Великий Могол
Акбар, Джахангир, Шах-Джахан, Аурангзеб, Бетховен… Я думаю, ни одному мне кажется, что последнее имя явственно выбивается из ряда перечисленных имён. И немудрено. Весьма непросто, не зная подоплёки, соотнести прославленного немецкого гения с властительными представителями династии Великих Моголов, правивших пространной азиатской империей задолго до рождения композитора. Что же между ними общего? Давайте-ка послушаем человека, имевшего близкое знакомство с Бетховеном.
– Вы, друг мой, настоящий Великий Могол, – как-то раз неодобрительно сказал Йозеф Гайдн своему молодому строптивому ученику, нарушившему музыкальные каноны при выполнении задания, порученного мэтром. – И музыка у вас могольская… Так писать не годится.
– Хм-м, – недовольно промычал Бетховен, выслушав учительское наставление.
Ну что, ещё не понятно? Хорошо. Тогда предоставим слово приме венской оперы, голосистой и женственной Каролине Унгер.
– Вы просто тиран! – возмущалась Каролина, пытаясь достучаться до глохнущего композитора. – Вы совершенно не думаете о певцах. Вам и в голову не приходит, что нам тоже может быть трудно. Будьте человечнее, подумайте о наших голосах, их надо беречь.
– Музыка – священна. Когда я разговариваю со Святым Духом, мне нет дела до ваших голосов! – сурово отвечал неумолимый Бетховен.
Я думаю, ответ на заданный вопрос найден. Бетховен, подобно правителям тимуридского государства, был непреклонен, требователен, гневен, самолюбив. Он нередко пренебрегал мирскими авторитетами, позволял себе больше, чем дозволялось приличиями, и беззастенчиво, с фламандской простотой «собирал с князей оброк»,4 как выразился однажды поэт. По делам и прозвание.
В Вене, на улице Мёлкер Баcтай, расположен старинный дом, постройка которого датируется концом 18 века. В одной из квартир находится небольшой музей, так называемый «Пасквалатихаус». Здесь некогда жил Бетховен; здесь создавались его бесценные произведения; здесь в окружении белых стен хранятся вещи, фортепиано, бюст, портрет и посмертная маска композитора.
Барон Йозеф Бенедикт фон Пасквалати являлся владельцем этого дома и сдавал комнаты внаём. Бетховен, большую часть жизни проживший в австрийской столице, сменил ни одну квартиру. Дом Пасквалати не был исключением.
После утраты человеком безмятежного крова и щедрот благословенного Эдема жилищный вопрос стои́т для него весьма остро. Для вечно недовольного Бетховена, легко спотыкавшегося об бытовые проблемы, вопрос этот стоял ещё острее. Но, несмотря на всё недовольство, дом Пасквалати был тем местом, куда привычка, удобство или некая другая сила иногда возвращала «Великого Могола». Особливо его прельщали красочные, умиротворяющие виды, открывавшиеся из окна: окрестные возвышения и дунайские берега. Из-за этих-то видов и вышла однажды одна малоприятная история.
В один прекрасный день (а большинство скверных случаев происходят именно в такие дни) управляющий дома Пасквалати был всполошён сотрясающим стены стуком. Источник этого неблагоприятного для нервов стука находился в квартире, где проживал достопочтенный господин Бетховен. Всполошён был не один управляющий, а многие постояльцы, с ропотом выскочившие из квартир.
Общение с полуглухим человеком требует от собеседника значительной сдержанности. Если этот человек имеет определённые заслуги, сдержанность не мешает дополнить долей учтивости; ну а если он в добавок ко всему обладает весьма несносным нравом, то общения может не получиться вовсе.
Возможно, именно об этом размышлял управляющий дома Пасквалати, готовясь постучать в дверь бетховенской квартиры. Дверь отворилась не сразу, но когда она отворилась, перед управляющим в пылевом тумане предстала коренастая фигура композитора.
– Что вам нужно? – зычно произнёс Бетховен. Стук тем временем продолжался.
– Господин Бетховен, что здесь происходит? – докрикивался управляющий.
– Что? – Бетховен наклонился, пытаясь разобрать слова.
– Я спрашиваю: что здесь происходит? – надрываясь, повторил управляющий и указал рукой на сероватое облако пыли, медленно выползавшее из квартиры.
Бетховен, наконец сообразив, что от него хочет этот надоеда, сказал:
– Пробиваем окно на Дунай.
– Что? Дунай? Какой Дунай? – оторопел управляющий. – Вы что, дырявите стену?
Управляющий поспешно вошёл внутрь и в витающей пыли разглядел пробивающего стену рабочего, усердно орудовавшего молотом и ломом.
– Прекратите! – вскричал управляющий. – Что вы делаете?!
Рабочий остановился и недоумённо поглядел на кричащего человека.
– Это же собственность господина Пасквалати! – продолжал возмущаться управляющий. – Как можно без ведома и разрешения владельца повреждать его дом?
– Я плачу деньги! – взревел Бетховен. – Это моё право! И вы нарушаете его, не давая пробить мне одно-единственное окно в этой тёмной конуре, которая не стоит заплаченных за неё денег… Всё, я немедленно съезжаю. Довольно с меня дураков!
Бетховен сплюнул размокшую на языке пыль и вышел из квартиры.
– Постойте, господин Бетховен! Погодите! – кричал ему вслед обруганный управитель. Всё было безуспешно. Ибо «Великие Моголы» не слышат мольбы, а глухие – подавно.