2
Четырнадцать дней пролетели в одночасье и быстро, и незаметно, хотя шума и грохота такого эти таежные дебри, наверно, не слышали никогда. Все последние дни тайга жила другой, нервной и напряженной жизнью.
Сейсморазведчики отошли от заимки километров на двести. Взбулгаченная сивером вода в озере сердито хлестала по береговым скалам. Удары кирок о горную породу, скрежет лопат, скрип воротка. Голоса: «Посвети фонарем! Тут, кажись, братцы-кролики, мерзлота сплошняком… – Давай, робяты, давай!.. – Осторожно, Коля! Не провались в термокарстовую воронку… – Зови взрывников, Денисов! Пусть закладывают в шпуры аммонит!» Возня, шорохи. Темень прочерчивают две красные ракеты. «…Всем в укрытие!.. Палю двадцать второй! Палю двадцать третий и двадцать четвертый! Береги-сь!» Гремят один за другим взрывы. Потом мало-помалу шум затихает. Кипит ночной лес под дыханием ветра, где-то тревожно ухает полярная сова… Постепенно темнота отступает. Вычерчиваются исподволь стволы деревьев, приземистые заросли ерника.
И вот Николай снова один в заимке.
Он сидел на широкой скамейке у окошка, пристально рассматривал образец горной породы. Колупал его ногтем, царапал перочинным ножом, нюхал. Ничегошеньки! Что такое «не везет» и как с ним бороться…
«Неудачные образцы Ферсман называл «собакитами». Сколько же их еще будет? В актив, разве что, можно теперь записать одно: полная ясность в отношении профилей у озера. Алмазов там нет. Что ж, надо топать дальше – в долину реки. Опять сотни километров. Опять надежды, неизвестность…»
Николай встал, потянулся до хруста в позвонках. Вот незадача… На всех фронтах плохо. И алмазов нет, и Кира далеко и не со мной… Как это… у Пушкина: «Стихи на случай сохранились, я их имею; вот они: «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?»
Конец ознакомительного фрагмента.