Вы здесь

Это придёт каждому. Почему всё не так? (Александр Всполохов)

Почему всё не так?

В один из пасмурных осенних дней, мать Григория собралась в деревню: «Странно, что-то папа попросил меня приехать на выходные. Урожай уже давно собран и уложен на хранение. Видно, приболел он, надо чем-нибудь помочь».

Сразу после работы в пятницу она поехала на электричке к деду, испытывая явное беспокойство. А в субботу, она уже звонила домой, сообщив, что дед Никанор умер. Григорий, вместе с отцом, в тот же день поехали на машине в деревню, чтобы поддержать мать. Через пару часов они уже были на месте.

Мать Григория сидела в подавленном состоянии. Соседки из деревни суетились по дому. Находясь в какой-то прострации, она начала рассказывать: «Приехала я вечером, а папа вышел как раз из бани, да и говорит мне: «Какое-то у меня чувство, что сегодня я помру. Вот и решил я помыться, чтобы чистым предстать перед Господом».

Я его начала отговаривать, может и обойдётся всё. Но он мне заявил, что на вечер попросил и батюшку вызвать, чтобы исповедовал его перед смертью. Ты не бойся, у меня уже всё приготовлено. Только чтоб ты находилась недалеко».

Потом он лёг в свою кровать, а позже и батюшка пришел из соседней деревни. Исповедовал он моего отца, а напоследок произнёс: «На всё воля божья».

Потом я подошла к отцу и начала его уговаривать, что не время ещё. Ведь бодрый он всё ходил до последнего времени, да и на здоровье совсем не жаловался. На что папа мне сказал: «Успокойся и ложись спать, прости, если что не так».

Я не стала ему мешать, ушла в другую комнату, в надежде, что всё образуется. Утром же подхожу к нему, а он не дышит. Но такое впечатление, что спит он, и снится ему какой-то хороший сон».

После того, как она рассказала всё, слёзы сами потекли у неё из глаз. Григорий с отцом стали её успокаивать.

Хлопот с похоронами совсем и не было. Никанор всё приготовил заранее сам. У него уже был готов гроб, выструганный им самостоятельно. Особенно поражало качество изготовления. Каждая досочка была подогнана без единой щели. Древесина была пропитана морилкой и покрыта лаком. По бокам и на крышке были вырезаны искусные узоры. Даже ручки для переноски были фигурные и сверкали начищенной бронзой.

Как человек мог заранее знать о своей смерти, для многих было загадкой.

На воскресенье было назначено отпевание и сами похороны. День тогда был ненастный. Небо было затянуто тучами. Тело Никанора поставили в гробу перед алтарём. Но, как только батюшка начал читать заупокойную молитву, небо прояснилось, и луч света проник через окно и опустился как раз у изголовья Никанора. В церкви все присутствующие восприняли это, как знак свыше. Такое случалось очень редко, поэтому все переглядывались между собой. Даже Григория что-то задело где-то в глубине его сознания. Этого он объяснить себе, ну никак не мог.

Это чувство не покидало его очень долго, даже, когда он вернулся домой и занялся другими заботами. Но, со временем, погрузившись в свою работу, он стал забывать об этом чувстве.


Да и работы было очень много. Люди, оставшиеся в результате «демократических» реформ без работы, сами стали искать себе средства к существованию. У кого были автомобили, те халтурили по городу в поисках пассажиров. Машины разбивались и требовали ремонта. Григория удивляло, что за руль тогда садились образованные люди, среди которых были и доктора наук. Ещё была категория клиентов, которые не скрывали свою деятельность. Это были откровенные бандиты. У них были очень крутые тачки. На них они гоняли, напившись или обкурившись до беспамятства. Соответственно и били они свои автомобили регулярно. Конечно, очень крутые автомобили были напичканы электроникой, а с ней мог справиться только Григорий. Даже в специализированных салонах ремонт производился только заменой блоков, а в распоряжении Григория был только паяльник, да соображающая голова. Однако, больших денег он там заработать не мог. Их мастерскую «крышевали» местные бандиты, которые забирали определённую часть денег, но это было ещё терпимо. Больше всего их обирали местные чиновники. Помимо аренды за помещения и уплаты основных налогов, им приходилось платить, так называемым, проверяющим. Вернее, к ним более подходило слово «вымогатели». Они могли придти в любое время и начать докапываться до всего: санитарного состояния, пожарной безопасности и даже охраны труда. У всех были удостоверения, выданные государственными структурами, и все они вымогали взятки. Их боялись даже больше, чем бандитов. Потому что у бандитов была фиксированная такса, а государственные чиновники приходили, когда им вздумается. Были даже моменты, когда хозяин их мастерской намеревался совсем закрывать свой бизнес. Это, безусловно, действовало на моральный настрой всех работников. Но демократические реформы по всей стране породили такой кризис, что найти другую работу было очень сложно. Иногда, даже Григория посещали такие мысли, что ему хотелось бросить всё, уехать и поселиться где-нибудь в лесу, чтобы не видеть эти уродства переходного периода.

Раз к ним в мастерскую приехали бандиты. Они привезли на эвакуаторе шикарный Лексус. Их машина была обстреляна автоматными очередями. Его владелец Ибрагим был очень краток: «Наша машина попала в переделку. Японский специализированный салон заявил мне, что менять надо не только детали корпуса, но и двигатель. Но я же вижу, что двигатель не повреждён, надо только заменить всю эту паутину, которая опутала двигатель. Если двигатель заработает, то я с вами хорошо расплачусь. Не бойтесь, не обижу. Ибрагим своё слово держит».

Бригадир их мастерской сразу сказал: «Здесь невозможно сразу определить объём работ, надо смотреть. У нас есть хороший специалист, но и он может точно сказать только после тщательного осмотра».

Ибрагим вынул из кармана пистолет, поправил им свою кепку и произнёс: «Ладно, смотрите, только побыстрей, а то у меня может терпение лопнуть».

Такие устрашения он применял очень часто, чтобы произвести эффект, но это у него был последний шанс, так как во всех остальных местах не хотели даже браться за это дело.

Григорий открыл капот и глянул вовнутрь. Автоматная очередь прошлась по двигателю, видно было, что машину просто хотели остановить. Тогда он спросил: «А машина, хоть немного двигалась после обстрела?»

Ибрагим, с напыщенной гордостью, начал объяснять: «Эти бакланы на своём джипе решили нас заблокировать к тротуару. Они перегородили нам путь, остановившись поперёк, когда мы стояли на светофоре. Они выскочили из машины с автоматами и стали нас окружать. Мой водитель тогда объехал их, свернув на тротуар. Один из них успел выпустить по нам очередь, но Рустам сумел уложить его. Нам хватило доехать до конца большого дома и свернуть за него. Они, пока уселись в машину, пока начали погоню, мы им во дворе уже успели устроить засаду и расстреляли их со всех сторон. Они даже пальнуть не успели. Когда же мы сели в свою машину, то обнаружили, что она не заводится. Мы её выкатили на улицу, поймали первую встречную машину и отбуксировали домой».

Григорий задумался и ответил: «Это хорошо, что она ещё проехала какое-то время, значит, есть надежда. Но окончательно, я могу ответить, только когда детально изучу все повреждения».

Ибрагим улыбнулся и деловым тоном сказал: «Смотри внимательней, я лично тебе заплачу, помимо твоего начальника».

Работать пришлось долго, но шансы обрести машине вторую жизнь были. Дело осложнялось тем, что на машину не было полных электрических схем. Единственный сервисный цент в их городе отказался давать им нужную документацию, так как Григорий отбирал у них верный заработок. Григорий тогда позвонил Ибрагиму и сказал: «Я берусь делать тебе машину, только я составлю список нужных деталей, которых ты должен купить в сервисном центре, который отказал тебе в первый раз. Мы же ведь для них конкуренты, они нам просто отказываются их продавать».

Ибрагим злорадно засмеялся: «Пускай они нам попробуют отказать. Я пришлю человека, и ты передай ему этот список. Они не знают, с кем имеют дело».

Вскоре, Григорию привезли нужные детали и ксерокопии схем, были даже части металлической обшивки кузова, которые были повреждены пулями. Работа закипела. Пока Григорий занимался электроникой, другие его коллеги заменяли железные детали кузова. Не прошло и двух недель, как машина была готова.

Ибрагим, приехавший за своей машиной, был очень рад: «Ну, вы мастера. В сервисном центре мне обещали сделать машину за две недели, но с заменой двигателя. Проще было заменить машину целиком. Ишь, развести меня решили. Я с них возьму ещё за обман».

Но Григорию стало даже жалко своих конкурентов, и он заметил: «Может, дело в том, что там просто нет специалистов, которые могли бы это сделать».

Ибрагим немного скривил гримасу и ответит: «Тогда нечего называться фирменным сервисным центром. Им надо вывеску менять. Пускай они тогда называются «Шаражкой подмастерьев».

Сказав это, он сам же рассмеялся. Больше ему возражать никто не посмел.

Ибрагим, как и обещал, щедро расплатился и с начальником, и с Григорием. Но после ухода этого бандита, начальник мастерской недвусмысленно заявил Григорию: «Ну, за этот ремонт с тобой уже расплатились. Так что остальное мы разделим между другими, да ещё этим выродкам из чиновничьей мафии надо отстегнуть. Так что всё по-честному».

Григорий хотел, было возразить, но только он открыл рот, как начальник его перебил: «Ладно, ты не очень расстраивайся. В конце месяца, когда подобьём остатки, выделю я тебе премию по общим итогам».

Григорий махнул рукой и пошел на своё рабочее место, думая про себя: «Какая там премия. А если ничего в конце месяца не останется? Куда деваться? Везде обманывают».

Да, деваться тогда, действительно, было некуда. Его отца, проработавшего много лет на заводе, сократили, так и не дав доработать до пенсии. Уходить с работы и садиться на скромную зарплату матери, было для Григория неприемлемо. Можно было, конечно, халтурить на своей машине, но у них в городе, это было слишком опасно. Ремонтируя машины таким водителям, они постоянно слышали о бандитских нападениях на таксистов, и даже со смертельными случаями.

У Григория начали появляться даже такие мысли: «А не уехать ли мне в деревню. Жить там подальше от этих бандитов, вороватых начальников, да этих лицемерных демократов. Как мне здесь всё надоело».

Своими мыслями он начал делиться и со своими коллегами, но хозяин их мастерской, услышав об этом, даже пригрозил Григорию: «Даже и не думай об этом. Мы теперь у бандитов на особом счету. Они нам заказы подбрасывают. Если узнают, куда ты свинтил, то и дом в твоей деревне сожгут, а тебя всё равно заставят на себя работать».

«Да, что же это такое?» – подумал про себя Григорий, «Эта демократия нам рабство, выходит, принесла. Я теперь уже не могу и передвигаться свободно на своей земле. Будьте, Вы, прокляты, „дермократы“ поганые, что устроили народу такую жизнь».

Его дядя работал дальнобойщиком, так от него можно было услышать совсем жуткие рассказы о том, как живут люди из глубинки: «Вы тут в Волгограде ещё хорошо живёте, а вот попробуйте отъехать километров на сто в сторону, Вы там не такое увидите. В некоторых посёлках совсем нет работы, там самые богатые люди, – пенсионеры. Со своими мизерными пенсиями, они кормят своих детей. Люди, полные сил, вешаются от безысходности, не в силах прокормить свои семьи. А там, где существуют кой-какие предприятия, там стоит полный произвол работодателей. Деньги на таких предприятиях не выдают вообще. Работники этих предприятий получают продовольственные талоны, по которым могут купить себе необходимые продукты, но только в определённом магазине. Магазин этот, как правило, принадлежит кому-нибудь из родственников директора предприятия. Цены, в этом магазине, устанавливаются по усмотрению хозяина. Куда тут денешься, если в других магазинах не принимают эти талоны. Это самое настоящее крепостное право, только что продавать людей, пока ещё не начали. А вы посмотрите, кто стоит во главе всех предприятий, это бывшие партийные деятели. Назвали себя демократами и начали грабить простых людей. Наверняка, и на самом верху такая же история, только там ставки намного выше идут».

После таких разговоров Григорий впадал в уныние. Сам он, по натуре, был человеком не конфликтным. Какая-либо борьба была для него неприемлема. Ему хотелось спрятаться куда-нибудь в глушь и совсем не видеть никаких людей.