Берлин брала
На похоронах был. Галина Васильевна, моя учительница, померла. Прямо на улице. Не сработал клапан. Медицина, блин. Не смогли заменить вовремя. За своими машинами лучше следят.
Собрались проводить коллегу в последний путь старые учителя. Боже мой, недолго им осталось на этом свете: один на букву «Г» похож, другой – на «У». Третий напоминает «Х» – руки от столбняка ниже плеч не опускаются, четвертый – «Я» – живот как на последнем месяце беременности. Весь алфавит собрался.
Я любопытный с детства, за что не раз попадало. Подхожу к тому, кто в проекции вылитый «С». Согнулся, сморщился, словно на плечах мешок соли держит.
– Жалко, – говорю, – Галина Васильевна с первого класса мне двойки ставила.
– Поэтому ты и пришел. Других не видно.
– А вас что так скрутило?
– Подумай сам. Вон, Иван Иванович руки вверх поднял, как будто сдается. С первой пенсии так ходит. А Елена Львовна, математик, знаешь, почему в три погибели согнулась? Потеряла крупную ассигнацию и до сих пор ее ищет. Теперь делает салат из одуванчиков. Жалко Германа, бывшего физрука. Видишь, стоит в трико и черной шляпе у гроба? У него не в порядке с головой, хотя и раньше умом не отличался. Питается только витаминами, считая пищу шлаком. Говорит, намного дешевле и полезней: туалетной бумаги не надо, и дефицита продуктов не будет.
– Герман хоть дышит? – изумился я.
– Конечно, он живой скелет.
– Но у некоторых приличный вид. Вон тот – с животом?
– У него водянка, плохо работает сердце.
– Звание у вас высокое, а живете у черты. Почему?
– Не так воспитывали вас, наверное. Жизнь скрутила всех, кроме Анастасии Степановны. Ей девяносто. Берлин брала.