Глава II. Славянские корни Великой Скифии
2.1. Социальное управление в скифской родовой державе
Великая Скифия образовалась в Северном Причерноморье не позже VIII в. до н. э. В современной историографии скифов принято считать ираноязычным племенем[80]. Вместе с тем, дореволюционные авторы, например, В. Н. Татищев, В. К. Тредиаковский, Екатерина II, А. Д. Нечволодов, А. Васильев и др., считали скифов славянами, ибо греки, описавшие это племя, скифами называли всех жителей Восточно-европейской равнины[81]. Так, Екатерина II указывала, что наши летописи (написанные, как правило, греками) полян, древлян, бужан, радимичей, вятичей, хорватов и дулебов называли Великой Скифией, а жителей Крыма и азовского побережья Малой Скифией[82]. До 1917 года слово скифы писалось через букву фита – ѳ, что могло возникнуть, по мнению В. К. Тредиаковского, при искажении славянского слова «скиты», т. е. скитальцы – кочевники[83]. У славян «скит» – это межродовое поселение с капищем, где совершается богослужение, а близкое к нему «скуф» – поселение без капища, но с городищем (огороженное место), где проходят богослужения на открытом месте у священных деревьев – Дуба, Берёзы и Ясеня. В 1858 г. А. Васильев пришёл к выводу, что родственные скифам савроматы (сарматы), т. е. голубоглазые есть не кто иной, как Южные Славяне[84]. За один и тот же народ принимал скифов и славян Мавро Орбини[85], опубликовавший в 1601 г. знаменитую работу под длинным наименованием: «Книга историография початия имене славы и разширения народа славянского и их царей и владетелей под многими именами и со многими Царствиями, королевствами и Провинциями». Причем, этот автор утверждал, что в древности сербский народ переселился на Балканы от берегов Меотийского озера (Азовского моря)[86]. Так, ещё в середине IX в. н. э. главный почтмейстер халифата Убайдалы Ибн Хурдадби (Хордадбек) в «Книге о путях и царствах» именует р. Дон, т. е. Танаис – славянской рекой[87]. На карте, составленной ал Идриси (1154 г.), указывается большая река (Русийа), которая несёт свои воды в море по контуру напоминает Азовское. В устье реки на правом берегу изображён город «Русийа» (RUSA)[88].
Кроме того, славнейшим героем со стороны эллинов во время осады Трои был Ахиллес. Песнопевец Гомер приписывает ему чудесное происхождение от брака храброго греческого царя Пелея с русалкой, но позднейший эллинский летописец Арриан утвердительно говорит, что Ахиллес был чистокровным скифом, родившимся на берегах нынешнего Азовского моря; он был изгнан со своей родины за необузданность нрава и гордость и поселился в Греции, где вскоре прославился замечательными подвигами и храбростью. Признаками скифского происхождения Ахиллеса, по словам Арриана, были его русые волосы, голубые глаза и необычная ярость в бою, а также покрой и скифский покрой его одежды с застёжкой. Эти данные аналогичны морфологическим признакам славянского рода.
Погребение Гектора, описанное в «Иллиаде», тризна, погребальный костёр и всё сопровождающее это действо не могут не привести на память славянские погребальные обряды, сохранившиеся до X–XII вв. н. э. и имевшие почти трёхтысячелетнюю историю, т. е. уходившие, в середину II тыс. до н. э. Они более чем похожи, они совпадают до мелочей, как, например, курган Патрокла (товарища Ахилла, тоже тавроскифа) и черниговский курган X в. н. э. Чёрная Могила и описание погребения руса у Ибн-Фадлана. В IX в. н. э. мы встречаем в войске Святослава под Доростолом то же трупосожжение с жертвоприношениями и возлиянием вина. Причём Лев Диакон Калойский, описавший события русско-византийской войны, так и говорит, что «приняли они, русы эти… таинства от товарищей Ахилла»[89].
Ещё во времена римского поэта Овидия (I в. до н. э. – I в. н. э.) Северное Причерноморье продолжало называться Ахилловой землёй[90].
Таким образом, «уже во время осады Трои величайший из греческих героев был по происхождению скиф-славянин, уроженец берегов Азовского моря, родины и нашего доблестного донского казачества»[91]. Важно иметь ввиду, что на стороне троянцев воевало одно из славянских племён – венеты, которые в последующем построят славный торговый город Венецию.
Новгородский летописец отмечал, что в древности единый князь Славен с братом Скифом, имея многие войны на востоке, пришли к западу, и покорили многие земли около Чёрного моря и Дуная. Славен-князь оставил по Дунаю сына своего Бастарда, пошёл к полуночи, и основал великий город Славенск. Его бран Скиф-князь остался у Понта Меотиса (Азовского моря), где обитал скотоводством, и прозвалась та страна Великой Скифией[92].
Первые письменные сказания греческих писателей о скифах относятся приблизительно ко времени за 800 лет до н. э. В сказаниях этих повествуется, что воинственные и храбрые скифы, появившись на берегах нынешнего Азовского моря и у устьев Днепра, навели такой страх на прежних обитателей этих мест, носивших название киммерийцев, поспешно покинули свои земли и без сопротивления бежали через Кавказ в малую Азию.
«Сведения эти ясно показывают, что уже с первых времён своего появления в Европе наши предки заявили себя храбрым и воинственным народом, – отмечает А. Д. Нечволодов, – который не замедлил предпринять ряд славных войн и походов»[93].
На протяжении двух столетий до VI в. до н. э. отмечалась военно-политическая активность скифов. В это время они совершили несколько удачных походов в Закавказье и на Ближний Восток.
Особенно прославились скифы своим далёким походом, предпринятым ими с огромным количеством всадников, около 630-го г. до н. э. от берегов Днепра и Дона через Кавказские горы, Армению. Персию и Малую Азию вплоть до далёкого Египта.
Поход этот продолжался 28 лет и доставил громкую известность его участникам. При своём движении скифы, гарцуя на лёгких конях и предавая всё огню и мечу, наводили такой ужас на встречающиеся на пути народы, что многие из них, не вступая в бой, спешили откупаться богатыми дарами от грозных завоевателей. На своём победоносном пути скифы подчинили себе мидийского царя Киаксара и заставили его платить себе дань; затем они направились к Ассирии и ассирийскому царю пришлось откупиться от них бесчисленными сокровищами своих дворцов. От Ассирии скифы повернули к западу, к богатым городам Финикии, проникли по морским берегам в область филистимлянскую и направили по ней свою шествие на Египет. Видя это, египетский царь Псамметих вышел им на встречу с богатейшими дарами и упросил их удалиться назад. Тогда скифы повернули на север и вторглись в Иудею. Они едва не захватили и сам город Иерусалим, чего ежечасно ожидал трепетавший за свою судьбу иудейский народ. Но молодому иудейскому царю Осии, вместе с главным царедворцем, удалось отвратить беду от столицы и с помощью своих сокровищ умолить скифов пощадить их город[94].
Период доминирования скифской культуры на пространстве от Днепра до Закавказья (VI–III вв. до н. э.) совпадает со временем формирования скифской родовой державы.
Скифское сообщество состояло из трёх крупных межплеменных союзов:
– царские скифы;
– скифы-скотоводы;
– и скифы земледельцы[95].
Царские скифы занимали привилегированное положение, что закреплялось обычаями. Они обладали правом сбора дани с других родов и подвластных племён. Царские скифы сконцентрировали в своём обществе большое количество материальных благ, составлявших атрибутику захоронений. В курганах скифской знати археологи находят многочисленные золотые изделия, захоронения рабов. Сами цари составляли корпоративное, замкнутое сообщество, но верховная власть редко передавалась по наследству, а приобреталась на выборах знати. Обобщив эти сведения, можно предположить существование у царских скифов института права коллективной собственности[96].
Скифы-земледельцы и скифы скотоводы расслаивались на четыре общественные группы:
– жрецы;
– воины;
– общинники;
– рабы.
Жречество у скифов составляло отдельное сословие, возможно, касту. Выделялось несколько категорий жрецов: царские прорицатели и монахи-отшельники (энареи). Категория царских прорицателей обладала правом суда, следовательно, эти жрецы толковали нормы обычного права. Монахи-отшельники отправляли обряды различным богам. В скифской державе сложилась своеобразная область агрипеев, свободная от юрисдикции царей. Наиболее почитаемыми среди скифов были служители культа бога войны Ареса, которому повсеместно воздвигались храмы, капища и алтари. Но Арес – это интерпретация греческих авторов. Судя по всему скифы именовали бога войной по иному, при чём в описании капищ посвящённых Аресу у Геродота указано, что расположены они на холмах, где установлены огромные древние мечи вокруг которых возжигается огонь[97], что весьма похоже на порядок прославления Перуна древними славянами. В рассказе Геродота об отступнике скифских обычаев царе Скиле, сказано, что Бог скифов обрушил свой перун на дворец, от чего тот сгорел в пламени[98]. В славянской мифологии перуницы метает только Перун Громовержец.
Достаточно многочисленной социальной группой являлись воины. Поэтому большинство зафиксированных современниками норм относится к военным обычаям скифского родоплеменного союза. Так, субординация в войске зависела от личностных качеств война. Проявившие доблесть имели преимущество при ежегодном перераспределении земель, при дележе военной добычи и отправлении религиозных обрядов.
В двух местах близь устьев рек Днепра и Дона, а именно: в лесистой местности по восточному берегу Днепра, всегда собирались ватаги молодых и жаждущих воинских приключений скифов; они постоянно производили или на быстрых ладьях, или на резвых конях воинственные набеги на соседние племена. «Эти скифские гнёзда в низовьях Днепра и Дона, куда собиралась вся их беспокойная вольница, и были древнейшей родиной нашего славного казачества – запорожцев и донцов»[99].
«Я не знаю, – говорит Геродот про этих смелых степных удальцов-кочевников, – людей более мудрых, чем скифы. Так как кто же из других народов придумал то что они: они изобрели складные шатры, которые быстро складывают на повозки, когда хотят избежать боя с противником, и таким образом уходят от него со всеми домочадцами имуществом, так что, если не захотят, никогда не будут настигнуты врагом. Наоборот, если они хотят кого-нибудь принудить к бою, то никто не может уйти от скифов, благодаря их быстрым коням и необыкновенно меткой стрельбе из луков!».
В собственности скифских воинов были рабы из числа военнопленных, поскольку общество было патриархальным, члены семьи подчинялись власти главы семейства – воина.
Скифы-земледельцы (сколоты) и скотоводы, выплачивали дань (налог) для содержания воинов. Примечательно, что слово «сколоты» – славяно-русское, а не греческое. В великороссийском наречии сколоты, значит хлопоты, сколотин – хлопотун, т. е. труженик[100].
Кроме того, в Харьковской области Украины есть речка Сколотка, а в Могилёвской области Белоруссии – Школовка[101].
Историк Б. Д. Греков, изучая поземельные отношения и уровень сельскохозяйственных технологий Древнерусского государства пришёл к выводу, что в Киевской земле и Поднепровье особенности сельского хозяйства аналогичны скифским[102].
Основной единицей общества была патриархальная семья. Единоличным хозяином в семье был муж. Жена и дети находились под его властью. Хозяйственной единицей в семье или общине кочевника была повозка (арба). У земледельцев такой единицей служил двор. Скифские семьи были большими и объединялись в соседские и родовые общины: у скотоводов отмечаются таборы, а у земледельцев поселения. Среди поселений были достаточно крупные населённые пункты: Неаполь (Крым), Гелон (Донецко-Днепровское междуречье), Елизаветинское, Кобяковское, Недвиговское и другие городища (Северо-Восточное Приазовье). Как земледельцы, так и скотоводы различались по имущественным признакам.
Рабы в скифском обществе подразделялись на патриархальных (скифского происхождения) и военнопленных. Рабы скифского происхождения были неотчуждаемой собственностью, поскольку не передавались по наследству, а убивались после смерти хозяина. Военнопленные рабы продавались грекам или обменивались на своих соплеменников захваченным в бою сынами Эллады.
Вместе с тем значительного распространения институт рабства у скифов не получил. Вероятного его появление было связано с влиянием греческой рабовладельческой цивилизации.
По свидетельству Геродота, антагонистические отношения между рабами и рабовладельцами привели в V в. до н. э. к восстанию, которое было с трудом подавлено, численность рабов при этом сократилась. Во избежание повторения восстаний, скифы стали увечить (ослеплять) своих рабов, что ограничивало сферу применения рабского труда. Развитию рабства не способствовали также географические и климатические особенности региона.
Кроме того, скифская родовая держава не имела развитой инфраструктуры и соответствующих институтов принуждения.
2.2. Родоплеменные обычаи скифов
«Понятие о справедливости внушено им собственным умом, а не законами»[103].
Обычное право и юридический быт скифов достаточно подробно изложены в работах античных авторов. Формирование скифской родовой державы происходило в тесном экономическом, политическом и военном соприкосновении с древнегреческой цивилизацией. Это предопределило трансформацию скифского архаического гражданского права.
Вместе с тем, характерные особенности развития права исходили из особенностей кочевого общества. Скифы подразделяли имущество на движимое и недвижимое. Право частной собственности распространялось на движимое имущество, предметом которого выступал скот, оружие, украшения, инвентарь.
Земля принадлежала всему скифскому обществу, т. е. орде, находилась в пользовании рода или семьи и подлежала ежегодному перераспределению на народном собрании. Размеры земельных наделов были разными, что также говорит об имущественном расслоении внутри общины. Наименьший земельный надел определялся территорией, которую всадник мог объехать за один день, наибольший надел не оговаривался.
Нормы обычного права скифов знали присягу и клятву (при заключении сделок), устный договор дарения, мену, наём, что указывает на достаточно высокий уровень гражданских правоотношений в обществе. Перечисленные нормы проявлялись в виде обрядов, идентичных славяно-русской символике права в период становления Киевской Руси[104].
Семейное право скифов основывалось на патриархальных обычаях. Главой семьи и единственным распорядителем имущества у скифов был супруг. Жена и дети находились в его власти и при смерти главы семьи находились под защитой старшего в мужском роде (например, брата, либо дядьки мужа). Совершеннолетним сыновьям, образовавшим свои семьи, выделялась часть имущества отца, но преобладающим правом в наследстве обладал младший сын, так же, как и у славяно-русов. Сами скифы связывали минорат с легендой о происхождении своего народа. По этой легенде младший из трёх скифских прародителей – Колаксаис – стал основателем рода царских скифов[105]. Вообще, право минората было достаточно широко распространено у арийских народов в период родоплеменных отношений. Что объяснялось необходимостью облегчить старость родителей после совершеннолетия сыновей.
По мнению, Екатерины II, супружества у скифов «были благополучны по четырём причинам: 1) что дети были воспитаны и наставлены в добродетели; 2) что мужья к жёнам, а жёны к мужьям были чистосердечно привязаны; 3) для того, что те и другие имели отвращение от преступления; 4) что закон был строг над преступником супружеских обязательств.
У скифов девицы не имели иного приданного как родительские добродетели»[106]. Такой обычай вплоть до начала XX в. сохранялся у донских казаков[107].
Совершеннолетия, т. е. полной дееспособности, скифы достигали не по достижению определённого возраста, а по личным качествам: убивший врага, считался уже не юношей, а мужчиной, а с количеством поверженных противников роль главы семьи повышалась.
Больше всего Скифы ценили добродетели и дружбу. За побратимов скифские мужи готовы были сложить свои головы. Как здесь не вспомнить русскую пословицу: «Сам погибай, а товарища выручай»[108].
В уголовном праве скифов можно выделить несколько видов преступлений, которые различали сами скифы. Самое опасное преступление – нарушение скифских обычаев и заимствование чужих – наказывалось смертной казнью и отречением от имени вероотступника. Геродот в своей «Истории» повествует: «Скифы, как и другие народы, также упорно избегают чужеземных обычаев, притом они сторонятся не только обычаев прочих народов, но особенно эллинских. Это ясно показала судьба Анахарсиса[109] и потом Скила. Анахарсис повидал много стран и выказал там свою великую мудрость. На обратном пути в скифские пределы, ему пришлось, плывя через Геллеспонт[110], паристать к Кизику[111]. Кизекенцы в это время как раз торжественно справляли праздник матери Богов[112]. Анахарсис дал богине такой обет: если он возвратится домой здравым и невредимым, то принесёт ей жертву по обряду, какой он видел у кизикенцев, и учредит в её честь всеношное праздненство. Вернувшись в Скифию, Анахарсис[113] тайно отправился в так называемую Гилею (эта местность лежит у Ахиллесова ристалища и вся покрыта густым лесом разной породы деревьев). Так вот, Анахарсис отправился туда и совершил полностью обряд праздненства, как ему пришлось видеть в Кизике. При этом Анахарсис навесил на себя маленькое изображение богов и бил в тимпаны. Какой-то скиф подглядел за совершением этих обрядов и донёс царю Савлию. Царь сам прибыл на место и, как только увидел, что Анахарсис справляет этот праздник, убил его стрелой из лука. И поныне ещё скифы на вопрос об Анахарсисе отвечают, что не знают его, и это потому, что он побывал в Элладе и перенял чужеземные обычаи. Анахарсис, как я узнал от Тимна опекуна Ариапифа, был дядей по отцу скифского царя Иданфирса, сыном Гнура, внуком Лика и правнуком Спаргапифа. Если Анахарсис действительно происходил из этого царского дома, то да будет известно, что умертвил его родной брат. Ведь Иданфирс был сыном Савлия, а Савлий и был убицей Анахарсиса…
Так несчастливо окончил свою жизнь этот человек за то, что принял чужеземные обычаи и общался с эллинами. Много лет спустя Скилу, сыну Ариапифа, пришлось испытать подобную же участь. У Ариапифа, царя скифов, кроме других детей, был ещё сын Скил. Он родился от матери-истриянки, а вовсе не от скифской женщины. Мать научила его говорить и писать по-эллински. Впоследствии через некоторое время Ариапифа коварно умертвил Спаргапиф, царь Агафирсов. И престол по наследству перешёл к Скилу вместе с одной из жён покойного отца, по имени Опия. Это была скифская женщина, от Ариапифа у неё был сын Орик. Царствуя над Скифами, Скил вовсе не любил образа жизни этого народа. В силу полученного им воспитания царь был гораздо более склонен к эллинским обычаям и поступал, например, так: когда царю приходилось вступать с войском в пределы города борисфенитов (эти борисфениты сами себя называли милетянами), он оставлял свиту перед городскими воротами, а сам один входил в город и приказывал запирать городские ворота. Затем Скил снимал своё скифское платье и облачался в эллинскую одежду. В этом наряде царь ходил по рыночной площади без телохранителей и других спутников (ворота же охранялись. Чтобы никто из скифов не увидел его в таком наряде.) Царь же не только придерживался эллинских обычаев, но даже совершал жертвоприношения по обрядам эллинов. Месяц или даже больше он оставался в городе, а затем вновь надевал скифскую одежду и покидал город. Такие посещения повторялись неоднократно, и Скил даже построил себе дом в Борисфене и поселил там жену, местную уроженку.
Печальная участь, однако, была суждена Скилу. А произошло это вот по какому поводу. Царь пожелал принять посвящение в таинства Диониса Вакха. И вот, когда предстояло приступить к таинствам, явилось великое знамение. Был у царя в городе борисфенитов большой роскошный дворец, обнесённый стеною (о ней я только что упомянул). Кругом стояли беломраморные сфинксы и грифоны. На этот-то дворец бог обрушил свой перун, и он весь погиб в пламени. Тем не менее Скил совершил обряд посвящения. Скифы осуждают эллинов за вакхические исступления. Ведь, по их словам, не может существовать божество, которое делает людей безумными. Когда царь, наконец, принял посвящение в таинства Вакха, какой-то борисфенит, обращаясь к скифам, насмешливо заметил: «Вот вы, скифы, смеётесь над нами за то, что мы совершаем служение Вакху и нас охватывает в это время божественное исступление. А теперь и ваш царь охвачен этим богом: он не только совершает таинства Вакха, но и безумствует, как одержимый божеством. Если вы не верите, то идите за мной и я вам покажу это!» Скифские главари последовали за борисфенитом. Он тайно провёл их на городскую стену и посадил на башню. При виде Скила, проходившего мимо с толпой вакхантов в вакхическом исступлении, скифы пришли в страшное негодование. Спустившись с башни, они рассказали всему войску о виденном.
После этого по возвращении Скила домой скифы подняли против него восстание и провозгласили царём Октамасада, сына дочери Терея. Когда Скил узнал о восстании и о причине его, то бежал во Фракию. Октамасад же, услышав об этом, выступил походом на фракийцев. На Истре его встретили фракийцы. Войска готовились уже вступить в сражение. Когда Ситалк послал к Октамасаду сказать следующее: «Зачем нам нападать друг на друга: ведь ты сын моей сестры, у тебя в руках мой брат. Отдай мне его, а я выдам тебе своего Скила, но не будем подвергать взаимной опасности наши войска!». Это предложение Ситалк велел передать через глашатая. Так как у Октамасада действительно нашёл убежище брат Ситалка, Октамасад принял предложение и выдал Ситалку своего дядю по матери, а взамен получил брата Скила. Ситалк принял своего брата и удалился с войском, а Октамасад велел тут же отрубить голову Скилу. Так крепко скифы держаться своих обычаев и такой суровой каре они подвергают тех, кто заимствует чужие»[114].
Другое тяжкое преступление – покушение и попытка покушения на жизнь царя. Под попыткой покушения понималось наведение порчи на царя, за что полагалась смертная казнь и конфискация имущества виновного.
Третий вид преступления – убийство или обида, нанесенная скифу, например, воровство. В этом случае действовал обычай кровной мести, при этом убийство врага обществом даже поощрялось.
Как видно из приведённых примеров, скифы налагали основное и дополнительное наказание (в первом случае дополнительным наказанием было отречение, во втором – конфискация имущества).
Вместе с тем, среди скифов воровство являлось весьма редким и даже чрезвычайным деянием, приравненным к святотатству. По свидетельству римского историка Помпея Трога (начало I в. н. э.), «к золоту и серебру они не питали страсти подобно смертным. Пищей им служило молоко и мёд; употребление шерстяных одежд было им неизвестно, но употребляли скифы только звериные и мышиные шкуры. Эта воздержанность произвела у них и справедливость нравов»[115]. Скифские племена не знали страсти к чужому[116], также как и древние славяне. Так, о нравах полабских славян в XIII в. немецкий христианский миссионер Оттон Бамбергский оставил следующее свидетельство: «Честность же и товарищество среди них таковы, что они, совершенно не зная кражи, ни обмана, не запирают своих сундуков и ящиков. Мы там не видели ни замка, ни ключа, а сами жители были очень удивлены, заметив, что вьючные ящики и сундуки епископа запирались на замок. Платья свои, деньги и разные драгоценности они содержат в покрытых чанах и бочках, не боясь никакого обмана, потому что его не испытывали. И что удивительно, их стол никогда не стоит пустым, никогда не остаётся без яств. Каждый отец семейства имеет отдельную избу, чистую и нарядную, предназначенную только для еды. Здесь всегда стоит стол с различными напитками и яствами, который никогда не пустеет: кончается одно – тотчас несут другое. Ни мышей, ни мышат туда не пускают. Блюда ожидающие участников трапезы, покрыты наичистейшей скатертью. В какое время кто ни захотел бы поесть, гость ли, домочадцы ли, они идут к столу, на котором всё уже готово».
В качестве наказания широко применялось изгнание. Современники упоминали особую область, где могли укрыться изгнанные из общины преступники и формировались общества изгоев.
Скифские обычаи позволяют выявить состязательный судебный процесс и розыскной суд. Состязательный судебный процесс в «Истории» Геродота проходил следующим образом: «Когда царя скифов поражает недуг, он велит привести к себе троих наиболее уважаемых предсказателей. Они… изрекают приблизительно в таком роде: такой-то и такой-то из жителей (называя его по имени) принёс-де ложную клятву богам царского очага (если скифы желают принести особо священную клятву, то обычно торжественно клянутся богами царского очага). Обвинённого в ложной клятве тотчас хватают и приводят к царю. Предсказатели уличают его в том, что он, как это явствует после вопрошания богов, ложно поклялся богами царского очага, и что из-за этого-де царь занемог. Обвиняемый с негодованием отрицает вину. Если он продолжает отпираться, то царь велит призвать ещё предсказателей в двойном числе. Если и они после гадания также признают его вину, то этому человеку сразу же отрубают голову. А его имущество по жребию достаётся первым прорицателям. Напротив, в случае оправдания обвиняемого вторыми прорицателями вызывают всё новых и новых прорицателей. Если же большинство их всё-таки вынесет оправдательный приговор, то первых прорицателей самих присуждают к смерти. Царь не щадит даже и детей казнённых: всех сыновей казнит, дочерям же не причиняет зла»[117].
Применение смертной казни к наследникам казнённого говорит о нечёткой грани между преступлениями против родовой державы и личной обидой: подросшие сыновья казнённого могли в последующем отомстить царю или его потомкам, поэтому сыновья осуждённого подлежали смерти вместе с отцом. Действительно, в Скифии встречаются семейные захоронения – возможные свидетельства древнего, «архаичного» судебного обряда[118].
Один из судебных прецедентов, записанный античным историком, несёт много ценной информации.
Во-первых, можно говорить о состязательном суде, в котором число судей обязательно нечётное: 3 + 6 = 9; 9 + 18 = 27 и т. д. (нечётное количество судей имело значение при голосовании).
Во-вторых, скифский суд состоял из нескольких заседаний, на которых обстоятельно (в понятиях того времени) взвешивались доводы сторон, принимались клятвы. Сам царь, как видно, не участвовал в судебном разбирательстве, полагаясь на объективность суде.
Примечательно также, что пересмотра решения судебного поединка не предусматривалось: имущество обвинённого подлежало конфискации, женщины перераспределялись по другим родам и не обладали правом наследования.
Наконец, ложная клятва по этому источнику определяется как преступление с отягчающими последствиями (болезнь царя). Возможно также присутствие здесь и архаичной славяно-арийской социальной нормы: «клятвопреступление тождественно убийству своих родственников».
Состязательный суд царя проводился для решения споров между общинниками. Проигравший в таком суде подлежал смертной казни, выигравший пользовался почётом и уважением.
Споры между общинниками могли рассматриваться в суде жрецов, который проходил в области, свободной от юрисдикции вождей (царей). Там же, у жрецов, можно было получить убежище от кровников или врагов.
Вообще скифы были не только мудрыми, но и образованными людьми. Так, Абарис[119], скифский посол, от северных стран в Афины присланный, написал несколько книг[120]. По свидетельству греческого софиста Лукиана (ок. 120–180 гг. н. э.) скифский мудрец Токсарис научил афинян искусству врачевания, за что был признан героем и полу-богом, которому приносили жертвы жители Эллады[121].
Все племена скифов, как и славян, отличались «выносливостью в трудах и на войне и необычайной телесной силой; они не приобретали ничего такого, что боялись бы потерять, а оставаясь победителями, ничего не желали кроме славы»[122].
Выше сказанное свидетельствует о родстве скифских и славянских племён.