Семейные реликвии
Проснувшись к полудню, ещё не открыв глаза, я ощутила себя, будто лежу в центре городской площади…. Я слушала, боясь пошевелиться и открыть глаза. Непривычный шум за окнами стоял от непрерывного потока машин … они беспрестанно гудели, будто стояли в пробке. Яркий солнечный свет прорывался сквозь узкие щели закрытых жалюзи и рвался внутрь. Алекс распластался на широкой кровати, ловя остатки сладкого сна.
«Неужели я в Африке? Боже, как же это далеко! – улыбнулась я своим мыслям, – И мусик мой тоже теперь очень далеко от меня. Как она там без меня, моя мамочка?! И тут я вздрогнула, услышав громкий голос из репродуктора, который монотонно запел: «Алла-а-а-а!»
– Что это? – я начала тормошить Алекса, – Что это? Алекс? Что случилось? Тревога?
– Ничего, – не открывая глаз, сонным голосом объяснял он, – Это Каир, детка. Мулла читает дневную молитву. Привыкай, девочка. Так будет всегда.
– Я есть хочу… и пить, – капризно потянулась я, – Будем вставать или поедим в постели?
– Ты же ещё ничего не видела, – обнимая меня, ласково говорил Алекс, – Сейчас я буду показывать тебе my property, вернее, теперь уже – нашу собственность.
Сегодня ты – моя госпожа. Я, как твой раб, всё буду делать для тебя: показывать, рассказывать, кормить тебя. А ты будешь запоминать и учиться, как надо делать правильно . – Согласна. Алекс…мой любимый.... мой золотой, – шептала я мужу, – Твоя жена не знает, как живут в сказках и будет очень послушной ученицей.
Я лежала на кровати и с интересом рассматривала потолок. Он был высоченный, метра четыре, наверное, и отделан широкой, голубой лепниной с позолотой.
– Какие высокие потолки! Какая здесь высота? – спросила я Алекса.
– О, высота стен почти четыре метра, а толщина – ровно метр. Эти дома построены англичанами, вернее их подданными во времена английской колонизации.
Вот поэтому центры Каира и Александрии построены в английском стиле. Архитектура зданий почти такая же, как в Лондоне тех времён. За столетия колонизаций английский язык передавался египтянами из поколения в поколение, поэтому старшее поколение Египта прекрасно знает английский язык.
– А у нас Россия тоже более двухсот лет была под татаро-монгольским игом, но русские что-то совсем не говорят на монгольском. По крайней мере, я не слышала от своих бабушек .
Алекс, не одеваясь, голышом, взяв меня за руку, повёл осматривать свою квартиру.
– Погоди, я надену что-нибудь. Что ж мы голые-то…
– Не надо…, – уверил меня Алекс, – Мы с тобой одни. Жалюзи на окнах закрыты. Жарко. А ты что? Меня стесняешься? Меня? – начал он тормошить и кружить моё голое тело, – А-а-а..?
– Не буду! Не буду! – отбивалось моё тело, – Просто непривычно как-то… И я хочу животик прикрыть.
Я была на пятом месяце беременности, хотя сильной округлости спереди ещё не выступало. А в одежде вообще ещё ничего не было видно. Алекс открыл шкаф и достал две длинные белые рубахи.
– Надевай. Это галабия – национальная арабская одежда. Облачившись в тонкие, хлопковые одеяния, мы начали осмотр квартиры.
– Ну, вот, Любовь моя, в этой квартире я родился. Она принадлежит моей матери. Отец умер уже 10 лет назад, а мама живёт здесь со мной, или, точнее сказать, я живу с ней.
– А где она? – шёпотом спросила я.
– Маму на время моего отсутствия я отвёз в Александрию к моей старшей сестре Ферузе. У нас там большая вилла. Мы построили её с сестрой на двоих: одна половина её с семьёй, вторая – моя и мамина.
Мама в последнее время не может жить одна. За ней нужен постоянный уход, хотя она очень капризна и предпочитает самостоятельность. Три года, пока я учился в России, мама жила у дочери в Александрии, но хочет жить у себя дома со мной, потому что я, до сих пор для неё маленький и самый любимый. Мама любит меня до самозабвения.
– А как зовут её? – поинтересовалась я.
– Зейнаб.
– Прикольно. Мне нравится.
Я открывала для себя неизвестный мне арабский, мусульманский мир.
Из старых фильмов и книг я знала, что в арабских странах с древних времён предпочтение отдавалось мальчикам. Мальчики были всегда желанны и любимы. С самого рождения мальчика в арабской стране учили тому, что женщины никчёмны и существуют только для того, чтобы доставлять мужчине удовольствия и обеспечивать его комфорт.
Ребёнок подрастая, видел, с каким пренебрежением отец относился к матери и сёстрам. Вскоре это презрение распространялось ко всем женщинам, что делало невозможными дружеские отношения с представительницами слабого пола.
Рождение девочки всегда считалось позором для семьи. В некоторых арабских странах девочек убивали при рождении. Я читала в литературе, что в Арабских странах, таких, как Саудовская Аравия, власть мужчин безгранична. Жена и дети будут жить только в том случае, если муж того захочет.
Таким было моё представление обо всех арабских странах, к которым я причисляла и Египет. Но приехав сюда, я впервые увидела: что такое мусульманский мир.
Я узнала, как египетские арабы живут и строят свои семьи. Отношения между полами в Египте не такие, как например, в Саудовской Аравии. Нельзя говорить обо всех арабах тоталитарно.
Египет – арабская страна, но египтяне, это не арабы.
Египтяне – это совершенно уникальная нация, которая намного ближе к европейской культуре, чем народы остального арабского мира.
Жизнь в Египте абсолютно перевернула моё представление об этой стране. Именно поэтому мне захотелось рассказать о жизни египтян. Я стала вести свой личный дневник, записывая туда самое интересное из того, что происходило со мной. О книге я тогда не думала. Я вообще не была писателем. Я была просто женой египтянина.
То, как по-доброму мой муж Алекс отзывался о своей сестре, о двух племянницах и, главное, с каким уважением и трепетом он говорил о своей маме, о моей маме – абсолютно перевернуло моё представление о мусульманах и кардинально изменило отношение к арабам.
– Я очень люблю маму, – продолжал Алекс, – В пятницу мы поедем в Александрию и заберём её домой. Она уже ждёт – не дождётся нас. Вот её комната. Посмотри, Любочка, какие красивые старинные вещи окружают её.
Эта кровать с парчовым балдахином была привезена из Марокко моим дедом в подарок на свадьбу дочери Зейнаб. Посмотри, какая красивая резьба на красном дереве. Какая тонкая, изящная ручная работа! Спинки и боковины – всё отделано тончайшей резьбой. Это сюжет какой-то библейской истории нанесён на дерево.
– Какая красота! – застыла я в изумлении, – В моём сознании на такой кровати только короли или восточные шейхи могут спать. Я впервые вижу такую роскошь.
Я хотела было сесть на кровать, но Алекс осторожно остановил меня, показывая, что этого делать не следует.
– А это – наши семейные реликвии, – показал он на стоящую золотую витрину, вытянувшуюся почти до потолка. В витрине на стеклянных полках были красиво расставлены разные украшения из золота, серебра и драгоценных камней. Золотые кубки для вина, столовые приборы, словно кружевные, серебряные вазы, статуэтки из дорогих камней и прочие красивые, старинные вещи.
Резной, круглый комод с выгнутыми ножками и украшенный по бокам золотом и изумрудами, прекрасно дополнял величественную кровать и витрину.
Зеркало над комодом в резной раме из красного дерева, не смотря на свой приличный возраст, прекрасно выполняло свою функцию и, глянув в него, я увидела себя очень красивой:
– Волшебное зеркало, – улыбаясь, выдохнула я, – такие зеркала в сказках только бывают.
– Я когда был маленьким, – поведал мне Алекс, – боялся смотреть в это зеркало, потому что оно показывало мне, кто я есть. Казалось, что бы я ни совершил, зеркало знает всё. От него невозможно ничего утаить. Я и сейчас его боюсь, – ухмыльнулся он.
Ну, и последняя вещь, находившаяся в комнате матери – это большой сундук, занимающий целый угол. Здесь лежали все её вещи и одежда.
– Как в сказке побывала, – прижалась я к мужу.
– А ты и есть в сказке. Ну, а теперь, я покажу тебе всю остальную квартиру.
– Сначала покажи мне ванную и туалет, – попросила я, переминаясь с ноги на ногу.
Ванна и туалет состояли из одного небольшого помещения площадью четыре квадратных метра. Самой ёмкости-ванны не было, её заменяла душевая кабина. Рядом стояла стиральная машина-автомат. Она была абсолютно новая, видимо, на ней ещё никто не стирал. Упаковочный пластик покрывал стенки стиральной машины. По другую сторону располагался умывальник с небольшим зеркалом и двумя бра. Унитаз – чудо арабских стран. Он оборудован педалью для спуска воды. В унитаз вмонтирован кран, из которого струя била прямо в то место, которое требовало чистоты сзади. Рядом висел миниатюрный душ, чтобы уже с его помощью докончить ту работу, которая необходима для чистоты спереди. Короче, все условия для соблюдения гигиены.
Кстати, унитазы с вмонтированными кранами для подмывания установлены везде, даже в беднейших семьях египтян. Так что не надо мне говорить о «грязных арабах».
Каирская квартира моего мужа состояла из длинного коридора, с выходами в комнаты, а их было три, а так же, в кухню и ванную.
Одна комната была маминой.
Вторая служила спальней и одновременно кабинетом Алекса. Здесь находился компьютер со всем своим «окружением», занимая целый угол. Книжный шкаф, забитый разными арабскими книгами и письменный стол – гордость Алекса. Этот антиквар он купил с первой зарплаты в антикварной лавке. У стола не было ни одного угла: ножки, края, выдвижные ящички – всё имело закруглённую форму. Дерево твёрдых пород, было хорошо обработано и инкрустировано золотом и серебром.
Широкая кровать занимала половину площади комнаты. На ней был новый итальянский пружинный матрац, видимо купленный совсем недавно. Спинка кровати была из светлого резного дерева, а её середина обита нежным розовым шёлком, пробитым золотыми нитями в шахматном порядке. Я просто сияла от удовольствия. Мне всё очень нравилось.
Продолжая экскурсию по дому, я отметила, что кухня – совсем маленькая: ну, прямо как в наших хрущёвках.
– На кухне никто не кушает, – пояснил Алекс, – здесь только готовят еду. А кушать мы будем здесь.
Он показал мне гостиную, где посередине комнаты стоял большой, круглый стол. Столешница была из массива зелёного мрамора. Вокруг стола аккуратно расставлены пять стульев из натурального дерева, с резными спинками ручной работы и мягкими сиденьями, обтянутыми шёлковой парчой. Огромный шкаф, куда, не теснясь, можно спрятаться впятером, величаво стоял у стены. Два мягких дивана, тоже обтянутых шёлковой парчой, и с подлокотниками в виде лап льва, располагались посередине комнаты перед телевизором.
Полы во всей квартире были выложены мраморной плиткой и на них лежали ковры. Они были такие грязные, что своим видом просто позорили весь этот изысканный интерьер. Дело в том, что у арабов не принято снимать обувь в прихожей, а на улице, к сожалению, нет такой чистоты, как в европейских странах. В Египте мужчины, обычно, не снимают обувь, входя в дом. А у Алекса вообще была привычка: придя домой, грохнуться на диван, взгромоздив ноги в обуви на подлокотник. Он так расслаблялся.
Среди всей этой старинной арабской роскоши неожиданно мощное впечатление произвела на меня аппаратура. Это было нечто!
Музыкальные центры, компьютеры, плееры, колонки, камеры, усилители, микрофоны, опутанные многочисленными проводами, словно огромный спрут, громоздились в углу комнаты.
На журнальном столике из белого мрамора лежали, по меньшей мере, с десяток пультов, и разобраться в них мог, видимо, только сам хозяин.
Алекс тут же схватил один из пультов и запустил крутящийся вентилятор. Другим включил кондиционер. Третьим он запустил огромный телевизор, который стоял перед диванами. Второй телевизор располагался в спальне-кабинете перед кроватью, а третий – на кухне, сверху на высоченном холодильнике “Samsung”, который теснился рядом с такой же огромной морозильной камерой.
Пока я знакомилась с кухней, Алекс сварил кофе и разложил на тарелки продукты, захваченные вчера из кафе. После завтрака, который за длинным разговором плавно перешёл в обед, мы начали разбирать свои огромные чемоданы.
В дверь позвонили. Я вопросительно посмотрела на Алекса. Он, молча, пожав плечами, пошёл открывать.
На пороге стояла улыбающаяся молодая египтянка.
– Здравствуй, мой любимый, – со всей накопившейся страстью выдохнула она.
– Здравствуй, Карина, – смущённо ответил Алекс, оглядываясь назад в комнату, где находилась я, – мы только вчера ночью прилетели.
Они говорили по-арабски.
– Знаю. Ты приехал не один? – увидев меня через его плечо, спросила Карина.
– Алекс, кто там? – я подошла к двери.
– Знакомься, милая: это Карина – наша соседка, – сказал он по-русски и, глядя в глаза вошедшей красавице, добавил по-арабски: – Карина, познакомься – это моя жена Любовь.
– Любовь? Какое интересное имя, – удивлённо взлетели жгучие полоски бровей.
– Ой, здравствуйте, – обрадовалась я, – меня зовут Любовь. Проходите, пожалуйста. Мне так приятно познакомиться с настоящей египтянкой.
Алекс перевёл мои слова с русского на арабский.
– О-о-о… Ле'а, ле.. щукран: о, нет. Благодарю вас. Я зашла только узнать, всё ли хорошо, – не сводя любящих глаз с Алекса, тихо говорила по-арабски Карина, – Алекс, нам надо поговорить. Я не могла дождаться тебя, любимый. Я схожу с ума от одной мысли о тебе. Когда ты зайдёшь ко мне?
– Карина, прости. Между нами всё давно закончилось. Я очень люблю Любочку. Она– моя жена. У нас будет ребёнок. Мы зарегистрировались в России, но свадьбы не было. Свадьба будет здесь. Для всех наших друзей и родственников. И тебя я тоже приглашаю.
– Меня? – широко распахнув глаза, спросила Карина, – в качестве кого? Любовницы или второй жены?
– В качестве друга, Карина. Только друга.
– Нет, Алекс! Нет, нет и нет! Я буду только твоей женой. У мужчины не может быть женщины-друга. Запомни это!
– Давай поговорим об этом позже, Карина.
– Когда позже? Я так долго ждала тебя, Алекс!
– Прости.
– Простить? Вот так простить и всё?
– Да. Прости и забудь, если не хочешь остаться просто другом.
– Всё забыть? Но это невозможно, Алекс!
– Это жизнь, Карина. В ней всё возможно.
Тогда я слушала их разговор, ничего не понимая, и улыбалась: «Ну вот, теперь у меня будет подруга в Каире. Красивая. Настоящая египтянка. Как здорово!»
Карина развернулась и вышла из квартиры, оставив после себя пряный шлейф арабских духов.
Алекс уселся в кресло и, молча, курил одну сигарету за другой. Я не заметила перемены в настроении мужа.
Весь остаток дня и вечер мы укладывали в шкафы свои вещи. Разбирая холостяцкие «залежи», на выброс собралось три мешка разного, ненужного барахла.
– Алекс, может, отдать это бедным людям? – спросила я мужа.
– О! У нас в Египте это дело хорошо налажено, – объяснял мне Алекс, – Ты услышишь за окном характерный голос, который кричит «Бекье-е-е!», – театрально показал мне он, – махни ему рукой, и он с разрешения гарднера и только вместе с ним, поднимется в квартиру, заберёт всё, что тебе не нужно. Это старьёвщик по-русски. Он ездит по улицам, по дворам каждый день и собирает буквально всё. Если вещи представляют какую-либо ценность, он даст тебе денег, а вообще, ты сама можешь поторговаться с ним. А можешь вообще бесплатно отдать.
– Да-а-а.. Как интересно… У нас в Калининграде никто по дворам не ездит. Только бомжи по помойкам шарят.
Ты не беспокойся, Алекс, я люблю прибираться в доме. Вот посмотришь, как красиво я всё сделаю.
– Любовь моя, тебе ничего не придётся делать в доме. У нас есть домработница – молодая девушка-мусульманка. Когда мы живём в этой квартире с мамой постоянно, домработница приходит через день: убирает квартиру и моет посуду. Я позвонил ей уже. Она придёт завтра, и ты познакомишься с ней.
– А у нас в семье никогда не было домработницы. Мы всегда всё делали сами.
– Ну ладно, – улыбнулся Алекс, – собирайся, пойдём гулять.
– Как? Уже одиннадцать вечера! – удивилась я.
– Ну и что. Какая разница. Я же тебе говорил, что часть населения живёт днём, часть – ночью. Я, например, ночью люблю гулять: не так жарко, не так суетно. Все элитные рестораны открыты. Только вот машину из гаража не взял. На такси поедем.
Для меня всё тогда было впервые: и эта первая прогулка по Каиру с Алексом, и то, что я – в Африке. Я впервые слышала арабскую речь, мусульманские молитвы. Здесь всё было другое: и люди, и культура, и еда, и запахи.
Мне – обычной русской девушке, попасть в такую непривычную обстановку, где всё – чужое, было бы страшновато. Но странное дело! Мне всё нравилось! Всё было интересно. Я получала колоссальное удовольствие оттого, что оказалась на другом континенте, в Африке, в Египте, в Каире.
Потому что я была рядом с моим мужем, самым любимым мужчиной. Я была уверена, что привези меня Алекс в любое другое место, мне было бы также хорошо. Потому что с ним! Потому что я очень люблю его, моего египтянина. Потому что всё остальное – не так важно.
Пряный, густой, настоянный за день воздух окутывал тело, как пуховик. Казалось, оттолкнись сильно от земли, подпрыгни, и ты повиснешь в этом плотном воздушном пространстве.