Глава 3
Эйвери
– Давай-ка по порядку. – Деб стояла возле своего шкафчика в одной медицинской блузе и полосатых носках едкой расцветки. – Он достает тебя из горящей машины…
– Машина не горела, – невозмутимо поправила я.
– Ладно. Он звонит своим дружкам-парамедикам, вытаскивает тебя и несет, пристроив твою головку на свое мускулистое плечо и обнюхивая твои трусики допотопного фасона.
Я с отвращением покачала головой:
– Они-то тут при чем?
Деб недоумевающе на меня уставилась:
– Мы ведь говорим о парамедике Мак-Бабнике, верно? Он мог снять с тебя трусики, чтобы сделать из них кровоостанавливающий жгут, как этот сексуальный Мак-Гайвер[4].
Я выдохнула:
– Мак-Бабник – отвратительное прозвище.
– Ты смеялась, когда услышала его от меня в первый раз. А теперь заняла оборонительную позицию. Дело плохо.
Она сунула свой кед, перепачканный в дерьме, в полиэтиленовый пакет, туго его завязала и бросила в шкафчик с грохотом.
– Ты ведь его выбросишь, правда? – спросила я, потирая висок, который начинал болеть.
– Выбросить мою обувь?! – Такое предположение мою подругу возмутило.
Она повернулась ко мне спиной, зашла в крошечную ванную и принялась мылить руки под краном. Когда они стали пунцовыми, Деб оторвала бумажное полотенце и выключила воду, а потом взяла еще несколько полотенец и, вытершись, бросила в корзину.
– Ты, видно, ударилась головой сильнее, чем я думала, – прибавила она, собирая волосы в крошечный хвостик.
Я улыбнулась, глядя, как Деб надевает свежевыглаженные штаны и просовывает ноги в резиновые сабо.
– По крайней мере, не развязывай пакет, пока не узнаешь, нет ли у пациента…
– Хлорка убивает все. А если я и подхвачу псевдомембранозный энтероколит, то, может, мне удастся сбросить лишние пятьдесят фунтов, с которыми я борюсь с восьмидесятых годов.
– В восьмидесятые годы ты только родилась.
– Во время беременности у мамы возник диабет. Я была толстым младенцем.
Деб закрыла шкафчик, защелкнула кодовый замок и повернула диск.
– Поверни еще раз, – посоветовала я. – А то кто-нибудь похитит твой загаженный кед.
– Какая-нибудь тощая стерва из рентгенологии запросто может спереть мой завтрак.
Андреа, медсестра-рентгенолог, обернулась и смерила нас взглядом. Деб вытаращила глаза и ткнула пальцем в ее сторону:
– Точно! Я вижу, как ты пялишься на мой шоколадно-ванильный пудинг!
Андреа, внезапно заторопившись, вылетела из раздевалки.
– Боже мой, Деб, ты опять наживешь себе неприятности!
– Мой кед может оказаться сегодня вечером у тебя под подушкой. У меня есть ключи от твоей квартиры. Кстати, что ты все трешь голову? В чем дело?
– Болит немного. – Я отняла пальцы от висков. – Но ничего страшного. Дома приму таблетку. Пойдем скорее: рабочий день закончился. Мне и так неудобно, что тебе пришлось дежурить за меня ночью в твой выходной. Давай свалим отсюда, пока не дали экстренный сигнал.
Мы вместе вышли из раздевалки и направились в холл. Помахав медсестрам из ночной смены, я увидела доктора Розенберга. Он жестом попросил меня подождать и зашагал мне навстречу. Я остановилась.
– Вариант А: он собирается сделать тебе предложение, – прошептала Деб.
– Заткнись, – процедила я сквозь зубы.
– Вариант В: хочет сказать, что ему нравится, как твои титьки торчат из-под балахона.
– Я тебя сейчас убью, – прошипела я, когда доктор уже почти подошел.
– Вы домой, дамы? – спросил он.
– Вариант С… – начала Деб.
– Что «С»? – повторил Розенберг, захлопав невероятно длинными ресницами.
Его брови сдвинулись, и на переносице образовались две параллельные морщинки.
– С. Diff, – выпалила я, – псевдомембранозный энтероколит. Его не обнаружили у последнего пациента?
– Нет, в этом я могу вас уверить, не дожидаясь результата анализа. При этом заболевании от пациента так пахнет – ни с чем не перепутаешь…
– Довольно странный постельный бред, – пробормотала Деб.
– Что, простите? Какой бред?
– Она говорит не «бред», а «вред», – ляпнула я первое, что пришло в голову. – Вредоносные бактерии. Но нам пора. Подруга меня отвезет. На своей машине. Или нужно, чтобы я задержалась, доктор?
– Ах да, вы же остались без колес! Надеюсь, у вас есть страховка?
Деб разинула рот, но я с силой ткнула ее локтем. Она вскрикнула и хмуро на меня воззрилась, потирая ребра. Доктор Розенберг с любопытством на нас посмотрел и продолжил:
– Я сегодня добирался на работу в два раза дольше обычного из-за ремонта на Северном шоссе. Если вы тоже по нему ездите, то, пожалуй, лучше поискать другой путь.
Деб ухмыльнулась:
– Док, вы ведь живете в Алапокусе?
Он мягко улыбнулся и смущенно опустил глаза:
– Совершенно верно, Хамата, но не знал, что это общеизвестно.
– Ну так вот… – протянула Деб. – Мы, дипломированные медсестры, добираемся до своих паршивеньких квартирок по Западному шоссе. Там пробок нет.
– Хорошо, – весело сказал доктор Розенберг. – Тогда приятного отдыха. Доброй ночи, Эйвери.
– Доброй ночи, доктор, – кивнула я и развернулась на каблуках.
Когда Деб взяла меня под руку, я превратилась в камень.
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, – долдонила я, пока мы шли по коридору.
– Зря ты так сердишься, – усмехнулась она. – Сегодня в ванне с шампанским он будет думать о тебе.
– Ничего подобного. Он будет думать о том, о чем положено думать женатым мужчинам. А ты засранка, если замышляешь такие вещи.
– Я не замышляю. Я просто, как кукловод, дергаю ниточки твоей жизни – это забавно.
– Честность нравится мне в тебе больше всего, но иногда ты бываешь слишком откровенна, и я хочу тебя придушить. Так, слегка. Чтобы только глаза лопнули.
Деб крепче сжала мою руку:
– Ах, как мы мило болтаем!
Вдруг прямо на нас из-за угла выскочила какая-то синяя фигура, и горячая жидкость брызнула мне на шею, плечи и одежду, которая моментально промокла. Я оторопело растопырила руки.
– О господи! – воскликнул Джош. Одноразовый стакан для кофе, который он держал в руке, был почти пуст. – Пойду принесу холодной воды. Ты обожглась?
– Да, горячий кофе жжет мою плоть, капитан Очевидность, – ответила я, чувствуя, как темная жидкость стекает по подбородку.
Подняв голову и понюхав воздух, Джош скривился:
– Чем это пахнет?
– Я сейчас, – сказала Деб и, промчавшись по коридору, исчезла за дверью без таблички.
Я покачала головой, с трудом сдержав смех при мысли о ее перепачканном кеде. Едва взглянув на собственные штаны-карго и рубашку (на ней тоже было пятно), Джош стал искать, чем вытереть мой форменный балахон. Жжения я уже не чувствовала: кофе в больничном автомате редко бывал настолько горячим, чтобы кто-нибудь мог им обвариться. Так и не найдя салфетки, Джош решил использовать вместо нее собственные руки и принялся неуклюже водить ими по моим плечам, животу и груди. Я почувствовала себя еще более неловко, чем в десятом классе, когда меня лапал Бобби Лоусон.
– Да ладно, все нормально, – пробормотала я, надеясь остановить процедуру.
– Этот кофе я нес тебе, – сказал Джош, не обратив внимания на мою попытку. – Правда, не для того, чтобы ты в нем искупалась.
Осторожно проведя большим пальцем по моему подбородку, он заглянул мне в глаза и огорченно вздохнул.
– Что? Гм… – Я сглотнула. – По-твоему, я виновата, что мы столкнулись?
Я старалась говорить холодно, хотя на самом деле совершенно растаяла. Доктор Розенберг нравился мне, но он никогда не смотрел на меня так, как сейчас смотрел Джош. Во взгляде этого парня сожаление смешивалось с восхищением и ожиданием чего-то. Теперь, когда он был так близко, я поняла, почему все женщины в нашей больнице теряли голову в его присутствии.
– Да нет, я просто говорю, что хотел тебя угостить. – Он сделал шаг назад и указал на свой стакан. – Когда мы привезли сюда предыдущего пациента, я увидел, что ты здесь, и, хотя не знал, когда кончается твоя смена, решил принести тебе кофе…
Я улыбнулась краешком губ:
– Это совсем не в стиле Мак-Бабника.
– А? – Он наморщил нос и чуть наклонил голову набок, как делают озадаченные щенки.
– Я хотела сказать, что тронута твоей заботой, – поправилась я, забирая у него почти пустой стакан. На нем были потеки остывшего кофе, и я испачкала ладонь: теперь она гармонировала с шеей и одеждой. – Кстати, я уже ухожу.
– Вот! – сказала Деб, прижимая к моей шее что-то холодное. – Принесла из кладовки сухие и мокрые полотенца и спрей «Дермопласт». Обожглась?
– Пока нет. – Я помотала головой, продолжая с улыбкой смотреть на Джоша.
Он качнулся, когда я задела его плечом, проходя мимо. Я взглянула назад и увидела, как он усмехается, глядя в пол. Наверняка он много раз играл в эту игру, но я решила, что со мной номер не пройдет.
Я потянула Деб за собой, и она подчинилась, хотя и была сбита с толку. Она оглянулась на Джоша, потом недоуменно уставилась на меня.
– Эйвери, что с тобой? – спросила она с негодованием. – Ты только что пожирала влюбленным взглядом Розенберга!
– Я более свободен, чем Роз! – крикнул Джош. – И возможно, я более и в других отношениях.
Я хихикнула, причем слишком громко. Было не так уж и смешно. Парень острил, как двенадцатилетний, но я настроилась на флирт и не смогла остановиться. Я и раньше встречала Джоша в больнице, хотя он был новый человек у нас в отделении и, как мне говорили, вообще в городе. Сначала я про себя называла его Мак-Бабником, а теперь он спас меня после аварии. Это что-то да значило. Между нами возникла особая связь, и мне хотелось, чтобы он спас меня снова. Только вот от чего? Возможно, от тринадцатимесячной засухи?
– Вот увидишь! – не унимался он. – Я по-прежнему жду, что вечерком мы выпьем виски и составим список вещей, которые ненавидим.
Открывая дверь на улицу, я обернулась:
– А кофе не будет?
Джош протянул руки:
– Принесу, если хочешь, солнце. Принесу все, что пожелаешь.
– Успокойся, Джош. Я не в твоем вкусе.
– Это точно, – приосанился он.
Еще несколько минут назад он нервничал и был расстроен, а теперь казался вполне довольным собой. От того, как быстро восстановилась его уверенность в себе, я, наоборот, почувствовала себя менее уверенно.
Чуть помедлив, я толкнула дверь и окунулась во влажный воздух теплой летней ночи. На улице было не меньше тридцати пяти градусов, но под мокрой одеждой меня пробрала дрожь. Пока Деб искала в сумочке ключи от машины, я кое-как собрала волосы в пучок.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказала я возле дверцы.
Красная «киа рио» была куплена всего лишь год назад, но ее уже «поцеловал» белый «бьюик», не успевший вовремя затормозить. Они обменялись частичками краски, на корпусе машины Деб осталась небольшая вмятина, заднее крыло слегка покосилось.
– Ты когда-нибудь ее отремонтируешь?
Миндалевидные глаза Деб расширились, она подняла брови:
– Может, поговорим о том, как выглядит сейчас твой «приус»?
– Меткий удар, – сказала я, оглядывая парковку. – Продолжай в том же духе!
Наконец звякнула сигнализация, и дверцы синхронно открылись. Мы уселись в тесный салон. Деб вставила ключ в замок зажигания и, прежде чем повернуть его, сказала:
– Я этого не говорила, но я рада, что с тобой все в порядке. Ты меня до смерти напугала.
Я улыбнулась: меня тронула эта нетипичная для подруги сентиментальность. Но улыбка сползла с моего лица, когда Деб добавила:
– Я подумала: кто же будет выходить вместо меня на дежурство? Кто будет приносить мне мороженое, когда я болею? Кто будет вместе со мной прикалываться над Майклз?
– Ты самый настоящий мешок с дерьмом!
– Ага. И все-таки я куплю тебе упаковку пива, чтобы отпраздновать твое возвращение с того света и влюбленность в Мак-Бабника.
– Ты не должна его так называть.
Деб задним ходом выползла со своего парковочного места. Выезжая на дорогу, ответила:
– Не должна, но буду.