2. Затерянные в снегах
Шестой год Цезарь вел жестокую войну в Трансальпинской Галлии. Он начал ее по собственному желанию, не считаясь ни с мнением сената, ни с интересами Рима, ни с законами. Он вторгся в неведомые земли со слепой верой в то, что он, Гай Юлий Цезарь, рожден для великих дел, потому что верил в свою счастливую звезду, в собственную исключительность. И коль не нашлось для Цезаря дела в Италии, которое могло соответствовать масштабам его ума, энергии, планов, то он не придумал ничего лучшего, как завоевать Галлию.
Покорение огромной страны, населенной десятками воинственных народов, стоило нечеловеческих усилий честолюбивому проконсулу. Вместе с войском он спал под открытым небом; с легионерами продирался сквозь девственные леса; переходил вброд реки, несшие талые воды; преодолевал непроходимые болота. Он сражался в первых рядах легионеров со свирепыми германцами и презирающими смерть галлами. И, наконец, Цезарь добился своего – Трансальпинская Галлия была объявлена римской провинцией.
В честь победы Цезаря налаживались многочисленные празднества, вся Италия радовалась успехам римского оружия столь же бурно, как недавно порицала проконсула, самовольно ввязавшегося в тяжелую войну. Из-за Альп потекли в Рим вереницы рабов, золото разграбленных языческих святилищ и налоги, которые Цезарь собирал с новых подданных.
Наступившая зима 53 г. до н. э. не предвещала никаких потрясений в Трансальпинской Галлии. Лишь в области галльского народа карнутов был раскрыт заговор. Цезарь не стал тратить много времени на его расследование: некоторые участники заговора бежали, прочих продали в рабство, а вождя карнутов Аккона проконсул приговорил к смерти.
После этого Цезарь разместил свои легионы следующим образом: два легиона оставил зимовать в землях треверов, два – в области лингонов, шесть оставшихся – в области сенонов. В конце 53 г. до н. э. проконсул покинул Трансальпинскую Галлию и перебрался в Равенну, чтобы быть ближе к Риму, который внушал не меньше опасений, чем вновь присоединенная к нему провинция. В Риме в это время шла борьба за власть, и Цезарь хотел быть активным ее участником.
Недолго Юлий Цезарь наслаждался теплом и уютом дома Сервилии в Равенне. Уже в начале 52 г. до н. э. гонцы принесли известие, что в Галлии зреет очередное восстание. Пока Цезарь думал: что предпринять для его предотвращения, пришли вести о новом мятеже карнутов. Проконсул, казнив их вождя Аккона, рассчитывал запугать галлов, но получил совершенно обратный результат. Его смерть под топором ликтора сплотила даже враждовавшие между собой народы; сплотила единой ненавистью к римлянам.
Карнуты внезапно захватили город Кенаб (совр. Орлеан) и перебили находившихся там римлян.
Первый успех восставших привел в движение всю огромную территорию между Рейном и Пиренеями. Вслед за карнутами поднялся самый могущественный народ Галлии – арверны. Когда-то правитель этой земли Кельтилла пытался объединить под своим началом всю Галлию, но был убит соотечественниками. Власть над арвернами перешла к его сыну Верцингеторигу. Гордый наследник Кельтиллы и стал вождем восстания.
На первых порах арверны хранили верность Риму; по крайней мере, знать не поддержала Верцингеторига в стремлении обрести свободу. Они изгнали вождя из столицы арвернов – Герговии, но не смогли заставить Верцингеторига отказаться от своих планов.
Молодой правитель был одной из тех ярких личностей, которые дарит судьба народам с тем, чтобы и народ и вождь совершили что-то значительное, достойное того, чтобы попасть в историю, чтобы память о них осталась на века и тысячелетия. Энергичный, храбрый, обладающий незаурядным умом и имеющий большой авторитет у соплеменников, Верцингеториг обратился со своими идеями к народу. Арвернский вождь объезжал одно галльское селение за другим, и везде его войско пополнялось новыми сторонниками. Вскоре Верцингеториг окреп настолько, что без труда изгнал на чужбину проримски настроенных старейшин, которые недавно поступили с ним точно также.
Получив реальную власть в собственной стране, Верцингеториг рассылает посольства ко всем народам Галлии. К мятежным арвернам и карнутам присоединились сеноны, парисии, пиктоны, кадурки, туроны, аулерки, лемовики, анды и другие народы. И все племена признали Верцингеторига верховным военачальником. В течение месяца он стал во главе огромного разноплеменного войска, а войско, как известно, собирается для войны.
В первую очередь Верцингеториг обратил свою силу против народов, сохранивших верность Риму. С частью армии он вторгся во владения битуригов, другая часть под начальством Луктерия принялась огнем и мечом склонять к союзу рутенов…
Верцингеториг выбрал удачный момент для восстания. Во-первых, началось оно зимой, а в эту пору римляне избегали воевать. Уроженцы теплой Италии, они предпочитали сидеть в своих лагерях, в домах, устроенных из толстых бревен, и даже продуктов старались заготавливать с таким расчетом, чтобы хватило до весны.
Во-вторых, Цезаря не было в Галлии, а именно его боялись галлы больше римских легионов вместе взятых. Многие даже считали его не человеком, а посланником богов, который явился к галлам, чтобы покарать их за грехи или какие-то провинности. Невероятные победы проконсула все больше укрепляли галлов в этой мысли. Верцингеториг на сей счет был другого мнения, но и ему хорошо были известны храбрость и бесстрашие Цезаря, граничившие с безрассудством.
Итак, в данный момент гроза галлов находился в Равенне, а его легионы на севере Трансальпинской Галлии. Чтобы добраться до собственных войск, Цезарю надлежало пройти через охваченный мятежом край. А без Цезаря галлы не испытывали особого страха перед затерянными в снегах легионами, к тому же, разделенными по разным землям. Восставшие надеялись до весны расправиться со всеми лагерями римлян.
Цезарю известия из Трансальпинской Галлии грозили катастрофой и с другой стороны. Его положение на римском политическом Олимпе и без того в последнее время пошатнулось. До сих пор он, как мог, старался поднять свой престиж за счет покоренной Косматой Галлии, которую римляне давно считали умиротворенной провинцией. Даже Сервилия не поверила словам Цезаря о возникшем там большом мятеже.
Ситуацию нужно было срочно исправлять, и наместник Галлии без долгих раздумий покинул в Равенне мать и сестру своего легата Марка Брута и прибыл в старую римскую провинцию – Нарбонскую Галлию.
Между тем положение еще больше усложнилось: бесстрашный Луктерий склонил к мятежу рутенов и теперь стоял у самых границ римской провинции. Еще немного, и Рим лишился бы не только Косматой Галлии, но и сам бы оказался под угрозой галльского нашествия. А Цезарь надеялся собрать войско в Нарбонской Галлии и с ним пробиваться к легионам на севере. Вместо этого пришлось мобилизовать всех способных носить оружие и направить их к границе с рутенами.
Мероприятия Цезаря остановили Луктерия, однако проконсул позволил себе взять в Нарбонской Галлии лишь немногочисленную конницу. Но и с ней Цезарь стал для галлов грозной силой.
Малочисленность войска Цезарь компенсировал скоростью передвижения. Молниеносным маршем он прошел земли гельвиев и вторгся в самое сердце мятежа – Арверн. Своим появлением проконсул привел арвернов в неописуемый ужас: у них, как назло, не оказалось больших военных сил у себя дома – Луктерий в это время рвался к Нарбону, а Верцингеториг находился в землях битуригов.
Цезарь с поразительной легкостью разгромил деморализованное галльское ополчение. Одно лишь имя Цезаря нагнало на арвернов такого страха, что они разбегались по своим селениям, едва появлялся даже не сам проконсул, а только многократно преувеличенные слухи о нем.
Избиение беззащитных арвернов продолжалось два дня. Затем Гай Юлий принял новое решение.
– Децим, – обратился Цезарь к своему легату, – ты с конницей остаешься в землях арвернов. Жги и уничтожай все подряд, не испытывай ни малейшей жалости к оказывающим сопротивление, ни даже к просящим пощады. Старайся разорить как можно большую территорию, но избегай укрепленных мест и не задерживайся надолго в одном селении.
– Ты ставишь передо мной трудную задачу, Цезарь, – произнес Децим Брут, который приходился родственником Марку Бруту, сыну Сервилии. – Мне привычнее сражаться с воинами, а не жечь избы и убивать безоружных…
– Повторяю, Децим, ты должен все сметать на своем пути. Ты будешь предавать огню жалкие хижины галлов, и убивать их до тех пор, пока арвернский волк не вернется в свое логово. Ты должен заманить Верцингеторига в свои земли, иначе он зажжет пожар по всей Галлии. И сгорим не только мы, но, возможно, и Рим. А посему, Децим, делай то, что приказано. Всю ответственность за твои действия перед законом и богами я беру на себя, и пусть ничто тебя не смущает.
– Понимаю, Гай Юлий, и сделаю все, как ты велел.
– Надеюсь, ты действительно меня понял, Децим. Но как только Верцингеториг появится в Арверне, уходи прочь, У него должна быть хорошая конница, и с ней бороться ты не сможешь.
– А как же ты, Цезарь? Как я понял, ты покидаешь…
– Да, и немедленно. Я поскачу к своим легионам, зимующим в землях лингонов, и постараюсь приготовиться к встрече с Верцингеторигом. Ты тоже отправляйся туда, как только возникнет опасность.
– Это же безумство, Гай Юлий! Тебе придется пройти почти всю Галлию, а мы даже не знаем: какие народы присоединились к мятежникам.
– Не беспокойся, Децим. Фортуна[3] до сих пор не изменяла Цезарю, надеюсь, и на этот раз она меня не покинет.
Да! Цезарь решился на шаг, едва ли не самый безумный в своей полной опасностей жизни. Цезарь рисковал, но, собственно, терять было нечего, ибо, если рухнет созданная им новая римская провинция, то погребет и его под своими обломками.
Проконсул избрал путь через владения эдуев – прежде самых верных союзников римлян. Он не испытывал особых иллюзий насчет слепой покорности эдуев. Цезарь понимал, что и этот народ предан до тех пор, пока чувствует силу; и здесь немало недовольных римским владычеством, которые ждут лишь удобного случая.
Цезарь не стал выяснять нынешнее настроение эдуев. Проконсул мчался так быстро, что едва поспевали сопровождавшие его два десятка всадников. Он летел на север, словно ветер, и даже если бы пытались галлы настичь маленький отряд – едва ли смогли бы на своих небольших лошаденках. Главное, добраться до преданных легионов, а там уж Цезарь разберется: кто есть кто и кто был с кем.
На землю опустилась ночь, но благодаря снежному покрову и звездам, видимость была отличная. И Цезарь продолжал путь.
Не у всех были силы и мужество железного проконсула. Первыми начали сдавать лошади – они все чаще спотыкались в глубоком снегу. Позади Цезаря надрывно кашлял так некстати заболевший Гай Оппий. Он уже не сидел в седле, а качался из стороны в сторону. Склоненная вниз голова билась подбородком о грудь в такт бегу лошади.
– Потерпи немного, Оппий, – пытался поддержать боевого товарища Цезарь, – найдем удобное место и сделаем остановку.
– Не обращай на меня внимания, Гай Юлий, – охрипшим виноватым голосом попросил Оппий и вновь зашелся в глухом кашле.
Цезарь понял, что Гай Оппий дальше двигаться не сможет, и оглянулся по сторонам, пытаясь отыскать защищенное место для ночлега. Как назло, кругом было открытое поле, продуваемое всеми ветрами. Лишь кое-где на кочках возвышались кустики и небольшие деревца. Воздух стал настолько влажным, что толстым слоем инея покрылись и лошади и люди. Лица легионеров приобрели темный, землистый цвет, а впереди их ждала полоса густого тумана.
Внезапно ехавший первым дозорный с треском исчез под землей вместе с конем. Грязная вода выплеснулась из полыньи и потекла навстречу Цезарю.
– Проклятье! – проскрипел зубами он. – Как же я не заметил, что лес кончился и впереди лишь редкие кустики? Вот к чему приводит спешка!
Легионеры бросились к полынье.
– Назад! – властно приказал Цезарь.
– Там же Мамерк! Нужно помочь ему выбраться, он должен выплыть. – Легионеры не хотели верить, что так нелепо потеряли товарища.
– Остановитесь, глупцы – вы ничем не поможете Мамерку. Его поглотило болото, а оно своих жертв не отпускает, – пояснил Цезарь и вновь приказал: – Всем спешиться и повернуть назад. Не держитесь вместе – отойдите шагов на десять друг от друга и медленно двигайтесь в сторону леса.
Таким образом римляне покинули припорошенное снегом болото и принялись обходить его по опушке леса. Оппию стало совсем худо: с двух сторон его поддерживали легионеры. Настроение остальных спутников Цезаря также упало, и, когда на пути возникла хижина, ее приняли за мираж.
Неказистое строение было пустым, да и вряд ли вообще в нем жили люди. Вероятно, его наспех соорудил какой-нибудь рыбак или охотник, чтобы было где переждать непогоду во время промысла. Хижина оказалась настолько малой, что могла вместить лишь одного человека. Но перед ней находился просторный навес для лошади. Здесь же стояла приличная копна сена, которую тотчас же обступили изголодавшиеся кони легионеров.
– Проводите Гая Опия в дом и дайте ему вина, чтобы согрелся, – распорядился Цезарь.
– Выпей и ты, Гай Юлий – теплее будет, – предложил легионер.
– Благодарю, Ацилий, но я попробую не замерзнуть без вина. Напиток сей плохо действует на разум, а мне необходима чистая голова, особенно сейчас, когда все рушится.
– Цезарь! Мне уже лучше, и нет нужды укладывать меня в доме, – вдруг запротестовал Оппий. – Тебя ждут великие дела, и для них нужно хорошо отдохнуть. На морозе ты не сможешь восстановить силы, а моя жизнь или смерть ничего не изменит. Я прошу, Гай Юлий, займи ложе в хижине.
– Почетное нужно предоставлять сильнейшим, а необходимое – слабейшим, – произнес Цезарь и вместе с легионерами улегся спать под навесом.