Метеоролог – военная профессия
Новости дня:
1967.03.31 Джими Хендрикс впервые сжёг свою гитару во время концерта. Зрители, собравшиеся в лондонском Финсбери-Парк, обезумели, а Джими пришлось впоследствии регулярно завершать свои выступления подобным образом.
1967.03.23 Стартовал советский космический корабль «Союз-1», пилотируемый Владимиром Комаровым. При возвращении на Землю из-за аварии корабля Владимир Комаров погиб.
12 апреля – Министром обороны СССР назначен Маршал Советского Союза А. А. Гречко.
В записной книжке пионера «Товарищ» в далеком 1957 или 58 году я прочел описание универсального прибора для определения погоды. Это был ослик, выпиленный из фанеры и прикрепленный к палочке. Действовал этот прибор безотказно: если пеньковый хвостик ослика качался, это говорило о том, что дул ветер, если с хвостика капало – на улице шел дождь, если же хвостика и ослика не было видно, значит, стоял густой туман. Мне и сейчас иногда кажется, что некоторые телевизионные прогнозы добыты именно с помощью того ослика, но вообще-то работа метеоролога гораздо сложнее и ответственней.
Через каждые два часа метеоролог должен заглянуть в метеобудку и записать все, что он там увидит на термометре, на психрометре, термометре максимальной температуры и термометре минимальной, на барографе, на термографе. Направление и сила ветра можно определить, не выходя из домика, достаточно включить циферблат стационарного аэрометра, который стоит на открытом месте. Этот процесс ничто не должно остановить, даже если на Землю упадет метеорит и ранит или контузит метеоролога, тот должен сначала записать показания приборов, и только после этого он, умирая, может звать на помощь. Но следующий метеоролог, который придет ему на смену, тоже сначала посмотрит на приборы, а уж потом приложит ухо к груди коллеги, бьется ли его сердце. И здесь не бывает исключений – сначала показания приборов, потом все остальное.
Братство метеорологов не знает границ; на всех метеостанциях земного шара, в одно и то же время, метеорологи записывают показания приборов, потом передают их в свои Центры, где эти данные кодируются и передаются дальше. В конце концов, погода на земном шаре предстает в виде шпионской криптограммы, где данные с метеостанций зашифрованы пятистрочными и пятизначными группами цифр. На основании этих данных аналитики и составляют свои прогнозы по законам метеорологии, кто как их понимает и чувствует. Сейчас, наверное, собирает данные спутник, анализирует суперкомпьютер, он предсказывает погоду на два дня, на пять, десять, даже на год и больше, а раньше за каждой цифрой были люди, за каждый показатель термометра шла нешуточная борьба. Особенно ценились градусы, добытые в глухомани, в тайге, тундре, на заполярных островах, где обычные люди не живут, только метеорологи.
Известен случай, когда на остров Нордостланд, что тупо лежит, согласно названию, северо-восточнее Шпицбергена, в августе 1944 года гитлеровская субмарина высадила 11 человек метеорологов, восемь из которых имели воинские звания. Они оборудовали там метеостанцию, которая должна была обслуживать авиацию и военный флот Германии, но 12 мая 1945 года из передачи норвежской радиостанции они узнали о капитуляции их фатерлянда.
Только 4 августа начальник метеостанции – майор вермахта и профессор Вильгельм Деге – смог подписать безоговорочную капитуляцию, поданнyю ему на клочке бумаги английским офицером. Часть сложила табельное метеорологическое оружие гарнизона: один пистолет, один пулемет и девять винтовок. Эта метеостанция оказалась последним подразделением, где дольше всех билось живое сердце вермахта, сдача этой части произошла даже на два дня позже капитуляции Японии.
Все материалы экспедиции, дневники и кинопленки профессор закопал на острове, где спустя тридцать лет их нашел его сын, тоже ученый, что говорит о том, что метеоданные могут иметь не только научную ценность, но и выступать в качестве полезных ископаемых.
Но стойкость и упорство германских метеорологов не спасли их армию от столкновения с русским «генералом Морозом», думаю, и Наполеон, называвший метеорологию бессмысленной, смог к концу жизни оценить и роковую роль для его армии русского холода, пробирающего до костей, и гибельное для его здоровья тропическое ненастье острова Святая Елена, когда он становился вялым и подавленным, как во время битвы при Ватерлоо…
Когда приближалось время «работы», полковник Воропаев мечтательно говорил:
– Нам бы хорошую реальную метеокарту, – и пренебрежительно сбрасывал со своего стола фотокарты с размытыми синюшными изотермами и изобарами.
Эти слова воспринимались как приказ. В каждой смене метеоотделения были выпускники Качинского летного училища, радисты-слухачи, которые, слушая морзянку, за четыре часа заполняли метеоданными полторы тысячи точек, расположенных на большой немой карте Советского Союза, где не было никаких названий, только берег Ледовитого океана и нитки рек. Это могли делать все наши метеорологи с лётческими петлицами, но доверяли такую работу только асам. В нашей смене эту работу виртуозно делал замкомвзвода старшина Василий Николенко. Еще вечером он начинал готовиться к ритуалу составления карты: пил кофе, раскладывал на столе проверенные перьевые ручки, чернильницу-непроливайку с тушью, сигареты, спички, печенье и кружку воды. В полночь он надевал наушники и начинал священнодействовать. Каллиграфическим почерком он быстро выписывал микроскопические цифры и буквы рядом с точками, обозначавшими метеостанции, и эта работа продолжалась три или четыре часа. Потом он разгибался и давал нам полюбоваться территорией СССР, испещренной иероглифами, в которых, при внимательном прочтении, можно было разглядеть и температуры, и направления, и скорость ветра, и облачность. Сейчас такую работу делают машины, но тогда это выглядело как акт искусства.
– Ну, это совсем другое дело, – удовлетворенно говорил утром полковник Воропаев, разворачивая эту карту на своем столе, – теперь есть что докладывать, – и он решительными твердыми движениями художника соединял изотермы и изобары, от чего даже нам становилось понятно, куда ветер задует.
Однажды на его столе я увидел похожую карту с направлениями господствующих ветров и радиационным следом в атмосфере после неудачного взрыва в штате Невада.
– А у нас есть карты наших неудачных взрывов? – спросил я майора Муравьева.
– Ты что, – засмеялся он, – они же засекречены. У нас открыты только американские взрывы, у них – наши.