Южноамериканский проект. КНИГА ПЕРВАЯ. СИНДРОМ САЛАМАНДРЫ (Константин Штепенко)

1. Пролог: Бизнес, ничего личного

– Давайте подведем итоги, господа. Что вы скажете об исполнителе?

Трое мужчин сидели в просторном зале охотничьего коттеджа, стены которого, обшитые маренным дубом, были увешаны дорогими ружьями, кинжалами и охотничьими трофеями – головами добытых животных, превращенных искусным таксидермистом в истинные шедевры. Оскал волка, как и оскал кабана, был по-настоящему страшен. Слегка скошенный на сторону, будто застенчивый взгляд медведя исподлобья таил в глубине смертельную угрозу внезапного предательского броска. Благородная голова лося, увенчанная короной мощных рогов, была гордо вскинута, губы вытянуты и, казалось, что вот сейчас дом огласится его призывным зовом. Но говорившие уже давно не замечали этих деталей обстановки. Сейчас они планировали новую охоту, в которой роль дичи была отведена уже не зверю, а человеку.

– А мне кажется, здесь больше минусов, чем плюсов. – Сказал самый молодой из них, голубоглазый шатен лет тридцати.

– Поясните, коллега. Что вас беспокоит? – Спросил первый, самый старший из троих, представительный брюнет с вьющимися волосами и ярко выраженными семитскими чертами лица. Ему не было и сорока, но его манера держаться, авторитарный тон и логика построения фраз у большинства вызывали непроизвольное ощущение собственной приниженности, подчиненности его воле.

– Охотно! – Шатен помедлил, наливая себе виски, и взяв стакан, продолжил. – Он не профессионал, это раз. Во-вторых, он нас знает. И, кроме того, наша помощь в его трудоустройстве может стать медвежьей услугой в случае, если порядки в конторе будут развиваться по сценарию нашей Торквемадочки.

– А вот тут я с вами не согласен! – Брюнет встал и подошел к камину, вытянув руки навстречу теплу весело потрескивающего пламени. – Все эти минусы можно превратить в плюсы. Он не профессиональный киллер, но он военный, и убивать людей ему приходилось, так что рука не дрогнет. То, что он нас знает, после его трудоустройства уже не будет иметь значения. Потому что он будет знать и всех остальных сотрудников. Нашу связь с ним доказать будет невозможно. Кроме того, вышел на него начальник моей охраны, и помощь ему будет оказываться анонимно. Теперь, по поводу медвежьей услуги. Тут тоже все неоднозначно. Да, на работу его возьмет Степаныч, который доживает свои последние деньки. Как только наша очаровательная оппонентка приберет к рукам все хозяйство, он и месяца не протянет. На его место станет Дровосек…

– Не понимаю, в чем тут наша выгода? – Подал голос флегматичный блондин лет тридцати пяти, который, казалось, был поглощен наблюдением за тающими кубиками льда в своем стакане, и совершенно не интересовался беседой.

– Резонный вопрос! – Брюнет подскочил к столу и хлопнул открытой ладонью по массивной дубовой столешнице. – Тут как раз и заключается тонкость ситуации! Как, по-вашему, поведет себя нормальный работник, дорожащий своей должностью и карьерой, когда поймет, что его начальника скоро салят, и на его место станет его зам?

– Начнет лизать задницу заму. – Ответил шатен, опрокидывая остатки виски к себе в рот.

– Правильно! Но если он еще и будет делать это тонко, с пониманием, то успех практически гарантирован. Тогда наше участие в судьбе рядового сотрудника службы безопасности благополучно затеряется в анналах. Но, заметьте, мы не упомянули самое главное, что есть у нашего протеже – это мотивация! Нет другого такого стойкого и саморегенерирующегося чувства у человека, как чувство ненависти! Но ненависть еще и слепа, поэтому ею легко управлять со стороны.

– Экий вы архистратиг, батенька! Прямо Борджиа новейшей истории! – Сказал блондин с ленцой в голосе, не выходя из образа сибарита-флегматика.

– Не нужно язвить, коллега! Давайте высказываться по существу!

– Согласен с вами. – Решительно сказал шатен, сжав руки в кулаки. – Я сам бы ее придушил! Только одно меня беспокоит. Ну уберем мы ее, но старик-то никуда не денется! А ведь это он так активно ее подталкивает к олимпу!

– Шеф после инсульта выжил из ума. Он затевает какую-то вселенскую аферу в Колумбии. Это его и погубит. Сейчас он без Ольки как без рук, поэтому и дает ей войти в силу. Но вы сами знаете старого иезуита. Он всех подозревает, особенно приближенных, и от них он избавляется в первую очередь. Он уже и так начал ею тяготиться, поэтому и отослал ее из Испании нам на горе.

– Так может подождем, когда он ее сам сожрет? – Спросил блондин. – Нам меньше хлопот.

– А вдруг его раньше прихлопнет крышкой гроба, или он попадет в сети Интерпола! Тогда она так и останется у нас на шее, а мы не можем так рисковать, да и время идет!

– Хорошо, уговорили! – Отозвался блондин, снова наполняя свой стакан. – Я предлагаю принять ваш план за основу. Но детали нужно дорабатывать. Не забудьте, что на карте наше благополучие, а может и жизнь.

– Я тоже за. – Поддакнул шатен с облегчением.

– Вот и славно! Тогда я запускаю первую часть плана по внедрению нашего протеже в структуру.

Расшифрованная и запись этого разговора в подмосковном охотничьем клубе через два дня оказалась на столе у теневого владельца инвестиционной компании «АРКОИНВЕСТ» Аркадия Александровича Лучинского, который постоянно жил на своей вилле в Испании, лишь иногда выезжая по делам в Латинскую Америку. Последние два года он не посещал Россию, деловой климат которой оказался для него крайне вредным, а при длительных визитах мог быть и смертельно опасным. Подтверждением этому служили три покушения, последнее из которых за малым не увенчалось успехом, кроме травм принеся с собой инсульт и граничащие с паранойей приступы острой подозрительности. Оставив все дела в России на группу выращенных им молодых заместителей, он полностью переключил свое внимание на латиноамериканскую часть бизнеса, где условия для роста были благоприятными. Избегая доверительных отношений с кем бы то ни было, он отказался от централизованной службы безопасности и работал с несколькими детективными агентствами, которые шпионили как за его партнерами и сотрудниками, так и друг за другом.

– Значит, ребятки, вы точите зубки на мою Олюшку. – Он не боялся говорить вслух, так как прислуга все равно не понимала по-русски, а больше в доме никого не было. – Ну что ж, ей будет полезна небольшая встряска.

Два года они жили с Ольгой Полыниной как муж и жена. Она была его правой рукой во всех финансовых делах, и особенно сейчас, когда он раскручивал новую крупную операцию в Колумбии. Но однажды он вдруг испугался того, что она знает так много о его делах, и отдалил ее от себя под предлогом того, что она должна была вплотную заняться делами «АРКОИНВЕСТа». Продолжая работать над Южноамериканским Проектом, Ольга с готовностью взвалила на себя дополнительную ношу и не надорвалась, как ожидали многие. После ее подключения дела компании действительно пошли еще лучше, и совет директоров прочил ее на пост генерального. Это почему-то еще больше испугало Лучинского где-то на подсознательном уровне. Он вдруг почувствовал, что она невольно стала контролировать весь его легальный бизнес. Хотя в «АРКОИНВЕСТе» у нее была мощная оппозиция, состоявшая из молодых финансистов, которых он в свое время выбрал и вымуштровал, превратив в крепких профессионалов. Правда, никто из них Ольге в подметки не годился, но умело подпитывая их честолюбивые устремления и насаждая конкуренцию на основе личной неприязни, Лучинский добился саморегуляции в управлении компанией, не дававшей кому-то одному решающего преимущества. Но Ольга была на редкость целеустремленной и терпеливой, и похоже, она начала брать верх. Подмяв «АРКОИНВЕСТ», она будет иметь больше времени и возможностей, чтобы разобраться в его кухне, и тогда…

Он уже давно понял, что Ольга, будучи профессионалом, рано или поздно докопается до сути его теневых операций, поэтому изначально решил выключить ее из игры на финальной стадии. Лучше было бы сделать это заранее, но для придания операции блеска требовалась ее волшебная рука. «Теперь нужно будет поспешить. Для ее же пользы». Его всегда удивляло, что проработав с ним столько времени, она так и не смогла перейти черту, которая отличала, по его мнению, отличного специалиста от гения. Она совершенно искренне считала, что закон определяет рамки возможного, забывая о том, что прогресс питается силой тех, кто взламывает эти рамки, открывая новые горизонты. «Тем не менее, нужно признать, что для женщины, тем более для красивой, то, чего достигла она и так уже слишком. Чего же еще от нее требовать? Завтра подумаю, как устранить ее, сохранив для будущего. Пусть ребятки пока потешатся, попугают ее. Может это как-то остудит ее пыл. А если они заиграются, я шепну словечко Дровосеку, и он их утихомирит…». Но в глубине души он понимал, что на рубеже того огромного, что ему предстояло совершить, он, не задумываясь, пожертвует десятком таких как она. «Бедная девочка!», стыдливая мысль, выжатая из рудиментарной железы совести, промелькнула в мозгу, не оставив следа. – «Это бизнес…».

Петр Лемехов торжествовал. Наконец-то цель, к которой он шел последние два года, стала близкой и осязаемой, и обрела не просто ясность, а конкретное имя – Ольга Полынина. Он видел документы за ее подписью, которые легли в основу обвинительного заключения по делу его младшего брата Анатолия Сытова о мошенничестве. Фамилии у них были разные, так как родились они от разных отцов в двух первых неудачных браках их матери, закончившихся разводом. Выйдя замуж в третий раз, мать уехала на Дальний Восток к мужу, оставив братьев на престарелую свекровь – мать второго мужа. Поэтому Петру пришлось нести основную тяжесть семейных хлопот, которые бабушке в виду слабого здоровья были не под силу. Денег, присылаемых матерью, и алиментов, приходящих нерегулярно, хватало едва-едва, и после школы Петр поступил в военное училище, чтобы деньги полностью тратились на Толика. А когда Петр стал офицером и попросился служить в Чечню, то большую часть своего жалованья он отправлял домой, чтобы Толик мог оплачивать свою учебу в институте.

Толик был с детства очень вдумчивым и сообразительным мальчиком, только не в меру сентиментальным. Он с отличием окончил школу, в институте тоже дела шли прекрасно. Его курсовая на четвертом курсе по инициативе руководителя была оформлена статьей и напечатана в журнале. Статьей заинтересовались в инвестиционной компании «АРКОИНВЕСТ» и пригласили Толика на практику. После этого судьба покатила его по накатанным рельсам, с каждым днем приближая к гибели. Весь пятый курс он работал в компании, сдав экстерном необходимые дисциплины, и успешно защитил диплом на основе одного из проектов, вести который поручили ему. После окончания института он тут же был назначен заместителем заведующего аналитическим отделом, и ступать бы ему дальше по карьерной лестнице, постепенно зарабатывая чины и деньги, забираясь все выше на финансовый олимп. Но злую шутку сыграл с ним его характер. Он познакомился с девицей из обеспеченной семьи, и влюбился в нее по уши. Девица была уже в достаточной степени испорчена, чтобы с легкостью начать вить веревки из столь податливого материала, каким был Толик.

Началась ночная жизнь в клубах и дискотеках. Толик снял роскошную квартиру в центре, купил машину, свозил свою Алису на Кипр, но на этом заработанные им деньги кончились. Не мудрствуя лукаво он решил взять деньги из тех фондов, которыми управлял по долгу службы. В «АРКОИНВЕСТе» крутились миллиарды, и несколько миллионов долларов, которые он собирался прибрать к рукам, погоды не сделали бы. За полгода ему удалость вывести из дела и перекачать в офшоры около двадцати миллионов. Делал он это так тонко, растворяя убытки в прибыли, что безликая машина «АРКОИНВЕСТа» глотала и, не поперхнувшись, списывала их на неблагоприятные биржевые условия. Но тут в компании появилась она – Ольга Полынина. Миловидная, даже красивая женщина двадцати девяти лет от роду, с виду почти ангел во плоти, только очень внимательный и недобрый ангел. Компания была поставлена с ног на голову. Все как сумасшедшие кинулись наводить порядок в делах, уже имея представление о кавалерийских наездах Полыниной, заканчивавшихся для многих увольнением, понижением в должности или взысканием.

Массированного аудита конструкция Толика не выдержала. Вернее, она выдержала все, кроме внимательного взгляда Полыниной. Та сумела раскопать все до последней копейки, и результаты проверки тут же довела до сведения совета директоров и службы безопасности. Толика арестовали, и припертый к стенке точными выкладками Полыниной, он вынужден был признаться во всем. Ни у Петра, ни у Толика не было достаточно денег, чтобы нанять приличного адвоката, поэтому процесс прошел быстро, и восемь лет строгого режима, предложенные обвинителем не встретили у судьи особых возражений. И поехал Анатолий Сбытов на Полярный Урал, где не продержался и полугода. Забравшись во время ужина в прачечную, он порвал простыню на ленты, из которых скрутил веревку и повесился, закинув веревку с грузом на кронштейн, где крепилась лампа освещения.

Теперь Петр точно знал, кто виноват в смерти Толика, и поклялся его памятью уничтожить Полынину во чтобы то ни стало. Нежданную помощь со стороны троих толстосумов из совета директоров он принял без колебаний, как принял бы помощь самого Сатаны, если бы она приблизила достижение цели. Он прекрасно понимал, что добровольно стал инструментом в руках этих людей, которые преследовали свои цели. Но его это нисколько не трогало

Алик Филин последний месяц работал без выходных. Уже более восьми лет он руководил командой исполнителей, воплощавшей в жизнь специфические проекты Аркадия Александровича Лучинского. На этот раз он работал над формированием инвестиционно-кредитной программы банка «Интернасьональ Латино», которую вскоре нужно было представить клиентам. Инвесторами были не обычные бизнесмены, а люди особенные, не афишировавшие свои капиталы и не рекламировавшие свой продукт перед широкой публикой, отчего он не становился менее востребованным. Среди наиболее важных пайщиков нужно было выделить Мариано Мендосу, фактического руководителя наркокартеля Кали, Жануариу Нунеша, контролирующего нелегальную добычу золота и драгоценных камней в Бразилии, Перу и Колумбии, а также поставщика ценных пород дерева из бразильской сельвы Дуарте Кабраля. Эти и другие очень уважаемые в своем узком кругу сеньоры по договору с Лучинским должны были получить контроль над этим банком, позволив тому за весьма приличные проценты управлять их черными капиталами, инвестируя их в легальные программы.

На самом деле то, что делал Филин, никак не соответствовало интересам упомянутых господ. Банк был настоящим мыльным пузырем, который Алик надувал специально для того, чтобы магнаты теневого бизнеса поверили в то, что их деньги работают. Все фирмы, которые кредитовал этот банк, были подставными и служили для распыления капиталов, которые потом, пройдя «прачечную» – так Алик называл многоступенчатую операцию прохождения денег по временным счетам в различных банках мира, вновь накапливались на счетах Лучинского, отмытые и блестящие, как только что отчеканенный гривенник. Эти деньги Филин пускал в легальный оборот, используя наработки Ольги для «Южноамериканского проекта», над которым она работала в настоящее время.

Будучи официально представленным инвесторам как управляющий банком, Алик прекрасно понимал, что формально он нес ответственность за все операции с фондами, и что рано или поздно с него спросят с пристрастием за художества шефа. Ведь этому надувательству когда-то придет конец, и тогда Аркадий Александрович исчезнет навсегда, и вряд ли он предусмотрел в своем плане спасения пунктик для своего верного опричника. Без сомнения, в арсенале шефа было достаточно средств и возможностей, чтобы уйти по-английски и обеспечить свою безопасность в будущем. В то время как Алик, хотя и имел некоторое состояние, понимал, что он останется крайним. За неимением главного фигуранта гнев обманутых мафиози обрушится на его голову, и этих нескольких миллионов будет недостаточно, чтобы унести ноги и потом жить более или менее достойно. Для нормального обывателя миллион долларов кажется пределом мечтаний и панацеей от всех бед. Алик же прекрасно знал цену всему, и отлично понимал, что для более или менее приличного существования в другой стране (разумеется развитой!) с новыми документами, новой биографией, приличной недвижимостью и средствами для обеспечения надлежащей безопасности требовалось как минимум пятьдесят-сто миллионов долларов, которых у него не было. Их требовалось достать и как можно быстрее, поэтому Филин был озабочен тем, чтобы найти способ откусить от капиталов Лучинского свою долю и при этом вовремя успеть спрыгнуть с поезда, пока тот не пришел на последнюю станцию, где его не ждало ничего кроме плахи.

А может это и был тот самый пунктик в плане операции, который шеф разработал для него? Только напрашивается некоторая поправка – мальчик для битья не должен говорить. Будет лучше, если он в конце операции попадет в автомобильную катастрофу, отравится бытовым газом, или… Да мало ли от чего может случайно погибнуть человек в таком неспокойном городе как Богота!

Этот нехитрый анализ ситуации не добавили Алику энтузиазма, и он с удвоенной энергией бросился искать лазейки, через которые можно было бы изъять необходимые ему средства. Вся проблема была в специальных кодах, с помощью которых можно было производить трансакции. Эти электронные подписи имели несколько уровней допуска, и не считая Лучинского, самый высокий приоритет, имела подпись Полыниной. Чтобы завладеть этой подписью Алик нанял хакера очень высокого уровня, который пытался найти слабые места в защите ее виртуального офиса, с помощью которого она на расстоянии управляла счетами «АРКОИНВЕСТа» по всему миру, но тому пока не удалось добиться существенных результатов.

Интересы всех этих людей сошлись этой весной перекрестьем прицела в одной точке – всем им в той или иной степени мешала хрупкая молодая женщина по имени Ольга Полынина. Ольга привыкла к тому, что ее существование портило жизнь многим людям, и у нее со временем выработался иммунитет против отрицательной энергии, которая кружила вокруг нее плотными удушливыми вихрями. Однако она не подозревала, что на этот раз затягивающийся вокруг нее узел чужих интересов несет в себе смертельную угрозу не только для нее, но и для окружавших людей, случайно или намеренно попавших в ее ближний круг.

Была весна, принесшая как всегда новые надежды и иллюзии, позади была напряженная борьба с оппонентами, собственными сомнениями и хроническим утомлением, а впереди уже совсем ощутимо чувствовалась близость ее главной цели. Оставалось сделать последний шаг, чтобы стать на последнюю ступеньку карьерной лестницы. Ей было всего двадцать девять лет, а она уже достигла таких высот, каких большинству не удавалось достигнуть за всю жизнь.

Но обо всем по порядку…

2. Мартышкины страсти

Наконец-то он мог расслабиться и спокойно расставить по полочкам все то, что совсем недавно будто хвост кометы ворвалось в его жизнь вслед за женщиной, которая только что забылась беспокойным сном там внизу в каюте, оставив его наедине со своими мыслями, сомнениями и страхами под бездонным Карибским небом. Яхта размеренно покачивалась на волнах, став на якорь в виду небольшого островка близ западного побережья Кубы. Ночь упала стремительно, окутав все вокруг вселенской тишиной, которую лишь подчеркивали плеск воды о борт и глухое постукивание такелажа. Осталась позади Гавана и поспешное бегство из Москвы, но напряжение и страхи, преследовавшие их там, легко перепрыгнули за ними через океан, чтобы и здесь по ночам не давать им покоя.

Борис устроился поудобней в шезлонге и включил прожектор. Яркий свет вспугнул стайку летучих рыб, которые прыснули в разные стороны, прочертив серебристыми линиями неестественно синюю поверхность воды, и тут же обуреваемые любопытством осторожно вернулись в пятно света. Подержав перед прожектором зеленоватую фосфоресцирующую кальмароловку, он отвел спиннинг назад и легким точным движением забросил снасть на дальний край светового пятна. Подождав, когда фосфоресцирующее пятно приманки потеряется из виду, он слегка дернул спиннинг и начал медленно сматывать леску, еще дернул, и снова смотал. Повторяя эту процедуру, он постепенно подтянул снасть к борту, снова подержал перед светом и снова забросил. Лишь на четвертый раз откуда-то из-под днища яхты метнулась розово-оранжевая торпеда, и, сделав боевой разворот, атаковала мерцающую в глубине снасть. Удочка согнулась под приятной тяжестью добычи. Через несколько секунд кальмар уже лежал на палубе, беспомощно шевеля щупальцами, и с шумом извергал струи липких чернил. Поверхность его тела играла оттенками от светло-розового до темно-лилового.

– Déjame, déjame! – приговаривал скатившийся с мостика Панчо, освобождая кальмара от крючков, и бросая его в ведро. – Mira, que grande! Luego lo voy a freir.[1]

– Брось его, Пашка! Завтра пожаришь. – Ответил ему Борис. – Сегодня уже неохота.

Панчо когда-то учился в МГУ, и они с Борисом, познакомившись на какой-то вечеринке, поддерживали дружеские отношения, которые охотно возобновили, когда Борис пару лет назад приехал на съемки в Панаму. Теперь Панчо с готовностью вызвался перевезти Бориса и Ольгу из Гаваны в Панаму на своей яхте и спрятать их на фамильной финке, на границе с Коста-Рикой. В цветастых трусах и капитанской фуражке приземистый бочкообразный Панчо вызывал невольный смех, но Борис сдерживал себя, чтобы не оскорбить насмешкой товарища, которого распирала гордость за свою яхту, свою капитанскую фуражку и за ту роль, которую он играл в секретной операции по спасению друга из лап «русской мафии».

Панчо ушел, унося ведро с кальмаром, Борис выключил прожектор и, растянувшись в шезлонге, то ли задремал, то ли погрузился в воспоминания.

Они с Ольгой познакомились в мае…

Борис закончил писать, аккуратно закрыл тетрадь, ручку положил рядом строго параллельно кромке тетради. «Похоже, становлюсь педантом», подумал он, безразлично оглядывая свой стол, упорядоченный и продуманный как экспонат из дома-музея. С удовольствием потянувшись и зевнув, он откинулся на спинку стула.

Сегодняшним днем он был доволен. Наконец-то удалось сформулировать главную концепцию книги, постулат, из которого логически вытекали все дальнейшие умозаключения. Но тут же возникло неясное сомнение и беспокойство. Загвоздка была в том, что главная идея базировалась лишь на его личном опыте и сомнительном наборе идей, вычитанных между строк в самых различных по тематике книгах, вплоть до Библии. Представлялось маловероятным, чтобы эту работу приняли серьезно. Нужны были более веские доказательства хотя бы по нескольким основным утверждениям, тогда остальное можно было бы протащить «паровозом».

Пристальным взглядом окинул Борис помещение, будто искал возможные точки опоры для своих умозаключений. Все было по-прежнему: книжные стеллажи, клетки с птицами, крысами и всякой пушистой мелочью, большой аквариум и террариум. Его внимание привлекло движение за аквариумом. Из-за кромки стекла осторожно высунулась мордочка местного любимца – самца мартышки Склатера по имени Сосо. Видимо, он давно уже наблюдал за Борисом, ожидая, пока тот закончит работу, ибо по своему горькому опыту знал, что наказание за незваное вторжение будет быстрым и суровым.

– Ладно, Сосо, выходи!

«Вот оно, одно из доказательств моей теории, но кто поверит, что я его не выдрессировал!», подумал Борис, наблюдая, как Сосо неуклюже тащит шахматную доску, гремя фигурами. Последнее время Сосо очень полюбил эту игру, понятную только им двоим, и при каждом удобном случае норовил выклянчить возможность сыграть в нее еще раз. Вот и теперь, не чувствуя явного сопротивления Бориса, он вскарабкался на стол, открыл доску, и приняв важную позу стал ждать. Расположение фигур на доске, а тем более хитроумные шахматные комбинации были недоступны его мартышкиному разуму. Дальше для него начиналось волшебство, непонятное и чарующее, источником которого являлся его новый кумир – Борис.

Дело в том, что Сосо был в том возрасте, когда его уже не интересовали шкодливые выходки и разрушительные забавы, ввиду чего ему было высочайше дозволено свободно перемещаться в пределах лаборатории. Но все закоулки вверенного ему помещения были давно знакомы, все возможные источники развлечений исчерпаны, поэтому он уже не останавливался перед клетками, чтобы подразнить птиц, или выказать свое отвращение к безопасно дремлющим за стеклом змеям. Его привлекало общение с людьми, но те его не воспринимали всерьез, ждали в основном клоунских выходок и кривляний, и лишь Борис уделял ему внимание, подолгу возился с ним и этим заслужил всеобъемлющее почитание.

– Ну, мохнатый, готовься!

Борис уперся невидящим взглядом в мартышку, то есть он не видел деталей, а лишь размытое цветастое пятно, которое служило своеобразным ориентиром для воздействия. Пятно стало постепенно расплываться, превращаясь в колышущееся сияние-ауру. Раньше Борис довольствовался тем, что представлял себе, будто он расставляет фигуры или делает какой-то ход, и усилием воли делал посыл в мозг Сосо, а тот достаточно покладисто воплощал посыл в действие. Теперь Борис медлил, подробно изучая ауру мартышки. Она была чистая, почти бесцветная, слегка радужная по краям с темно-синим пятном в центре, похожим на подводный грот. Он решил проникнуть внутрь этого грота, но это не сразу получилось, так как он лишь недавно начал опыты по более глубокому проникновению в ауру некоторых животных.

Еще небольшое усилие воли, и мерцающий грот поглотил его. Борис напрягся, ожидая перехода, сияние завертелось радужным вихрем и исчезло. Мгновение темноты сменилось четкой картинкой – он видел перед собой пару волосатых суетливых лапок, открытую шахматную доску, и себя напротив, неестественно неподвижного и отчужденного. Так далеко он никогда еще не заходил. Он чувствовал себя будто в скафандре, мартышечьи лапы поначалу плохо слушались его, но вскоре он овладел ими и довольно сносно расставил фигуры на доске, схватил две пешки, перетасовал их за спиной и выставил сжатые кулачки вперед, предлагая себе, сидящему напротив, выбрать, кому играть белыми. Картинка то и дело мутнела и пропадала – наверное, аура Сосо пыталась вернуть контроль над телом. Пора было возвращаться. «Однако, неплохо бы знать, как это делается», подумал Борис. Он перешел в эфир, разноцветная аура мартышки будто сгустилась и потемнела, возмущенная вторжением. Несколько суматошных усилий и вот черная воронка всосала его существо и затем выплюнула на ту сторону, в мягкое сияние. Борис пришел в себя в буквальном смысле слова. Он чувствовал слабость во всем теле, пульса почти не было.

– Клиническая смерть, что ли? – пробормотал он себе под нос. – Нужно с этим поосторожнее… В следующий раз подготовлюсь и проведу полное тестирование до и после.

Напротив все также с пешками в вытянутых лапках сидел Сосо. Внезапно он встрепенулся, выронил фигурки, вздрогнул испуганно, метнулся в сторону, пробежал по столам и спрятался за комодом в дальнем конце лаборатории.

Борис постепенно успокаивался. За окном вечерело. Солнце только что скрылось за коряво изломанной кромкой крыш соседних домов, тени исчезли, но было еще светло.

– Кофейку, а потом почитаю… – Пробормотал он, ставя турку на спиртовку, а потом добавил с ноткой вызова, повышая голос, будто обращался к невидимым оппонентам. – На сегодня все! Больше не работаю!

Внезапно он почувствовал слабый зов, вернее даже не зов, а всплеск безысходности, окрасивший эфир оттенками желтого. Нужно сказать, что Борис имел нечто вроде дополнительного органа чувств, что-то похожее на ультразвуковой аппарат дельфина, с помощью которого он мог «видеть» мысли, чувства, следы очень сильных эмоциональных всплесков, а также мог передавать мысленные импульсы в эфир. Где находится этот орган, Борис не знал. Однако, он знал, как тот функционирует, и немного умел им пользоваться, хотя пока на стадии научного тыка. Эфир представлялся ему некой радужной картинкой с постоянно меняющейся цветовой гаммой. Изменение цветов указывало на соответствующие изменения в эфире, и несло определенную информационную нагрузку. Сейчас сигнал был похож на неплотное облако дыма желтоватых оттенков. Борис выглянул в окно. Задний двор зоопитомника, где находилась лаборатория, был пуст. Сюда мало кто заходил, так как у ворот всегда дежурил охранник, а потайную дорожку из соседнего парка, затерявшуюся между подсобок, ржавых грузовиков и заброшенных вольеров знали немногие. Тем не менее, был сигнал, где-то очень близко, совсем рядом. И действительно, слева от лаборатории под кустами сирени притаилась уютная скамеечка, которая при беглом взгляде из окна не попадала в поле зрения. Борис, когда позволяла погода, сам часто сиживал на этой скамейке с чашкой кофе, с газетой или просто так, чтобы отвлечься. Сейчас скамеечку, которую он считал почти своей собственностью, занимала молодая женщина, одетая в плащ из тонкой кожи, миловидная, даже красивая, но несколько напряженная. Напряженность читалась и в ее осанке, и в лице, и в окружающей ее слабой ауре. Из опыта Борис знал, что такая аура бывает у людей, которые вынуждены по разным причинам постоянно контролировать свои эмоции, жесты, выражение лица, в общем, все внешние и внутренние проявления своей натуры, которые могли бы позволить окружающим прочесть что-то, не предназначенное для показа. Такими были обычно преступники и работники милиции, государственные чиновники, бизнесмены и прочие индивидуумы, которым было что скрывать. «Здесь, скорее случай усталой бизнес-леди. Интересно, как ее занесло в наши края?»

Борис отодвинул занавеску, чтобы лучше рассмотреть незнакомку. «Но держится она хорошо. Вокруг никого, а она позволила себе лишь мимолетную слабость!». Он внимательно посмотрел на девушку. Лет двадцать восемь. Внешность будто смоделирована на компьютере – одежда, макияж, выражение лица, все продумано до мельчайших деталей. Даже открытый ноутбук у нее на коленях, черный, с серебристой рельефной саламандрой на крышке казался обязательной принадлежностью ее экстерьера. Судя по всему, имиджмейкеры и психологи серьезно потрудились над ней.

– Бедная… – прошептал Борис. – Расслабься, ведь нет никого.

Будто услышав его, девушка опустила плечи, холодное компьютерное лицо ожило, глаза погрустнели, их холодный доселе блеск смягчился, стал влажным, уголки губ слегка опустились. И снова эфир вокруг Бориса заполнился желтыми клубами, более густыми и насыщенными.

«Поплыла, сейчас заплачет. Пожалуй, нужно предложить ей кофе…». Однако, Борис понимал, что кофе здесь не поможет. Просто он чувствовал себя неудобно из-за того, что стал невольным, и главное, тайным свидетелем чужой слабости. Кофе был лишь предлогом для того, чтобы обнаружить свое присутствие, а вернее сказать, чтобы погасить этот желтый пожар в эфире, избавить себя от необходимости чувствовать чужие переживания. Коря себя, но не очень строго, за эгоистичность побуждений, он погасил спиртовку, разлил кофе в две чашечки из остатков китайского сервиза, поставил их на поднос, который обычно служил в качестве доски для нарезки хлеба и колбасы, и решительно вышел из лаборатории на улицу. Для этого ему пришлось лавировать среди лабораторной мебели, обогнуть несколько углов и открыть ногой две двери. Тем не менее, кофе не расплескался, и он благополучно вышел на крыльцо лаборатории, которое находилось как раз сбоку от скамейки. Девушка, видимо, была настолько погружена в свои мысли, что не заметила его приближения. Борис остановился неподалеку от скамейки, выдержал паузу, но незнакомка продолжала не замечать его. Тогда он мягко кашлянул и проговорил, придавая своему голосу максимально доверительные интонации:

– Хорошо, что вы пришли, а у меня кофе поспел! Хотите?

Получилось донельзя глупо, но отступать уже было некуда. Девушка вскинула голову, мимолетный испуг промелькнул в ее взгляде, но она тут же овладела собой.

– Мы знакомы? – тихо спросила она, но в ее голосе уже звучал металл, выкованный в потайных кузницах корпоративного Зазеркалья. В принципе, Борис мог считать свою миссию выполненной. Желтые клубы безысходности вокруг него снова пропали, девушка теперь уйдет, и можно будет спокойно вернуться к своим мартышкам, крысам и змеям. Однако азарт игры захватил его, и он решил продолжить – будь что будет!

– Нет. – Ответил он. – Но вы сидите на моей скамейке, значит, вы моя гостья. Поэтому, на правах хозяина я предлагаю вам выпить со мной кофе.

Помедлив, он добавил уже с атакующей ноткой в голосе.

– Отказываться невежливо!

Девушка окинула его оценивающим взглядом.

– А я и не собиралась! – Сказала она с вызовом.

3. Ошибка природы

Ольга проснулась рано утром. Часы над дверью показывали без четверти шесть. Низкий звук мотора и плавная бортовая качка указывали на то, что яхта дала ход. Внезапное беспокойство овладело ею. Она вдруг почувствовала, что Бориса нет рядом. Приподнявшись на кровати, она оглядела каюту. От сердца сразу отлегло. Видно, Борис пришел поздно, и чтобы не будить ее лег на диванчике. Он лежал, зарывшись лицом в подушку и прижав коленки к груди. Мелко смятая простыня обвивала его тело на манер хламиды древних греков. Диван был слишком коротким, и он, видимо, долго ворочался во сне, пока не нашел оптимальную позу, которая позволяла ему полностью вместить себя в это утлое ложе.

«Эк меня развезло!», подумала Ольга, снова падая в постель, «Уже пугаюсь, просыпаясь в одиночестве. Быстро он меня приручил!».

Полежав еще немного, она встала и пошла в душ. Прохладная вода быстро привела ее в тонус. Не вытираясь, она завернулась в махровый халат и села перед зеркалом, облокотившись на туалетный столик, где в беспорядке были рассыпаны ее косметические принадлежности. «Нет, краситься не буду, пусть кожа отдохнет». Она долго разглядывала свое отражение в зеркале и, в общем, оставшись довольной своей внешностью, приступила к ежеутреннему обряду по уходу за кожей лица. Если раньше она делала это машинально, то теперь, с появлением в ее жизни Бориса, эта процедура превратилась для нее в ритуал, который помогал ей настроить себя, обдумать прошедший день и подготовить себя ко дню грядущему. В отношениях с Борисом она добровольно подчиняла себя его воле, не позволяя себе начальственного тона, и тем более такой роскоши как раздражение, капризы и истерики. Но это только для него. Остальные мужчины продолжали страдать от ее танковых наездов.

В довершение священного намаза она нанесла на все тело солнцезащитный крем, одела розовый бикини, очки, завернулась в прозрачную накидку, поднялась на палубу и села в шезлонг. Сияющий улыбкой Панчо помахал ей с мостика своей капитанской фуражкой, Ольга ответила ему приветственным жестом. Тут же из камбуза появился Аурелио, неразговорчивый индеец лет шестидесяти.

– Buenos dias, señora![2] – Сказал он и чинно поклонился, слегка коснувшись пальцами своей соломенной шляпы. Затем он поставил высокий стакан с соком папайи в пробковом подстаканнике на маленький столик справа от нее и, молча, удалился.

Беспощадное тропическое солнце еще не вошло в силу, и можно было безбоязненно понежиться на открытой палубе, пока Аурелио готовил завтрак. Ольга закрыла глаза. Мысли ее снова вернулись к тому, о чем она думала в каюте. Правильно ли она сделала, что приблизила к себе этого мужчину? Приблизила настолько, что уже не могла обходиться без него. Как это могло произойти с ней? Последние годы она в одиночку, не на жизнь, а на смерть, боролась с этой чванливой толпой самцов-бизнесменов, доказывая им свое право на существование, свое превосходство над ними. И, похоже, проиграла. Они забеспокоились было, как пчелы в улье, растревоженные вторжением заблудившегося жука, но вскоре угомонились, поняв, что жук неуязвим для их жала, но и безвреден, и перестали обращать на него внимание. Ведь он не пчела, рано или поздно ему все равно придется покинуть улей. Они разрешили ей быть среди них, отстаивать их интересы, работать на них. Что тут такого, если у нее это получалось лучше. Но своей в их кругу она не стала. С появлением в ее жизни Бориса она окончательно поняла, что мужчины ей нужны гораздо больше чем она им. Водоворот событий последних недель, в центре которого она оказалась, наглядно показали ей необоснованность ее притязаний на исключительность, ее неспособность в боевых в прямом смысле слова условиях адекватно реагировать и быстро принимать верные решения.

«Природа перемудрила со мной», иногда думала она, стараясь разобраться в своем существе. «Она свалила в кучу несмешиваемые ингредиенты. При моей рафинированной женской привлекательности, моментально вызывающей у мужчин гормональный взрыв, никак не вяжется аналитический склад ума, деловая хваткая и очень высокая мотивация. Воспринимать меня как делового партнера может только евнух!»

Она нисколько не льстила себе в своей самооценке, потому что действительно была прекрасно сложена, и имела внешность доброй цветочницы, которая вот-вот одарит вас роскошным букетом, не взяв денег в ущерб владельцу магазина. Со многими эта обманчивая внешность сыграла злую шутку. Заключая с ней договора, партнеры больше обращали внимание не ее внешность, не вчитываясь в составленные ею четкие и ясные статьи контракта, которые на поверку оказывались крепче кандалов.

Это произошло в мае, за день до представления ее нового бизнес-проекта совету директоров «АРКОИНВЕСТа». Гуляя по парку, наполненному криками детворы, лаем собак, музыкой из разбросанных по территории забегаловок, она искала местечко поспокойнее, где можно было бы посидеть в тишине и подумать о презентации, которую она должна была проводить на следующий день. Отчаявшись найти такой уголок, она решила было повернуть назад, но тут ее внимание привлекла малозаметная тропинка, ведущая вглубь небольшой рощи. Вопреки своему принципу не сворачивать на сомнительные в прямом и переносном смысле дорожки, она, повинуясь любопытству, углубилась в зеленую чащу, прошла группу каких-то развалин, кучи хозяйственного лома и мусора и оказалась на совершенно пустынном дворе с несколькими уродливыми техническими постройками по периметру. В углу двора, будто компенсируя не радующую глаз картинку, приютилась под кустами сирени добросовестно окрашенная деревянная скамейка на литых чугунных ногах – раритет времен развитого социализма. Шум парка почти не проникал сюда. Ольга решительно подошла к скамейке, уселась поудобнее, достала из кожаной сумки-футляра изящный портативный компьютер, и включила его.

Сменяющиеся на экране сообщения о загрузке системы, знакомые и ненавистные, казалось, никогда не закончатся. Хотя взгляд ее был прикован к экрану, мозг как обычно отключился, давая себе передышку, дела незаметно отошли в сторону, внимание притупилось, вереница путаных мыслей, перемежающихся с картинами прошлого, захватили ее сознание, понесли куда-то на грустные просторы сомнений, женских страхов, и томительного беспокойного ожидания. Ольга боялась таких минут. Она все время старалась держаться «на уровне», контролировать свои мысли и действия, но иногда воля давала осечку, и ее глубоко спрятанное «Я» вдруг вырывалось на свободу, прорастало сквозь защитную оболочку фантазиям и запретными раздумьями о смысле своего существования. Она сделала беспомощное усилие взять себя в руки, но это усилие опустошило ее еще больше. Она перестала сопротивляться, покорно отдаваясь нахлынувшей слабости.

Ольга не любила ворошить прошлое, но иногда, в моменты неуверенности и сомнений, оно накатывало невыплаканными волнами отчаяния и безысходности. Наверно, некому было тогда пожаловаться на жизненные обиды и несправедливости, не было рядом человека, у которого можно было бы, не стесняясь, поплакать на груди, вот и возвращались к ней эти призраки прошлого, требуя своей порции слез. А плакать Ольга себе запрещала – сама думала, что зря, и сама себе не уступала.

Один из таких приступов ностальгических воспоминаний привел ее по укромной тропке в хозяйственный дворик зоолаборатории и усадил на скамеечку под кустом сирени. Ольга не знала, сколько времени она провела на этой скамейке. Она настолько ушла в себя, что не заметила молодого человека с подносом, который вышел из дверей соседнего здания и вот уже пару минут откровенно разглядывал ее.

Нарочитое покашливание прогремело в ее мозгу раскатами грома, усиленное испугом внезапности. Ольга вся сжалась, напряглась, а тут же обрадовалась тому, что пусть и с чужой помощью, но восстановила контроль над собой. Инстинктивно повернувшись на звук кашля, она увидела перед собой субъекта лет 30–35, на вид интеллигентного, с совершенно дурацкой, как ей показалось, улыбкой на лице. В руках мужчина держал поднос с двумя кофейными чашками и шоколадкой, и в воздухе витал запах вполне приличного кофе. Мужчина улыбнулся еще шире и произнес искусственно слащавым тоном, каким обычно успокаивают расплакавшегося ребенка:

– Хорошо, что вы пришли, а у меня кофе поспел! Хотите?

«Идиот!» – промелькнуло в сознании Ольги еще до того, как она успела решить, как ей себя вести. Она не нашла ничего лучше, чем спросить сухо, с раздражением, тоже наигранным:

– Мы знакомы?

«Чушь!» – тут же подумала она, – «Дураку понятно, что мы незнакомы!»

Незнакомец, видно, решил доиграть дебют и неотразимым ходом перевести его в миттельшпиль, пока его не огрели шахматной доской по голове.

– Нет, но вы сидите на моей скамейке, значит, вы моя гостья. Поэтому, на правах хозяина я предлагаю вам выпить со мной кофе… Отказываться невежливо…! – Все это было произнесено настойчивой скороговоркой, которая оборвалась на полуслове. По логике фраза должна была закончиться какой-то детской угрозой, типа «А то будет а-та-та!».

Внезапно для себя, вместо заготовленного «Извините, но мне пора», она выпалила с вызовом, решив тем самым уровнять ситуацию и продолжить «партию»:

– А я и не собиралась!

Она вдруг ужаснулась тому, что ведь они могли и не встретиться! Слепой каприз судьбы привел ее в тот парк. Вопреки своей привычке она не позволила охраннику следовать за ней. И Борис, он ведь тоже мог уйти раньше, или вообще не прийти в тот день, так как он часто отлучался по делам. А ведь уже тогда неотвратимо завертелась адская машина чужой воли, нацеленной на нее. И она могла оказаться один на один с этой волей без поддержки и сочувствия близкого человека, да и вообще, могла легко погибнуть, стать жертвой провокации, сесть в тюрьму. Он все это предотвратил. Эдакий сказочный пастушок, голытьба согласно стандартам людей ее круга, спасающий принцессу и заставляющий ее влюбиться в себя.

«Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй мя!». Она повторяла эти слова, прочитанные в случайно попавшемся ей молитвеннике, сначала нерешительно, с застенчивостью сомневающегося атеиста, потом все более уверенно, с чувством, и под конец, даже истово.

Она не заметила, как из дверей каюты вышел Борис и на цыпочках подкрался к ней со спины. Затем он наклонился над ней и закрыл ее полуоткрытый рот своими губами. Она приподнялась ему навстречу и ответила на поцелуй ожесточенно и страстно.

– Не заводи меня, заяц. Все-таки мы здесь не одни. – Сказал Борис, подвигая второй шезлонг к столику, и садясь в него.

Тут же из камбуза тенью отца Гамлета появился Аурелио с дежурным стаканом холодного сока.

– Buenos dias, señor![3]

– Gracias, Aurelio. Buenos dias.[4]

С мостика спустился Панчо, громко хлопая в ладоши.

– Vaya, novios! Que luna de miel![5]

– Coño! Procúrate ser más discreto, Pancho![6] – Ругнулся Борис.

– Tu ingratitud no me ofende. Ya vamos a desayunar![7] – Панчо послал Ольге воздушный поцелуй и скрылся на камбузе, откуда тотчас же послышалась громкая перебранка.

– Что ты делала тут без меня? – спросил Борис, чуть коснувшись пальцами ее руки.

– Я молилась.

– Так-таки и молилась? – Борис удивленно вздернул левую бровь. – С каких пор ты стала набожной?

– Тут станешь. Я вдруг испугалась того, что могло произойти. Что было бы со мной, если бы мы тогда не встретились, или разругались бы там на той скамеечке. Если бы…

– Если бы бабушке усы да бороду, то был бы дедушка. Выкрутилась бы! Женщины живучи, как кошки. Или какой-нибудь другой кавалер появился бы.

– От сырости, что ли! На работе меня все ненавидят. Захоти я повеситься прямо в зале заседаний, так мне бы и веревочку намыленную принесли, и стульчик поставили. А на стороне я ни с кем не общалась. И к тебе забрела случайно.

– И все-таки ты переоцениваешь мою роль во всем этом бардаке. Скажу честно, наша с тобой встреча привнесла в мою жизнь пикантности, но сколько хлопот и беспокойств!

– Противный. Сейчас будем драться.

– Нет, бороться. Но чуть попозже, в каюте.

– Ну! Ну не гад разве?

4. Гадание на кофейной гуще

Легкий бриз налетел со стороны открытого моря, затянув свою заунывную музыку в струнах такелажа. Они как по команде растянулись в шезлонгах и замолчали. Оба думали об одном и том же – о той их первой случайной встрече, о хрупкой ненадежности провидения, что нежданно сплетает судьбы, или капризно и безжалостно разрывает тонкую, с большим трудом сплетенную кисею чьих-то надежд и чаяний.

Май, кусты сирени в цвету, и двое на скамейке во дворе зоолаборатории…

Ольга захлопнула свой ноутбук, спрятала его в сумку и отодвинулась, приглашая Бориса присесть. Борис сел на противоположный край скамейки и поставил поднос между собой и девушкой.

– Нейтральная полоса. – Пытался пошутить он, чтобы преодолеть барьер отчуждения и как-то наладить разговор. Ольга, казалось, не отреагировала. Нужно было спасать ситуацию. Борис, стесняясь себя, слегка «выдвинул» свою антенну, внимательно посмотрел на девушку и вдруг сказал повелительным тоном:

– Почешите нос!

– Что? – Ольга казалась испуганной девчонкой, которую застали за тайным раскрашиванием губ маминой помадой, и повторила растерянно. – Что?

– У вас чешется нос, а корпоративная выучка не дает вам сделать то, что простому смертному совершенно не составляет труда. Почешите его, наконец, и сами увидите, как станет легче!

Ольга расхохоталась звонко и заразительно, сама того не замечая, почесала свой злосчастный носик и внезапно почувствовала себя раскрепощенной, будто сняла слишком тесные туфли.

– Меня зовут Борис. – Пользуясь моментом, представился молодой человек.

Девушка протянула руку и назвала свое имя:

– Ольга. А вы что, психолог?

– Я не волшебник, а только учусь.

– Не думайте, что я не смотрела «Золушку». И все-таки?

– Что же делать психологу в зоолаборатории? Просто я чертовски проницателен! Кстати, кофе остывает. Друг привез прямо из Колумбии. Я сам пью без сахара, поэтому не держу. Вот нашел пакетики из самолета и еще шоколад.

– Шоколад меня устроит.

Борис поломал шоколадку, не разворачивая, снял обертку и аккуратно расправил фольгу. Ольга отхлебнула кофе, тонкими пальцами с безупречным маникюром выудила из груды шоколадных обломков кусочек поменьше и отправила его в рот.

– Вкусно. Но вы уходите от ответа.

– Свою тайну я открою только той, которая поклянется быть со мной навек!

– Не паясничайте! Я серьезно!

– И я серьезно! Вы ведь не выйдете за меня замуж?

– До сегодняшнего вечера не собиралась. – Она удивлялась тому, как легко незнакомец втянул ее в этот шутовской флирт.

– О, вечер так долог и так непредсказуем.

– Фигляр! Хорошо, тогда расскажите что-нибудь еще о моей скромной персоне. Возражения не принимаются! – Ольга не знала, почему она продолжает эту сомнительную игру, но разорвать тонкую нить приязни, связавшую ее с этим незнакомцем, не было сил, а скорее – не хотелось.

– Ну, не будем прибедняться, персона ваша не настольно скромна! И действительно ли вы хотите знать о себе правду? Это не всегда приятно.

– Я о себе все знаю. Просто хочется щелкнуть по носу зазнайку.

– Где у нас тут зазнайка? Под скамейкой? В кустах? – Борис изобразил активные поиски неизвестного зазнайки, заглядывая под скамейку и за спину Ольге, вороша ветки сирени. Ольга опять не удержалась от смеха.

– Все, хватит куражиться! Вы просто пытаетесь отвлечь меня, а между тем, я жду!

– Ну что же, вы сами напросились… Кофейная гуща имеется. Поехали. – Борис закинул ногу на ногу, обхватил колено ладонями, устремив взгляд в небо, пытаясь изобразить на лице, как ему казалось, выражение умудренного знанием гуру.

– Итак, больной, дышите глубже, будем лечить… Во-первых, у вас не женский характер…

– Как не женский? – Ольга задохнулась от возмущения.

– Очень просто, вы руководствуетесь не эмоциями, а логикой, здравым смыслом и интересами дела. Например, в вашей одежде и во всей внешности угадывается тонкий вкус эстета, которым, несомненно, являетесь вы.

– Причем здесь одежда?

– Притом, что это вас абсолютно не возбуждает. Если бы было принято ходить на работу босиком и в рубище, вы бы заказали тряпье от Версаче, а это великолепие без сожаления выбросили за ненадобностью. Я прав?

– Возможно.

– Не буду настаивать. Но пойдем дальше. Обладая крайне волевой натурой, вы подчинили всю свою жизнь достижению целей. Вы отказались от веселья студенческой жизни, но зато выжали из своей Альма-матер все до капельки. Последующие годы вы шли к новым целям, используя мужчин в качестве тягловой силы. Впрочем, они того заслуживали. Сейчас вы топ-менеджер или директор крупной фирмы, может даже совладелец. Еще один шаг и дальше – безвоздушные высоты большого бизнеса, куда можно дойти только в скафандре, который уже не снять. А дома выставка роскошной мебели – все по каталогу, и ни души, лишь кот, разжиревший на сухом корме. Вы здоровая и умная женщина на пике детородного возраста, а вокруг люди в скафандрах. Впрочем, и без скафандров они вас не привлекают…

Борис осекся, чувствуя, что это уже не игра. «Вот сейчас, она встанет и уйдет!». Вдруг он понял, что ему не хочется, чтобы Ольга ушла.

– У меня кошка…Что же дальше? – Сказала она с несколько наигранным безразличием.

– Дальше вы сидите со мной на лавочке и слушаете эту чепуху.

– Но вы ведь не думаете, что это чепуха?

– Разве это важно?

– Для меня, да. – Ольга безвольно откинулась на спинку скамейки. – То, что вы говорите, в общем, соответствует действительности. Только как-то плоско, однобоко. Ведь кто-то должен заниматься бизнесом, а там свои правила.

– Разумеется, там есть правила, и вам лучше меня известно, насколько они жестоки.

– И все-таки вы что-то недоговариваете. Смелее. Я все переварю.

– Ну что же, попытаюсь. Было у вас три сердечных привязанности. Первый, говоря карточным языком, был бубновым… Нет, пожалуй, и до валета не дотягивал. Шестерка бубновая. Он выбрал вас и обманул. Второго выбрали вы, и не для любви, а для дела. Этот был пиковым валетом, но очень хотел стать королем. Дорога его все больше красным цветом отмечена Обломками бубновых да червовых судеб. А третий был королем, тоже пиковым, он вас подобрал в критический момент вашей судьбы. Его вы любили скорее как доброго отчима, а он вас – как породистую лошадь из своей конюшни. Но, нужно отдать ему должное, он много для вас сделал. Сколько призов выиграли вы для него! А он вас прикармливал и дрессировал, подталкивая туда… В пропасть… – Борис расстроено поник и махнул рукой куда-то в сторону. – Завтра вам предстоит сделать последний шаг.

– Кто вы? Откуда вы все это знаете? Кто вас подослал? – Ольга задохнулась от возмущения.

– Это вас кто-то подослал, а я здесь работаю.

Она хотела наорать на этого пижона, ударить его чем-нибудь, вызвать шофера-телохранителя, уж тот бы сделал это лучше. Но тут же пришла мысль: «А что он тебе сделал? Схематично набросал твою жизнь? Сказал то, о чем ты стараешься не думать?». Но тут подало свой истерический голос второе Я, задавленное первым, волевым и рассудительным: «Но какое право он имеет совать нос в мою жизнь! Разве он знает, что мне пришлось пережить? Это моя жизнь, живу, как хочу!»

Года три после окончания института она переходила с одной работы на другую, ища возможностей. Ее работой всегда были довольны, но всерьез не воспринимали и часто не понимали сути ее предложений, которые могли бы принести большую прибыль. И просто потому, что не верили в экономическую науку и женскую состоятельность. Наконец, она укрепилась в одной фирме, прожорливой и всеядной. Фирма спекулировала всем, что можно было перепродать: от вторсырья до современной боевой техники, всем, что было разбросано не очень рачительными хозяевами по бескрайним просторам СНГ. Ольга понимала, что это не ее будущее, но работала добросовестно.

По работе она встречалась со многими людьми, партнерами и клиентами, в основном с мужчинами. Многие пытались завести с ней романчик и даже предлагали руку и сердце, но она благоволила лишь одному – Саше Ермакову из Новосибирска. Саша был красив, атлетически сложен, ростом под два метра, отличался взрывным характером и нетерпимостью, но рядом с Ольгой он превращался в нежного кролика. У Саши был большой бизнес в Сибири, он организовывал добычу и сбыт всего, что можно было добыть в тайге и тундре, а добывали там много чего. Сотни заготовительных артелей, кооперативов, товариществ отгружали ему меха, рыбу, икру, кедровый орех, золото и алмазы с полуподпольных приисков, и даже бивни мамонтов. Была у него доля в нефтяном бизнесе, речные флотилии на Енисее и Лене, и контрольный пакет сталелитейного завода. Все это обширное хозяйство держалось на честном слове, так как Сашин талант организатора с лихвой компенсировался дремучим невежеством в области финансов. Партнерам он не доверял, и небезосновательно, поэтому разогнал всех, и работал сам. Его таежная империя держалась лишь на личных связях и авторитете, который был заложен в прошлые смутные годы, когда он с автоматом на вездеходе накручивал километры по сибирским весям, объединяя под своей «крышей» охотников, рыбаков, старателей и различного рода свободных художников Севера. В Москве он бывал часто и всегда подкидывал Ольге срочную работу, которую оплачивал сразу и очень щедро. Ольга принимала его ухаживания, ходила с ним по клубам и ресторанам, куда простому смертному вход был заказан, но ее это не очень привлекало. Скорее ей импонировала Сашина целеустремленность, опиравшаяся на довольно приличную материальную базу. Кроме того, зная кое-что о финансовых делах фирмы, она понимала, что для нее там нашлось бы огромное поле деятельности.

Его мечтой было создание транссибирской корпорации, которая бы прибрала к рукам все сибирские промыслы. Он часто толи в шутку, толи всерьез повторял: «Мы, Ермаковы, от самого Ермака род ведем, и нам Сибирью править!». Неоднократно он приглашал Ольгу к себе в Новосибирск, предлагал ей стать его женой и по совместительству правой рукой по финансам. Она понимала, что для нее это был выход в другое, желанное будущее, но не испытывала к Ермакову никаких чувств, и это какое-то время удерживало ее от решительного шага.

Но жизнь сама все решила. Из-за склоки между учредителями фирма трещала по швам, Ольга устала латать все новые и новые дыры в бюджете, и однажды, махнув на все рукой, решила принять Сашино предложение. Сидя в одном из шикарных ночных клубов, она с поразившей ее саму беззастенчивостью сказала Саше:

– Если ты еще не передумал увозить меня в твою Сибирь, то имей в виду – я согласна. При условии, что ты будешь меня слушаться во всем, что касается финансов, и дашь возможность заняться инвестициями.

Поначалу все шло неплохо. За год Ольге удалось вывести в офшоры и инвестировать в различные проекты за границей порядка 20 миллионов долларов. Саша мотался по стране, «решая проблемы», в которых у него недостатка не было. Обещал вскоре перейти в спокойный режим работы и сыграть свадьбу «на всю Сибирь». Но его планам не суждено было сбыться. Сначала он ввязался в борьбу за разработку нового нефтяного месторождения, куда вбухал все активы, включая Ольгины офшорные счета. Деньги зависли на долгое время, к ее великому огорчению. А потом наступила развязка. С Ленских берегов пришли призывы о помощи. Местные Сашины конкуренты сколотили большой отряд наемников, которые обложили поборами его рыбацкие и охотничьи артели и разорили несколько подпольных приисков. Саша собрал отряд боевиков и на нескольких вертолетах бросился отвоевывать свое кровное. В непогоду его вертолет совершил вынужденную посадку неподалеку от лагеря наемников. В завязавшейся перестрелке вертолет был поврежден, и Саша с несколькими боевиками ушел в тайгу. Через неделю, прижатый к берегу Лены, он принял неравный бой и был убит. «Транссибирская корпорация» развалилась в одночасье. Ольга осталась одна перед лицом всех Сашиных врагов. Не будучи ни наследницей, ни правопреемницей, она была не в силах повлиять на стихийный распад бизнеса. Ей оставалось только собрать те личные вещи, что остались в офисе (квартира была опечатана милицией), и уйти, куда глаза глядят. Благо, у нее накопились кое-какие сбережения на личном счету, и она решила вернуться в Москву, отдохнуть немного, присмотреть себе дело на будущее.

В кассе аэропорта ей сообщили, что последний в этот день рейс на Москву уже в воздухе. Улететь можно было только завтра в полдень. Почему-то этот факт добил ее окончательно, она села на скамейку в зале ожидания и безудержно разревелась. Сколько времени она провела в таком состоянии, трудно сказать. Очнулась она оттого, что кто-то коснулся ее плеча. Подняв, заплаканные глаза, она увидела перед собой седого мужчину лет пятидесяти пяти, и сразу его узнала.

– Аркадий Александрович? – Спросила она обреченно, и забормотала торопливо, удивляясь абсурдности собственных слов и ситуации в целом. – Мы с вами знакомы, я вас знаю… Помню… В Испании…

– Ольга?! – Это было скорее утверждение, чем вопрос. Мужчина протянул руку и сказал повелительно. – Пойдемте со мной. Здесь неудобно.

Действительно, будучи еще в студенческие годы в туристической поездке в Испании они случайно встретились в ресторане и разговорились. Узнав, что Ольга учится на финансиста, Аркадий Александрович Лучинский сказал тогда в шутку: «Вот закончите институт на отлично, Оленька, и я возьму вас в свой молодежный проект!». Этим проектом была транснациональная инвестиционная компания «АРКОИНВЕСТ», которая в ту пору существовала лишь в воображении Аркадия Александровича.

Ольга покорно встала и пошла за Аркадием Александровичем. Вслед им двинулись два крепких парня в одинаковых пальто.

В ресторане, куда они зашли, Ольга немного успокоилась и, направляемая вопросами Аркадия Александровича, более-менее связно рассказала о себе, о своей работе, о том, что произошло с Ермаковым. От нескольких глотков вина в голове зашумело, но это длилось лишь пару минут, потом к груди прилила теплая волна, напряжение последних недель слегка отступило, и она вдруг почувствовала себя в безопасности.

– Так вот значит ты кто! – задумчиво произнес Аркадий Александрович, выслушав рассказ Ольги о ее злоключениях.

– Кто? – испугалась она.

– Да не пугайся! Слухи были, что у Ермака появился маленький, но очень ценный бухгалтер. То-то последнее время у него дела пошли.

– Вы его знали?

– Нет, мы из разных весовых категорий. Но в Сибири его каждая собака знала, а у меня тут свои дела – сталкивались заочно. Очень яркий был персонаж. Да, кстати, и куда ты теперь?

– В Москву, буду искать что-нибудь.

– Деньги-то есть?

– Саша мне ничего не оставил, но кое-что крутится на бирже еще со времен института. Осталось еще около миллиона в акциях, но их, наверно, отберут.

– А на кого акции?

– Я учредила посредническую фирму и покупала через нее.

– Ого! Молодец, девочка. Не сомневайся, это не отберут, если сама не отдашь. Болтай меньше. А лучше вообще исчезнуть до поры… Сколько тебе? Двадцать пять? И уже миллионерша! Свой первый миллион я заработал в 35. Ну да ладно. У меня вот какое предложение. Почему бы не вернуться к нашему давнему разговору о твоем трудоустройстве? Поедешь со мной в Испанию, отдохнешь. А потом найдем тебе дело. Стоящее дело. Идет?

– Но это неудобно! – Ольга залилась румянцем. Пожалуй, впервые она почувствовала волю другого человека, которой она не могла сопротивляться, да и не хотела.

– Оля, ты не маленькая уже! Такими делами ворочаешь. Во-первых, тебя здесь могут просто убить. Во-вторых, я вижу в тебе огонь и хочу дать тебе шанс. Я могу себе это позволить.

Аркадий Александрович взял ее руку и крепко сжал.

– Все! Решено. Сейчас полетим в Москву на моем самолете, пару дней проведем там, и в теплые края!

Несколько минут они сидели молча. Борис лихорадочно соображал, как вывернуться из сложившейся ситуации с минимальными потерями. С удивлением он вдруг понял, что эта женщина ему была явно небезразлична, и ему не хотелось потерять ее так глупо. Нужен какой-то абсурдный ход, который разрядил бы ситуацию смехом. И тут его осенило. Он сосредоточился, настроил свою «антенну» на ауру Сосо, и позвал его. Мартышка пряталась за шкафом, но почувствовав призыв Бориса, проворно покинула свое убежище и побежала к выходу.

– Пожалуй, мне пора. – Ольга первой нарушила затянувшееся молчание.

Она хотела встать, но тут же села снова, от испуга или от удивления забыв все сухие формальные слова, которые собиралась сказать Борису. Пятнистое хвостатое существо метнулось из приоткрытой двери лаборатории, прыгнуло сначала прямо на поднос, стоящий между молодыми людьми, потом на спинку скамьи, и нырнуло в куст сирени. Ольга вскрикнула от неожиданности, отпрянула в сторону и тут с ужасом обнаружила этого хвостатого на скамейке рядом с собой, но уже с другой стороны. Мгновение они смотрели друг на друга, потом мохнатая мордочка загримасничала, и миниатюрная мохнатая лапка протянул Ольге букет из нескольких цветущих веточек сирени. Испуг прошел. Ольга, наконец, рассмотрела в испугавшем ее чудище мартышечью натуру и расхохоталась. Мартышка настойчиво протягивала ей букет, и Ольге ничего не оставалось делать, как принять подношение. Она резко повернулась к Борису и показала ему букет.

– Это тоже ваши штучки? Вы еще и дрессировщик!

– Оставьте ваши инсинуации! Разве не видите, это мой соперник, и он нагло пытается волочиться за вами!

Ольга перевела взгляд с Бориса на мартышку, Сосо вытянулся по «струнке» на своих кривых задних лапках, приложил переднюю лапку к груди и чопорно поклонился, чем вызвал у Ольги неудержимый смех, перешедший в спазмы.

– Нет, определенно, у вас тут заговор. Решили меня уморить перед завтрашней презентацией.

– Смех вам добавит сил, и все пройдет чудесно!

Борис помедлил и снова начал говорить, но уже серьезным тоном.

– Оля, я знаю, что вы решили уйти и поскорее забыть о том, что здесь произошло. Знакомство на улице не предусмотрено корпоративной моралью. Но, мне кажется, что небо вам посылает шанс разорвать тот заколдованный круг, в котором вы вращаетесь, и вырваться на свободу, на свежий воздух…

– И в качестве освободителя вы, конечно, исключительно из природной скромности, предлагаете свою кандидатуру?

– Не иронизируйте. Почему бы и нет? Со мной вам будет весело и уютно. Я человек домашний, бизнесом и финансами не интересуюсь. Правда, иногда езжу в командировки в Голливуд, но это скорее тоже положительное качество.

– Прямо так и в Голливуд?

– Опять иронизируете, а между тем, одна такая командировка мне позволяет потом год жить безбедно и заниматься наукой исключительно для себя. Но это не важно, я понимаю, что не в ваших правилах раздавать телефоны незнакомцам с улицы, поэтому, вот моя визитка, дайте мне знать, когда решитесь.

Борис написал на визитке еще один телефон и протянул ее Ольге, та взяла ее и, посмотрев на Бориса с интересом, спросила:

– На что, собственно, я должна решиться?

– Когда придет время, вам не нужна будет подсказка, уверяю вас.

– Вы очень самоуверенны… Но пора и честь знать, проводите меня до выхода.

Ольга встала и, не взглянув на Бориса, пошла в сторону ворот. Тот вскоре догнал ее, а Сосо, усевшись на подносе, доел остатки шоколада, потом прокусил бумажный пакетик с сахаром и, почувствовав сладость, сжевал и его.

5. Она пришла!

Борис закончил очередной сеанс воздействия на ауру мартышки, проверил основные характеристики ее организма, также померил свой пульс и давление и принялся за заполнение рабочего дневника, который он вел очень педантично. Всю неделю он занимался с Сосо, изучая возможности глубокого проникновения в чужую ауру, а также ее временного подавления или даже замещения. Он не ограничивался мартышкой. Довольно неплохие результаты дали морские свинки. Местная крыса, подворовывавшая у Бориса неосмотрительно оставленную на столе еду, была подвергнута остракизму: он вынудил ее забраться в стеклянную банку, отвез на пустырь за городом и там выпустил. Интересно было работать с насекомыми. Борис запутывался во множестве конечностей, не понимал их моторику, поэтому не мог заставить их сделать что-нибудь вразумительное, получались какие-то ломаные шаманские пляски, но совершенно определенно добился того, что мухи и тараканы по его сигналу собирались в определенное место, или наоборот, улепетывали кто куда. Рыбки в большом аквариуме выстраивались в разноцветные картинки или выполняли упорядоченные движения, похожие на танец. Однако к главной своей цели Борис пока так и не приблизился. В ближайшем будущем ему предстояло отработать несколько сцен со змеями в натуральных условиях, но все его попытки разобраться в змеиной ауре наталкивались в буквальном смысле на стену. «Стена» была похожа на темно-лиловое с переливами облако, совершенно непроницаемое, освещаемое изнутри багровыми вспышками. Каждая вспышка сопровождалась импульсами непонятного первобытного страха.

Борис встал, подошел к вольеру кораллового аспида и остановился в задумчивости. «Видимо, этим объясняется извечное отвращение человека к змеям… Крокодил, по-моему, гораздо симпатичнее», подумал он, разглядывая разноцветную змейку. «Хорошо, что он за стеклом». Между тем всегда апатичный аспид приподнял голову, собрался весь в какую-то замысловатую пружину и так замер, не отрывая своих безжизненных немигающих глаз от человека по ту сторону стекла. Борис также пристально смотрел на змею, прощупывая ее ауру, но его энергия наталкивалась на вязкое облако. Противодействие было мягким, обволакивающим, воля Бориса запутывалась в нем как одинокий луч в густом тумане, слабела и рассеивалась. Аспид вздрогнул всем телом и полосатой молнией бросился, казалось, прямо в лицо Бориса, ударился о стекло и снова спрятался за желтым камнем. Борис инстинктивно отпрянул, пронизанный иглой животного ужаса, потом пришел в себя и резко отвернулся от террариума. Ноги сами донесли его до истертого диванчика у окна, куда он повалился устало, будто рассыпавшись на части.

Эти новые опыты его очень утомляли. Одно дело пассивно «слушать» эфир, и совсем другое – воздействовать на него. Как неумелый пловец, остервенело барахтающийся на одном месте и при этом тонущий, Борис выбрасывал всю свою энергию, но лишь малая ее часть расходовалась рационально. Не хватало инструментов для исследования эфира. Невозможно расколоть стальную болванку, ударяя по ней тяжелым молотом, пусть с огромной силой, в то время как с помощью пилы и дрели можно проникнуть внутрь, не нарушая структуры и расходуя минимум энергии. Подобные «умные инструменты» предстояло изобрести Борису в ближайшее время, в противном случае ему грозило физическое и моральное истощение.

В последние дни он мало думал об Ольге. Но сейчас усталость открыла дорогу эмоциям. Странное, щемящее чувство безвозвратной потери росло в нем, наполняя его сознание безысходной тоской. Раньше он не чувствовал ничего подобного. Женщины в его жизни занимали определенное место, пусть и важное, но не главенствующее. Борис был полностью поглощен своими исследованиями и на серьезные отношения не шел. Его мимолетные романчики служили скорее для эмоциональной подпитки. Он был изобретателен, нежен, умел сделать из недолгого свидания захватывающее приключение, но всегда держался на расстоянии и резко разрывал отношения при появлении у женщины первых признаков супружеского синдрома. Из-за этого он больше предпочитал «конспиративные» встречи со старыми боевыми подругами, ищущими, как и он адреналиновой встряски и выхода застоявшейся в рутине будней энергии. Сейчас он чувствовал что-то другое. Это отвлекало его, но что интересно, он не пытался сопротивляться. Мысли об Ольге приходили внезапно и также внезапно рассеивались, оставляя на душе чувство беспокойства. Борис понимал, что вероятность снова увидеть ее крайне мала. Скорее всего, она выбросила его визитку в первую попавшую урну и, наверно, будет избегать в будущем этих мест. Но чему быть…

Конец ознакомительного фрагмента.