Юридическая ответственность. Основные подходы в современной науке. Материалы круглого стола. Круглый стол № 2. Состояние исследования проблемы юридической ответственности в российской правовой науке ( Сборник статей, 2015)

Состояние исследования проблемы юридической ответственности в российской правовой науке

А.Г. Чернявский

Доктор юридических наук, профессор

Проблема юридической ответственности постоянно находится в центре внимания правоведов, являясь наиболее сложной и дискуссионной в отечественной теории права. Представители общей теории права и представители различных отраслевых наук уделяют пристальное внимание, высказывают различные идеи относительно ее содержания.

Анализируя данную ситуацию, А.С. Мордовец констатирует: «Проблема юридической ответственности заслуживает пристального внимания. Однако до настоящего времени нет единства мнений ученых относительно понятия юридической ответственности. Только многочисленных определений насчитывается более десяти»[31].

В соответствии с видами правонарушений юридическая ответственность подразделяется на уголовно-правовую, гражданско-правовую, административную, дисциплинарную и материальную. Корни понятий «правонарушение» и «юридическая ответственность», как и многих иных правовых понятий и категорий, уходят в далекое прошлое человечества. Эти понятия непосредственно исходят из общенародных представлений о добре и зле, справедливости и чести, достоинстве и добродетели и выступают критерием прежде всего моральной оценки определенных качеств личности нарушителя.

В период неписаного права реагировать на причиненную обиду было делом обиженного, делом частного лица. Возникающие конфликты разрешались у древних народов в основном путем насилия. Так появился институт мести, ставший прообразом понятия ответственности. Как указывает Г.В. Мальцев, «уже на ранних стадиях человеческого общества произошло зарождение примитивных процессуальных форм, упорядочивающих конфликтную ситуацию спора или наложение наказания за действия, близкие к преступлению или являющиеся таковыми» [32].

Источниками правонарушений и их ответственности вначале были первобытная мораль, традиции, ритуалы и обычаи. Особое место занимали религиозные правила, которые в древности являлись одновременно и всеобщими нормами. Позднее правила и обычаи, религиозные нормы все более и более переходили в плоскость правовую, были законодательно закреплены, стали юридическими нормами. Ярким примером является Русская Правда как памятник древнерусского права, в котором еще сохраняются древнейшие элементы обычая, связанные с принципом талиона («око за око, зуб за зуб») в случаях кровной мести. Но главной целью наказания (ответственности) становится возмещение ущерба (материального и морального).

В римском праве при характеристике правонарушения часто употребляются слова и словосочетания «обиженный», «месть», «удовлетворение обиженного», «раздраженное чувство обиженного» и т. д., свидетельствующие об истоке правонарушения – древнем социальном конфликте. Исследование социальных истоков, например, гражданских правонарушений свидетельствует о том, что они возникают в конфликтном противоборстве сторон в имущественной сфере.

Формы, содержание правонарушений и, следовательно, ответственность (в том числе гражданско-правовая) постоянно видоизменялись, однако многие из видов правонарушений и вариантов ответственности за них сохранились и действуют в настоящий период. Изучение истории развития данных институтов свидетельствует о том, что они могут быть исследованы только путем анализа процесса развития общества и государства, происходящих в них социально-экономических и политических изменений, т. е. с учетом особого периода времени. Одно и то же деяние при различных исторических обстоятельствах может оцениваться и как преступление, и как проступок[33].

Кроме того, следует отметить и психологические аспекты вопросов изменения пределов юридической ответственности.

Так, Петражицкий в духе своего учения о «возрожденном естественном праве», которое правильнее называть, по его выражению, «правно-политическим направлением», предлагал исходить из того, что «наука права отнюдь не должна ограничиваться толкованием и научно-систематическим изложением действующего официально-позитивного права для надобностей судебной или иной практики, а должна вырабатывать руководящий научный свет для улучшения, реформы существующего права, для законодательного и иного правового творчества и развития, – разрабатывать не только догматику, а и политику права», подчеркивая, что «правно-политическая работа и правно-политическая сознательность необходимы для всех ветвей частного и публичного права». Вот как Петражицкий описывал смысл политики права в контексте психологической теории права: «В связи с изучением психического, мотивационного и педагогического причинного действия права в социально-психической жизни для обоснования и построения науки политики права выяснилось, что право представляет психические процессы особого рода, что сфера его реального бытия, стало быть, и реального, опытного изучения подлежащих реальных феноменов находится в человеческой психике и что теоретическое изучение явлений права, их природы, состава и т. д. должно покоиться на тех же методах психологического наблюдения, которые применяются в опытной психологии (простое и экспериментальное внутреннее наблюдение и т. д.). Этим теория права освобождается от произвольного конструирования, от бесчисленных фикций…”. Многие коллизионные вопросы решаются судами в соответствии с «интуитивно-правовыми убеждениями», а не на основе позитивного права, поскольку если бы было иначе, то «получилось бы бедственное положение, эпидемия отказов в правосудии и т. п.» Необходимо сказать, что Петражицкий довольно скептически относился к идее полной унификации гражданского права разных стран, считая, что гражданское право должно быть приспособлено к состоянию психики различных народов и этнографических групп, даже когда речь идет о гражданском праве одного государства, «поскольку имеются существенные различия в уровне психической культуры разных народностей и племен, входящих в состав данного государства». Серьезной политике права, отмечал Петражицкий, приходится учитывать существующие «интуитивные правоубеждения», религиозное право, действующее в среде разных народов, т. е. такие элементы социально-психической жизни, которые требуют деликатного отношения и уважения государственной власти. Попытка ввести единое гражданское право в многонациональном и мультикультурном обществе была бы, по убеждению Петражицкого, «преступлением против разных народностей и племен» ввиду «психического сопротивления радикально иного интуитивного права, иных священных обычаев предков, сакрального права разных этнографических элементов». Вот как Петражицкий характеризовал принцип доверия к праву: «Разумная политика права вообще, а цивильная политика и подавно, должна, во всяком случае, иметь в виду, что не следует подрывать у людей доверия к праву; в частности следует избегать того, чтобы люди, поверившие указаниям своих законов, попадали из-за этого в бедственное положение, а другие наживались на этом (и эвентуально эксплуатировали бы такую доверчивость); и вообще следует стремиться к тому, чтобы не было последующих неожиданностей со стороны официального права и судов, а дело бы происходило так, как психологически естественно и нормально люди, устраивая свои дела, предполагали и ожидали». Данный принцип (его также можно было бы назвать принципом защиты правомерных ожиданий) в практическом плане предполагает, что судья, решающий коллизионный вопрос, должен способствовать защите тех гражданско-правовых прав, которые возникли у иностранных граждан в рамках их правовой системы. К числу элементарных требований техники и политики права Петражицкий относил требование «избегать по возможности всякой неопределенности и растяжимости в объеме применяемых понятий». Он призывал стремиться к выработке понятий с точно фиксированным, не допускающим ни растяжения, ни сжимания объемом.[34]

На наш взгляд, проблематичность заключается в неразработанности теорией права концептуальной первоосновы для более менее адекватного понимания сущности, значения, целей ответственности. Именно это и является одной из главных причин сложившейся ситуации в теории права и законодательной практике на сегодняшний день.

Абсолютно прав О.Э. Лейст, отмечая: «Понятия, которыми оперирует теория государства и права, по степени обобщенности должны иметь значение для всех отраслевых наук»[35].

Таким образом, без детального анализа понятия и содержания юридической ответственности теорией государства и права нельзя претендовать на разрешение отраслевых проблем.

Прежде всего, следует отметить, что законодательного определения юридической ответственности не существует.

В научной литературе основополагающие характеристики юридической ответственности раскрываются следующим образом.

1. Юридическая ответственность наступает только за совершенное правонарушение. Правонарушение выступает в качестве основания юридической ответственности. Субъектом юридической ответственности может стать только субъект, виновный в нарушении правовых предписаний. (Если правонарушение совершено лицом, находящимся в состоянии невменяемости или душевнобольным, когда оно лишено возможности отдавать отчет в своих действиях и руководить ими, суд может применить в отношении данного лица принудительные меры медицинского характера (например, поместить в психиатрическую лечебницу), однако данные меры не являются мерами юридической ответственности.)

Наиболее принципиальной является проблема выделения в механизме защиты охранительных норм и правоотношений. Большинство современных ученых исходят из того, что в результате нарушения или оспаривания субъективного права возникают новые, ранее не существовавшие охранительные правоотношения, в рамках которых реализуются меры защиты и меры юридической ответственности как их разновидность. Однако ряд авторов, отрицая существование охранительных правоотношений, отстаивают вывод о том, что меры защиты и меры ответственности реализуются в рамках правовых отношений, существовавших до правонарушения. Наиболее последовательно эту точку зрения проводил в своих трудах М.А. Гурвич. По его мнению, в результате правонарушения нарушенное субъективное право переходит в новое, «боевое» состояние, становится годным к немедленному принудительному осуществлению. Это субъективное право в «боевом» состоянии М.А. Гурвич называл притязанием или правом на иск. При этом правонарушение изменяет правовое положение не только кредитора, но и должника, превращая его ранее существовавшую обязанность в юридическую ответственность. У М.А. Гурвича право на иск и ответственность остаются элементами правоотношения, существовавшего до правонарушения. Правонарушение не порождает новых правоотношений, а лишь приводит ранее существовавшее в состояние спора. «Пройдя в качестве предмета судебного рассмотрения и защиты через горнило судебного процесса», это материальное правоотношение приобретает определенность и бесспорность[36].

Данная концепция обедняет представления о механизме защиты, создает иллюзию того, что принудительное осуществление права является единственным способом его защиты. Между тем это не так. Многие субъективные права в случае их нарушения вообще не могут быть принудительно осуществлены, некоторые из них прекращают свое существование в результате правонарушения (например, право собственности в случае уничтожения имущества). Кроме того, защите подлежат не только субъективные права, но и охраняемые законом интересы, т. е. не опосредованные регулятивным правом социальные потребности. В результате нарушения абсолютного субъективного права собственности возникают относительные правоотношения по его защите, в рамках которых осуществляются такие способы защиты, как виндикационный и негаторный иски. Правонарушение может вызвать к жизни правоотношения иной отраслевой принадлежности, чем нарушенные (например, наряду с возмещением имущественного вреда к правонарушителю могут применяться меры административной и уголовной ответственности). Все это говорит о том, что в результате правонарушения, оспаривания и других помех в осуществлении права возникает новое и относительно самостоятельное субъективное право (право на защиту), с которым корреспондирует новая, до правонарушения не существовавшая обязанность правонарушителя. Эти новые право и обязанность входят в содержание охранительного правоотношения. В настоящее время идея выделения в механизме правового регулирования охранительных правоотношений получила широкую поддержку научной общественности. Возражения против этой концепции выдвигаются лишь некоторыми представителями науки гражданского процессуального права[37].

2. Юридическая ответственность неразрывно связана с государственным принуждением, т. е. она устанавливается государством и применяется в ответ на виновные противоправные деяния правонарушителя через деятельность специальных органов государства.

3. Юридическая ответственность характеризуется определенными лишениями, которые виновный обязан претерпеть. Лишение правонарушителя определенных благ, наступление для него определенных нежелательных последствий является реакцией государства на тот вред, который правонарушитель причинил обществу, государству или отдельной личности. Особенность юридической ответственности состоит не в том, что она сопровождается определенными лишениями и ограничениями, а в специфике данных лишений. Данные лишения могут быть личного характера (например, лишение свободы, лишение права занимать определенные должности и др.) и имущественного характера (например, штраф, конфискация, взыскание неустойки и др.). Они выступают в качестве средств, при помощи которых осуществляются задачи перевоспитания правонарушителей и предупреждения правонарушений.

4. Бесспорным положением к понятию юридической ответственности является то, что она осуществляется в строгом соответствии с нормами права [38].

Отдельные авторы считают, что юридическая ответственность рассматривается как субстанция, высшая сущность права во всех видах и формах его проявления и движения, развития и совершенствования[39].

С нашей точки зрения, данное высказывание чрезмерно преувеличивает роль юридической ответственности, поскольку существуют не менее «высшие» сущности права, например, свобода, справедливость, гуманизм и др.

Это сложный, многогранный феномен, имеющий специфику в конституционно-правовом, административно-правовом, гражданско-правовом, уголовно-правовом и других общетеоретических и отраслевых аспектах, как это нередко утверждается в юридической литературе.[40]

Действенность юридической ответственности выражается не в ее жестокости или жесткости, а в неотвратимости. Принцип неотвратимости – это основополагающая идея, закрепленная в законодательстве, заключающаяся в обязательном установлении юридической ответственности за общественно опасные деяния, обязательном соблюдении предписаний правовых норм и обязательной реакции уполномоченных государством органов на правонарушение в виде осуждения и применения справедливых, гуманных, индивидуализированных мер юридической ответственности при отсутствии законных оснований освобождения от нее.

Любое правонарушение должно влечь реакцию со стороны государства. Эта реакция выражается в неотвратимой каре правонарушителя и в восстановлении нарушенных общественных отношений. Кара как неотвратимая реакция осуществляется не ради себя самой, а ради другого аспекта неотвратимости – чтобы в будущем субъект не нарушал возложенных на него обязанностей. Этому способствуют также осуществляемые одновременно с карательной и восстановительной функциями воспитательная и частнопревентивная функции, т. к. одна кара не может обеспечить неотвратимость юридической ответственности.

К сожалению, реалии современной действительности свидетельствуют о частом нарушении принципа неотвратимости, а соответственно, и о проявлениях дисфункций юридической ответственности. В РФ остается высоким уровень правонарушаемости. При этом нам видна лишь «надводная часть айсберга» – зарегистрированная преступность без учета латентной преступности. По свидетельству криминологов, высокий уровень раскрываемости преступлений свидетельствует как раз о высоком уровне латентной преступности.

Государственная Дума принимает акты амнистии, продиктованные конъюнктурными интересами, а депутаты обезопасили себя иммунитетом от уголовного и административного преследования. К тому же действующее законодательство содержит многочисленные пробелы, позволяющие правонарушителю «избегать» юридической ответственности. В настоящее время из-за нехватки средств отсутствуют надлежащие социально-экономические гарантии обеспечения принципа неотвратимости.

Содержание принципа неотвратимости необходимо раскрывать в его взаимосвязи с другими принципами юридической ответственности, т. к. нарушение одного принципа ведет к нарушению другого принципа юридической ответственности. Так, можно ли назвать ответственность соответствующей принципу неотвратимости, если она декларативна и не обеспечена механизмами реализации, или когда за правонарушение назначается наказание, не соответствующее его характеру и степени его тяжести. Декларативную, несправедливую, неиндивидуализированную ответственность нельзя назвать соответствующей принципу неотвратимости наказания.

Современное законодательство изобилует умышленными или неумышленными пробелами, когда за явное неисполнение возложенных обязанностей ответственность просто не предусмотрена.

Так, явка на заседания для депутатов ГД является их должностной обязанностью.

В соответствии со ст.44 Регламента Государственной Думы РФ[41] депутат Государственной Думы обязан присутствовать на ее заседаниях. О невозможности присутствовать на заседании палаты по уважительной причине депутат Государственной Думы обязан информировать Председателя Государственной Думы и руководителя соответствующей фракции. Уважительными причинами отсутствия депутата Государственной Думы на заседании Государственной Думы являются направление в командировку по распоряжению Председателя Государственной Думы или Первого заместителя Председателя Государственной Думы, участие в выполнении поручений Государственной Думы и Совета Государственной Думы, исполнение гражданских обязанностей, предусмотренных законодательством Российской Федерации, временная нетрудоспособность, отпуск, рождение ребенка, регистрация брака, смерть близких родственников, иные семейные обстоятельства, а также обстоятельства непреодолимой силы.

Между тем какая-либо ответственность за отсутствие на заседаниях депутатов без уважительных причин действующим законодательством не предусмотрена.

Действительность последних 15–20 лет дает нам немало примеров отступления от принципа неотвратимости ответственности в части и безответственности государства как субъекта гражданско-правовых отношений. Так, в 1991–1993 годах при «заморозке» вкладов в государственных сберкассах пострадали миллионы граждан. Ущерб «возмещается» по настоящий день. В августовском кризисе 1998 г. также пострадали граждане. Никакой ответственности государство не понесло. Это свидетельствует о том, что ответственность государства в глобальных просчетах и ошибках носит декларативный характер и не обеспечена реальными механизмами осуществления[42].

Юридическая ответственность не сводится и не растворяется в понятиях «обязанность», «правомерное поведение», «поощрение», «осознание обязанности», «волевое отношение к обязанностям».

Во-первых, юридическая обязанность – вид и мера должного или требуемого поведения. В основе обязанности лежит юридически закрепленная необходимость. Одна обязанность не может характеризовать всю ответственность в целом. Она не может существовать без своей основы – правовой нормы. Обязанность действовать надлежащим образом (правомерно) в своей статике в виде модели будущего поведения характеризует ответственное поведение и юридическую ответственность, но не сводится к последним. Сама правовая норма является основанием юридической ответственности.

Во-вторых, юридическая обязанность, как и все право, рассчитана прежде всего на осознанное и волевое поведение. Для оценки действий лица как ответственного или правонарушающего необходимо осознание обязанности и волевое отношение к ней. Это осознание выражается через позитивное психическое отношение, но не сводится к последнему, т. к. позитивное отношение должно выразиться в реальном правомерном поведении. Чувство долга, ответственности, позитивное психическое отношение – не есть сама ответственность – это субъективная сторона правомерного и ответственного поведения. Субъективной стороны не может быть без ее объективной основы, статического выражения юридической ответственности.

В-третьих, юридическая ответственность не тождественна обязанности, т. к. эта обязанность реализуется в осознанном, волевом правомерном поведении – внешнем выражении ответственности. Динамика добровольной ответственности начинается с момента реализации юридической обязанности.

В-четвертых, правоотношение, участником которого является ответственный субъект, возникает и функционирует на основе правовой нормы. Правомерное поведение осуществляется в рамках регулятивных правоотношений. Как и в любом правоотношении, обязанности субъекта неизбежно сопутствует соответствующее право. Обязанность субъекта правоотношения обеспечивается и гарантируется государством. Необходимость совершить определенные действия или воздержаться от их совершения обеспечиваются убеждением, принуждением и поощрением.

В-пятых, оценка юридически значимых правомерных поступков есть результат функционирования и развития динамики юридической ответственности. Возможно три варианта такой оценки: молчаливое одобрение со стороны государства (нет необходимости реагировать на любой правомерный поступок); производство соответствующей проверки и как итог – процессуальное решение, констатирующее факт правомерного решения (например, признание действий лица соответствующими необходимой обороне, крайней необходимости, обоснованному риску, физическому принуждению); поощрение. Второй и третий варианты оценки ответственности осуществляются в процессуальной форме.

Статутная (единая) ответственность – это объективно обусловленная, установленная законом и охраняемая государством обязанность (необходимость) соблюдения правовых предписаний участниками правоотношений, а в случае ее нарушения – обязанность правонарушителя претерпеть осуждение, ограничение прав имущественного или личного неимущественного характера. В статутной ответственности нормативно закреплен как позитивный, так и негативный аспекты реализации юридической ответственности.

На наш взгляд, именно такая постановка вопроса отвечает современным потребностям правового регулирования общественных отношений, т. к. позитивная ответственность без закрепления в нормах права негативной ответственности беззащитна, а негативная ответственность без позитивной бессмысленна. Юридическая ответственность как целостное правовое явление выполняет регулятивно-статическую функцию, является образцом (конструкцией) прежде всего ответственного и должного поведения, изложенного в нормах права, на что и ориентирует субъектов права, и поэтому является базовой. В определение статутной ответственности мы включили (потенциально) и негативный аспект, но это не означает, что он всегда реализуется. Однако он необходим, т. к. указывает субъекту, какие неблагоприятные последствия наступят для него в случае нарушения нормы права. Наивно полагать, что все субъекты общественных отношений будут соблюдать предписания норм права, только исходя из уважения к закону. Поэтому еще раз подчеркнем, что позитивная ответственность без негативной беззащитна, что не означает безусловную реализацию негативной ответственности, т. к. ее реализация возможна только в случае акта безответственного поведения (правонарушения), но сам этот аспект заложен в конструкции единой ответственности и, воздействуя на психологическом уровне (на волю и сознание), принимает участие в обеспечении позитивного аспекта реализации юридической ответственности. Ответственность действенна и эффективна только во взаимодействии различных ее аспектов, которые в своей совокупности и составляют понятие ответственности как целостного правового явления.

Юридическая ответственность как целостное правовое явление является гарантией и существенной стороной правового положения личности. Наряду с иными гарантиями она направлена на создание реальных возможностей пользоваться правами и свободами, надлежаще выполнять обязанности. Иными словами, статутная ответственность ориентирует на то, что использование гражданами прав и свобод неотделимо от исполнения своих обязанностей и не должно наносить ущерб интересам личности, общества и государства.

Правовое государство, построение которого является для Российской Федерации одной из основных целей, предполагает наибольшую степень свободы для человека и гражданина и определяется принципом «разрешено все, что не запрещено законом», и именно в таком обществе право как регулятор общественной жизни берет на себя функции не столько охраны общественных отношений, сколько их регулирования, а юридическая ответственность выражается прежде всего в ответственном отношении к своим обязанностям самих участников общественных отношений и добросовестной реализации имеющихся прав и возложенных на них обязанностей.

Обращает на себя внимание, что в своих актах Верховный Суд РФ прямо указывает на социальные основания и пределы ответственности.

Приведем следующий пример.

Постановлением судьи Батыревского районного суда Чувашской Республики от 9 июня 2014 г. Гасанов Р.А.о. признан виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного частью 1.1 статьи 18.8 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, и подвергнут административному наказанию в виде административного штрафа в размере 2000 рублей с административным выдворением за пределы Российской Федерации в форме принудительного выдворения за пределы Российской Федерации с помещением в специальное учреждение временного содержания иностранных граждан УФМС России по Чувашской.

Постановлением председателя Верховного Суда Чувашской Республики от 23 октября 2014 г. постановление судьи Батыревского районного суда Чувашской Республики от 9 июня 2014 г. оставлено без изменения.

В жалобе, поданной в Верховный Суд Российской Федерации, защитник Ческидова Л.Н. выражает несогласие с постановлениями, вынесенными в отношении Гасанова Р.А. по настоящему делу об административном правонарушении.

Изучив материалы дела об административном правонарушении и доводы жалобы защитника Ческидовой Л.Н., суд пришел к следующим выводам.

Частью 1.1 статьи 18.8 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях предусмотрена административная ответственность за нарушение иностранным гражданином или лицом без гражданства режима пребывания (проживания) в Российской Федерации, выразившееся в отсутствии документов, подтверждающих право на пребывание (проживание) в Российской Федерации, или в случае утраты таких документов в неподаче заявления об их утрате в соответствующий орган либо в уклонении от выезда из Российской Федерации по истечении определенного срока пребывания, если эти действия не содержат признаков уголовно наказуемого деяния.

Согласно статье 2 названного Федерального закона законно находящийся в Российской Федерации иностранный гражданин – это лицо, имеющее действительные вид на жительство, либо разрешение на временное проживание, либо визу и (или) миграционную карту, либо иные предусмотренные федеральным законом или международным договором Российской Федерации документы, подтверждающие право иностранного гражданина на пребывание (проживание) в Российской Федерации.

Исходя из положений данной нормы, документами, подтверждающими право на пребывание (проживание) в Российской Федерации, являются вид на жительство, либо разрешение на временное проживание, либо виза и (или) миграционная карта, либо иные предусмотренные федеральным законом или международным договором Российской Федерации документы, подтверждающие право иностранного гражданина на пребывание (проживание) в Российской Федерации.

В силу статьи 25.10 Федерального закона от 15 августа 1996 г. № 114-ФЗ «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию» иностранный гражданин или лицо без гражданства, не имеющие документов, подтверждающих право на пребывание (проживание) в Российской Федерации, являются незаконно находящимися на территории Российской Федерации и несут ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

Из материалов дела об административном правонарушении следует, что 9 июня 2014 г. около 16 часов 16 минут в с. Батырево Батыревского района Чувашской Республики выявлен гражданин Республики <…> Гасанов Р.А., допустивший нарушение режима пребывания иностранных граждан в Российской Федерации, выразившееся в нахождении на территории Российской Федерации без документов, подтверждающих право на пребывание (проживание) в Российской Федерации.

Данные обстоятельства подтверждаются собранными по делу доказательствами: протоколом об административном правонарушении (л.д. 4), досье иностранного гражданина Гасанова Р.А. из АС ЦБДУИГ ФМС России (л.д. 5 – 8), объяснениями Гасанова Р.А., данными в ходе судебного разбирательства (л.д. 10), которые оценены в совокупности с другими материалами дела об административном правонарушении по правилам статьи 26.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях с точки зрения их относимости, допустимости, достоверности и достаточности.

Совершенное Гасановым Р.А. административное правонарушение правильно квалифицировано по части 1.1 статьи 18.8 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.

Доводы жалобы о том, что дополнительное наказание в виде административного выдворения за пределы Российской Федерации назначено Гасанову Р.А. необоснованно и влечет нарушение права на уважение семейной жизни, поскольку он состоит в браке с гражданкой Российской Федерации и имеет двоих детей, являющихся гражданами Российской Федерации, повлечь отмену состоявшихся по делу судебных постановлений не могут.

Статья 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, признавая право каждого на уважение его личной и семейной жизни, не допускает вмешательства со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности, защиты прав и свобод других лиц.

Приведенные нормативные положения в их интерпретации Европейским Судом по правам человека не препятствуют государству в соответствии с нормами международного права и своими договорными обязательствами контролировать въезд иностранцев, а равно их пребывание на своей территории; в вопросах иммиграции статья 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод или любое другое ее положение не могут рассматриваться как возлагающие на государство общую обязанность уважать выбор супружескими парами страны совместного проживания и разрешать воссоединение членов семьи на своей территории (Постановления от 28 мая 1985 г. по делу «Абдулазиз, Кабалес и Балкандали (Abdulaziz, Cabales and Balkandali) против Соединенного Королевства», § 68; от 19 февраля 1996 г. по делу «Гюль (Gul) против Швейцарии», § 38; от 10 марта 2011 г. по делу «Киютин (Kiyutin) против России», § 53 и др.). Европейский Суд по правам человека пришел к выводу о том, что названная Конвенция не гарантирует иностранцам право въезжать в определенную страну или проживать на ее территории и не быть высланными, указав, что лежащая на государстве ответственность за обеспечение публичного порядка обязывает его контролировать въезд в страну; вместе с тем решения в этой сфере, поскольку они могут нарушить право на уважение личной и семейной жизни, охраняемое в демократическом обществе статьей 8 названной Конвенции, должны быть оправданы насущной социальной необходимостью и соответствовать правомерной цели (Постановления от 21 июня 1988 г. по делу «Беррехаб (Berrehab) против Нидерландов», § 28; от 24 апреля 1996 г. по делу «Бугханеми (Boughanemi) против Франции», § 41; от 26 сентября 1997 г. по делу «Эль-Бужаиди (El Boujaidi) против Франции», § 39; от 18 октября 2006 г. по делу «Юнер (Uner) против Нидерландов», § 54; от 6 декабря 2007 г. по делу «Лю и Лю (Liu and Liu) против России», § 49; решение от 9 ноября 2000 г. по вопросу о приемлемости жалобы «Андрей Шебашов (Andrey Shebashov) против Латвии» и др.).

Относительно критериев допустимости высылки в демократическом обществе Европейский Суд по правам человека отметил, что значение, придаваемое тому или иному из них, будет различным в зависимости от обстоятельств конкретного дела, государство, связанное необходимостью установить справедливое равновесие между конкурирующими интересами отдельного лица и общества в целом, имеет определенные пределы усмотрения; в то же время право властей применять выдворение может быть важным средством предотвращения серьезных и неоднократных нарушений иммиграционного закона, поскольку оставление их безнаказанными подрывало бы уважение к такому закону.

При этом законность проживания мигранта позволяет судить о его лояльности к правопорядку страны пребывания.

Правонарушения в области миграционного законодательства в силу закона и по законному решению суда могут быть квалифицированы именно как обстоятельства, вынуждающие к применению такого наказания, как административное выдворение, в силу насущной социальной необходимости.

Необходимость назначения дополнительного административного наказания в виде административного выдворения за пределы Российской Федерации предусмотрена санкцией части 1.1 статьи 18.8 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.

В соответствии с общими правилами назначения административного наказания, основанными на принципах справедливости, соразмерности и индивидуализации ответственности, административное наказание за совершение административного правонарушения назначается в пределах, установленных законом, предусматривающим ответственность за данное административное правонарушение, в соответствии с Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях. При назначении административного наказания физическому лицу учитываются характер совершенного им административного правонарушения, личность виновного, его имущественное положение, обстоятельства, смягчающие административную ответственность, и обстоятельства, отягчающие административную ответственность (части 1 и 2 статьи 4.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях).

При назначении 9 июня 2014 г. Гасанову Р.А. административного наказания судьей Батыревского районного суда Чувашской Республики требования статьи 4.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях были соблюдены.

Материалы дела свидетельствуют о том, что Гасанов Р.А. длительное время пребывает на территории Российской Федерации без документов, подтверждающих право на пребывание (проживание) в Российской Федерации, за этот период мер к тому, чтобы узаконить свое нахождение на территории Российской Федерации, не принял. Содержащиеся в материалах данные о личности Гасанова Р.А. свидетельствуют о том, что ранее он привлекался к уголовной ответственности, а также неоднократно к административной. Нарушение Гасановым Р.А. миграционного законодательства выявлено в рамках проверки обстоятельств по уголовному делу, возбужденному 26 апреля 2014 г. по признакам состава преступления, предусмотренного частью 2 статьи 158 Уголовного кодекса Российской Федерации. Согласно имеющимся в материалах дела данным была установлена причастность Гасанова Р.А. в числе других лиц к совершению данного преступления.

При таких обстоятельствах постановление судьи в части назначения дополнительного наказания в виде административного выдворения за пределы Российской Федерации основано на данных, подтверждающих необходимость применения к Гасанову Р.А. этой меры ответственности, а также ее соразмерность предусмотренным частью 1 статьи 3.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях целям административного наказания, связанным с предупреждением совершения новых правонарушений как самим правонарушителем, так и другими лицами[43].

Социальные предпосылки изменения пределов юридической ответственности можно проследить на примере отдельных законов.

Так, в настоящее время разработан Проект Федерального закона «О добровольном декларировании физическими лицами имущества и счетов (вкладов) в банках» (далее – законопроект) во исполнение Послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 4 декабря 2014 г.

Законопроект направлен на создание простого, понятного и необременительного с экономической точки зрения механизма добровольного декларирования имущества и счетов (вкладов) в банках, обеспечение правовых гарантий сохранности капитала и имущества физических лиц, защиту их имущественных интересов, в том числе за пределами Российской Федерации.

Законопроект предусматривает решение следующих задач:

1) снижение рисков, связанных с возможными ограничениями использования российских капиталов, которые находятся в иностранных государствах, а также с переходом Российской Федерации к автоматическому обмену налоговой информацией с иностранными государствами;

2) создание в законодательстве Российской Федерации правовых оснований для передачи имущества, принадлежащего на праве собственности лицам, которые владеют, пользуются и распоряжаются этим имуществом в чужом интересе, в пользу фактических владельцев этого имущества, без возникновения обязанности по уплате налогов в связи с такой передачей;

3) создание стимулов для добросовестного исполнения физическими лицами обязанностей, установленных законодательством о налогах и сборах, законодательством о валютном регулировании и валютном контроле, таможенным законодательством;

4) определение гарантий правовой защиты имущественных интересов физических лиц, участвующих в добровольном декларировании имущества и счетов (вкладов) в банках, конфиденциальности полученной информации, освобождения таких физических лиц от уголовной, административной ответственности и ответственности за налоговые правонарушения.

Программа добровольного декларирования имущества и счетов (вкладов) предполагает добровольное декларирование физическими лицами своего имущества и счетов (вкладов) в банках за пределами Российской Федерации путем представления в налоговый орган соответствующей декларации.

В соответствии с законопроектом декларация будет представляться в налоговый орган или в центральный аппарат ФНС (по выбору физического лица). На такую декларацию будет распространяться режим налоговой тайны. Сведения, содержащиеся в такой декларации, не могут передаваться никаким государственным органам. Они могут быть переданы исключительно самому декларанту для подтверждения факта декларирования.

Важным нововведением законопроекта является то, что в рамках программы добровольного декларирования предлагается предоставить возможность гражданам оформить в свою собственность имущество, переданное ранее номинальным владельцем.

Для этого предлагается ввести в законодательство понятия фактического и номинального владельца имущества, создать механизм передачи права собственности на имущество от номинального владельца его фактическому владельцу, а также предоставить возможность фактическому владельцу заявить о таком имуществе в декларации.

Законопроект предусматривает следующие гарантии участникам программ:

1) освобождение от уголовной, административной и налоговой ответственности в пределах, определяемых законом и в отношении деяний, совершенных до 1 января 2014 г., если совершенные ими правонарушения были связаны с формированием (приобретением) задекларированных объектов имущества или с операциями, связанными с приобретением этого имущества;

2) невозможность использовать данные, содержащиеся в декларации, как основание для возбуждения уголовного дела или как доказательство в рамках уголовного дела;

3) невозможность использовать данные декларации как основание для проведения налоговой проверки или для доначисления налогов в рамках налоговой проверки;

4) освобождение от налогообложения дохода, возникающего в связи с передачей имущества от номинального владельца фактическому владельцу, а также дохода в виде получения имущества ликвидируемых офшорных компаний;

5) гарантии признания и регистрации прав собственности на имущество, передаваемое от номинального фактическому собственнику.

Положения законопроекта не могут рассматриваться как ограничение права пользования, владения и распоряжения имуществом, указанным в декларации.

Законопроект содержит специальные положения о том, что он никаким образом не затрагивает, не ограничивает и не предусматривает никаких исключений в отношении обязательств Российской Федерации, предусмотренных международными договорами Российской Федерации, включая обязательства в сфере противодействия отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма.

Отдельные авторы определяют ответственность как систему. В такой ситуации становится очевидным, что «система юридической ответственности – это совокупность и взаимодействие норм и институтов права, соблюдение которых обеспечивает правопорядок, а применение их при совершении правонарушения восстанавливает правопорядок»[44]. В этой связи юридическую ответственность необходимо отличать от принудительного исполнения лицом своей обязанности, не исполненной добровольно, где принуждение выступает как мера защиты права[45].

Юридическая ответственность не является тождественной обязанности, правомерному поведению, поощрению, субъективным признакам, она шире этих явлений.

Не тождественна она и правоотношению, т. к. последнее характеризуется специфическими для него признаками, не все из которых входят в содержание добровольной формы реализации юридической ответственности[46].

В Толковом словаре русского языка В.И. Даля ответственность рассматривается, как «обязанность отвечать в чем за что-либо, повинность ручительства за что, долг дать в чем-либо отчет»[47].

Более детально это понятие толкуется в Словаре русского языка Д.Н. Ушакова, где оно определяется как «положение, при котором лицо, выполняющее какую-нибудь работу, обязано дать полный отчет в своих действиях и принять на себя вину за могущие возникнуть последствия в исходе порученного дела, в выполнении каких-нибудь обязанностей, обязательств»[48].

В Толковом словаре русского языка под редакцией С.И. Ожегова «ответственность – это необходимость, обязанность отвечать за свои действия, поступки»[49].

Данное понятие уточняется в Словаре под редакцией С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой как «необходимость, обязанность отдавать кому-нибудь отчет в своих действиях, поступках»[50].

На основе представленных толкований можно сделать вывод о том, что филологи раскрывают содержание ответственности через универсальную для них категорию «обязанность», сужая это многоаспектное явление, не рассматривая объект, субъект воздействия, назначение и пределы. К сожалению, имеющиеся пробелы в содержании не восполняются разнообразными, очень отличными друг от друга определениями правовой ответственности. Именно поэтому эта проблема продолжает оставаться актуальной для отечественной юридической науки, предполагающей дальнейшие исследования.

Исходя из вышеизложенного, считаем необходимым детально рассмотреть имеющиеся в теории права различные подходы к определению юридической ответственности.

По мнению С.Н. Братуся, правовая ответственность представляет собой «опосредованное государственным принуждением исполнение обязанности»[51].

Несколько шире трактует данное понятие Л.С. Явич, понимая под ним «юридическую обязанность правонарушителя претерпевать лишения личного и имущественного характера за упречное с точки зрения закона поведение»[52].

Таким образом, общим в позиции С.Н. Братуся и Л.С. Явича является их мнение, что юридическая ответственность есть исполнение обязанности, связанное с возможностью принуждения.

И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин определяют данное понятие как «обязанность, вследствие юридической ответственности имеющей место в тех случаях, когда лицо действительно несет неблагоприятные последствия своего поведения, когда эти последствия выступают как отрицательная реакция общества на поступок лица»[53].

Р.О. Халфина и В.А. Кучинский в своих произведениях аналогичным образом обосновывают отношение к правовой ответственности «таких последствий правонарушения, которые формируют новые обязанности либо видоизменяют эти обязанности»[54].

Иной подход к понятию ответственности у А.Б. Венгерова, который считает, что «юридическая ответственность – это установленные законом меры воздействия на правонарушителя, содержащие для него неблагоприятные последствия, применяемые государственными органами в порядке, также установленном государством». Далее он конкретизирует содержание данного понятия, отмечая: «Юридическая ответственность – это одна из форм государственного принуждения, обеспечивающего правовую систему общества. По сути, это всегда отрицательная реакция государства на противоправное действие, эта реакция содержит неблагоприятные последствия для правонарушителя, установленные правом»[55].

Близкой к данной точке зрения является позиция О.Э. Лейста, считающего, что «юридической ответственностью называется применение к лицу, совершившему правонарушение, мер государственного принуждения, предусмотренных санкцией нарушенной нормы, в установленном для этого процессуальном порядке»[56].

Почти аналогичную трактовку дают В.В. Лазарев и С.В. Липень, полагающие, что «юридическая ответственность – это мера государственного принуждения за совершение правонарушения, связанная с претерпеванием виновным лишений личного (организационного) или имущественного характера»[57].

У Н.В.Витрука практически аналогичная точка зрения: «Юридическая ответственность как мера государственного принуждения осуществляется на основе и в рамках закона, т. е. она является правовой формой государственного принуждения»[58].

С нашей точки зрения, понимание ответственности только как правового принуждения не является убедительным по целому ряду обстоятельств.

В настоящее время Российская Федерация представляет собой другой тип государства: кардинально изменилась общая политико-правовая и экономическая ситуация в стране.

Так, в частности, согласно ч. 1 ст. 34 Конституции РФ каждый имеет право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности.

На основании ст. 419 ТК РФ[59] лица, виновные в нарушении трудового законодательства, могут быть привлечены к дисциплинарной и материальной ответственности. Перечень дисциплинарных взысканий и их применение регулируются ст. 192, 193 ТК РФ. Для нас важен тот факт, что такое взыскание применяет работодатель. В соответствии со ст. 20 ТК РФ работодателем может выступать индивидуальный предприниматель, а также обычный гражданин. Поскольку понятие дисциплинарной ответственности является частью общего понятия юридической ответственности, которая, в свою очередь, редуцируется как государственное правовое принуждение, это означает, что работодатель осуществляет государственное принуждение. На самом деле это не так. Работодатель применяет нормы дисциплинарной ответственности, принятые государством, но делает это от своего имени. Правом применения государственного принуждения он не обладает. Аналогичным образом, т. е. распоряжением работодателя, решается вопрос о материальной ответственности в пределах среднего заработка работника (ст. 241, 248 ТК РФ). В данном случае государственное принуждение в традиционном его понимании, как внешнее воздействие органов государственной власти, отсутствует. Тем не менее юридическая ответственность имеет место[60].

В других исследованиях правовая ответственность представляется более детально, как «возникшие из правонарушений правовые отношения между государством в лице его специальных органов и правонарушителем, на которого возлагается обязанность претерпеть соответствующие лишения и неблагоприятные последствия за совершенное правонарушение, за нарушение требований, которые содержатся в нормах права»[61].

На наш взгляд, данные определения не в полном объеме раскрывают все аспекты анализируемого понятия, так как, хотя юридическая ответственность и предполагает всегда правовые отношения, они не всегда возникают между специальными государственными органами и правонарушителями, поскольку юридическая ответственность может реализоваться и без прямого вмешательства государственных органов и их должностных лиц.

Кроме того, применительно к юридической ответственности возникают два вида правоотношений – материальные и процессуальные, которые, в свою очередь, делятся на цепочки возникающих и развивающихся правоотношений. Развитие правоотношений по поводу юридической ответственности не всегда заканчивается назначением и исполнением наказания. Однако это не означает, что правоотношения не развивались и тем более не зарождались. Основное же несогласие с предложенной гипотезой заключается в том, что право всегда тесно связано с правоотношениями субъектов. Поэтому просто ссылки на правоотношения недостаточно, требуются характеристики, выделяющие правоотношения по поводу юридической ответственности из общей массы правоотношений. К сожалению, в предлагаемых определениях такого понимания юридической ответственности соответствующие характеристики не приводятся.

По-иному раскрывают содержание данной категории В.Л. Кулапов и И.Н. Сенякин, понимающие под ней «предусмотренную санкцией правовой нормы обязанность правонарушителя претерпеть определенные лишения личного, материального или организационного характера за совершенное правонарушение» [62].

По-разному определяют авторы юридическую ответственность и в современной юридической энциклопедической литературе. Так, в Юридической энциклопедии под редакцией М.Ю. Тихомирова данное понятие формулируется как «государственное принуждение к исполнению требований права, правоотношение, каждая их сторон которого обязана отвечать за свои поступки перед другой стороной, государством и обществом»[63].

В Юридическом энциклопедическом словаре под редакцией М.Н. Марченко юридическая ответственность определяется как «одна из форм или разновидностей общесоциальной ответственности». Далее авторы подробно анализируют ее содержание, констатируя: «Общесоциальная юридическая ответственность включает в себя политическую, национальную, историческую, партийную и многие другие разновидности ответственности»[64]. В отечественной и зарубежной юридической литературе нет общего представления, а тем более единого определения юридической ответственности. В одних случаях она определяется как мера государственного принуждения, основанная на юридическом и общественном осуждении поведения правонарушителя и выражающаяся в установлении для него определенных отрицательных последствий в форме ограничения личного и имущественного порядка. В других случаях – «регламентированное нормами права общественное отношение между государством в лице его специальных органов и правонарушителем, на которого возлагается обязанность претерпевать соответствующие лишения и неблагоприятные последствия за совершенное правонарушение. В третьем же случае юридическая ответственность рассматривается как применение к лицам, совершившим правонарушения, предусмотренных законом мер принуждения в установленном для этого процессуальном порядке».

Несколько иное содержательное значение юридической ответственности давалось в советской энциклопедической литературе. Так, в Юридическом энциклопедическом словаре под редакцией А.Е. Сухарева она трактовалась как «государственное принуждение к исполнению требований права, правоотношение, каждая из сторон которого обязана отвечать за свои поступки перед другой стороной, государством и обществом». Помимо этого авторы включали в данное понятие идеологическую составляющую, отмечая: «Юридическая ответственность – вид социальной ответственности, всегда связанный с возможностью применения принудительной силы государства и выраженный в санкциях правовых норм. В СССР юридическая ответственность является демократическим фактором осуществления социального контроля, охраны и развития социалистических общественных отношений»[65].

В теории государства и права юридическая ответственность также нередко трактуется как особая форма правоотношения между государством и правонарушителем[66].

Такая позиция довольно сомнительна, поскольку в основе всякого правоотношения лежит общая воля его участников. На наш взгляд, когда мы ведем речь о правонарушении и юридической ответственности, вполне очевидно, что связь государства и правонарушителя не покоится на их общей воле, поскольку государство навязывает правонарушителю свою волю, привлекая его к юридической ответственности. Вот почему в собственном смысле слова здесь и нет правоотношения, а есть особая правовая связь между государством и правонарушителем, основанная на государственной воле общества[67].

На основании вышеизложенных позиций можно констатировать, что большая часть этих авторов раскрывает содержание понятия «юридическая ответственность» при помощи категории «обязанность». Таким образом, исключив сопутствующие уточняющие признаки данной категории, представляется возможным сделать следующий вывод: «юридическая ответственность – это обязанность». К сожалению, это семантическое содержание всего лишь логически может предполагать, а не воспроизводить и раскрывать полностью данное многоаспектное явление, в том числе такие принципиально важные его составляющие, как содержание функций, объекты и субъекты воздействия, назначение и пределы этой обязанности. Не решены данные актуальные вопросы в имеющихся дефинициях, которые определяют понятие юридической ответственности, но фактически не включают необходимого анализа всех его составляющих. Из представленных мнений представляется возможным выделить ее основополагающий признак, являющийся базовым при определении юридической ответственности – это обязанность. Помимо главного для анализируемого понятия признака исследователи включают в содержание юридической ответственности целый ряд других ключевых качеств, различающихся между собой.

Так, Д.А. Ягофаров выделяет в этом понятии два аспекта: «во-первых, юридическая ответственность (ретроспективная или негативная) – это разновидность социальной ответственности и одновременно разновидность мер государственного принуждения, представляющая собой предусмотренную в санкциях правоохранительных норм и обеспечиваемую государственновластным принуждением обязанность субъекта, виновного в совершении противоправного общественно опасного деяния, претерпевать лишения (ограничения) личного, имущественного либо организационного характера; во-вторых, юридическая ответственность (позитивная) – это социально-правовая и социально-психологическая характеристика личности, предполагающая, с одной стороны, необходимость добросовестного отношения этой личности к своим юридическим обязанностям, правовому долгу и, с другой – необходимость обеспечения или содействия формированию такого же отношения и соответствующего поведения у других лиц»[68].

Аналогичную позицию высказывают Н.Н. Арзамаскин, К.Б. Толкачев, А.П. Хабибуллин, считающие, что «юридическая ответственность – социально-психологическая ответственность людей позитивного значения, предполагающая, с одной стороны, добросовестное отношение личности к своим юридическим обязанностям и, с другой – обеспеченность (или содействие обеспечению) такого отношения и соответствующего поведения у других лиц»[69].

По мнению Е.В. Черных, под юридической ответственностью понимают: «возложение, наступление, реализацию, осуществление, состояние, привлечение». Далее он, констатируя ее многосторонность, отмечает: «Выделяют позитивный, негативный и ретроспективный аспекты данного понятия. Позитивную юридическую ответственность называют перспективной, надлежащим исполнением обязанностей. Статусную ответственность отождествляют с позитивной, а негативную – с ретроспективной. Налицо терминологическая перегрузка и неопределенность»[70].

Из представленных позиций можно сделать вывод, что понятие «юридическая ответственность» в отечественной теории права трактуется неодинаково, позволяя нам систематизировать и сгруппировать данные мнения ученых. Так, одна группа авторов ограничивает это понятие лишь разновидностью государственного принуждения в качестве признака юридической ответственности[71], рассматривая ее как обязанность правонарушителя, заключающуюся в претерпевании им неблагоприятных последствий своего противоправного поведения, или как формализованную обязанность за свое не соответствующее закону поведение. Вторая группа ученых полагает, что юридическая ответственность – это особое правоотношение, возникающее в строго определенный момент между правонарушителем и государством[72]. Третья группа правоведов констатирует, юридическая ответственность есть осознание необходимости своего правомерного поведения. Четвертая группа авторов пытается сконструировать универсальное определение, включив в него как можно большее количество качественных составляющих, учитывая при этом имеющиеся в теории права позиции[73]. Все это подтверждает наличие в отечественной науке проблемы, связанной со сложным, многоаспектным понятием «юридическая ответственность».

На наш взгляд, необходимо в основном согласиться со всеми представленными признаками юридической ответственности, в то же время констатировав то, что они далеко не раскрывают содержания института. Именно поэтому представляется правильной позиция Б.Т. Базылева, полагающего, «что началом создания общей теории юридической ответственности должна стать разработка ее как комплексного института» [74].

По мнению О.Э.Лейста, юридическая ответственность есть «взятые в динамике правовые отношения между правонарушителем и государственными органами»[75]. Исследование перечисленных понятий позволяет нам сделать вывод о том, что они в полном объеме не раскрывают содержание данного многоаспектного явления.

Причина имеющихся различий в определении юридической ответственности заключается в том, что каждое из них подчеркивает какие-то частности, представляет отдельные ракурсы данного правового явления, но не охватывает его целиком. Такое положение дел не является ни идеальным, ни конструктивным. Речь идет не об упрощении или усложнении ситуации. По нашему мнению, определение юридической ответственности должно отражать все концептуальные характеристики и критерии, позволяющие создать универсальный «образ» юридической ответственности. Такое определение не будет искажать общее видение проблемы, а наоборот, способно скорректировать перспективы развития юридической ответственности, установить его приоритеты. Дело в том, что такое определение должно служить фундаментом единого подхода в реализации государственного понимания проблемы юридической ответственности.

Анализ определений понятия юридической ответственности, предложенных в теории права, позволяет сделать вывод о том, что наиболее предпочтительным, заслуживающим внимания является еще одно распространенное мнение о том, что юридическая ответственность – это правовая реакция государства на правонарушение. Однако, по нашему мнению, оно требует своего уточнения и дополнения, поскольку является слишком общим. Общепринятая точка зрения заключается в том, что основанием для применения мер юридической ответственности является правонарушение. Не оспаривая ее в принципе, полагаем, что правовая реакция государства на правонарушение имеет два аспекта. Условно назовем один аспект законодательным, а другой правоприменительным. Именно этот факт сначала оценивается законодателем на предмет его опасности и необходимости реагирования на него путем введения юридической ответственности. Тем самым конкретное правонарушение выделяется из общей массы правонарушений, за которые юридическая ответственность не предусмотрена[76].

Полноценное воздействие правовых норм, регулирующих ежедневную жизнь членов общества, и добровольное и добросовестное исполнение этих норм являются благом для общества. Однако в действительности ежедневно происходят различные события, многие из которых не являются положительными с точки зрения человеческой морали и действия правовых предписаний. В силу их вредности и опасности общество вынуждено принимать меры, необходимые для защиты коллективных интересов. Одной из таких мер является введение юридической ответственности. Такое положение дел имеет глубокие исторические корни. В разное время принимались меры, разные по характеру, системности и эффективности. Впоследствии они менялись, корректировались. Поэтому современная юридическая ответственность – это результат длительной селекции общественного опыта.

Многовековой опыт исторического развития сделал общество прагматичным, в том числе относительно реакции на проявления противообщественных действий (бездействия). С одной стороны, имеются публичные интересы, заключающиеся в необходимости защиты общества от любых антиобщественных проявлений. С другой стороны, реальная действительность, в том числе экономические соображения, диктует необходимость поиска разумного баланса между желанием, целесообразностью и возможностями. В силу этого обстоятельства юридическая ответственность предусмотрена не за все правонарушения. После того как законодатель примет соответствующие правовые нормы, нарушение переходит из области виртуально-правового в область объективно-правового пространства и становится правовым основанием для привлечения правонарушителя к юридической ответственности.

Материализация побудительного мотива общества представляет собой сложное социально-правовое явление. Важно отметить, что правовая реакция государства на различные возникающие в жизни общества ситуации содержится в каждой правовой норме. Случаи правонарушений не укладываются в рамки обычной жизни, как бы общественное сознание ни привыкло к ним. В силу этого требуются необычные правовые способы регулирования общественных отношений. Особые события, характеризующиеся различной степенью экстраординарности, от дисциплинарного проступка до особо тяжкого преступления, формируют такую общественно-правовую реакцию, которая также содержит элемент чрезвычайности, выраженный в разной степени.

Свидетельством того, что юридическая ответственность несет в себе элементы чрезвычайности, является в первую очередь императивный характер возникновения правоотношений по поводу юридической ответственности. Такой императив по-разному представлен в каждом виде юридической ответственности, но обязательно присутствует. По крайней мере процедура применения мер юридической ответственности возбуждается уполномоченным субъектом в любом случае без согласования с предполагаемым правонарушителем.

Наибольшая степень безапелляционности вторжения в сферу частных интересов правонарушителя наблюдается в уголовной и административной ответственности. Такой характер вмешательства объясняется соответствующим характером противоправности. При этом общественная правовая реакция такова, что государство не только осуществляет правовое регулирование, но и принимает на себя обязанность его реализации через деятельность специально на то уполномоченных органов государственной власти. Причем в необходимых случаях предусматриваются меры государственного правового принуждения, в том числе физического.

В настоящее время до принятия федерального законодательства об участии граждан в охране правопорядка эти отношения регулируются в ряде субъектов Российской Федерации собственными законами.

Законы субъектов Российской Федерации наделяют общественные объединения по охране общественного порядка рядом властных полномочий, примерно одинаковых по объему. Однако анализ этих полномочий позволяет утверждать об отсутствии у членов таких общественных объединений полномочий по ограничению прав граждан. Так, право дружинника требовать от граждан соблюдения общественного порядка и прекращения правонарушений не ограничивает права гражданина, поскольку не возлагает на гражданина никакой дополнительной юридической обязанности и уж тем более не лишает и не ограничивает никакое из имеющихся у граждан прав[77].

В дисциплинарной же ответственности значительная роль в реализации правовых норм отводится, например, работодателю или воинскому начальнику. Смешанный вариант представляют собой гражданско-правовой и материально-правовой (частично) виды юридической ответственности. Возбуждение процедуры привлечения к ответственности производится заинтересованными лицами, реализация – судами, а исполнение судебных решений – органами исполнительной власти.

Императивное вмешательство государственных органов наблюдается и в других случаях, например при пресечении противоправных действий. Отличие заключается в других способах и иной цели такого вмешательства. Оно носит кратковременный характер. Как только правонарушитель изменил свое поведение или угроза противоправности предотвращена, схема пресекательных действий изменяется. В случаях применения юридической ответственности характер вмешательства от дальнейшего поведения правонарушителя зависит в меньшей степени.

Косвенное подтверждение неординарности ситуации с юридической ответственностью как правовой реакцией общества заключается в том, что она требует не только материально-правовых, но и процессуальных норм. Материально-правовой аспект различается у каждого вида юридической ответственности. Например, в гражданско-правовой ответственности используется общая форма неисполнения обязательств. При этом конкретные варианты действий, связанных с неисполнением обязательств, не предусматриваются, тогда как в административной и уголовной ответственности произведена полная кодификация оснований привлечения к ответственности в виде составов административных правонарушений и уголовных деяний. Это означает в том числе невозможность какой-либо аналогии при осуществлении квалификации неправомерных действий (бездействия) и привлечении к административной и уголовной ответственности.

Примерно таким же образом произведена детализация процессуального аспекта. В дисциплинарной она менее значительная, чем, например, в той же административной ответственности.

Следует сказать, что в теории права есть общеизвестный подход к юридической ответственности, различающий позитивную и негативную юридическую ответственность. Позитивная правовая ответственность означает правомерное, законопослушное поведение лица, не совершающего правонарушения, и включает «ответственное, законное и своевременное поведение[78].

Большинство же авторов ограничивают ее содержание только обязанностью отвечать за негативные последствия (ретроспективная ответственность).

Анализируя юридическую ответственность в общесоциологическом смысле, В.Г. Смирнов выделяет два аспекта: «во-первых, как обязанности, установленной в законе, совершать действия, соответствующие природе общественного строя, во-вторых, как обязанности, возникающей вследствие правонарушения и сводящейся к восстановлению ущерба, причиненного этим посягательством»[79].

Добровольная форма реализации (позитивная юридическая ответственность) обладает следующими признаками: основывается на правовых нормах и, как следствие, нормативна, формально определена и обладает четкостью, детализированностью и общеобязательностью; гарантируется государством; обеспечивается государственным убеждением, принуждением или поощрением; реализуется в регулятивном правоотношении; в статическом состоянии выражается в обязанности по соблюдению предписаний правовых норм; в своем динамическом состоянии в норме и правомерное поведение; своими последствиями влечет одобрение или применение мер поощрения [80].

При этом мы не отождествляем добровольную форму реализации юридической ответственности с чувством долга, обязанностью дать отчет, правовым статусом, обязанностью по соблюдению предписаний правовых норм, правомерным поведением, правовым долгом, применением поощрительных санкций.

Следует отметить, что концепция позитивной ответственности подвергается сомнению и критике в юридической литературе со стороны ученых, воспринимающих ее лишь в общесоциологическом, а не в правовом контексте.

По мнению академика В.Н. Кудрявцева, критики концепции позитивной ответственности не учитывают, что понятие позитивной ответственности является более широким, чем одна лишь обязанность: это правоотношение, состоящее из нескольких элементов. Во-первых, в правоотношении права и обязанности субъектов корреспондируют друг другу. Наряду с обязанностью правомерного поведения субъект получает содействие, помощь, поддержку со стороны общества и государства. Он вправе требовать соответствующих действий от всех, кто на это уполномочен, и вправе защищать свои действия в установленном порядке. Во-вторых, позитивная ответственность включает знание (понимание) своей обязанности и определенное отношение к ней, которое можно охарактеризовать как чувство долга, стремление хорошо выполнить порученное дело, достичь того результата, который нужен обществу и государству[81]. По справедливому мнению автора, ответственность, связанная с назначением и применением наказания, не является самоцелью. Главный ее смысл в том, чтобы пробудить в правонарушителе, а также укрепить в окружающих чувство ответственности за свои поступки в будущем, понимание социального значения своего поведения. Ретроспективная ответственность, следовательно, есть лишь специфический метод обеспечения позитивной ответственности.

Ретроспективная ответственность имеет целью не только справедливое возмездие за неправомерное поведение (правонарушение), но и стимулирующее воздействие на поведение субъектов права как в настоящем, так и в будущем[82].

Позитивная ответственность в правомерном поведении есть важнейший регулятор общественных отношений, существенный элемент механизма действия права. Главное в правовом регулировании – это достижение правомерного поведения.

Субъективная сторона позитивной ответственности неразрывно связана с мотивацией положительных, общественно полезных правомерных поступков.

Правовым аспектом позитивной юридической ответственности является комплекс юридических обязанностей, возложенных на различных субъектов права, прежде всего, на должностных лиц и государственные органы[83].

Безусловно, позитивная ответственность имеет общественную природу, выступает разновидностью социальной ответственности, свидетельствует об имеющихся противоречиях современного общества. При неопределенности этого понятия представляется бесперспективным решить проблемы, связанные с ее основанием, началом и окончанием. Важен вопрос о ее виде, является ли она только частью юридической ответственности или же существует с ней параллельно и самостоятельно, и если предположить, что она лишь часть целого, то содержание существенно изменяется, давая возможность как правовой системе в целом, так и отдельным отраслям обрести определенную целостность и логическую завершенность.

По мнению А.С. Мордовца, это выраженная в законе внешняя мера и гарантия свободы, которая способствует охране и защите интересов личности, конституционного строя, правомерному поведению субъектов и их воспитанию через стимулы и ограничения[84]. На наш взгляд, нельзя отождествлять понятия «юридическая ответственность» и «государственное принуждение», поскольку первая категория является одним из видов второй, будучи более узкой по своему содержанию.

С.Н. Братусь, раскрывая ее содержание как «состояния государственного принуждения к исполнению нарушенной юридической обязанности, существовавшей еще до нарушения основной обязанности, или обязанности добавочной, дополнительной, или по тем или иным причинам заменяющей основную, неисполненную обязанность требованием возмещения убытков». Все это позволяет констатировать следующее: 1) если юридическая ответственность является исключительно принудительным взысканием, то тогда нарушение договора, обязавшего его осуществление, не может быть признано правонарушением, а сам вид взыскания не является мерой, направленной на обеспечение выполнения правовой нормы; 2) принудительное взыскание не может быть юридической ответственностью, поскольку не приводит к появлению новых негативных последствий, а неисполнение долга при этом не квалифицируется как правонарушение. О.Э. Лейст замечает: «Если даже признать, что ответственность ожидается за так называемое двойное правонарушение (причинение вреда и отказ от его возмещения), само причинение вреда лишь названо правонарушением, но не считается таковым, поскольку государственное принуждение направлено на выполнение лишь обязанности возмещать уже причиненный вред, а не воздерживаться от его причинения»[85].

Важно отметить, что реакция общества, оформленная правовыми нормами, должна предусматривать регулирование всех существенных вопросов, имеющих отношение к материально-правовым и процессуальным аспектам данного вида юридической ответственности. Кроме того, волеизъявление законодателя должно быть сформулировано и изложено с достаточной степенью определенности, исключающей двойное толкование. Отсутствие в регулировании юридической ответственности каких-либо частностей или редакционные неясности привносят особенно острые, поэтому ненужные коллизионные настроения. Дело в том, что толкованием правовых норм все проблемы не решаются, тем более в едином правовом русле. У каждого правоприменителя свое усмотрение.

Приведем пример такого толкования, изложенного в одном из средств массовой информации.

«Прокурор города У рай Ханты-Мансийского автономного округа подал в конце 2007 г. иск в суд на таксиста, который перевозил 6-летнего ребенка без детского кресла. Суд признал действия таксиста незаконными и обязал его установить детское удерживающее устройство или отказаться от перевозки детей до 12 лет вообще. Однако по каким-то причинам водитель такси проигнорировал решение суда и через месяц вновь перевозил ребенка таким же ненадлежащим образом и опять совершил указанное правонарушение. Тогда против таксиста возбудили уголовное дело по признакам п. «в» ч. 2 ст. 238 УК РФ (хранение, сбыт или перевозка товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности). Прокурор утвердил обвинительное заключение по указанному составу преступления и направил дело для рассмотрения по существу в городской суд. Как известно юристам, за данное преступление предусмотрена санкция в виде штрафа от 100 тыс. до 500 тыс. руб. или лишение свободы на срок до шести лет».

Далее по этому поводу «Российская газета» пишет: «Каким будет решение суда – пока неизвестно. Но сам факт того, с какой легкостью административное нарушение переквалифицируется в уголовное, должен насторожить водителей. Если исходить из этого опыта, то за решетку можно смело отправлять половину таксистов России»[86].

Комплексный характер правового регулирования привлечения правонарушителя к юридической ответственности в значительной мере зависит от специфики возникающих правоотношений. Дело в том, что желание привлечь предполагаемого правонарушителя к юридической ответственности не может носить абсолютный характер. К ответственности должно привлекаться только виновное лицо (за исключением некоторых случаев гражданской правовой ответственности). Поэтому задача заключается в том, чтобы исключить необоснованное привлечение к юридической ответственности. Сами понятия обоснованности и необоснованности привлечения к юридической ответственности имеют несколько измерений. Так, в материально-правовом аспекте юридической ответственности аксиомой является соблюдение требований о том, что лицо, привлекаемое к юридической ответственности, должно знать, о каком правонарушении идет речь, а также о том, что меры юридической ответственности должны быть адекватными правонарушению. Такую оценку достаточно просто сделать применительно к гражданско-правовой и материальной юридической ответственности, так как, по существу, речь идет о восстановлении нарушенных имущественных прав. Правда, в отношении морального вреда это сделать сложнее. Что же касается дисциплинарной, административной и уголовной юридической ответственности, то здесь ориентиры подобного рода отсутствуют, а потому для восстановления социальной справедливости требуются другие способы воздействия на правонарушителя в качестве воздаяния за содеянное. Причем критерии измерения элементов такого воздаяния в каждом из трех названных репрессивных видов юридической ответственности также не одинаковы, так как соответствующие правонарушения различаются характером противоправных действий (бездействия) и степенью их опасности. Очень важно исключить факты повторной или двойной ответственности в соответствии с принципом non bis in idem. Немаловажно, что юридическая ответственность должна быть воспринята обществом если не с одобрением, то хотя бы с пониманием.

Исходя из приведенных доводов, можно сделать вывод о том, что сам факт привлечения лица к юридической ответственности не является реакцией общества в собственном смысле этого понятия. Даже если речь идет об административной или уголовной ответственности, имеет место реакция органов государственной власти на конкретное правонарушение. Тем более о реакции общества нельзя говорить при применении норм, предусматривающих дисциплинарный и материальный (ограниченный) виды ответственности.

С учетом изложенного мы полагаем, что юридическая ответственность представляет собой особую правовую реакцию общества по защите публичных интересов, оформленную совокупностью материальных и процессуальных норм, в целях возложения на правонарушителя обязанности претерпевания неблагоприятных для него последствий (как вариант – в целях приведения правонарушителя в состояние претерпевания неблагоприятных последствий).

Безусловно, в конкретном случае происходит защита и частных интересов. Однако в правовом механизме юридической ответственности частные интересы обезличиваются. При этом происходит их слияние с публичными интересами.

Данное определение значительным образом отвечает требованиям универсальности. Оно подчеркивает институциональность юридической ответственности, не исключает возможности как привлечения виновного, так и «оправдания» невиновного. При этом не исключаются и случаи привлечения к гражданско-правовой ответственности за причинение вреда при отсутствии вины. Такое понимание юридической ответственности подразумевает все существующие способы воздействия на правонарушителя: как восстановительный, или компенсационный, так и карательный, или репрессивный. Кроме того, такой подход не исключает применения в необходимых случаях государственного правового принуждения. Еще одна положительная сторона заключается в том, что приведенное определение согласуется с общей теорией права и позволяет учитывать специфику всех видов юридической ответственности.

На современном этапе становления российского правового государства сущностное понимание юридической ответственности особенно важно для проведения политической, экономической и правовой реформ. Оно оправдает общественные ожидания, если будет отвечать общепризнанным принципам законности, справедливости и неотвратимости.

Обращает на себя внимание, что если о понятии юридической ответственности как некоего правового явления, исходящего от системы норм, предусматривающих юридическую ответственность, и реализующегося в поведении субъектов, существует обилие точек зрения, различные подходы к исследованию, то этого нельзя сказать о понятии института юридической ответственности. Достаточно отметить, что даже в учебной литературе, в главах, посвященных юридической ответственности, ограничиваются определением юридической ответственности, но не дается определения самого института юридической ответственности, не приводятся его существенные признаки и характеристики. Между тем понятия юридической ответственности и соответствующего правового института не являются равнозначными. В институте юридической ответственности заложена нормативная основа, именно поэтому так важно и необходимо ее выявление и совершенствование.

Правовой институт является следующей структурной единицей в системе права, которая следует за подотраслью права.

Институты права неоднородны по своему содержанию, поэтому их классифицируют по различным основаниям. Так, в зависимости от элементного состава они подразделяются на простые и сложные. В зависимости от отраслевой принадлежности определяют отраслевые и комплексные (межотраслевые) институты. Выделяя комплексные межотраслевые институты, специально подчеркивают, что они одновременно являются сложными и функциональными[87].

Практически в любом определении института юридической ответственности подчеркивается, что он является сложным по своей структуре и межотраслевым. Так, Б.Т. Базылев отмечает, что «институт юридической ответственности – это общий, комплексный по содержанию (состоящий из норм различных отраслей), своеобразный по структуре (включающий в себя институты и целую отрасль), охранительный по назначению, функциональный институт права, регулирующий деликтные отношения методом наказания правонарушителей»[88].

Институт юридической ответственности – сердцевина соответствующей (любой) отрасли права – представляет собой интегративную основу всей системы отрасли. Значимость института юридической ответственности для отрасли права столь велика, что отрасль права в минимальном ее образе, по сути, можно идентифицировать с институтом юридической ответственности и лишь по максимуму – со всей совокупностью составляющих ее институтов[89]. Поэтому вполне обоснованно наличие самостоятельного института юридической ответственности в структуре отрасли. Он относится к одному из дополнительных признаков, подчеркивающих самостоятельность соответствующей отрасли права, что в свою очередь является показателем ее совершенства и сформированности. Несомненно, что в большинстве отраслей отечественного права: уголовном, административном, гражданском, трудовом, финансовом, уголовно-исполнительном, уголовно-процессуальном и гражданско-процессуальном – отраслевые институты юридической ответственности являются сердцевиной отрасли права и обеспечивают действие иных правовых институтов. Однако в данном случае мы говорим об институте юридической ответственности в рамках той или иной отрасли права. Однако возникает вопрос, можно ли говорить о наличии института юридической ответственности уже на уровне всей системы права и каким будет этот институт – материальным или процессуальным, простым или сложным, функциональным или комплексным?

По мнению С.Л. Кондратьевой, институт юридической ответственности относится к группе функциональных, обслуживающих различные отрасли права, он осуществляет «сквозную» регламентацию важнейших положений, связанных с привлечением правонарушителей к юридической ответственности. Вместе с тем в известном смысле его можно представить и как предметный институт. Так, предметом регулирования указанного института являются конфликтные, негативные, деликтные отношения, которые отличаются по видам в зависимости от степени общественной опасности, но сходны по типу[90].

Заслуживает внимания вопрос о связи юридической ответственности с функциями права.

Реализация регулятивной функции служит предпосылкой возникновения других функций юридической ответственности. Само регулятивное воздействие юридической ответственности образуется из регулятивностатической и регулятивно-динамической подфункций. Если первая закрепляет существующие общественные отношения, то вторая направлена на развитие этих отношений, изменение и совершенствование существующих отношений. Воздействие регулятивно-статической функции связано с установлением правовых норм и отражением в них вариантов ответственного и правомерного поведения. Причем мы говорим весьма обобщенно, т. к. видовое воздействие регулятивной функции юридической ответственности обладает своими отличительными особенностями.

Имеется подход в науке, что уголовное право в целом и уголовная ответственность – это атрибуты охранительной функции, что им не присуща регулятивная функция. С этим согласиться нельзя. Так, «для регулятивной функции уголовной ответственности меньше всего свойственно непосредственное закрепление (установление в правовых нормах) некоторых видов общественных отношений. Уголовная ответственность непосредственно не закрепляет основы конституционного строя, отношения собственности, налоговые отношения… Однако это не означает, что уголовная ответственность не обладает регулятивной функцией, т. к. ее специфичность состоит именно в наличии свойства развития динамики общественных отношений, взятых под уголовно-правовую охрану, способствование их нормальному функционированию»[91]. Любой отраслевой институт юридической ответственности участвует в регулировании отношений, которые не являются конфликтными. Институт ответственности носит объективный характер, закреплен в нормативно-правовых актах и выступает предпосылкой внешнего проявления позитивного или негативного аспектов реализации юридической ответственности. Без установления юридической ответственности не может возникнуть состояние ее реализации, т. к. оно представляется абсурдным. Причем сами истоки ответственности находятся в государственно-правовом регулировании общественных отношений, которое является непосредственной предпосылкой ее установления. Такого рода ответственность основана на нормах права, подвергается правовому оформлению, поэтому и называется юридической, т. е. носит нормативно-правовой характер. Установление статутной ответственности имеет место до факта правомерного или противоправного поведения, до его оценки как ответственного или безответственного[92].

При этом как бы мы широко ни трактовали нормативность права и нормативность юридической ответственности, в конечном итоге она закрепляется в системе правовых норм. В нашем случае в системе норм, предусматривающих юридическую ответственность.

В этой связи сложно согласиться с учеными, придерживающимися концепции деления отраслей и институтов права на регулятивные и охранительные, согласно которой одни правовые институты и отрасли предназначены для регулирования отношений, а другие – для их охраны.

Так, О.Э. Лейст утверждает, что институт уголовной ответственности не имеет в качестве объекта регулирования своего специфического вида общественных отношений, поскольку его нормы предназначены не регулировать общественные отношения, а охранять и защищать их, а уголовной ответственности в качестве способа правового регулирования свойствен запрет [93].

Между тем запрет, как и иные способы правового регулирования, направлены на упорядочение общественных отношений. Кроме того, в нормах, составляющих институт уголовной ответственности, сформулированы не только запреты, но и позитивные обязывания. К примеру, нормами гражданского права закрепляются и регулируются отношения собственности, но это не означает, что уголовная или административная ответственность не участвует в регулировании этих отношений. В нормах административной и гражданско-правовой ответственности устанавливается запрет нарушать их, который воздействует на волю и сознание субъектов и регулирует их поведение. Суть в том, что поведение субъектов урегулировано не одним, а системой запретов.

Противники регулятивной природы института юридической ответственности не принимают во внимание такой важный аспект, как деление регулятивного воздействия на регулятивно-статическое и регулятивнодинамическое, т. к. институту ответственности присуща в большей степени регулятивно-динамическая подфункция – функция, заключающаяся в развитии динамики и способствовании нормальному функционированию общественных отношений. По нашему мнению, юридическая ответственность – это охранительно-регулятивный институт права. Охранительнорегулятивным он является еще и потому, что упорядочивает реакцию уполномоченных органов на совершенное правонарушение. С момента совершения правонарушения у государства (в лице уполномоченных органов) появляется право и обязанность применить к правонарушителю тот комплекс правоограничений, который предусмотрен санкцией нарушенной нормы, и одновременно уполномоченные органы обязаны действовать строго в соответствии с теми предписаниями, которые регламентируют как процессуальные, так и материальные аспекты юридической ответственности. Таким образом, предметом регулирования института юридической ответственности выступают общественные отношения двух видов (типов). Во-первых, отношения, не являющиеся конфликтными. Во-вторых, отношения, возникающие в связи с юридическим фактом правонарушения.

Наличие регулятивных свойств у института юридической ответственности породило мнение, что в системе права существует не один, а два института юридической ответственности, институт позитивной и институт негативной юридической ответственности (А.П. Чирков)[94]. Первичным элементом как системы права, так и правового института выступает норма права. Если встать на позицию А.П. Чиркова, то получается, что отдельно существуют нормы, предусматривающие позитивную ответственность, и отдельно нормы, которые предусматривают негативную юридическую ответственность. В норме, предусматривающей юридическую ответственность, сформулирован как разрешенный, так и запрещенный вариант поведения, в ней закреплена ответственность соблюдения и нарушения правового предписания. Поэтому и нельзя согласиться с мнением А.П. Чиркова, выделяющего два самостоятельных института позитивной и негативной юридической ответственности.

Для определения признаков и юридической природы института юридической ответственности необходимо разрешить и вопросы о том, является этот институт материальным или процессуальным, частным или публичным. Ученые, которые определяют юридическую ответственность как совокупность материальных и процессуальных отношений, соответственно, считают институт юридической ответственности материально-процессуальным[95]. Однако права и обязанности участников отношений не нарушать запреты и обязанность подвергнуться неблагоприятным последствиям, вытекающим из юридического факта правонарушения, предусмотрены нормами материального права. Процессуальные институты возбуждения уголовного дела, доказывания и т. д. только способствуют развитию материального правоотношения юридической ответственности, они тесным образом с ним связаны и направлены как на его установление, так и на реализацию. Наличие тесной взаимосвязи между процессуальными и материальными нормами, устанавливающими ответственность, еще не дает основания для отнесения института юридической ответственности к материально-процессуальному.

Проблема определения материальной или процессуальной природы института юридической ответственности усложнена еще и тем, что за последнее десятилетие получили свое признание и развитие институты процессуальной ответственности[96].

На наш взгляд, отраслевое закрепление институтов процессуальной ответственности в соответствующих процессуальных отраслях еще не означает процессуальной природы данных институтов. Как любая материальная отрасль права содержит «вкрапления» процессуальных норм, так и любая процессуальная отрасль права может содержать в своей структуре институты, которые по своей юридической природе являются материальными. Более того, нормы, устанавливающие ответственность за нарушение различных правил юридического процесса, могут содержаться и в отраслях, являющихся материальными. Так, УК РФ[97] предусмотрена целая глава, устанавливающая ответственность за посягательства на интересы правосудия. В ст. 17.7, 17.8, 17.9 КоАП РФ[98] закреплены административно-процессуальные правонарушения. Более того, в юридической литературе обосновывается широкое понимание самого юридического процесса, а к выделению процессуальной ответственности подходят не из отраслевого подхода, а считают его межотраслевым институтом права. Таким образом, по нашему мнению, предполагаемый процессуальный институт юридической ответственности является материальным.

В последние годы в связи с возрождением концепции деления системы права на частное и публичное стали обосновывать частноправовую природу гражданско-правовой ответственности и даже выделять в отдельный вид не гражданско-правовую, а частноправовую юридическую ответственность[99]. Думается, что институт юридической ответственности по своей природе является публичным. Правоотношения ответственности, возникающие в связи с юридическим фактом совершения любого правонарушения, являются публично-правовыми, а не частноправовыми. Это объясняется и тем, что в частном праве защищаются не только частные, но и публичные интересы, которые взаимосвязаны друг с другом, а в широком смысле любое правонарушение причиняет вред всему обществу в целом.

С нашей точки зрения, законные неустойки законодатель устанавливает за наиболее общественно опасные деликты, которые приносят наибольший вред гражданско-правовым отношениям. И те общественные отношения, которым причиняется вред в результате нарушения, находятся на грани между публично-правовыми и частноправовыми.

Можно привести и другой довод в пользу публичной природы ответственности в частном праве. Так, в случаях многих гражданско-правовых правонарушений потерпевшим выступает государство, его органы, предприятия с государственной формой собственности и т. д. Например, при совершении сделок, противоречащих основам правопорядка или нравственности (ст. 169 ГК РФ), в случае принудительного выкупа бесхозяйственно содержащихся культурных ценностей (ст. 240), при изъятии у собственника домашних животных и др.

Таким образом, не отрицая деления системы права на частное и публичное, мы считаем, что ответственность в частном праве все же носит публичный характер. Публично-правовая природа институтов уголовной, административной, финансовой, процессуальной и дисциплинарной ответственности не вызывает сомнения.

Метод правового регулирования – следующий признак, который позволяет охарактеризовать юридическую природу института юридической ответственности. Так, С.Л. Кондратьева отмечает, что метод регулирования института ответственности – императивный[100].

В некоторых отраслевых исследованиях нередко сужают метод института ответственности до наказания.

Действительно, для ответственности свойственно наличие властных предписаний, содержащихся в запретах или позитивных обязываниях. Субъект обязан не совершать правонарушения и следовать той модели поведения, которая сформулирована в правовых нормах, а в случае ее нарушения у него возникает обязанность претерпеть правоограничения, предусмотренные санкцией нарушенной нормы. Однако обоснование исключительно императивного метода правового регулирования дается без учета существования позитивной юридической ответственности, которая также заложена в нормах, предусматривающих юридическую ответственность. Поэтому можно отметить и наличие определенной диспозитивности, которая является характерной чертой для института юридической ответственности. Так, на граждан и их объединения возлагаются не только обязанности, но они и наделяются соответствующими правами, реализация которых происходит в рамках социально-активного правомерного поведения. При этом само правомерное поведение выступает выражением свободы и ответственности субъекта, а подход к юридической ответственности только с позиции обязанности представляется нам несколько однобоким. Поэтому институт юридической ответственности характеризует и такой способ, как дозволение. Ярко диспозитивность выражается в договорной гражданско-правовой ответственности, предоставляющей сторонам свободу в рамках закона самостоятельно установить санкции за нарушение договора. Проявление диспозитивности в институте ответственности не следует смешивать со вседозволенностью и абсолютной свободой. Во-первых, она строго ограничена законом, и меры ответственности, устанавливаемые сторонами договора, не должны противоречить закону. Во-вторых, установив определенные правила поведения, субъекты уже обязаны строго соблюдать их. Однако следует отметить, что диспозитивный метод и дозволения для института юридической ответственности являются дополнительными, а не основными, но в то же время нельзя и отрицать их существование, отмечая исключительно императивный метод правового регулирования. Ввиду того, что нормам института ответственности свойственны определенные стадии реализации, для каждой из стадий характерно определенное сочетание способов правового регулирования. Когда реализуется позитивная ответственность субъекта, в равной степени действуют запреты, позитивные обязывания и дозволения. Если субъект нарушает норму права, действуют способы, характерные исключительно для императивного метода правового регулирования – запрет и позитивное обязывание[101].

Наиболее сложен вопрос о межотраслевом характере института юридической ответственности и его функциональных связях.

Как отмечается в юридической литературе, межотраслевые функциональные институты возникают на стыке нескольких как разнородных, так и смежных отраслей права и направлены на регламентацию общественных отношений, которые являются схожими по виду или типу [102].

Наиболее ярко межотраслевой и функциональный характер института юридической ответственности проявляется в регламентации им правоотношений юридической ответственности, возникающих из юридического факта правонарушения. Охранительные отношения юридической ответственности могут быть гражданско-правовыми, уголовно-правовыми, конституционными, дисциплинарными и т. д. Несмотря на их различную отраслевую природу, все они обладают рядом общих признаков, которые позволяют объединить их в один род (тип). Во-первых, в основании их возникновения находится юридический факт правонарушения. Во-вторых, метод регулирования таких отношений императивный. В-третьих, это материальное правоотношение. В-четвертых, это властеотношение, в рамках которого государство в лице уполномоченных органов имеет право требовать, а обязанная сторона должна подчиниться и претерпеть правоограничения, предусмотренные санкцией нормы права. В-пятых, в рамках таких правоотношений происходит реализация мер юридической ответственности[103].

Межотраслевой и функциональный характер института юридической ответственности проявляется и в случае реализации позитивной юридической ответственности. При этом налицо взаимосвязь различных субинститутов, входящих в структуру института юридической ответственности.

Комплексность и межотраслевой характер регулирования можно выявить из анализа отношений, обеспечивающих жизнь, здоровье, исключительные права, деловую репутацию, честь, достоинство, различные виды тайн и т. д. Они выступают предметом охраны и регулирования не только гражданско-правовой ответственности. Так, УК РФ закрепляет составы преступлений, посягающих на жизнь и здоровье (глава 16), свободу, честь и достоинство личности (глава 17). Установлена ответственность за нарушение неприкосновенности частной жизни (ст. 137), неприкосновенности жилища (ст. 139), авторских и смежных прав (ст. 146), изобретательских и патентных прав (ст. 147), незаконное использование товарного знака (ст. 180). Коммерческая тайна и тайна усыновления входят в предмет уголовно-правовой охраны (ст. 155, 183). В КоАП РФ установлена ответственность за нарушение правил защиты информации (ст. 13.12), установленного законом порядка сбора, хранения, использования или распространения информации о гражданах (персональных данных) (ст. 13.11) и т. д.

Таким образом, налицо межотраслевая природа сложного (комплексного) функционального института юридической ответственности, включающего в свою структуру различные субинституты, воздействие которых может быть направлено на различные виды общественных отношений.

Кроме того, функциональные связи института юридической ответственности заключаются в зависимостях между нормами, когда действие одной нормы (группы норм) служит предпосылкой или основанием для действия другой нормы (или группы норм). При этом вся совокупность норм ответственности в праве образует единое целое, систему норм в рамках механизма правового регулирования. Например, нарушение отношений собственности включает в действие как механизм уголовной, так и гражданско-правовой ответственности. Реализация некоторых конституционных санкций выступает основанием для применения норм юридической ответственности.

Некоторые отрасли права не содержат в своей структуре института юридической ответственности. Тогда институты с иной отраслевой принадлежностью «обслуживают» эти отрасли права. Так, за нарушение норм земельного права в зависимости от тяжести совершенного правонарушения и иных обстоятельств дела возможно наступление гражданско-правовой, уголовной или административной ответственности. Это же можно сказать и в отношении экологического права, за нарушение норм которого предусмотрена дисциплинарная, административная, уголовная, имущественная ответственность. Несмотря на то, что существуют попытки обосновать существование экологической ответственности, законодатель эту позицию не разделяет. Это правильно, поскольку вряд ли стоит увеличивать количество существующих видов ответственности.

Следует отметить, что существую предложения и о разработке специфических оснований освобождения от ответственности за экологические правонарушения. Так, как отметил Президент в своем послании Федеральному Собранию РФ в 2010 г., «некоторые эксперты также считают необходимым провести так называемую экологическую амнистию при условии, что предприятие примет на себя жесткие обязательства по экологическому оздоровлению производства и той территории, где оно работает. Я полагаю, эта идея разумная. Тех, кто реализует эти программы, не просто подготовил, а тех, кто эти программы реально исполняет, тех, кто вкладывает деньги в это, не нужно «давить» штрафами, мешая исправить ситуацию. Напротив, здесь нужно поощрять и максимально применять механизм частно-государственного партнерства»[104]. Однако данного механизма до сих пор не выработано.

В связи со сказанным можно отметить, что юридическая ответственность осуществляет сквозную регламентацию важнейших отношений, связанных с привлечением правонарушителя к юридической ответственности.

Таким образом, институт юридической ответственности – это сложный, межотраслевой, функциональный, регулятивно-охранительный институт права, закрепляющий и (или) оказывающий динамическое воздействие на наиболее важные общественные отношения, а в случае их нарушения регулирующий отношения ответственности, возникающие из юридического факта правонарушения.

Из множества оснований классификации юридической ответственности необходимо выбирать те, которые позволяют определить систему юридической ответственности, ее связь с системой права, отраслевую принадлежность определенного вида юридической ответственности, взаимопроникновение и точки пересечения различных видов юридической ответственности.

Наиболее приемлемым с этой точки зрения является отраслевой критерий классификации юридической ответственности, позволяющий учитывать специфические свойства отраслевого предмета и метода правового регулирования. Отраслевой критерий классификации юридической ответственности позволяет рассматривать ее в качестве части системы отечественного права, не нарушая единого классифицирующего критерия. Он позволяет выявить общие закономерности развития того или иного вида юридической ответственности, определить его юридическую природу, уяснить количество видов юридической ответственности в соответствии с отраслями отечественного права. Классификация юридической ответственности на отраслевые виды является продуктивной методологической основой проведения углубленных исследований специфики содержания и механизмов конкретных отраслевых видов юридической ответственности.

Высокий уровень нестабильности правовых систем в условиях переходных обществ, так же как и объективно неизбежный динамизм системы права в стабильных обществах, обусловленный потребностями их прогрессивного развития, предопределяют незавершенность классификаций юридической ответственности по отраслевой принадлежности. Принимая во внимание данное обстоятельство, можно утверждать, что актуальным для научной теории является вопрос о пределах отраслевого деления юридической ответственности на виды. Ответ на него имеет большое теоретическое и прикладное значение в современных условиях, когда в правовой науке наблюдается тенденция стремительного и порой не всегда обоснованного выделения новых нормативных комплексов – отраслей права и одноименных с ними видов юридической ответственности (муниципально-правовая, налоговая, экологическая и др.). Пределы такого деления должны быть. Одним из перспективных путей в решении этой задачи является, на наш взгляд, уточнение отраслевого критерия классификации и введение дополнительных квалифицирующих признаков для выделения в системе юридической ответственности самостоятельных отраслевых ее видов.

Развивая идею отраслевой классификации юридической ответственности, некоторые правоведы помимо основного критерия вводят дополнительные признаки, которые свидетельствуют о самостоятельности вида юридической ответственности.

Так, Д.А. Липинский относит к ним: наличие кодифицированного нормативно-правового акта, предусматривающего юридическую ответственность; особенности процессуального осуществления; наличие самостоятельного правонарушения (со своей природой объекта правонарушения); вид установленных государством неблагоприятных последствий совершенного деяния[105].

В качестве одного из дополнительных критериев В.А. Кислухин указывает на типовую степень общественной опасности виновного^[106].

Ж.И. Овсепян отмечает, что перспектива выделения в научной теории и законодательстве нового, самостоятельного вида юридической ответственности посредством его идентификации с соответствующей отраслью (отраслями) права возникает, если отраслевой критерий дифференциации юридической ответственности на виды дополняется двумя другими – сопутствующими ему – особыми механизмами и специфическими процедурами применения санкций, предусмотренных нормами отрасли права[107].

Для квалификации юридической ответственности в качестве самостоятельного вида не имеет решающего значения, нормы какой отрасли права защищаются средствами этого вида ответственности. Определяющую роль играет другой фактор – отраслевая природа норм, которые реализуются (применяются) посредством конкретного вида юридической ответственности.

Особое значение для обособления в системе юридической ответственности самостоятельного вида имеет так называемый организационный критерий, который, по мнению Ж.И. Овсепян, является одновременно и пределом отраслевого деления юридической ответственности на виды. «Условием признания отраслевого блока норм в качестве отраслевого института юридической ответственности является не только развитая система санкций норм искомой отрасли права, но и наличие специализированных органов (прежде всего[108] судебных), уполномоченных специально для применения санкций норм, соотносимых с отраслевой сферой (с данной отраслью права), и особых правил процедуры применения этих санкций».

Действительно, в перечне показателей всех пяти традиционно выделяемых в российской юриспруденции видов юридической ответственности (уголовной, гражданской, административной, материальной и дисциплинарной), а также новых, но получивших абсолютную либо широкую поддержку в научных кругах видов юридической ответственности (соответственно конституционной ответственности, налоговой ответственности) все три названных критерия квалификации в качестве самостоятельных видов юридической ответственности имеют место быть. Для всех названных видов юридической ответственности характерен полный набор указанных квалифицирующих признаков.

Во-первых, это специфика отраслевой принадлежности норм, устанавливающих юридическую ответственность, и их фиксация в текстах нормативных правовых актов – источниках соответствующей отрасли права.

Во-вторых, реализация всех упомянутых выше видов юридической ответственности специальными, предназначенными для применения мер этого вида юридической ответственности государственными органами и должностными лицами – судебными органами, налоговыми инспекциями и т. д.

В-третьих, для перечисленных видов юридической ответственности, получивших абсолютное признание в российской юриспруденции (уголовная, гражданская, административная, материальная, конституционная, а также выделяемая нами экономическая ответственность), характерным является реализация мер соответствующих видов ответственности на основе специфических, развитых в плане юридической техники правоприменительных процедур. Ими в Российской Федерации являются процедуры конституционного, уголовного, гражданского, административного и арбитражного судопроизводств.

Поддерживая в целом точку зрения Ж.И. Овсепян, нам представляется необходимым сделать некоторые уточнения. Говоря об организационном критерии классификации юридической ответственности, упомянутый автор фактически ведет речь о юрисдикционном процессе. Каждому виду юридической ответственности, несмотря на совпадающие моменты, присущ свой, особый вид юрисдикционного процесса. К числу основных элементов юридического процесса относится процессуальный режим. Это сложная синтетическая конструкция, состоящая из принципов, действующих в процедурной сфере, средств и способов их реализации и реально сложившихся гарантий, отражающих в своей совокупности качественные характеристики правовых форм деятельности уполномоченных субъектов. Другими словами, процедурный режим представляет собой совокупность требований, обеспечивающих обстановку целесообразного благоприятствования процесса реализации ответственности.

К числу специфических признаков процедурного режима прежде всего следует отнести его связь с конкретным отраслевым методом и способом правового регулирования, которыми и порождаются элементы своеобразия в процессе реализации отраслевого вида ответственности. Регулирование общественных отношений материального и процедурного характера, связанных с реализацией ответственности, осуществляется императивным методом и при помощи способов обязывания и запрещения. Реально это находит свое воплощение в конкретном процедурном режиме, который можно определить как юрисдикционный процедурный режим[109].

Организационный критерий, предложенный Ж.И. Овсепян, на наш взгляд, следует рассматривать именно в контексте юрисдикционного процесса.

В российской юридической науке в конце XX – начале XXI в. высказывается много предложений о выделении новых видов юридической ответственности. Однако большинство из них не учитывает организационного критерия классификации юридической ответственности. Между тем данный критерий (т. е. наличие специальных органов и специальных процедур применения именно данного блока санкций, соотносимых с самостоятельным видом юридической ответственности) неразрывно связан с отраслевым основанием выделения автономного вида юридической ответственности, существенно дополняя его.

Как справедливо отмечает Ж.И. Овсепян, если учитывать только критерий отраслевой идентичности основной части санкций юридической ответственности и игнорировать второе из оснований дифференциации юридической ответственности на виды – наличие специальных органов и процедур для осуществления этих санкций, то дробление (деление) юридической ответственности по отраслевому (либо институционному отраслевому) критерию будет бесконечным и приведет к тому, что юридическая ответственность окажется сведена к санкции единичной нормы права.

В основу определения пределов выделения в научной теории и в законодательстве новых, самостоятельных видов юридической ответственности должен быть положен методологический подход, при котором отраслевой критерий дифференциации юридической ответственности на виды дополняется двумя другими, сопутствующими ему: особым механизмом реализации ответственности и специфическим видом юрисдикционного процесса.

Для признания элемента системы юридической ответственности самостоятельным отраслевым видом необходимо наличие всех без исключения перечисленных ниже квалифицирующих признаков: отраслевой специфики норм, устанавливающих юридическую ответственность, и их фиксации в текстах нормативных правовых актов – источниках соответствующей отрасли права; реализации юридической ответственности специальными, предназначенными для применения мер этого вида ответственности государственными органами и должностными лицами; реализации мер юридической ответственности в рамках особого вида юрисдикционного процесса.

В противном случае мы получим, практически, безграничное количество видов юридической ответственности.