ПРЕДИСЛОВИЕ
«Я и пальцем не пошевельнул, чтобы пробиться в России. Меня в Россию отвёз композитор Геннадий Подэльский. Из первой передачи «Артлото» меня вырезали. «Совершенно онегинский облик и поёт как ангел, но это как раз то, против чего мы боремся», – сказал какой-то важный редактор. Русский язык я не понимал, но схватывал его ритм и мелодию. Потом меня протащили на передачу «Голубой огонёк». Я был таким, каким я был. Культурный, вежливый парень из Прибалтики. Как только я там появился, все стали бегать за мной по пятам, я должен был петь песни местных хитмейкеров, но я уплыл под крыло Давида Тухманова и избежал исполнения всякой ерунды. Я всё же мог выбирать, что петь, иначе был бы вообще кошмар». Так говорил Яак Йоала в интервью на пике своей славы.
В 1975 году Яак победил на первом Международном конкурсе песни в Сопоте.
В его рассказах неизменно повторяется мотив администраторского притеснения и намёк на онегинскую, аристократическую внешность. Через год после победы в Сопоте Яака разыскали, и одним из ищущих был Александр Зацепин, композитор фильма «31 июня». Премьера этого фильма режиссёра Леонида Квинихидзе состоялась в 1978-м, в вечер старого Нового года по Центральному телевидению, и Яак исполнил там четыре песни; звучал его голос, но на экране была показана звезда балета Александр Годунов.
В 1979 Яак получил всесоюзную известность с песней Раймонда Паулса в передаче «Песня года» .
«Я пою в нашем городке
каждый день в шумной тесноте.
Ты придёшь, сядешь в уголке,
подберу музыку к тебе».
Как сам Яак объяснял свой успех? В интервью Урмасу Отту он рассказывает: «Со мной была другая история – значит, время было другое. Сейчас этого контингента так много, едва ли не сотни, если смотреть Центральное телевидение /…/ Там же полно людей, которые практически на одно лицо и ничем друг от друга не отличаются. Всё время одна и та же электронная полька – дыц–дыц–дыц. Теперь там идёт борьба за рынок: кто туда прорывается, кто налетает на пирог. Но мне это не было нужно. Я был практически первый лохматый человек, которого вообще показали по советскому телевидению, первый длинноволосый. /…/ Со мной было наоборот: я этого не искал, был неимоверно ленивым человеком. Меня привезли туда просто силой: «Ну поедем, в самом деле, тебе что ли нечего спеть?» Нас же было мало – Магомаев, Лещенко, Кобзон отпали, допустим. И кто идёт на смену? Из парней я был первым, из девушек Пугачёва, Ротару ещё была, Антонов пришёл позже… Я попал на пустующее место».
Это рассказ не столько о Яаке Йоала, сколько о том времени, когда он пел. Это книга о поколении, для которого «Битлз», Джон Леннон, Джимми Хендрикс, Клифф Ричард были воплощенными божествами. Эта книга для тех, кто любит Яака Йоала. Она для тех, кто родился в районе Пельгулинн и мечтает стать рокером.
Самобытно талантливым музыкантом Яак прослыл как бы между прочим. Он играл в трёх молодежных группах, победил в телеконкурсе, вместе с группой «Кристаллид» открывал первый эстонский рок-фестиваль, снялся в телефильме – и легенда родилась. С восемнадцати лет он был мифом, а в тридцать три – распят на кресте как Иисус Христос.
Яак Йоала успел рассказать о себе в сотнях интервью. В истории его жизни переплелись факты и мифы, и его коллеги советуют критически относиться к тому, каким представлял себя в интервью сам певец.
Он родился 26 июня 1950 года в Вильянди. И даже о месте его рождения есть две версии, так как в интервью Яака иногда упоминался и Таллинн. Его матери Хельги Ридамяэ, по образованию музыканту и музыковеду, было тогда двадцать два года. Трёхлетнего Яака родители привели на симфонический концерт, во второй части которого он уснул. Но уже с начала второго класса Яак слушал симфонические концерты ежедневно. Больше всего он любил Иоганна Себастьяна Баха, музыка которого была для Яака, как таблица умножения для математика.
Родители Яака встретились в консерватории, но из-за невыясненных обстоятельств его отец, Арно, учившийся вокалу, вынужден был пойти работать токарем. Арно строил на автозаводе гоночные машины.
Юность Яака началась в Таллинне, в районе Пельгулинн. Машины и музыка, эти два разных полюса, притягивали маленького Яака. Ему нравились как гонки на карте, так и музыка, но стать он хотел только пожарным. Поскольку родители посвятили себя карьере, а также довольно скоро расторгли свой студенческий брак, мальчик в бандитском Пельгулинне все чаще оказывался на попечении одной только бабушки. В Таллинской 17-й начальной школе он учился на пятёрки, но вот в 46-й средней дела шли не так хорошо. Он ловил банкой тритонов и играл в хоккей. Летом Яак работал у отца на заводе, где собирали гоночные автомобили «Эстония» и делали карты, и сам занимался картингом. В рассказах о его детстве сталкиваются два взаимоисключающих мотива: Яак в этих рассказах – трудновоспитуемый подросток, и он же – пай-мальчик, играющий на пианино, тихая покорность которого даже мать стала тревожить. Она успокоилась только после того, как увидела послушного сына дерущимся. Так или иначе, Яак рос в атмосфере классической музыки. Выбрать музыку или автоспорт – проблема, описанная во многих эпических рассказах о Яаке Йоала.
В середине 1960-х Яак уже пропадал в клубах, но не затем, чтобы развлекаться или знакомиться с девушками. Он хотел создать ансамбль. Прошло ещё пять лет, и Яак стал иконой, которая жила своей жизнью в сердцах и умах публики, но в действительности Яак мог быть совсем другим человеком. А современники на все лады хвалили его музыкальную одарённость.
В 1979-м начался массовый экспорт эстонской лёгкой музыки на всесоюзный рынок. Появились новые ансамбли – «Радар», «Витамийн», «Мобиле». В Россию послали и «Апельсин», который показали в новогодней программе Центрального телевидения. Яак получил свой ансамбль «Радар», а позже заодно и титул Кремлёвского соловья, в то время как его современников-коллег величали бардами свободы.
Директор «Радара» Райво Серсант: «В России быть известным значило, что в каждом городе партийно-комсомольская верхушка хотела уничтожить побольше икры, мясных блюд и водки с приезжими артистами. Россияне хотели предложить лучшее своим обожаемым артистам. С ними хотели говорить, их хотели видеть рядом с собой и целовать-обнимать по русскому обычаю. Верю, что то же самое было и с Анне Вески, Тынисом Мяги и Марью Ляник. В отелях российские звёзды жили в номерах-люкс. Яак в этом отношении был щедрым и часто звал ребят к себе провести вечер в лучших условиях. На концерты ездили в лимузинах того времени – «Волгах» или «Чайках». Ансамбль двигал в автобусе следом. Как у меня, так и у менеджера было почётное место на широком заднем сидении легковой машины, потому что должен же я для дальнейшего успеха в ведении боя быть в курсе всего, что происходит на капитанском мостике».
Это были дни, когда в жизни звезды были открыты все пути.
Яак Йоала: "Мне из Росконцерта предлагали те же условия, что и у Аллы Пугачёвой – доллары, квартиру, – но я отказался и правильно сделал. Я не был чьей-то собственностью. В начале 1980-х меня изничтожили, потому что вроде бы я не соответствовал. Группа людей боролась против меня, а я ведь приносил миллионы. Подыграл бы им, если бы спел перед какой-то комиссией. Так я получил год дисквалификации».
В какой-то момент наступила тяжелая усталость от славы, внимания и успеха, от постоянного вращения в колесе шоу бизнеса!
Он сам разделил своё состояние иконы на три этапа: удовольствие от известности, ненависть к известности и привычка к известности как рутина. «Не фонтан. Пытаюсь выходить как можно меньше. Всё время, пока бываю на людях, не отпускает внутреннее напряжение. На улице не решаюсь ни на кого взглянуть. Всё время настороже, и упаси боже, что-нибудь не в порядке», – признавался Яак в одном из ранних интервью, дескать, и ему не легко привыкать к известности.