд и побежал лёгкой рысцой. Скоро пришлось сменить её на ускоренный шаг, затем на просто шаг. Сейчас я еле передвигаю ноги, в надежде выбраться из лабиринта коридоров, подъёмов и спусков.
Я смертельно устал. Измотан, измочален. Мне нужен отдых, иначе сдохну, не добравшись до финиша.
Я сел. Вытянул ноги. Тишина, блаженство.
Господи! Что я слышу? Или мне послышалось?
Может быть это слуховые глюки? Нет. Отчётливо слышу далёкий лай собак. Изверги! Пустили по моему следу друзей человека. Не сейчас, так скоро, не здесь, так там свора из доберманов, пит-булей, овчарок и догов вопьётся клыками в мою несчастную плоть. Собакам свет не нужен. Они меня в темноте найдут и сожрут, предварительно порвав на куски.
Решено. Приму смерть, не сходя с места. В конце концов, чуть раньше, или чуть позже, но все мы там будем. Жизнь – заболевание абсолютно смертельное, передаётся половым путём и иммунитета от неё нет.
Пока я рассуждал сам с собой о тайнах жизни и смерти, собачий лай громче не стал. «Странно» – подумал я – «Ищейки, взяв след. Несутся во весь опор и давно должны кусать мне пятки. И лай у них какой-то странный. Без взвизгивания, без злобы. Без азарта… Так, навроде собачьего разговора. Перебрехиваются между собой…».
Я встал и пошёл вперёд. Оказалось до очередной подлянки госпожи судьбы было два шага.
Через два шага я рухнул куда-то вниз. Думал, лечу в омут с головой, а попал в канализационный люк и вляпался по самую маковку, в жидкое дерьмо.
После того, как улеглась вонь и эмоции, пришло время принятия решения. Сидеть до старости по горло в дерьме не хочется. Поэтому нужно двигаться – шагать или плыть в какую-то сторону. Благо дело, по трубе шастать можно только в двух направлениях – либо туда, либо обратно.
Опыта путешествий по канализации у меня не было. А, также отсутствовали карта, компас и система Глонасс. Можно пользоваться нюхом, глазом и слухом. По причине вонизма, нюх забастовал окончательно и без вариантов. Темнота в трубе стала кромешной. Глаза в бессилии, виновато заморгали. Вся надежда оставалась на слух. Слева по трубе что-то шуршало, чавкало и пузырилось. Справа продолжал доноситься лай собак, но уже более ясный и звонкий.
Меня осенило. Во-первых: взять след в канализационной трубе не под силу самой талантливой ищейке. Во-вторых: плавать в дерьме не умела даже собака Баскервилей. В-третьих: в той стороне, где слышался лай, выход из трубы и, скорей всего, расположена деревня.
От радости неожиданного открытия, даже подпрыгнул на месте. А зря. Поднял волну и чуть не захлебнулся. Заставил себя успокоиться, и, медленно, но уверенно, поплыл на встречу собачей брехне.
Очень скоро дерьмо стало жиже, плыть стало легче. Наверное, в центральную трубу, по которой я плыл, были сделаны врезки и дополнительный сброс воды облегчил мне плавание.
Дальше стало ещё легче. Кроме того, что дерьмо стало совсем жидким, скорость его движения увеличилась в разы. Я уже не плыл, а летел по трубе как большой кусок дерьма. Эдакий, знаете ли, дермоплан.
Не долго я чувствовал себя почти лётчиком и, в качестве сточных вод, канализационная труба извергла меня на речную гладь, чуть ниже по течению, у села или деревушки, раскинутой на противоположном берегу.
Не знаю, кто пишет сценарий моей жизни, но он садист. Не успел насладиться свободным полётом над речной гладью, как окунулся с головой в гладь дерьма, слегка разбавленного речной водой. Вынырнул. Фортуне показалось этого мало. Она устроилась верхом на трубе и улыбнулась задом – куски дерьма, падающие мне на темечко, настойчиво намекали на достойное меня место в театре жизни.
Стало ясно – судьбе надоело меня трахать, и она решила сравнять меня с дерьмом и утопить в нём.
Может, я и смирился бы со своей участью, но вдруг, совершенно не к месту, вспомнился кошелёк спонсоровидного мужчины, беременный серьёзной наличностью и отданный на временное хранение госпоже Овчинниковой.
Этот факт кардинальным образом повлиял на решение вопроса: жить или не жить?
Нерастраченная кучка тысячедолларовых купюр нашего заклятого друга США таила в своём чреве тьму рождённых большим городом соблазнов и могла поднять со смертного одра калеку, а не только вдохнуть волю к жизни полузахлебнувшемуся дерьмом неудачнику.
Меня пугало собственное бесстрашие, но, не обращая на него пристального внимания, я сделал два десятка энергичных гребков против течения и очутился в чистой воде. Дышать стало вольготнее, а жизнь вне дерьма удивительна и приятна во всех отношениях.
Поплыл к берегу, Мне срочно требовался хотя бы короткий отдых.
Не хотелось, после того как, счастливо избежал роя пуль в ресторане «Савой», не откинул копыта от кулака бугра грузчиков, не был растерзан монстром Мурзиком, не схлопотал маслину в лоб от бабы с противозачаточной рожей, взять и банально утонуть в двух шагах от спасительного берега.
«Буду биться с злым роком до конца!» – решил я и, собрав остатки своих хилых сил, закусил нижнюю губу до крови, хотел сделать решительный рывок в сторону берега, но решил попробовать сначала достать дно реки.
Попробовал. Дно достал. Встал на ноги. Воды было по колено. Смеяться сил не осталось. Еле выбрался на берег и рухнул на траву.
Сколько я спал, не знаю. Проснулся, как от удара током. Со стороны реки доносился стук мотора и мужские голоса. Открыл с трудом глаза и оцепенел от ужаса. В метрах двадцати от меня медленно вверх по течению двигался катер. На его борту громоздилась туша Мурзика. Из-за его спины выглядывали масляно-озабоченные морды двух оборотней в погонах. Честных полицейских и так мало, но чтобы в одном месте сразу двое и ещё в компании с Кинг Конгом, это уж явный перебор из области фэнтэзи. Все трое внимательно осматривали берег через мощные бинокли.
Ума не приложу, как они не увидели меня?
По ходу пьесы они должны были повязать меня ещё сонным, а в сию минуту отбивать мой ливер служебной обувью.
Чудны твои дела Господь!
Катер с Мурзиком и его подручными медленно удалялся и скоро скрылся за поворотом реки.
Наконец-то можно было передохнуть. Я шумно выдохнул. Какой-то жёлто-зелёно-багровый листок затрепетал на моём носу. Хотел смахнуть его рукой – не получилось. Я скосил глаза к переносице и ухватил назойливый листок за махонький черенок и дёрнул. Эффект был странный. Листок разорвался пополам, а кожа носа чуть не лопнула. Всё оказалось просто. Я вылез из реки с макушки до пят измазанный дерьмом, глиной вперемешку с илом, и грохнулся обессиленный спать. Во сне мучился кошмарами из моей жизни и ворочался с боку на бок, вокруг своей оси и собрал на своё тело всё, что валялось вокруг меня. Тут были и листочки всех видов и расцветок, былинки, тычинки, мелкие веточки и даже шишки с кусочками ярко зелёного мха.
Грязь высохла и живой натюрморт из серии «Былины нашего леса» готов к экспозиции. Меня не то, что с двадцати метров, а с двадцати сантиметров хрен от куска Родины отличишь. Что и говорить, замаскировался случайно, но отменно!
По случаю полного отсутствия одежды и наличия опасности быть словленным неизвестными преступными элементами в содружестве с родной полицией, решил маскировку с тела не убирать. Наоборот, дополнил двумя солидными сосновыми шишками в интересном месте. Вы спросите, зачем? Для устрашения врага и повышения самооценки.
Пусть, гады, знают – мы не лыком шиты и не палкой сделаны!
Что там говорить, страх перед злоумышленниками у меня остался, но острота прошла. Организм и его отдельные части перестали цепенеть от ужаса и могли работать в довольно сносном режиме. Особенно мозг. От стресса он ушёл в полный анабиоз. Сейчас из свежезамороженных извилин начали оттаивать первые вопросы и прикиды на поиски новых приключений на задницу.
Во-первых: с какого хрена баня-то обвалилась? Почему эти отморозки, не сказав ни «здравствуй», ни «прощай», сразу начали палить из автомата лично в меня! Если бы не добрая душа спонсоровидного слуги народа, геройски подставившего свой живот под рой пуль, то анатом бы уже накладывал последние стежки на мою грудь.
Что искала в моей одежде баба с противозачаточной внешностью? Ясно, не картину «Последний день Помпеи», а что-то столь мелкое, но страшно ей нужное и дорогое, что пришлось исполосовать всю одежду на узкие ленточки. Особенно мелко парадно-выходные труселя с голубыми Амурчиками на розовом фоне.
Кстати, эта извращенка в китайском халате на голое тело, про кошелёк лысого даже не заикнулась. Либо она про него не знала, либо бабло её не интересует. Если не за бабосы, то за что можно с такой яростью убивать людей в приличном заведении ранним вечером? Наркота?! Умоляю вас! Не смешите мне нервы! Я, конечно, не Шерлок Холмс, но кое-что соображаю.
Сколько наркоты я мог бы спрятать на себе? Кило, ну два кило, не больше. Два килограмма товара ещё не повод для разговора разными калибрами. А для того, чтобы обнаружить их у меня не нужно пускать мои труселя на ленточки.
Значит, искали не наркоту.
Брюлики?! Может быть… Может быть… Они мелкие и по разным швам их можно рассовать великое множество… С другой стороны у мелких брюликов и цена не интересная…
Стоп! Вот, где собака мосол зарыла!
Мымра противозачаточная жилы из меня тянула и пыталась узнать, ЧТО передал МНЕ или ЛЫСОМУ какой-то ОФИЦИАНТ.
Именно ЭТО она и искала у меня и лысого. Это имеет мелкие размеры и огромную стоимость. Что же ЭТО может быть? Кроме бриллиантов редчайшей окраски и изумительной огранки, ничего путного в голову не приходит.
В попытках вывихнуть мозги при распутывании причинно-следственных связях КТО, ЧТО у КОГО украл и ГДЕ спрятал, я незаметно пересёк лесок и снова вышел к реке.
От ходьбы мой защитно-маскировочный илисто-глинистый панцирь, замешанный на дерьме, начал трескаться и отваливаться большими кусками вместе с хилыми волосиками моего тщедушного тела. Обнажилась эпилированная девственная кожа одинокого мужчины.
На такой лакомый кусочек начали слетаться оголодавшие бабы со всего леса. Злобные комарихи выписывали в воздухе немыслимые фигуры наивысшего пилотажа и, озверев от близости беззащитной мужской плоти, бросались в атаку. От полчищ комарих звенел воздух. Незащищённых мест становилось всё больше, а количество рук оставалось прежним.
В какой-то момент я сдался перед армадой кровопийц. Позорно сиганул в реку и погрузился в тёплую воду с головой, выставляя наружу, время от времени, ноздри. Облако комарих растаяло, но полтора десятка самых наглых пытались с лёту вонзить свой носик в мой, и, успеть отсосать граммульку крови.
Сидя в добровольном плену под слоем воды, я думал об узости мышления наших учёных биологов и полном отсутствии у них коммерческой жилки. На их месте я давно бы вывел породу комаров, отсасывающих жир.
Представляете – никаких диет, никаких липоксаций. Комаротерапия сделает вашу фигуру эталоном красоты! Сеть салонов комаротерапии по всей стране. Толпы счастливых, ликующих женщин и ручейки денег, сливающиеся в бурные потоки, которые поглощаются моими счетами в швейцарских банках…
И дел-то, пустяк! Вывести породу комарих, сосущих жир!
От долгого сидения под водой я начал линять. Шкура, данная мне проезжим папой и выстраданная мамой, оставалась при мне. Зато защитно-маскировочный костюм намок, набух и свалился на дно. Что вы хотите – на дерьме замешан, дерьмом и закончил свою жизнь. Осталось одно, очиститься от остатков дерьма речным песком и пошагать дальше по жизни, в чём мать родила.
Конец ознакомительного фрагмента.