Глава 8
Несколько дней спустя, позавтракав, Мари довольно долго гуляла по палубе, а потом присела на шезлонг. Пассажиры, немного отойдя после недавнего стресса во время посадки на корабль, повеселели и, улыбаясь, фланировали вдоль бортов. Мужчины образовывали небольшие группы и, конечно, обсуждали войну и политику. Дымя сигарами, трубками и папиросами, они на чем свет стоит ругали премьера Рейно, правительство и генералитет. Мари не особенно прислушивалась к этим разговорам, но внезапно ее внимание привлекла одна особенно эмоциональная беседа. Толстяк с золотыми часами в жилетном кармане размахивал рукой с зажатой между пальцами-сосисками сигарой. Он почти кричал:
– Немцы нас перехитрили! Провели как маленьких детей! Пока мы ждали их на линии Мажино, они перегруппировали дивизии и прижали нас к Ла-Маншу. Они нас отвлекали восемь месяцев, захватили Данию, потом Норвегию, потом Бельгию и Нидерланды! Они усыпили нашу бдительность и за один месяц окружили всю союзную армию в Дюнкерке!
– Очень жаль, что вас не было все это время с нашими генералами, господин Дюруа! – язвительно отвечал ему высокий худощавый усач с чашечкой кофе в руке. – Уж Вы-то сумели бы открыть им глаза.
Толстяк задохнулся от возмущения. Он вытаращил глаза и завопил:
– Да как вы смеете, господин Бурвиль! Что вы себе позволяете!?
Остальным участникам разговора пришлось успокаивать спорящих. Разговор заставил Мари вспомнить слова дяди Жюля, сказанные ей, когда она навестила его в середине апреля, нарушив обещание не покидать Париж. Они снова сидели во дворе и обсуждали военные действия. Жюль утверждал, что это затишье на фронте неспроста, и боши что-то затевают. Он сказал тогда: – Помяни мое слово, принцесса, – эта тишина рванет с такой силой… И действительно, перейдя к активным боевым действиям в начале мая, немецкие войска разгромили французские, бельгийские и нидерландские вооруженные силы, а 31 мая британский экспедиционный корпус во Франции уже эвакуировался, переплыв Ла-Манш. Так, в результате разработанных немецким генштабом планов «Гельб» и «Рот» Германия оккупировала страны Бенелюкса и Францию. И теперь на этом лайнере уплывают от войны те, кому судьба дала шанс вырваться из оккупированной страны или, как Мари, выскользнуть из Парижа за несколько дней до его падения. Девушка вздохнула и перестала прислушиваться к голосам спорщиков, снова упав в воспоминания.
Через два года маркиза вернулась ив Париж вместе с художником Чезаре Бартоломео, тем самым итальянцем, приплывшем однажды к «лестнице императора». Она снова расцвела и выглядела очень счастливой. Совершенно случайно в Риме они столкнулись лицом к лицу на площади перед Капитолием. Чезаре Бартоломео был очень известным художником, его картины пользовались большим спросом, и, по слухам, он набрал заказов аж на пять лет вперед. При этом человек он был веселый и открытый. Явление довольно редкое, но слава и прижизненное признание таланта не испортили его. Помимо врожденной харизмы Чезаре еще был красив. Его обожали женщины, и он платил им взаимностью. Богема передавала сплетни о его многочисленных романах то с какой-то итальянской графиней, то с дочкой американца-миллионера. Но тогда у Капитолия он снова встретил Жанну и умолял ее поужинать с ним. Она согласилась, и вдвоем они провели чудесный вечер. Выйдя из ресторана, они гуляли по вечернему Риму, в котором, Чезаре, казалось, знает каждый камень и его историю. На следующий день он явился к Жанне в отель и пригласил ее к себе, чтобы показать одну картину. В огромном зале старинной римской квартиры на мольберте стояла завешенная покрывалом картина внушительного размера. Художник открыл полотно, и маркиза увидела свой портрет. В лучах заходящего солнца она по-прежнему сидела на «лестнице императора». Такой увидел ее Чезаре в тот день. Художник признался, что нарисовал портрет сразу после их первой встречи. Пораженный красотой Жанны, он захотел навсегда сохранить образ той красавицы. Картина, написанная в необыкновенно теплых чувственных тонах, была великолепна – красивая белокурая женщина присела на широкие, сходящие в море ступени и мечтательно смотрит в воду, окрашенную закатом. Техника исполнения говорила о том, что Чезаре действительно был прекрасным художником. Он очень хотел подарить ей эту картину, но Жанна рассмеялась и обняла его. В Париж они вернулись вместе. Свой портрет Жанна повесила в зале, и все гости восторженно охали, рассматривая шедевр. Между собой его так и стали называть – «итальянский» портрет маркизы. Мари, бывая в гостях у тети, подолгу стояла перед картиной, зачарованно рассматривая полотно. Анна, ее мать, говорила сестре:
– Я понимаю, портрет твой прекрасен, но что может заставлять ребенка по часу стоять перед ним?
Жанна, смеясь, отвечала:
– Вероятно, что-то есть в этой картине. Может быть, это цвет или какая-то фигура… Спроси у Чезаре, что такое колдовское он туда вложил.
Летом двадцать девятого года Бернар и Анна привезли Мари к Жюлю на ферму, а сами через день уехали в Париж, где у Бернара были неотложные дела. Он предлагал Анне остаться, но она не любила Эльзас и хотела вернуться в город. Бернар, увлеченный автомобилист, приехал с семьей на своем Рено. Мари хорошо помнит, как поцеловала родителей перед отъездом и как забралась на колени к отцу, уже сидящему за рулем. Он поцеловал ее и обещал скоро вернуться. А потом, лихо подняв облако пыли, Рено выехал со двора фермы. Увы, Бернар и Анна Каас не смогли добраться до Парижа – на дороге из-за поворота неожиданно появилась телега, груженная лесом. На большой скорости Бернар съехал на обочину и врезался в дерево. От сильного удара погибли оба. Жюль не знал, как сообщить печальную новость девочке и раздумывал несколько дней. Наконец, на ферму приехала Жанна, и они долго разговаривали вдвоем, пытаясь придумать вариант помягче, но обмануть девочку никто решиться не смог. Прошел день, нужно было ехать на похороны, а они так и не открыли Мари правду. Утром во время завтрака, выпив чашку какао и поставив ее на стол, она ошарашила своим вопросом двух взрослых людей:
– Мама и папа больше не вернутся?
От неожиданности Жюль пролил на себя кофе, а Жанна разрыдалась. Немного успокоившись, она все-таки рассказала племяннице о смерти родителей. Теперь рыдала Мари. Она убежала в свою комнату, и, как Жанна ни старалась ее успокоить, долго плакала. Наконец, она заснула. Жанна сразу объявила Жюлю, что забирает Мари в Париж. Он и не возражал – что девочка увидит на ферме? Конечно, он может выписать гувернантку и сюда. Но получится ли у него, вечно занятого делами, заменить девочке родителей и хорошо заботиться о ней? А в Париже ей дадут прекрасное воспитание и образование, да и маркиза как женщина все-таки будет ближе девочке, чем он. Так Мари поселилась в самом центре Парижа в квартире своей тетки маркизы де Грасси, которая всячески опекала девочку, изо всех сил стараясь залечить глубокую рану, нанесенную ребенку потерей родителей.