Глава четвертая
Ама и летучие мыши
Будто затаясь, она лежала.
Жизнь от нее убежала,
Чтобы обратно прийти
После долгого пути.
Образ спящей девочки накрепко засел в голове у Амы – дочь пастуха думала о ней не переставая. Ни на секунду не усомнилась она в том, что рассказала ей миссис Колтер. Колдуны безусловно существуют, и нет ничего удивительного в том, что они наводят сонные чары и что мать с такой свирепой заботливостью ухаживает за дочерью. Ама восхищалась красивой женщиной в пещере и ее заколдованной дочерью, почти боготворила их.
Она приходила в долину при всякой возможности, чтобы выполнить поручение женщины или просто поговорить с ней и послушать ее чудесные рассказы. И всякий раз надеялась хоть краем глаза увидеть спящую; но удалось ей это только однажды, и она примирилась с тем, что ей вряд ли позволят увидеть девочку снова.
И все время, пока она доила овец, расчесывала и пряла шерсть или молола ячмень для хлеба, ее не оставляли мысли о заколдованной девочке и о том, почему ее заколдовали. Миссис Колтер так и не объяснила этого, и Ама могла воображать что угодно.
Однажды она взяла лепешку медового хлеба и проделала трехчасовой путь до Чоулунсе, где стоял монастырь. Лестью, терпением и подкупом – отломив привратнику кусок медовой лепешки, она добилась приема у великого целителя Пагдзына тулку[1], остановившего всего лишь год назад вспышку белой лихорадки и необычайно мудрого.
Ама вошла в келью великого врачевателя, низко поклонилась и с самым смиренным видом протянула оставшуюся часть медовой лепешки. Деймон монаха, летучая мышь, стала носиться над ее головой; ее деймон, Куланг, испугался и спрятался у нее в волосах, но Ама старалась не шевелиться и молча слушала Пагдзына тулку.
– Да, дитя? Быстрее, говори быстрее, – сказал он, и его длинная седая борода вздрагивала при каждом слове.
В сумраке, кроме этой бороды и его блестящих глаз, она почти ничего не видела. Его деймон подлетел к балке, повис наконец спокойно, и она сказала:
– Пагдзын тулку, я хочу набраться мудрости, хочу научиться чарам и волшебству. Вы можете меня научить?
– Нет.
Она этого ожидала.
– Тогда можете рассказать мне только об одном лекарстве? – робко спросила она.
– Может быть. Только не скажу, какое оно. Я могу дать тебе снадобье, но не открою секрет.
– Хорошо, спасибо, это великое благодеяние, – сказала она и несколько раз поклонилась.
– Что за болезнь и кого она постигла? – спросил старик.
– Это сонная болезнь, – объяснила Ама. – А заболел сын двоюродного брата моего отца.
Ей казалось, что она ответила очень хитро, поменяв пол больного на случай, если целитель слышал о женщине в пещере.
– А сколько лет мальчику?
– На три года старше меня, Пагдзын тулку, – сказала она наугад, – двенадцать, значит. Он спит и спит, и не может проснуться.
– Почему не пришли его родители? Почему прислали тебя?
– Они живут далеко, на другом краю моей деревни, и очень бедные, Пагдзын тулку. Я только вчера услышала, что заболел мой родственник, и сразу пошла к вам за советом.
– Мне надо видеть больного, надо подробно осмотреть его и выяснить положение планет в тот час, когда он заснул. Спешка в таком деле не годится.
– И никакого лекарства не можете дать для него?
Деймон мудреца, летучая мышь, упал с балки и, замахав черными крыльями уже над самым полом, молча заметался туда и сюда по келье, так быстро, что Ама не поспевала за ним взглядом; но блестящие глаза целителя внимательно следили за его полетом, и, когда он снова повис вниз головой на балке и укрылся темными крыльями, старик встал и принялся ходить от полки к полке, от кувшина к кувшину, от коробки к коробке – тут зачерпывал ложку порошка, там добавлял щепотку трав, точно в том порядке, в каком облетал их деймон. Все ингредиенты он ссыпал в ступку и растер, бормоча заклинания. Потом постучал пестиком по звонкому краю ступки, чтобы сбросить последние крошки, взял кисточку и тушь и на листке бумаги начертил какие-то значки. Когда тушь высохла, он высыпал порошок на бумагу с надписью и ловко сложил из нее квадратный пакетик.
– Пусть они кисточкой закладывают порошок в ноздри спящему, понемногу при каждом вдохе, – сказал старик, – и он проснется. Это надо делать с большой осторожностью. Если слишком много сразу, он задохнется. И самой мягкой кисточкой.
– Спасибо вам, Пагдзын тулку. – Ама взяла пакетик и засунула в карман самой нижней рубашки. – Жалко, у меня нет для вас еще одной медовой лепешки.
– Одной достаточно, – сказал целитель. – Ступай и, когда придешь в следующий раз, скажи мне всю правду, а не половину.
Девочка была сконфужена и, чтобы скрыть смущение, поклонилась до земли.
Она надеялась, что выдала не слишком много.
Следующим вечером, как только освободилась, она поспешила в долину, захватив с собой сладкого риса, завернутого в широкий мясистый лист. Ей не терпелось рассказать женщине о том, что она сделала, дать ей лекарство, услышать от нее похвалу и принять благодарность, но больше всего ей хотелось, чтобы спящая очнулась от колдовского сна и поговорила с ней. Они могут стать подругами!
Но за поворотом тропинки, посмотрев наверх, она не увидела у входа в пещеру ни золотой обезьяны, ни терпеливой женщины. Пусто. Последние несколько метров она пробежала в страхе, что они ушли совсем, – но стул женщины был на месте, и принадлежности для стряпни, и все остальное.
С бьющимся сердцем Ама заглянула в темную пещеру. Нет, девочка не проснулась: в сумраке Ама разглядела очертания спального мешка, более светлое пятно – ее волосы и белый клубок – ее спящего деймона. Она тихонько подошла поближе. Сомнений не было: они куда-то ушли и оставили заколдованную девочку одну.
Ясная, как музыкальная нота, в голове родилась мысль: а что, если она сама разбудит девочку до их возвращения?..
Но она даже не успела обрадоваться этой идее – на тропинке послышались шаги, и вместе с деймоном она виновато юркнула за каменный выступ в боку пещеры. Ей не полагалось здесь быть. Она шпионила. Это нехорошо.
А золотая обезьяна уже присела у входа, принюхиваясь и поворачивая голову из стороны в сторону. Ама увидела, что она скалит острые зубы, и почувствовала, как ее деймон, приняв вид мыши и дрожа, зарылся в ее одежду.
– Что такое? – спросила женщина обезьяну, и в пещере стало еще темнее, потому что ее фигура загородила вход. – Девочка приходила? Да… оставила еду. Но входить ей не следовало. Надо договориться о месте на тропинке, пусть оставляет там.
Не взглянув на спящую, женщина наклонилась, чтобы раздуть костер, и поставила греться кастрюлю с водой, а обезьяна присела рядом и наблюдала за тропинкой. Время от времени она поднималась и оглядывала пещеру, и Ама, которой было тесно и неудобно в ее убежище, ругала себя за то, что вошла, а не подождала снаружи. Сколько еще ей сидеть в этой западне?
Женщина сыпала в горячую воду какие-то порошки и травы. По пещере распространился вместе с паром резкий запах. В глубине послышались звуки – это завозилась и забормотала девочка. Ама повернула голову: спящая шевелилась, переворачивалась с боку на бок, закрывала рукой глаза. Она просыпалась! А женщина не обращала на нее внимания!
Она все слышала и даже оглянулась на дочь, но тут же снова занялась своим отваром. Налила его в металлический стакан, поставила стакан на пол и только тогда повернулась к просыпавшейся девочке. Ама не понимала их речь, но прислушивалась к ней со все возраставшим удивлением и недоверчивостью.
– Тихо, дорогая, – говорила женщина. – Не надо беспокоиться, ты в безопасности.
– Роджер… – бормотала девочка в полусне. – Серафина! Куда делся Роджер… Где он?
– Тут только мы с тобой, – нараспев, почти воркуя, приговаривала мать. – Поднимись, дай маме тебя вымыть… Поднимайся, любимая…
Ама наблюдала, как девочка со стонами выбирается из сна, пытается оттолкнуть мать, а та, окунув губку в тазик с водой, обмывает ей лицо и тело, а потом вытирает досуха.
К этому времени девочка почти совсем проснулась, и женщине приходилось действовать быстрее.
– Где Серафина? И Уилл? Помогите, помогите! Я не хочу спать… Нет, нет! Не буду! Нет!
Железной рукой женщина держала стакан у ее рта, а другой пыталась поднять ей голову.
– Тихо, милая… успокойся… не шуми… выпей чай…
Но девочка оттолкнула ее, чуть не разлив отвар, и закричала еще громче:
– Отстань! Я хочу уйти! Пусти меня! Уилл, Уилл, помоги… помоги мне…
Женщина крепко схватила ее за волосы, отогнула голову и сунула ко рту стакан.
– Не хочу! Только тронь меня, Йорек оторвет тебе голову! Йорек, где ты? Йорек Бирнисон, помоги мне! Йорек! Не хочу… не хочу…
Тогда по команде женщины золотая обезьяна прыгнула на деймона Лиры и схватила его жесткими черными пальцами. Ама никогда еще не видела, чтобы деймон менял облик с такой быстротой: кот – змея – крыса – лиса – птица – волк – гепард – ящерица – хорек…
Но обезьяна держала его мертвой хваткой, и тогда Пантелеймон превратился в дикобраза. Обезьяна взвизгнула и отпустила его. В ее лапе торчали три дрожащие иглы. Миссис Колтер зарычала и тыльной стороной ладони ударила Лиру по лицу с такой силой, что та повалилась навзничь. Не успела она опомниться, как ко рту ее был поднесен стакан, и ей оставалось только проглотить содержимое или задохнуться.
Аме хотелось заткнуть уши: бульканье, плач, кашель, всхлипывание, мольбы, рвотные потуги – слышать это было невыносимо. Но постепенно все стихло, только раза два всхлипнула девочка и снова погрузилась в сон. Заколдованная? Отравленная! Одурманенная, обманутая! Ама увидела белую полосу, появившуюся на шее девочки, – это ее деймон с трудом превратился в длинного гибкого, снежно-белого зверька с блестящими черными глазками и черным кончиком хвоста и улегся на ее горле.
А женщина тихо напевала, убаюкивала девочку, убирала прядки волос с ее лба, обтирала разгоряченное лицо, и даже Ама понимала, что она не знает слов песенки, – это были бессмысленные звуки, «ля-ля-ля», «ба-ба-бу-бу», – вот что выводила она нежным голосом. Наконец пение прекратилось, и тогда женщина сделала что-то странное. Взяла ножницы и подкоротила спящей девочке волосы, поворачивая ее голову так и эдак, чтобы получилось как можно ровнее. Потом взяла русую прядку и спрятала в маленький золотой медальон, который носила на шее. Ама догадалась, зачем: она собиралась колдовать с помощью волос; но сначала женщина поцеловала медальон… Да, все это было странно.
Золотая обезьяна вытащила из лапы последнюю иглу дикобраза и что-то сказала женщине, а та подняла руки и сняла с потолка пещеры спящую летучую мышь. Маленькое черное существо затрепыхалось и запищало тонким пронзительным голоском; потом Ама увидела, что женщина отдала летучую мышь обезьяне, а та стала оттягивать и оттягивать черное крыло, пока оно не обломилось и не повисло на белом сухожилии. Умирающая мышь при этом кричала, а ее товарки в мучительном недоумении метались по пещере. Крак – крак – крак – золотая обезьяна разорвала летучую мышь на части, а женщина хмуро улеглась на спальный мешок возле костра и съела палочку шоколада.
Прошло еще сколько-то времени. Наступила ночь, взошла луна, и женщина со своим деймоном уснули.
Ама, у которой от напряжения и неудобной позы затекли ноги, выбралась из своего убежища, на цыпочках прошла мимо спящих и неслышно спустилась до середины тропинки.
Подгоняемая страхом, она побежала дальше по узкой тропе, а ее деймон, сова, летел рядом, бесшумно взмахивая крыльями. Чистый холодный воздух, бегущие навстречу вершины деревьев, лунное свечение облаков в темном небе с миллионами звезд, – все это немного ее успокоило. Завидя горстку каменных домиков, она остановилась, и деймон уселся ей на кулак.
– Она обманывала! – сказала Ама. – Она врала нам! Что нам делать, Куланг? Надо сказать папе? Что мы можем сделать?
– Не говори, – ответил деймон. – Лишнее беспокойство. У нас есть лекарство. Мы можем ее разбудить. Можем пойти туда, когда женщина отлучится, разбудим девочку и уведем.
От этой мысли обоим стало страшно. Но она была высказана, бумажный пакетик лежал в кармане у Амы целехонек, и они знали, как им воспользоваться.
…проснуться. Я ее не вижу… Думаю, она где-то близко… она сделала мне больно…
– Лира, только не пугайся! Если ты тоже испугаешься, я сойду с ума.
Они хотели обнять друг друга, но их руки прошли сквозь пустоту. Лира хотела объяснить, о чем она говорит, и зашептала в темноте, совсем близко к его маленькому бледному лицу:
– Я просто стараюсь проснуться… Я боюсь, что просплю всю жизнь, а потом умру… я хочу до этого проснуться! Пускай хоть на час, хоть час быть живой и не спать… Не знаю даже, на самом ли деле все это происходит… но я помогу тебе, Роджер! Клянусь!
– Но если тебе это снится, Лира, ты можешь потом не поверить в это, когда проснешься. Со мной бы так и было, я бы подумал, что это был только сон.
– Нет! – с жаром сказала она и…