Agathe Colombier Hochberg
Ce crétin de prince charmant
Copyright © 2003, Éditions Mango roman, départment de Mango Littérature
© Хотинская Нина, перевод на русский язык, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
– Лыжи?
Ни за что на свете.
Я не научилась кататься в детстве. В первый раз встала на лыжи в семнадцать лет. С ума сойти, до чего сознание опасности может отравить удовольствие.
Не думайте, что я не пыталась, мои друзья, сменяя друг друга, учили меня, я послушно втыкала палки в снег, сгибала ноги в коленях… но меня запросто обгоняли четырехлетние дети. Через неделю, набив столько синяков, что легко вошла бы в энциклопедию гематом, я могла наконец, хромая, вернуться домой.
Вот мои единственные воспоминания о горах – это, да еще экипировка. Никогда у меня не уходило столько времени на то, чтобы одеться и раздеться. Одеться, раздеться, подняться, спуститься: не мое это. И потом, там холодно, очень холодно.
Я не выношу холода, когда мерзну, чувствую себя маленькой-маленькой. Холод недружелюбен, кстати, продрогнуть легче одной, чем вдвоем.
Так, ладно, теперь надо ей ответить:
Нет, я не планирую кататься на лыжах и загорать на пляже тоже, отпуск я предпочитаю проводить в городах.
Я пишу Джастине, моей новой интернет-подруге, с которой познакомилась на свадьбе, где мы обе были свидетельницами.
За коктейлем она спросила:
– Как живется, когда ты замужем?
Я поколебалась немного, не хотела ее разочаровывать, но все же ответила:
– Очень трудно.
– Почему все так говорят?
– Потому что это правда… Скажем, это как жить парой, не будучи женатыми, с порочной привычкой думать, будто твой избранник принадлежит тебе с потрохами.
Джастина живет в Нью-Йорке, ей тридцать два года, у нее черные волосы и дивные зеленые глаза. Она такая умница и забавница, что даже так называемой современной женщине вроде меня впору недоумевать, почему она не замужем. Мы сразу приступили к сути дела. Девушки нашего возраста не теряют времени, независимо от темы разговора.
Я выдала ей мою любимую заповедь, совет советов, который оставила мне мать, перед тем как последовать за неким поэтом в Аргентину: «Важно не за кого ты выйдешь замуж, а с кем разведешься».
Джастина совершенно согласна: человеческое прежде всего, и прекрасных людей на свете не так много, а мужчин тем более.
Эта девушка мне нравится, но жизнь уже разводит нас: мы за разными столами, мой называется «Фруктовый сад», а ее – «Тайный сад».
– Вот тоска! За моим столом, надо полагать, полно зрелых пар, зато за твоим наверняка одни многообещающие холостяки.
– Поверь, я предпочла бы твой, – отвечает Джастина.
Как обычно, Венсану, моему мужу, не сидится на месте. Он мечется от стола к столу, а у меня нет ни малейшего желания бегать за ним. Джастина подсаживается ко мне: ей удалось привлечь только взгляды женатых мужчин, скучавших за соседними столами; и «Тайному саду» отчаянно не хватает прелести той самой тайны.
Обед закончен, бутылки опустели, а я пропустила торт.Но какое это имеет значение, если у меня есть новая подруга, что куда ценнее.
Мы попытаемся познакомиться ближе, но едва успеваем завязать подобие беседы, как разгоряченный оркестр велит нам выйти на танцпол.
Уже после закусок царит истерия под мелодию «Хабиби Ялла», восточные девушки могут показать себя, отплясывая, но мои русские гены не наделили меня врожденным талантом покачивать бедрами, и я предпочитаю оставить место профессионалкам.
Я продолжаю треп с Джастиной. Мы выходим подышать, и она рассказывает мне о своей жизни в Нью-Йорке и работе в ювелирном бизнесе, а я ей в ответ о моделях, которые рисую; так что мы на законном основании критикуем наряды и украшения приглашенных дам.
Вернувшись за стол, я нахожу Венсана, который злится, потому что везде меня искал. Обед закончен, бутылки опустели, а я пропустила торт.
Но какое это имеет значение, если у меня есть новая подруга, что куда ценнее.
– Умираю от голода, ничего не ела со вчерашнего дня, если не считать остатков со стола после совещания.
Леа ухватила одновременно меню и корзинку с хлебом. С ней все всегда очень быстро.
Маленькая, с короткими светло-каштановыми волосами и веснушками на щеках, она очаровательна, и, пока молчит, хочется дать ей ласковое прозвище типа Мордашка. Но стоит ей открыть рот, берегись колкостей: «Мордашку» сменяет «Маленький танк», оснащенный всеми атрибутами современной холостячки.
Леа работает консультантом в разных компаниях, я никогда толком не понимала, в чем состоит ее работа, могу сказать только, что речь идет об информатике. Она по этому поводу всегда надо мной посмеивается: «Ты как моя мать. Когда ее спрашивают, чем я занимаюсь, говорит, что я «компьютер».
Когда этот вопрос задают самой Леа, она неизменно отвечает, что «составляет программы, позволяющие предприятиям оптимизировать свои показатели», и подтверждает это определение, прищелкнув языком. Негромко, скромно, но с удовлетворением; едва заметно, но безапелляционно.
Леа работает дома. Целыми днями она постит анекдоты, но, учитывая ее королевский образ жизни, мне думается, она весьма компетентна в своей области. В информатике, не в анекдотах.
Я заметила, что она все реже общается с теми друзьями, у кого нет электронного адреса, под предлогом, что так поддерживать отношения труднее.
Впрочем, с теми, у кого почта есть, она тоже стала общаться редко, ибо они всю неделю посылают друг другу мейлы и больше им, в сущности, нечего сказать. Я – исключение из этого правила: я настолько прочно вошла в ее жизнь, что ей так и не удалось заменить наши долгие разговоры виртуалом.
Привязанная к своему компьютеру, она записывает в нем все важное и тотчас же забывает. Пожалуй, память ее начинает сдавать. Когда мы болтаем и я вспоминаю события из прежней жизни, для нее это откровение. С недавних пор она зовет меня своим «жестким диском». В прошлом году ее квартиру затопило, и в результате погиб айпад и пострадал компьютер, после чего она позвонила мне в слезах, сказав, что я ее единственная подруга, чей номер она помнит наизусть, и что жизнь ее кончена.
Потом мастер из телефонной «горячей линии» все починил, и жизнь пошла своим чередом.
Порой я ловила ее на том, что она пыталась ввести пароль в микроволновую печь, но в целом она ориентируется.
Я – полная ее противоположность, любой техники боюсь. У меня есть старенький «Макинтош», служащий мне пишущей машинкой, он тормозит, и я бы охотно его заменила, но мне страшно, что новый окажется чересчур современным – вдруг я перед ним заробею?
Мы делаем заказ, и я замечаю мужчину за столиком неподалеку от нас.
– Куда ты смотришь?
– На того, что сидит один за круглым столиком. Недурен, а?
Она бросает на него быстрый взгляд.
– Ужасен.
– Почему ты так говоришь?
– Красивые мужики ужасны по определению. Хороший человек почти наверняка урод.
– Перестань!
– Ладно! Назови мне хоть одного, который был бы и красавчиком, и хорошим человеком.
– …Франсуа.
– Отличный пример: он до сих пор держится за мамину юбку.
– Ну… Венсан.
– Сколько ему было лет, когда вы познакомились, двадцать пять? Почти все хорошие мужики окольцованы с детского сада.
– А Грегуар? Гетеросексуал и холостяк, не так ли?
– Слишком белые зубы… Я люблю спать в темноте.
– Ну а твои бывшие? Среди них были неплохие.
– Да, и они меня бросили. Потому что когда мужчина красавец, миляга, умник и гетеросексуал, у него такой выбор, что он не может не искать лучшего. Вот он и бросает тебя и, что характерно, находит. Не знаю, лучшее ли, но, во всяком случае, он так думает.
– Ты преувеличиваешь.
– Нет, и я еще не закончила: я поняла, что и оставшиеся тоже не для меня. Знаешь почему? Потому что они такие трусы, что никогда не сделают первый шаг. Значит, надо действовать самой. Но такие типы теряют всякий интерес к женщине, стоит ей проявить инициативу. Согласись, мне мало что светит…
Эта перспектива, хоть и мрачная, похоже, не слишком ее огорчает. Я еще трепыхаюсь, так ее штампы действуют мне на нервы, потом сдаюсь. Потому что, чем больше думаю, тем меньше нахожу доводов против.
Какая радость получить от тебя весточку!
Так ответила Джастина на мое первое письмо, это здорово: я боялась вообще не получить ответа.
Ужасно глупо, ведь она сама попросила мой адрес, но я ничего не могу с собой поделать, вечно эта проклятая неуверенность в себе, от которой пора бы уже избавиться.
Едва ушло мое письмо, я была в ожидании и в страхе разочароваться. Ждать я терпеть не могу, именно это мне не нравится в мужчинах: они заставляют вас ждать, и, как правило, впустую. Но тут-то – женщина, так почему у меня такой мандраж?
Надо будет спросить об этом моего психотерапевта, если я наконец удосужусь им обзавестись, но вряд ли, потому что сама мысль об этом меня пугает. Почему? Тоже надо будет его спросить.
Что правда, то правда, иной раз дружба начинается как роман: понравились друг другу, познакомились, знакомство хочется продолжить, и вас опьяняют эти совсем новые чувства.
Я успокаивала себя, повторяя, что это она хотела остаться на связи, я даже настроилась на неудачу (не ответит мне, ну и дура), в чем не было необходимости: уже через час она объявилась; хорошо иметь дело с женщинами, не так сложно.
И спасибо, что называешь меня полным именем, я всегда поражаюсь, как все при знакомстве ухитряются сразу сократить его до Джасти. Это очень по-американски, признаю. На днях я познакомилась со швейцарцами, которые сказали, что мое имя в Европе совершенно вышло из моды. Это правда? Как бы то ни было, швейцарцы, на мой взгляд, скучны, тупы и безлики. Так что я предпочитаю иметь старомодное имя.
Как поживает Венсан? Я даже не спросила, чем он занимается. Как давно вы женаты? Кстати, я немного удивилась, когда получила твое письмо, увидев, что фамилия не та, которую ты мне назвала. Поскольку имя не изменилось, я поняла, что это ты. Ладно, у меня обеденный перерыв, и мне надо бежать: завтра я опять иду на свадьбу. Маникюр, педикюр, дел по горло.
Обнимаю тебя.
Джастина
Дорогая Джастина, да, правда, имя у тебя старинное, но именно в этом его шик.
И потом, старомодное для швейцарцев – это ничего не значит. Вообще, с каких пор швейцарцы имеют мнение? Я думала, они нейтральны! Нет повода считаться с мнением швейцарцев, если только речь не идет о часах или шоколаде. И молоке. И еще банках.
Я думаю, ты тоже в конечном счете оценила тот факт, что имя у тебя редкое. Я, когда была маленькой, хотела, чтобы меня звали Дельфиной, Коринной или Натали, как других девочек. К тому же в лицее, поди знай почему, именно эти девочки привлекали к себе интерес…
Венсан поживает хорошо. Чем занимается? Он… Подожди, я найду его визитку.
Вот: «Deputy head of European equity research». Что это такое? Понятия не имею, хотя он объяснял мне раз десять, не меньше. В общих чертах: он работает в банке и вроде руководит европейскими финансовыми аналитиками.
Мы женаты четыре года. Или два. Как посмотреть. Дело в том, что он работает в Лондоне и проводит там половину недели.
Меня это немного выбивало из колеи в первые месяцы, но я быстро привыкла к такой двойной жизни.
Венсан уезжает в понедельник «Евростаром» в 7.10. Возвращается он в четверг утром, но с поезда идет прямо в офис, так что встречаемся мы в четверг вечером.
С понедельника по среду я вижусь с моими лучшими друзьями (еще не окольцованными) и вмешиваюсь в их жизнь. Венсан же, если у него не назначен деловой ужин, заканчивает день в пабе с коллегами (англичане есть англичане: не могут расстаться, не выпив кружку-другую пива). Потом он заказывает что-нибудь поесть и ужинает у себя перед телевизором.
В выходные мы встречаемся с нашими общими друзьями, которые, как нарочно, все женаты. Другая обстановка, другие разговоры, но я и тут в своей тарелке. Занятная штука – брак: поначалу ты считаешь себя молодой и продвинутой и думаешь, что это навсегда, а с какой стати меняться? Но постепенно иные представления одерживают верх, и три месяца спустя ты ловишь себя на мысли, что подсвечники от Конрана[1] будут очень мило смотреться на столе в столовой…
Вечер четверга – промежуточная стадия, когда мы ужинаем только вдвоем. Вечер этот у нас обычно тихий, что естественно: Венсан работает как каторжный, когда приходит, валится с ног, и ему надо снять напряжение.
Эта милая рутина устраивает меня как нельзя лучше, я немного шиз, и мне нравятся две разные части моей жизни. Кстати, удивившая тебя фамилия – моя девичья. Старые друзья так и не удосужились запомнить мою новую фамилию, а я и не возражала, потому что давно решила снова взять девичью фамилию, если мне удастся когда-нибудь раскрутиться как стилисту. Не то чтобы она была мне особо дорога, это просто вопрос идентичности. Я нахожу, что это варварство – в одночасье менять фамилию только потому, что выходишь замуж. Мне кажется, что, когда мы встретились с Венсаном, я уже «состоялась». Скажем так, я была производным всех этапов моей жизни, и сменить фамилию значило бы предать пройденный путь.
Другое дело, когда будут дети, потому что, думаю, мне захочется носить ту же фамилию, что и они.
В общем, когда я с Венсаном, я, естественно, мадам Вейзенберг, эту фамилию я тебе и назвала. У меня два электронных адреса, и обычно я их не путаю. Может быть, моя ошибка означает, что я в глубине души воспринимаю тебя как старую подругу…
Педикюр в декабре? Ты наденешь босоножки или собираешься разуваться на публике? Как бы то ни было, ухаживать за собой – дело хорошее. Я часто вижу девушек в босоножках, а ноги у них – без слез не взглянешь. Это возмутительно. Считаю, что они заслуживают телесного наказания.
До скорого.
Ариана
Вечером, собираясь выключить компьютер, я нахожу письмо от Джастины:
Имена: у нас самыми популярными были Лорен, Лиза и Дженнифер. Та же фигня с популярностью. Я недавно встретила одну из них: замужем, беременна и очень озабочена тем, как командовать мужем. Ну и дай ей бог.
Телесное наказание для девушек с безобразными ногами? Ты жестока. Мы об этом еще поговорим.
Сейчас некогда, пришел мой патрон, и он очень не в духе. Не говоря уж о том, что ему совсем не понравилось занятие, за которым он застал меня: я рассматривала свои голые ноги. Пришлось срочно убрать их с его стола.
– О чем ты думаешь?
– Я думаю, что тебе надо взять себя в руки.
Амбра, даром что блондинка и очень сексапильная, жутко страдает от неуверенности в себе. Она вдобавок талантливый художник-оформитель, рисует конверты для фирмы, выпускающей диски, и работу свою обожает, вот только безутешна после недавнего романа и не может выбросить из головы Игоря, своего бывшего. Никому так и не удалось убедить ее, что рано или поздно она его забудет.
Она все же, поломавшись, согласилась прийти вечером к Леа, которая устроила ужин специально для нее. Леа разослала мейлы всем своим неженатым приятелям, и этот вечер обещает быть удачным.
Я вырезала из журнала две страницы под заголовком «Великолепны за 60 минут по хронометру» и помахиваю ими перед носом Амбры.
– Вот что тебе нужно. Послушай-ка: «Очищаемся, сияем, преобразуемся и добиваемся совершенства».
Я решила, что на сей раз эти листочки на что-то сгодятся, вместо того чтобы пополнить кипу рецептов, туристических маршрутов и полезных советов, которых столько накопилось у меня в ящике стола, что я уже не могу его закрыть. И конечно, ни разу ничем не воспользовалась! Но теперь, благодаря тебе, от них будет реальная польза. Пошли, купим все и сделаем это вместе.
Курс на «Сефору», где мне требуется корзиночка и продавщица, чтобы найти все по списку: пена для ванн расслабляющая, маска регенерирующая, шампунь 3 в 1, мусс для укладки, лак, крем для тела, чудодейственные капсулы. Корзинка полна, а к макияжу еще не приступали… Амбра быстро подсчитывает, сколько мы набрали: на глазок выходит около двухсот евро.
– Спятили они, что ли, в «Гала»? Будь у меня столько денег, я провела бы день в институте красоты, по крайней мере, кто-то делал бы работу за меня!
Пока мы спорим, какая-то женщина, улучив минуту, уводит у нас продавщицу, оно и к лучшему, мы можем трусливо бросить полную корзинку и избавлены от ее коварных вопросов.
Уйти с пустыми руками невозможно, это нас вконец деморализует: мы покупаем без всякого списка губную помаду и лак для ногтей, славно и не разорительно.
За ужином царит благодать, беседа идет забавная и остроумная, мужчины все как на подбор очаровательны, и определенно проскочила искра между Амброй и неким Франсуа.
Позже, после ужина, она подходит ко мне и шепчет:
– Не знаю, может, я пьяна, но мне показалось, что в какой-то момент он мне как бы объяснился в любви.
С учетом контекста я советую ей не принимать это всерьез.
Дома, когда я уже засыпаю, звонит телефон. Это Амбра.
– Послушай: когда ты ушла, я застала его в спальне Леа, он сидел и что-то писал. Я спросила его, время ли сейчас для письма, а он ответил: Время для письма тебе, и спросил, где моя сумочка. Я показала ему и вышла, потому что почувствовала, как заливаюсь краской. В такси я открыла сумочку – и правда, там лежал конверт с запиской. Зачитываю: Поскольку эффект алкоголя идет на убыль, я уже в состоянии утверждать, что мое объяснение в любви (сильное слово, но эквивалента нет) не было шуткой. У меня нет другого выхода, кроме как оставить тебе мой номер телефона. 0147201216. Я не буду в обиде, если ты его наберешь. И пойму, если не вправе надеяться на взаимность. Еще раз браво. Франсуа.
– Вау! Вот уж у кого нет проблем с общением…
– Ладно, согласна. Но что ты об этом думаешь?
– Да как сказать. Довольно ярко. На мой взгляд, немного помпезно для первого контакта.
– На мой, тоже, что делать, ума не приложу.
– Он тебе нравится?
– Наверно… Теперь я уже не знаю.
– Ладно, ложись спать, завтра будет видно.
Я перезваниваю ей наутро.
– Как спалось?
– Ничего, только видела странный сон, будто ругаюсь со служащей «Франс Телеком»… Я перечитала записку, и чутье подсказывает мне, что надо быть осторожной. Мужчины, изъясняющиеся на архаичном языке, либо рэперы, либо двинутые, а Франсуа не рэпер. В общем, я позвонила Леа, она сказала, мол, действуй, в конце концов, он мне нравится, и почему бы не попытаться.
– Так давай.
– Знаешь что? У меня мандраж! Ничего, если я зайду после работы и позвоню ему от тебя?
– Пожалуйста.
Как договорились, она приходит ко мне в конце дня и бросается к телефону.
– Надо спешить, я не хочу застать его, лучше оставлю сообщение.
Действительно срабатывает автоответчик. Она включает громкую связь, и мы слышим странный текст:
Малый Ларусс[2], страница 39: ископаемая смола хвойных деревьев эпохи олигоцена, произраставших на месте нынешнего Балтийского моря. Встречается в виде твердых хрупких кусков, более или менее прозрачных, желтого или красноватого цвета.
Я ничего не понимаю. Амбра вешает трубку и заливается краской.
– С ума сойти, это же определение моего имени[3]…
– А! Ну да…
– Дай-ка мне словарь, проверим.
– Не стоит, и так все ясно.
– Я знаю, но все-таки хочу проверить.
Я приношу словарь, старый Ларусс карманного издания: «Ambre (m.) – смолистое ароматическое вещество, обладающее консистенцией воска и запахом, подобным мускусу».
– Ладно, нет смысла искать дальше, твой парень совершенно трезв и понятно, что запал.
Смешно: когда я хочу быть проще, становлюсь попросту банальной.
– Что мне делать?
– Перезвони и оставь сообщение.
– Но что сказать человеку, который со мной едва знаком и меняет ради меня текст на автоответчике?
– Это же не конкурс. Будь проще.
Поколебавшись несколько секунд, она набирает номер.
Привет, это Амбра. Видишь, я тебе звоню. Ты можешь позвонить мне 0147047736. Пока.
Она вешает трубку, немного нервничая:
– Смешно, когда я хочу быть проще, становлюсь попросту банальной.
В тот же день Франсуа перезванивает ей и приглашает поужинать.
Амбра описывает мне их вечер, похожий на все первые свидания: они рассказывают друг другу о себе, пытаются сказать главное и при этом скрыть самое главное – что они думают друг о друге.
Он провожает ее до дома и заходит «еще поболтать». На дворе 2002 год, и они разговаривают. «Выпить по последней» – это вчерашний день, никто так не говорит с прошлого века.
Пылкие поцелуи. Все могло бы быть прекрасно, но, увы, она думает не о нем, а об Игоре, всегда и снова об Игоре, которого Франсуа никогда не заставит ее забыть, она это уже поняла. К счастью, Франсуа оказался джентльменом, и ей не пришлось просить его уйти – он ушел сам.
Назавтра, доставая почту, она находит в почтовом ящике любовное письмо.
Срочный совет с Леа.
– Я задыхаюсь. И вдобавок злюсь на него: все произошло быстро, слишком быстро. Так хорошо начиналось, и надо же ему было поспешить и все испортить.
– Ну ты зануда! – возмущается Леа. – Хороший человек, который не пудрит тебе мозги, такого мы все ищем, разве нет?
– Пусть это будет моя вина, пусть будет вина Игоря, а Франсуа вообще ни при чем. Он появился в неподходящий момент, что поделаешь. Теперь мне хочется одного – избавиться от него. А после сообщений, которые он оставил на моем автоответчике, чем скорее, тем лучше.
– Ты серьезно?
– Как тебе сказать?.. Его привязанность настолько осязаема, что я чувствую себя липкой. Ей-богу, по обе стороны баррикад одинаково тошно. Надо будет мне вспомнить об этом, когда меня в следующий раз бросят.
Назавтра она ужинает у Франсуа и, пользуясь случаем, порывает с ним. Для него это такой удар, что ей даже немного страшно. Уйти – мука мученическая, и, оказавшись на улице, она бегом бежит до стоянки такси. Дома она наговаривает мне сообщение.
Алло! Страница 39 словаря у аппарата. Я была права, что остерегалась – типы, которые дружат с архаикой, подозрительны… Ну да ладно, я счастлива, что дала сему воздыхателю отставку.
Дорогая Ариана, поскольку я спец по части неудачных знакомств, предостерегла бы Амбру с самого начала. Ладно, это я о себе возомнила…
Но кое-какие детали говорили о том, что ничего не получится. Детали – это очень важно, надо бы найти другое слово для обозначения «деталей»… Слово, которое включало бы в себя «мелкие признаки, отражающие нечто чрезвычайно важное». Помню, у меня был роман с одним типом как раз из-за «детали». Как-то вечером, проводив меня домой, он, как нечто само собой разумеющееся, принялся убирать в гостиной. А беспорядок-то учинили другие люди, несколько часов назад. Я сказала себе, что такое поведение наверняка говорит о доброте и великодушии. Увы, наши дальнейшие отношения обернулись полным фиаско. Вероятно, из-за других «деталей», которых я не заметила. Например, его инфантильности. Впрочем, я не жалею об этом опыте, он навсегда выработал у меня иммунитет к мужчинам моложе меня.
Так, значит, ты замужем на полставки… Мечта!
По поводу имен и фамилий, ты знаешь, что, по иудаизму, имя человека символизирует его судьбу? Поэтому новообращенные принимают иудейские имена, чтобы они олицетворяли их новую жизнь. Может быть, девичья фамилия – олицетворение прошлого, а новая будет означать нашу жизнь в качестве жены и матери. Единственное, чего я не могу понять, – как связать это с тем фактом, что мужчинам менять фамилию не надо…
На днях на свадьбе подруги я думала о тебе: не могла не смотреть на ноги девушек в открытой обуви. И еще я познакомилась с невероятной женщиной: Барбарой. Уроженка Мичигана, денег куры не клюют, так вот, она ездила в Европу со своим декоратором, чтобы купить обстановку для ее дома в Палм-Бич. Они посещали итальянские палаццо и покупали целые потолки и великолепные картины, а вернувшись, обрезали их, чтобы подогнать под размер стен! УЖАС!.. Я была вне себя! Вот из-за таких женщин, как она, американцы и слывут тупицами! Темнотой, уважающей только деньги и плюющей на Искусство или Историю.
Это Барбара заслуживает телесного наказания, а не девушки в босоножках с безобразными ногами! Природа их и так наказала этими самыми ногами, зачем же дополнительные мучения?
Ладно, мне пора бежать: я вернулась к спорту, и сейчас у меня занятие. Я хожу в маленький, очень скромный клуб и занимаюсь стретчингом. Только растяжка, никаких нагрузок, и это суперски полезно. А как у тебя со спортом?
Обнимаю тебя.
Джастина
У меня два билета в театр, а поскольку сегодня вторник, Венсан избавлен от повинности. Мой муж любит пожаловаться на свой суперплотный график, но на самом деле ему куда больше нравится проводить вечер в пабе, чем втискиваться в неудобное кресло, упираясь коленями в спинку переднего.
Мужчины обожают выходить в свет со старыми подругами, это для них все равно что каникулы
Правда, он никогда этого не признает.
Я, стало быть, пойду с Жюльеном, моим любимым верным рыцарем. Мужчины обожают выходить в свет со старыми подругами, это для них все равно что каникулы: нет необходимости открывать дверь, не приходится держать фасон и можно даже разделить счет в ресторане.
Он заходит за мной в бутик, я уже поджидаю его в дверях и вижу издалека. Жюльен высокий, стройный, темноволосый, и мне нравится его манера одеваться в несколько слоев: футболка, расстегнутая рубашка, пиджак, пальто три четверти; смесь классики и повседневности.
Жюльен – журналист-фрилансер, он любопытен и невероятно начитан; но он к тому же эпикуреец без комплексов и ищет смешное во всем, рискуя быть недооцененным теми, кто плохо его знает. Так он, надо полагать, на свой лад скрывает слишком чувствительное сердце.
Мы идем смотреть пьесу подруги детства Сильвии. Спектакли друзей – дело иной раз щекотливое. Если вам не нравится, надо не только страдать молча, но и благодарить, уходя.
Чтобы избежать неловкости, я забронировала билеты, не сказав об этом Сильвии: если пьеса окажется фигней, я позвоню ей завтра, так у меня будет время сообразить, что сказать позитивного.
Жюльен одобряет идею пройти незамеченными и полдороги уговаривает меня переодеться билетершей.
Театр расположен в тупичке, которого нет на плане, вернее, есть, но точно в месте сгиба страницы. Добрых три четверти часа спустя мы видим наконец скромную неоновую вывеску: «Театр светлого завтра», и, доставая билеты, я вдруг слышу радостный возглас.
– Ариана, ты? Вот так сюрприз!
Я оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с сестрой Сильвии, которую не видела несколько лет. А за ней – вся семья. Мы обнимаемся, радуемся счастливому случаю и, естественно, идем в зал вместе.
– Нечего сказать, выход инкогнито удался, – бормочет Жюльен.
Зал полон. Надо сказать, в нем всего два десятка мест, и, по-моему, сцена больше партера.
Уклониться невозможно, мы с Жюльеном оказываемся в первом ряду, как раз между родителями Сильвии и ее мужем, экспертом-бухгалтером, который сообщает нам, что не читал пьесы и не видел репетиций, потому что Сильвия хотела сделать ему сюрприз.
Спектакль начинается, и уже через пять минут актеры так громко вопят, что невозможно что-либо понять.
Жюльен нервно стаскивает пальто, это занимает его на несколько секунд, после чего он снова вынужден погрузиться в пьесу.
Через десять минут персонажи на грани истерики, а нас с Жюльеном разбирает смех.
Мы косимся друг на друга, и это роковая ошибка: больше сдерживаться невозможно. Жюльен ухитряется прыснуть бесшумно, но от его движения содрогается весь ряд. Чем сильнее нас трясет, тем нам смешнее, и вскоре уже отчетливо слышен скрип кресел.
В эту минуту заканчивается сцена ссоры, Сильвия остается на подмостках одна и тихонько плачет. Теперь слышны только наши всхлипы да визг пружин.
Мне приходится представлять сцены зверского кровопролития, чтобы успокоиться, но не очень получается. До самого конца только неимоверным усилием воли мне удается не расхохотаться.
Пьеса заканчивается через час примирением Сильвии с партнером, и они целуются в губы под ошеломленным взглядом ее эксперта-бухгалтера.
Измотанная своими кровавыми видениями и насыщенностью спектакля, я могу наконец посмотреть на Жюльена.
К концу спектакля он снял пиджак и рубашку и, хоть остался в одной футболке, обливается потом.
Семье Сильвии, похоже, зрелище тоже далось нелегко, но они, во всяком случае, имеют деликатность вести себя так, будто не слышали нашего хихиканья, и приглашают нас поужинать с ними. Нам удается вежливо отказаться, сославшись на крайнюю усталость, и мы идем ужинать тет-а-тет, радуясь, что можно наконец вволю посмеяться.
Надо же, как много потерял Венсан.
Но уже дома, укладываясь под одеяло, я невольно задумываюсь: а смеялась бы я так же с ним?
Не знаю, почему, но самые удачные вечера у меня выдаются, когда его со мной нет. Раньше почему-то так не было. Или было.
Не помню.
Дорогая Джастина, я в ужасе от рассказа об этой мерзкой Барбаре. Ты права, мы отправим ее домой в Мичиган, привяжем к стулу и запрем в компании девушек с безобразными ногами, которые, коль скоро она любит Италию, закидают ее спагетти болоньезе.
Уточняю, что этих девушек я хочу наказать не за безобразные ноги, а за эгоизм. Они смеют носить босоножки, а мы, бедные невинные овечки, должны на них смотреть.
Спорт? Нет, я терпеть этого не могу. Мой девиз: «Не мучиться и еще раз не мучиться».
Не в обиду тебе будь сказано, но надо быть мазохисткой, чтобы качать пресс и ягодицы!
И потом, я не люблю переодеваться, если только речь не идет о наряде. А главное – ненавижу потеть, особенно среди чужих людей.
Почему мужчины не меняют фамилию, когда женятся? Есть у меня искушение объяснить это прирожденным женоненавистничеством, но думаю, что раввин даст тебе более умный ответ.
Ухожу трудиться. Как я тебе уже говорила, мне не очень в кайф работать в бутике, но я хочу сохранить определенную независимость. Это раздражает Венсана, он считает, что я не должна попусту тратить время, когда он зарабатывает достаточно для двоих. На самом деле, я думаю, его больше смущает не это, а тот факт, что я, хоть и работаю в шикарном бутике, «всего лишь» продавщица. Вопрос социального статуса. В общем, на сегодняшний день дела обстоят так. Я не единожды имела опыт у стилистов и решила потрепыхаться, пока не смогу запустить свою коллекцию. Я надеюсь, что мои слова о Венсане не создадут у тебя о нем плохого представления, он очень меня поддерживает, и его помощь будет неоценима, когда встанет вопрос финансирования.
Целую.
Ариана
P.S. Моя фамилия означает «белая гора». Напрашивается вывод, что:
а) это естественно, что мой путь тернист;
б) возможно, мне стоит снова попробовать встать на лыжи;
в) мне следует без колебаний заказывать дополнительную порцию взбитых сливок.
«Алло? Это Амбра. Знаешь, в службе маркетинга есть один суперский парень, Гийом. Ну вот, он дал мне приглашения на концерт; пойдем со мной, Леа я тоже приглашу, скажете мне, как вы его находите».
На концерте мы с Леа приходим к единому мнению: Гийом вполне привлекателен, правда, одно ухо у него определенно больше другого, но это, кажется, ничуть не смущает Амбру. Поэтому и мы воздерживаемся от критики.
Я никак не могу проникнуться музыкой, хотя все буквально писают кипятком от группы, которую Гийом назвал «REM-хорваты». Амбра, пользуясь случаем, обзывает меня психоригидной, и я пасую перед ее энтузиазмом, тем более что обычно она слушает только оперы.
Мы идем ужинать с Гийомом и двумя его друзьями, после чего решаем закончить вечер в баре. Гийом садится в мою машину и оказывается рядом с Леа. В какой-то момент по ходу беседы он накрывает ладонью ее руку и держит некоторое время, потом убирает и продолжает разговор.
Разумеется, это не ускользнуло от внимания Амбры, которая так и кинулась на Леа, едва мы вышли из машины.
– Он накрыл ладонью твою руку, это мерзко, я сразу поняла, что он к тебе неровно дышит.
– Да ничего подобного, это чисто дружеский жест, не пори чушь.
– Как же, дружеский, вы едва знакомы. Сначала держатся за руки, а чем это кончается, всем известно.
– Брось, это ничего не значит.
Мы устраиваемся вокруг стола, и Леа садится подальше от Гийома. Музыка очень громкая, разговаривать можно только с соседями, так что Амбра завладевает им, приблизив вплотную свое щедрое декольте.
Я развожу их по домам и вижу, что Амбра увлеклась всерьез. Хоть Леа и Гийом практически не обменялись ни словом, Амбра не унимается, она уверена, что он запал на Леа. Пора бы уже чему-то между ними произойти, а то у нее развивается самая настоящая паранойя.
В следующую субботу она устраивает вечеринку (исключительно чтобы иметь повод пригласить Гийома), и мы с Леа надеемся, что он решится-таки уложить Амбру в постель.
В пятницу Леа звонит Амбре, которая наконец-то настроена позитивно.
– Все хорошо, я хочу поспать часок после обеда. Я в отличной форме, жду не дождусь завтрашнего вечера. Знаешь, что? Ты права, все получится.
Успокоенная Леа идет принимать ванну. Она плещется, звонит телефон, и включается автоответчик.
Привет, это Гийом. Я на конференции в Ницце… Я на берегу моря, мы идем ужинать, и… Я хотел сказать, что думаю о тебе. До завтра.
Ошеломление. Шок. Амбра была права.
Она лежит в ванне сколько может, а когда чувствует себя совсем скукоженной и не в состоянии оставаться больше ни минуты в воде, ставшей почему-то ледяной, вылезает и звонит мне.
Нам не требуется много слов, чтобы признать очевидное: надо все сказать Амбре.
Леа перезванивает ей.
Сонное «алло» в трубке.
– Я тебя разбудила?
– Да, нехорошо с твоей стороны, мне снился Гийом.
На помощь.
– Я как раз хотела тебе сказать… Он только что мне звонил.
– Как?
Вот теперь она совсем проснулась.
– Хм, я была в ванной, он оставил сообщение; проще всего тебе его послушать. Вот.
Пуск.
– Черт побери! Я знала, я это чувствовала, говорила тебе с самого начала.
– Мне очень жаль, правда.
– Что ты думаешь делать?
– Да ничего, мы же не…
– Не могу больше, всегда одно и то же! Он меня достал, все меня достали! Кончится тем, что я останусь совсем одна! Еще три года – и заведу кота; буду сидеть дома, и никто больше не сможет меня достать!
– Да что на тебя нашло? Не трагедия, в конце концов, вы знакомы всего две недели, ты его скоро забудешь…
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Моя кузина Виктория беременна.
– Ну и что?
– Виктория! Нет, ты представляешь? Она моложе меня на девять лет, я сидела с ней, когда она была маленькой. Я была ее свидетельницей на свадьбе два года назад. Она по своей доброте залетела не сразу, но теперь готово дело, и знаешь, что она мне сказала? «Ты сможешь сидеть с малышом, если захочешь». Идиотка! Она, конечно, не со зла, но все-таки – до каких пор я буду терпеть подобные унижения?
Леа возражает для проформы, как бы то ни было, главное – она выложила правду.
Прощаясь, Леа предлагает не приходить на ее вечеринку.
– Нет, если ты не придешь, он все поймет, он и так, наверное, призадумался, если вспомнить, как я к нему липла. И потом, я хочу, чтобы ты пришла! Все в порядке, я буду держать фасон. Возьму пример со Скарлетт, помнишь, как она пошла к Мелани, после того как ее застукали целующейся с Эшли.
Так тому и быть.
Мы с Леа долго размышляем над этой параллелью и, исчерпав гипотезы, приходим к выводу: она справится.
Наступает вечер, мы с Венсаном заезжаем за Леа, которой очень не по себе. Что же до Амбры, никогда она так мало не походила на Скарлетт. Всякий раз, когда Гийом приближается к Леа, Амбра бледнеет.
Один из кузенов Амбры клеит Леа, он зануда, но она терпит его присутствие, чтобы отвадить Гийома и успокоить Амбру.
– …Я составляю программы, позволяющие предприятиям оптимизировать свои показатели.
– …Гениально!
Через полчаса я вижу, как они целуются… Потом, поспешно покинув его, Леа подходит ко мне.
– От него разит перегаром. Бр-р… Всему есть предел, даже моему самопожертвованию.
Даю объяснения Венсану, который услышал ее и вытаращил глаза; ему все равно скучно, и он хочет домой.
Я говорю Леа, что мы уезжаем, и предлагаю подвезти ее.
– Охотно! – с облегчением отвечает она.
Мы целуем на прощание Амбру, подозрительно повеселевшую в последние четверть часа. Она даже пытается удержать Леа и шепчет ей на ухо: «Я не знала, что тебе нравится мой кузен», отчего та брезгливо вздрагивает. Кстати, когда она злится, на ее лице как будто прибавляется веснушек, видимо, показывающих состояние кипения.
Венсан тем временем рассуждает об инфантильности моих подруг.И единственное, что я могу ему ответить: я их обожаю.
– С ума сойти, как хорошо работает модель Скарлетт, после того как я поцеловала ее алкаша-кузена… – говорит мне она, садясь в машину.
Леа бросает взгляд в зеркальце заднего вида.
– Он меня совершенно растрепал, я-то похожа не на Скарлетт, а скорее на Поллукса![4]
Дома я смываю макияж, не глядя в зеркало, а Венсан тем временем рассуждает об инфантильности моих подруг.
И единственное, что я могу ему ответить: я их обожаю.
Дорогая Ариана, я сижу, печатаю одним пальцем, одновременно ем хлопья и пью саке, так что бог с ними, с заглавными буквами (если однажды тебе захочется увидеть, как я валяюсь на полу, налей мне саке).
я поставила диск «эвиты»[5], расслабляюсь и надеюсь немного тебя развлечь.
мне бы надо на будущее быть расторопнее с ответами, не знаю, как мне это удается, но я всегда все откладываю на завтра. тем не менее успеваю делать уйму дел, парадокс, не иначе.
вообще-то, если подбирать описание для твоей покорной слуги, я определила бы себя так: «вот что бывает, если не выйти замуж молодой». я, кажется, говорила тебе, что мои родные – выходцы со среднего востока (должна предупредить, что я склонна повторяться, так что заранее прошу прощения отныне и на грядущие годы). уроженцы востока любят пристраивать дочерей чем раньше, тем лучше. в двадцать лет почти все мои кузины уже были замужем, это действительно очень рано, но в большинстве своем они хотели уйти от родителей и видели только сиюминутные плюсы брака: внимание, прием гостей, платье, новый дом, драгоценности, – одним словом они разом перешли от детского стола за взрослый, миновав стол холостячек.
на мой взгляд, очень хорошо подождать и нажить опыт, но боюсь, что этот опыт нам не всегда на пользу. он делает нас пресыщенными и циничными, поскольку учит: в жизни ничто никогда не происходит так, как мы надеялись.
Я доела хлопья, и тем лучше: когда я пишу все маленькими буквами, у меня создается ощущение собственной незначительности.
И я налила себе второй стаканчик саке.
Мне вспоминается мой лицейский дружок. Мы с ним встречались год и обещали друг другу, что никогда не вступим в брак. Глупая идея, которую я приняла, хоть едва знала его. В общем, я сдержала слово и, хоть сердце мое разбилось, когда он меня бросил, сделала вид, будто нахожу это нормальным. Он сказал, что мне пора набраться жизненного опыта! И представь – год спустя он был женат, и я больше никогда его не видела.
Встреть я его сегодня, отвесила бы знатную оплеуху в наказание за то, что он обрек меня на проклятие, пожелав набраться опыта. И выплакалась бы на его плече по множеству причин. Не потому, что он на мне не женился, но из-за всех разочарований, которые пришли с этим самым опытом.
Романы у меня были, своих бывших я перестала считать, когда их перевалило за тридцать, а это было несколько лет назад.
Однажды один знакомый хотел устроить мне свидание вслепую с каким-то парнем; задав несколько вопросов, я поняла, что речь идет о моем брате! Впору подумать, что я перепробовала всех холостяков Манхэттена…
Третье саке.
Ладно, тебе покажется, что я хандрю и злобствую. Сменим тему.
Меня не удивляет, что Венсан не чувствует себя комфортно среди твоих подруг. Но он по крайней мере не мешает тебе видеться с ними. Как правило, все мужья, которых я знаю, не любят незамужних приятельниц своих жен. Боятся, что они откроют им глаза, ибо видят насквозь их «стеклянный дом». Это вопрос контроля: их брак не слишком крепок, поэтому они пытаются держать под контролем жен, а незамужние подруги представляют угрозу.
Помню, один из моих бывших ни за что не хотел встречаться с моими подругами. Я долго ломала голову, почему, и нашла-таки ответ. Во-первых, у него не было терпения, чтобы поближе их узнать. А во-вторых, думаю, боялся, что одна из них потрясет меня, как грушу, и спросит: «Какого черта ты делаешь с этим идиотом?»
Ты написала мне в последнем письме, что порой кое в чем завидуешь незамужним. Я тебя понимаю – семейным парам действительно незнакома волшебная радость предвкушения. Пресловутая лихорадка еще не пристроенных.
И потом, я, например, могу по своему выбору встречаться с разными мужчинами каждый вечер. (К сожалению, такого никогда не случается, разве только в «Сексе в большом городе».) Перед выходом я тщательно готовлюсь, это целый ритуал, и я уверена, что ни одна замужняя женщина так не старается.
Лет пять назад был у меня ужин со старыми университетскими подружками, этакий девичник. Мы все были не замужем, кроме двух девчонок, окрутивших денежных и довольно нудных типов. Естественно, не успели мы сесть, замужние спрашивают нас: «Ну?» Выходит, мы пришли их развлекать. Это очень действует на нервы. Помню, я рассказала о своем романе с парнем, в которого безумно и глупо влюбилась. Я привела массу деталей (ты знаешь, что я обожаю детали), расписывая поэтапно нашу встречу. Рассказала, как после нескольких месяцев флирта мы наконец поцеловались. Ариана, видела бы ты их! Они буквально впитывали мои слова, и я поняла, что им этого отчаянно не хватает. И у меня не было ни малейшего желания поменяться с ними местами.
Четвертое саке.
Ты улавливаешь мою мысль? Я пытаюсь сказать вот что: не знаю, лучше ли тянуть лямку одной или с му… мужчиной. Знаю одно: если тебе не судьба выйти замуж до тридцати лет (или тридцати пяти, или больше), в твоих интересах быть сильной и чертовски независимой. Я завидую кузинам, но не до такой степени, чтобы пожелать моим будущим дочерям жить такой жизнью, как они. Мне бы хотелось, чтобы мои дочери вышли замуж между двадцатью пятью и двадцатью восемью годами. (Мне немного стыдно это признать, но, боюсь, я бы предпочла, чтобы мои дочери вышли замуж еще раньше.)
Вдобавок я поправилась, потому и вернулась к спорту. И теперь у меня все тело ломит. Я поставила крест на низкокалорийных пирожных и мороженом, три кило набрала, увлекшись этой пакостью, и поэтому теперь мой обед составляет только мисочка хлопьев. Мюсли, содержащие четырнадцать минералов и витаминов; и молоко, разумеется, обезжиренное.
Кстати, та девушка, что вышла замуж в прошлый уик-энд, – одна из незамужних подружек с того ужина, о котором я тебе рассказала. В таких случаях я говорю себе, что наверняка следующая очередь моя. Или еще думаю: «Если останется только одна…» Ну да ладно.
Я допила четвертое саке, я пьяненькая, и мне все труднее попадать по нужным клавишам. Проще будет предоставить пальцам колотить, как им хочется.
ЗинзмвжнМсдлгкху
Надеюсь, ты смогла проследить за беспорядочным ходом моей мысли.
В постельку.
Целую.
Джастина
P.S. …Не помню, что хотела сказать.
P.P.S. Ах да, у меня жутко ноют ляжки, все из-за этой СТЕРВЫ тренерши, она на меня взъелась, назвала размазней; у меня отпала челюсть!
P.P.P.S. Завтра перечитаю «Джейн Эйр» и тебе советую, когда накатит хандра, достаточно трех страниц, чтобы сказать себе: могло быть и хуже.
Милая, это я. Я свободен завтра вечером, хочешь, поужинаем вместе? Мне надо попросить тебя кое о чем. Перезвони мне.
Отец никак не привыкнет к мысли, что я половину недели одна. Сколько я ни твержу ему, что меня это устраивает, он все равно беспокоится. Боюсь даже представить, что было бы, будь я не замужем. Он только в последние годы стал таким, а раньше был просто втайне сентиментален. Но после ухода мамы он хочет заменить ее на всех фронтах и пытается стать матерью-наседкой, какой она никогда не была.
Завтра вечером мы встречаемся у бабушки, чтобы провести с ней немного времени перед выходом в ресторан.
Раньше мы попросили бы ее приготовить нам что-нибудь вкусненькое на ужин, но она стареет, моя бабуля, и мы не хотим ее утомлять. Альцгеймер тут как тут, и она меняется с каждым месяцем. За ней теперь присматривает сиделка, чего она, разумеется, терпеть не может и по мере возможности старается ни о чем ее не просить, а то и откровенно игнорирует.
Придя, я застаю ее, как всегда, за вязанием. Это единственная деятельность, в достаточной степени механическая, которая еще ей по силам. Она вяжет одеяла, весьма оригинальные, потому что уже забывает делать углы. Ее одеяла – круглые.
Круглое одеяло – не самая удобная вещь, надо не шевелиться, чтобы оно прикрывало ноги, а это, конечно же, невозможно. Каждую ночь я просыпаюсь оттого, что мерзнут не только ноги, но и все остальное: по непонятной мне причине одеяло соскальзывает и падает на пол. Я поднимаю его и каждый раз обещаю себе заменить, но, естественно, не могу на это решиться.
Во всяком случае, первые три дня недели. В четверг я убираю то, что Венсан называет моим «большим шерстяным блином», в шкаф и застилаю нашу кровать красивым стеганым одеялом.
– Давненько ты не представляла мне жениха.
– Правда, бабуля, потому что я замужем.
– Не тяни слишком долго, не то я совсем состарюсь, а я хочу еще потанцевать! И купить себе желтое платье. На твоей свадьбе я буду в желтом.
Внешне мы совершенно разные. Она – настоящая русская крестьянка: маленькая, коренастая, светловолосая, с голубыми глазами, которые кажутся выцветшими, до того они светлые.
Но с раннего детства мне спускали все шалости, потому что в момент наказания бабушка всегда говорила: «Оставьте! Она – вылитая я». И этот ее славянский акцент, который я так люблю. Когда бабуля познакомилась с Венсаном, парижанином до мозга костей, она воскликнула в простоте душевной: «Я обожаю ваш акцент!» И показала ему все альбомы с семейными фотографиями. Он был очень вежлив с ней и очень терпелив, но это было самое начало нашего романа, и я умирала от стыда. Я пообещала себе тогда не повторять этот опыт.
Этого и не понадобилось, потому что я вышла за него замуж.
Приходит папа, целует ее, тревожится, слыша ее кашель, проверяет, полон ли холодильник и готов ли обед, вскрывает ее почту, ничего не оставляет без внимания.
– Ты приняла лекарства?
– Даже если я забуду, Марта мне напомнит, верно? Бедняжка, она здесь для ухода за мной, как будто я больна.
– Она здесь, чтобы помогать тебе, вот и все.
– Я не нуждаюсь в помощи. А вот ты неважно выглядишь.
– Я прекрасно себя чувствую! Смотри-ка, я принес тебе сырный пирог…
Невероятно трогательно, как он заботится о матери.
Они пикируются, а я смотрю на них и думаю, что однажды придет моя очередь заботиться о нем.
Дорогая Марион Джонс[6],
Как твои ляжки?
Спасибо за длинное письмо; если ты действительно печатаешь одним пальцем, скажи своему указательному, что я перед ним преклоняюсь. (Надеюсь, ты печатаешь все-таки не большим?)
Я уловила твою мысль, невзирая на саке, и не понимаю только одного – как ты можешь расслабляться, слушая «Эвиту».
Я вот никогда ничего не откладываю на завтра, не потому что я Wonder Woman[7], просто иначе не получается. Когда мне надо что-то сделать, я нахожусь в состоянии стресса, пока это не сделано. Чистой воды невроз, но практично. И еще утомительно. Мне приходится вставать только для того, чтобы закрыть бутылку с водой. Ужас. Вот я пишу эти строки и сразу вспоминаю о невыглаженном белье, неразобранной почте и предстоящем походе в магазин. Надо прекращать, не то испортим наше общение. Порочный круг, потому что всегда находятся какие-то дела. А когда думаешь, что все сделано, надо начинать по новой. У тебя бывает когда-нибудь все в ажуре с бумагами? Лично мне это никогда не удается: всегда «почти». Ладно, пора успокоиться, а то если я буду продолжать в том же духе, у тебя голова пойдет кругом без всякого саке.
Кстати, кто ты по знаку зодиака? А свой асцендент[8] знаешь?
Я совершенно с тобой согласна по поводу «радости предвкушения». Смотрю на моих подруг – некоторые из них буквально махнули на себя рукой, с тех пор как окольцованы. Мы иногда встречаемся в ресторанах – они не накрашены, не причесаны и явно не переодевались с утра, и это прискорбно. Тем более что на уровне шопинга у них просто феноменальная скорострельность. Я-то по крайней мере пытаюсь! (Каждый раз, готовясь к выходу, я вспоминаю кулинарные рецепты, заканчивающиеся радостным «Готово!». Накрасившись, я смотрюсь в зеркало и думаю об этом. То же самое, только мое «Готово» без восклицательного знака.)
Согласись, что «сохранившие пылкость чувств» после многих лет супружества либо вруны, либо актеры большого экрана, либо редкие везунчики, которых, впрочем, я никогда не встречала.
«Сохранившие пылкость чувств» после многих лет супружества либо вруны, либо актеры большого экрана, либо редкие везунчики, которых, впрочем, я никогда не встречала.
Вообще, я нахожу, что кокеток становится все меньше. Всегда найдутся бабенки, озабоченные только своей внешностью, но я говорю о женщинах, считающих, что быть ухоженной – это форма вежливости. Я заметила, что на свадьбе Сары ты регулярно подкрашивала губы, и это, по-моему, очень хорошо.
На следующей неделе Венсан должен ехать в Гамбург, он вернется в Париж только в воскресенье, и мой отец, воспользовавшись случаем, попросил меня пойти с ним на свадьбу Клер, дочери его друга. Мне не очень хочется, я ее едва знаю, но отец настоял на своем. Он говорит, что мне полезно будет развеяться, но на самом деле я думаю, что отсутствие Венсана напоминает ему о его собственном одиночестве, чего он не переносит.
Я купила «Джейн Эйр», когда-нибудь она мне наверняка пригодится. А пока я присовокупила ее к кипе книг, которые терпеливо ждут, когда у меня найдется для них время.
Ладно, пора спать, у меня раскалывается голова, а сосудистый криз был бы сейчас совершенно некстати.
Целую.
А.
P.S. Ты правильно сделала, что отказалась от низкокалорийных продуктов. Мороженое, шоколад, мужчины… некоторые вещи должны быть полноценными.
P.P.S. И сочувствую твоей ломоте, я-то думала, что твои занятия приятные, расслабляющие, просто растяжка… Как раз то, что нужно! (Если у тебя опять отвисла челюсть, воспользуйся случаем и сунь в рот что-нибудь сладкое.)
Утро тянулось бесконечно, и я с нетерпением ожидала Жюльена, который зашел за мной в бутик, чтобы повести обедать.
Жюльен только что пережил разрыв, как я подозреваю, мучительный, но, по своему обыкновению, он бодрится и уверяет, что все хорошо. Естественно, разговор заходит о парах, и я даю себя уболтать, хоть и все понимаю.
– Все равно бы ничего не получилось, она была слишком… женщиной.
– Что значит «слишком женщиной»?
– Слишком непохожей на меня. Достаточно сравнить наши квартиры, чтобы понять, что мы никогда не сможем жить вместе. У меня в ванной комнате всего несколько вещей: зубная щетка, паста, крем для бритья, мыло и старенькое полотенце. У нее их… двести тридцать семь! И я понятия не имею, для чего предназначено большинство.
– Да что ты несешь? У всех пар то же самое, это не значит, что их отношения обречены!
– Есть и еще кое-что! Например, она переодевалась по любому поводу. Сходить в магазин, съездить в банк, просто спуститься за почтой… Под любым предлогом ей надо было перемерить кучу шмотья и прихорашиваться часами. Ты меня знаешь, я надеваю костюм только на свадьбы и похороны, а так, по жизни, не напрягаюсь.
– Это все мелочи. А у нее какие были к тебе претензии?
– О, она только и делала, что жаловалась. В основном на «недостаток внимания» с моей стороны. Или что-то в этом роде. Я пропускал мимо ушей.
– Ты строишь из себя крутого, но ты как Амбра: просто дрейфишь.
– Нет, правда, нет. Ты же знаешь, мужчины не хнычут, вспоминая лучшие моменты, они утешаются, представляя худшие. Вот, например, что меня просто сводило с ума: когда мы ссорились, за ней всегда должно было остаться последнее слово. Пару раз я попытался ее окоротить, и что ты думаешь? Мои последние слова тут же становились началом новой ссоры! Ад, да и только. Не выдержав, я отыгрывался на ее коте. Она обожает своего кота, и я тоже делал вид, что люблю его, но когда она вконец меня доставала, украдкой бил его ногой.
– Ты больной.
– Нет, просто трезво смотрю на вещи.
Официантка со слегка отсутствующим видом, слава богу, прерывает нас, пока я не начала злиться.
– Еще что-нибудь?
– Я бы выпил кофе без кофеина…
Жюльен смотрит на меня, я качаю головой: ничего не хочу.
– Тогда без кофеина, пожалуйста.
Через две минуты официантка возвращается с двумя чашками кофе. Мы говорим, что заказывали только одну.
– Разве вы не сказали «так два с кофеином»? – смешно чеканит она по слогам.
– Нет, я сказал «тог-да-без-кофеина».
Она уносит чашки. Жюльен повязывает шарф и смотрит на меня.
– Меня не понимают, даже когда я заказываю кофе, а ты хочешь убедить меня, что я создан для жизни с женщиной?
Звонит мой мобильный, это Сильвия.
У нее премьера новой пьесы, и она послала мне приглашение. Жюльену, конечно, тоже. Задавшись вопросом, надо ли быть в восторге или ужасе, мы выбираем оба варианта.
Я предлагаю пойти порознь, чтобы не рисковать, но стоит ли лишать себя такого удовольствия?
Решено, мы пойдем вместе и торжественно обещаем друг другу держаться в рамках.
Дорогая Ариана, вот и я, снова с «Эвитой», но на сей раз без саке.
Я тут думала о смене фамилии в замужестве и согласна с тобой: это все-таки варварство. Но я без труда смогу приспособиться, если встанет вопрос.
Это напомнило мне одного типа, которого я встречала каждое лето в отпуске. Однажды я увидела его с красивой девушкой и подошла поздороваться. Он не представил нас друг другу, тогда я повернулась к ней и сама назвалась, а она прошелестела в ответ: «Я невеста Джо». «А тебя как зовут?» – спросила я. Девушка уже не воспринимала себя иначе – только придатком к этому Джо. Я снова увидела их два года спустя. Джо обращался с ней как с последним дерьмом, и я подумала: по заслугам!
Не помню, говорила ли я тебе, что одна из моих лучших подруг перебирается в Париж. Она девушка умная и очень способная. Свободно владеет французским и английским и учится в Оксфорде, готовит диплом по… Я решительно не способна запоминать темы дипломов. (То же самое, когда речь идет о консультантах, никогда не знаю, в какой области.) Ладно, проехали.
Она замужем, и у нее трое детей: Кэндис, Дэвид и… Черт! Забыла. Я плохая подруга, мне стыдно. Подруга играет на виолончели и прекрасно поет… Не знаю, что на меня нашло, ни дать ни взять, приятельница моей матери, обожающая всех сватать. В общем, я дам ей номер твоего телефона, мне очень хочется, чтобы вы познакомились.
Свадьба той девушки состоялась в узком кругу, всего около восьмидесяти человек, и они решили устроить ее в загородном доме родителей невесты. Церемония была очень трогательная, и все плакали. Я, правда, нет. Мне поручили фотографировать, и я была слишком занята, чтобы плакать.
Под конец, когда настало время идти в спальню с мужем, она подошла к нам (компании старых подруг) и тоже расплакалась. Ее спросили, в чем дело, и она ответила: «Я не хочу уходить, хочу остаться с вами и мыть посуду». Тут и я разревелась, а за мной и все остальные. Я все помню, будто это было вчера.
Я сделала перерыв, чтобы съесть миску хлопьев, и теперь мне намного лучше.
Вчера вечером я ужинала с парнем, с которым познакомилась через отца. Вообще-то моим родителям строжайше запрещено вмешиваться в мою личную жизнь, и я ненавижу, когда они говорят обо мне со своими друзьями, но отец заверил меня, что все произошло само собой. Он-де встретил друзей с сыном, и они решили, что хорошо бы нас познакомить.
Отец сказал, что дал номер моего телефона, и так мялся при этом, что я дрогнула. Особенно когда он добавил с растерянным видом: «Это тебя ни к чему не обязывает». А потом достал меня речью в духе: «Даже если Прекрасный принц позвонит в твою дверь, ты сделаешь вид, будто не слышала. Если все-таки откроешь, то захлопнешь дверь перед его носом, прежде чем он успеет поздороваться». Трудно после этого отказаться от знакомства.
Я спросила, симпатичный ли сын друзей, а он ответил, что ничего не понимает в парнях и уже забыл, как он выглядит.
«Мой отец – врун».
Так я подумала, когда Бенжамен Шерман зашел за мной. Такого лица отец забыть не мог!
К моему немалому удивлению, он повел меня в кошерный ресторан. Вроде его родители не были религиозны. Он с гордостью подтвердил это: «Верно, только я».
Затем я выслушала подробный отчет о корнях и развитии его веры. Когда Бенжамен закончил, мы сидели за столом уже не меньше часа. И без всякого перехода он спросил, что я о нем думаю.
Немного смутившись от такого вопроса в лоб, я вздохнула с облегчением: не стоило продолжать это недоразумение.
– Думаю, что у нас ничего не получится. Я не слишком религиозна, а тебе нужна женщина, которая будет разделять твою веру.
– Совершенно согласен. Но перепихончик мог бы получиться.
– …Не со мной.
Я не дрогнула и сохранила лицо, но просто опомниться не могла. В шоке.
Десерта не надо, спасибо.
Потом я сказала себе, что у этой истории есть и хорошая сторона: если я расскажу ее родителям, они в следующий раз как следует подумают, прежде чем меня сватать.
Пора идти на занятия. Если эта стервоза-тренерша опять будет меня доставать, я отправлю ее в камеру пыток к Барбаре и девушкам в босоножках.
Целую.
Джастина
P.S. Так и не вспомнила имя третьего ребенка. Досадно.
P.P.S. Я встречаюсь с тремя мужчинами на той неделе, как знать…
Сегодня великий вечер: мы с Жюльеном идем смотреть новую пьесу Сильвии, и я во всеоружии: мысленно заготовила целый ряд прилагательных для оценки спектакля, которые ровным счетом ничего не значат. Я ненавижу врать и никогда не смогу похвалить, если мне не понравится, так что мой список наготове: «удивительно», «оригинально», «неподражаемо», «неожиданно»… Даже если пьеса окажется чушью, мне будет что сказать.
Вот мы уже усаживаемся в зале, который, слава богу, нормальных размеров, и, к моему великому облегчению, я не вижу ни одного знакомого лица.
Чтобы на сей раз одолел смех, надо быть совсем уж двинутыми, ибо сюжет пьесы – долгая агония человека, который перед смертью делится своими сожалениями с медсестрой.
Мизансцена самая скупая, он не встает с постели и только иногда пьет и принимает лекарства в свете ночника – никакого другого освещения на сцене не наблюдается.
Мы с Жюльеном страдаем молча и, естественно, встрепенувшись, когда сцена вдруг погружается в темноту, замираем в ожидании, какой оборот примет пьеса. Потом, увидев прокравшегося из-за кулис рабочего сцены, который поспешно меняет лампочку в ночнике, понимаем, что затемнение было чисто случайным, и монотонность вновь вступает в свои права.
Два часа спустя мы умираем от скуки, и свет нам не мил; старик раскаивается и отходит с миром; и очень кстати, потому что я проголодалась.
Невозможно уйти, не обняв Сильвию.
Я выкладываю ей ничего не значащие слова, немного скорректировав по ситуации («Этот текст, наверно, интересно было бы прочесть»), и передаю слово Жюльену.
Этот мерзавец, добрых пятнадцать минут во время представления посматривавший на часы, рассыпается в комплиментах. «Великолепно, мне так понравилось, какой чудесный спектакль…» С ума сойти! Сильвии надо остаться поговорить с режиссером, но она спрашивает, куда мы пойдем ужинать, может быть, ей удастся к нам присоединиться.
Когда мы остаемся одни, я называю Жюльена подхалимом и лицемером, он защищается, говоря, что был просто вежлив, и мы идем в ресторан. Против ожиданий через двадцать минут к нам присоединяется Сильвия.
Она возбужденно сообщает нам, что пьесу засняли для кабельного канала.
«Ты уж предупреди Жюльена, когда будет передача, раз ему так понравилась пьеса, пусть пересмотрит».
Я думала посадить его в лужу, но он, не моргнув глазом, снял пиджак и подхватил:
«Точно, а если меня не будет дома, я сделаю запись».
Сильвия в восторге, так оно всегда бывает. А он, глядя на мое изумленное лицо, поддает жару:
«Предупреди Ариану, пусть она тоже запишет, на всякий пожарный».
Готово дело, весь вечер сдерживаемый смех одолевает меня, и я вынуждена лезть в сумку, чтобы спрятаться под столом.
На этот раз я возвращаюсь домой в отличном настроении.
Я обожаю театр.
– Это Амбра. Ни за что не догадаешься, с кем я уезжаю на уик-энд… С Гийомом! Из отдела маркетинга, тот, с кем я…
– Я прекрасно помню, тот, что запал на Леа.
– Спасибо за напоминание. Ладно, думаю, у него это прошло, потому что, когда я встретила его вчера в лифте, он пригласил меня выпить кофе. Слово за слово, и мы провели вместе весь вечер. И знаешь что? Он поцеловал меня, прощаясь!
– И?
– Потрясно, правда? Но это еще не все: он едет в пятницу в Брюссель, ему надо быть на каком-то концерте, и он предложил мне приехать к нему и провести уик-энд в Амстердаме.
– Вот как! Быстро дела делаются!
– Ты тоже заметила? Но я боюсь упустить его, если заставлю ждать.
– Если любит – подождет.
– Ой, слушай, так говорили в лицее, но теперь все иначе: мы взрослые. Доставляем друг другу удовольствие, не задаваясь вопросами.
– Это и есть определение взрослости? Не забудь предупредить, если решишь составить словарь.
– Не говори о словарях, сразу вспоминается тридцать девятая страница. И не занудствуй, я просто хочу доставить себе маленькую радость.
– Валяй, доставь себе маленькую радость, моя красавица.
– Я позвонила Леа спросить, как называется отель, который ей понравился, а она мне: «Я забыла, спроси у Арианы, она – моя ходячая память».
– Ну Леа дает, я там никогда не была! Но, кажется, «Голубой тюльпан» или что-то в этом роде.
– Точно! Ладно, сейчас позвоню туда, пока.
В субботу утром сияющая Амбра садится в скоростной поезд до Амстердама.
Гийом встречает ее на вокзале, и весь день они бродят по городу, спокойно прогуливаются вдоль каналов, по рынкам и кафешкам, по магазинчикам и галереям.
В субботу вечером они добираются до отеля и поднимаются в свой номер на последнем этаже. Амбра подходит к окну, и ей открывается великолепный вид. Она машет Гийому, призывая подойти к ней.
– Посмотри, как красиво, – шепчет она.
– Отсоси у меня, – отвечает Гийом.
– Угадай, кто вернулся?
– Мама?!
– Как хорошо дома!
– Что же ты не предупредила меня, я бы тебя встретила. Педро с тобой?
– Нет, он остался там, все кончено. Я слишком стара для ангажированных поэтов, в следующий раз найду кого-нибудь посолиднее. Приходи ко мне скорей, я тебе столько всего должна рассказать.
«В следующий раз». Ни тени сомнений. Но хуже всего, что она права.
Моей матери пятьдесят пять лет, дважды была замужем и с тех пор не оставалась одна больше нескольких месяцев. В ее личной жизни нет места страданиям, или же она хорошо умеет их скрывать. Мать родилась и выросла в Нью-Йорке, поэтому у нее легкий акцент, который все находят очаровательным. От своего привилегированного детства дочери высокопоставленного чиновника она сохранила вкус к роскоши и апломб, которого я побаиваюсь с рождения.
Идя по направлению к ее дому, я задаюсь вопросом, почему все всегда так просто для матери и сложно для меня.
Я часто критиковала ее, но думаю, что мне, возможно, есть чему поучиться.
Начиная с этой немыслимой непринужденности, отличающей каждое материнское движение.
Можно ли этому научиться? Нет, это врожденное. Это или дано, или не дано. А мне не дано, понятное дело.
Как и способности носить белое, не посадив ни пятнышка. Мне это никогда не удавалось.
Если позволяет погода, моя мать носит только белое. Она может позволить себе даже такую роскошь, как двенадцатичасовой перелет в белом льне, и по прибытии ее одежда не только девственно чиста, но и едва помята, ровно настолько, чтобы иметь непринужденный вид.
Это убивает меня. Я восхищаюсь, но меня это убивает.
Ее квартира – занятная смесь стилей и красок, вещиц, привезенных со всех концов света, но подобранных со вкусом.
Мать суетится, заваривает чай, щебечет… Она весела, и все кажется легким.
Осведомляется о Венсане, отце и бабушке в одной фразе и, как всегда, слушает мой ответ вполуха. Поэтому мне всегда трудно говорить с ней по душам. Тем более что мои попытки периодически заканчиваются унизительной неудачей. Но что-то во мне упорствует, и на этот раз мне снова хочется попробовать.
– Знаешь, мне приснился странный кошмар в твое отсутствие. С тобой и пластмассовыми цветами.
– Расскажи.
– Это была моя свадьба, много народу, но все одеты кое-как, даже я. Всех тошнило. Но кошмар не в этом. Вдруг среди этого хаоса я заметила, что цветы пластмассовые. Я искала тебя повсюду, чтобы сказать об этом. Наконец нашла и закатила тебе ужасную сцену, спрашивая, как ты могла так поступить со мной. Что ты делаешь?
– Извини, сейчас начнется мой сериал.
– Как ты можешь! Я тебе рассказываю важные для меня вещи, а ты включаешь телевизор! Я еще не закончила: там не было жениха!
– Милая, сны ничего не значат, а чужие сны никому не интересны. Садись, посмотри со мной, вот увидишь, как это забавно.
– Да с каких пор ты смотришь эту чушь?
– Пристрастилась в Аргентине, у них худшие telenovelas[9] в мире. То есть лучшие. Тсс, начинается.
Она берет меня за руку и чуть ли не силой заставляет сесть рядом.
Я сижу смирно, не хочу ссориться и, главное, понимаю, что мы давно ничего не делали вместе. Что ж, хоть посмотрим дебильный сериал, тоже дело.
Конец ознакомительного фрагмента.