Глава 3. Стратегии реализации этнополитики в современном мире
1. Основные концепции этнической политики и их содержание
Гражданское единство в принципе не снимает проблему взаимоотношения этнического большинства и меньшинств, автохтонных народов и иммигрантских групп. Эта проблема обостряется и в авторитарных и в демократических государствах. Однако разница между ними в том, что демократические режимы способны к самосовершенствованию, в том числе и за счет обновления содержания концепций и политических практик, обеспечивающих взаимодействие различных культур и народов в рамках гражданского общества. В эпоху модерна в странах с республиканским типом политического устройства произошла смена, по крайней мере, трех основных концепций национально-гражданской интеграции.
Исторически первой из них была концепция культурной ассимиляции. Она возникла во Франции еще в период Великой французской революции и выражалась в лозунге: «Одна страна, один язык, один народ», что предполагало, разумеется, не уничтожение различных этнических общностей, проживающих в стране, а их культурную ассимиляцию в условиях равенства гражданских прав.
Ассимиляция предполагает, что этнические меньшинства и иммигранты утрачивают собственные этнические черты в процессе урбанизации и модернизации, межэтнических браков, аккультурации (т. е. включения в иную культуру) и других процессов взаимоуподобления между взаимодействующими этноспецифическими группами. Понятно, что ассимиляционные процессы отличаются многообразным характером темпов и форм и поэтому их оценка не может быть однозначной. В науке четко различаются понятия «естественная» и «насильственная» ассимиляции. Естественной культурной ассимиляцией в целом была американская модель «плавильного тигля». Человек мог быть итальянским католиком, германским протестантом, малороссийским иудеем, но прежде всего он был американцем. Это значило, что он признавал американские институты и разделял американские ценности.
Иммигрантские группы населения США осваивали гражданские нормы на основе не только единого английского языка, но и совокупных норм культуры, так называемого «белого протестантского большинства». Да и в большинстве других западных стран преобладающей стала модель культурной ассимиляции (Швейцарская конфедерация с ее тремя государственными языками была, скорее, исключением из правил).
Такого рода этнические ассимиляционные процессы происходят, как правило, безболезненно, не ведя к заметным этническим конфликтам.
Насильственная ассимиляция связывается с целенаправленной политикой государства на поглощение, уменьшение функциональной роли других этносов. В реальной жизни бывает, однако, трудно провести линию размежевания между естественной и насильственной ассимиляциями.
Однако со временем все разновидности ассимиляционной концепции доказали свою ограниченность. Во-первых, даже в демократических государствах ассимиляция не носила сугубо добровольного характера и была плодом, в той или иной мере, целенаправленных усилий властей, что дает основания современным либеральным мыслителям оценивать подобную политику как насильственную – «культурный империализм в отношении других этнических групп» [1, с. 79]. Во-вторых, ассимиляция далеко не всегда приводила к желаемому результату, и зачастую локальные культуры или культуры мигрантских сообществ, которые, казалось бы, слились с доминирующим большинством той или иной страны, вновь воспроизводились в некоторых случаях как оппозиция его неизбежного давления.
Однако уже со второй половины XX в. культурная ассимиляция стала все более негативно восприниматься вначале элитарными слоями, а затем и западным общественным мнением, которое тогда не умело отличить насильственную ассимиляцию от добровольной гражданской интеграции. Кроме того, интеграция тогда была еще непоследовательной и неполной, например, в США она ограничивалась расовой сегрегацией. Эти ограничения должны были быть сняты, однако вместо совершенствования интеграционной политики ее просто отбросили. Такое часто бывало в истории.
Такая позиция нашла свое выражение и в документах международных организаций, например, в Программе развития ООН (UNDP). В ее докладе 2004 г., посвященном культурным компонентам развития человечества, отмечается: «Если XX век что-то и доказал, так это то, что попытки ликвидировать или просто вытеснить культурные группы вызывают их упорное сопротивление. Признание же существования культурной самобытности, наоборот, приводит к разрядке постоянной напряженности» [2]. Так или иначе, в современном мире большинство развитых государств и немалая часть развивающихся стран отказалась от концепции культурной ассимиляции. Пожалуй, лишь Франция проводит уникальную этническую политику «культурного централизма» в противоположность политике культурного федерализма или культурного многообразия в других странах ЕС и США. Там не признается существование этнических общностей: есть только граждане и в этом смысле все они – французы. Поэтому Франция – единственная из стран ЕС, не подписавшая Рамочную конвенцию Совета Европы «О защите национальных меньшинств», как, впрочем, и другие международные документы по этой проблеме.
В большинстве демократических стран на смену доктрине культурной ассимиляции пришла идея и практика поощрения культурного многообразия, получившая название мультикулътурализм.
Мультикультурализм до сих пор является одним из наиболее расплывчатых терминов политического лексикона, означающим лишь то, что в него вкладывает каждый говорящий. Защитники мультикультурализма рассматривают его как характеристику современного общества, представленного многообразием культур, и как сугубо культурологический принцип, заключающийся в том, что люди разной этничности, религии, расы должны научиться жить бок о бок друг с другом, не отказываясь от своего культурного своеобразия, должны жить в рамках единого государства.
Пожалуй, раньше других – в 1950 г. – она нашла косвенное отражение в Конституции Индии, где была сделана попытка соединения норм западной демократии с признанием культурного многообразия страны. Однако первой страной, в которой в 1971 г. доктрина мультикультурализма была провозглашена официально, стала Канада. Изначально принципы мультикультурализма в Канаде были ориентированы на собственные северные народности и вечно угрожающий отделением Квебек. Возможно, это и сохранило франкофонскую провинцию в составе Канады – ей предоставили достаточную свободу, чтобы желание остаться в федерации перевесило готовность выйти из нее. Впоследствии – с ростом иммигрантского потока – принцип поддержки культурного многообразия был распространен и на прибывающих в страну. Кроме того, мультикультурализм помог смягчить поляризацию канадского общества и по этнорелигиозному принципу.
Вслед за Канадой в 1973 г. такую же политику стала проводить Австралия, чтобы уйти от расистского образа «белой страны». Красочное представление с участием австралийских аборигенов на открытии Олимпийских игр в Сиднее стало новой визитной карточкой многокультурной Австралии. В 1975 г. ее примеру последовала Швеция. Постепенно в той или иной форме мультикультурализм вошел в политическую практику Великобритании и ряда других стран Запада, а с начала 1980-х гг. его принципы вошли в политическую практику большинства стран Запада и стали нормой, своего рода кредо для международных организаций.
Данная концепция широко представлена в политической практике США, поощряющей мультикультурное образование. Кроме того, базовая для Америки доктрина «политической корректности» (political correctness) провозглашает, что эта страна «выступает за большую терпимость к человеческому многообразию [1, с. 78].
Почти четыре десятилетия наблюдения за последствиями внедрения в жизнь этой политической доктрины дают основания для вывода о том, что она, решая одни проблемы, например, обеспечивая привыкание людей к неизбежному и растущему в современном мире культурному разнообразию, порождает другие, усиливая межобщинный раскол общества и провоцируя межгрупповые конфликты.
Во многих странах мира возникли замкнутые моноэтнические, монорелигиозные или монорасовые кварталы и учебные заведения. В студенческих столовых возникают столы «только для черных». Появляются «азиатские» общежития или дискотеки для «цветных», вход в которые «белым» практически заказан. В 2002 г. имам небольшого французского города Рубо посчитал недопустимым въезд в этот населенный пункт Мартины Обри, известнейшей политической персоны – мэра города Лилля, бывшего министра труда, впоследствии лидера Социалистической партии и кандидата в президенты Франции. Имам назвал свой городок «мусульманской территорией», на которую распространяется «харам», т. е. запрет для посещения женщины-христианки. Это пример часто встречающейся и парадоксальной ситуации – мультикультурализм на уровне страны оборачивается жесткой сегрегацией на локальном уровне.
Такие же превращения происходят и с иными ценностями, которые в 1970-е гг. лежали в основе самой идеи мультикультурализма. Эта политика, по замыслу ее архитекторов, должна была защищать гуманизм, свободу культурного самовыражения и демократию.
В замкнутых исламских кварталах Берлина, Лондона или Парижа молодежь имеет значительно меньшие возможности социализации и адаптации, чем их сверстники, живущие вне добровольных гетто. Уже поэтому невольники общин заведомо не конкурентоспособны на общем уровне страны. К началу 2000-х гг. в Берлине лишь каждый двенадцатый турецкий школьник сдавал экзамены за полный курс средней школы, тогда как из числа немецких школьников такие экзамены сдавал каждый третий выпускник. Понятно, что и безработица затрагивает молодых турок в значительно большей степени, чем немцев. В 2006 г. 47 % турчанок в возрасте до 25 лет и 23 % молодых турок являлись безработными и жили за счет социальных пособий. При этом сама возможность получения пособий почти без ограничений по времени не стимулирует иммигрантов к интеграции в принимающее сообщество. Более того, социологические исследования показывают, что турецкая молодежь в Германии демонстрирует меньшее стремление к интеграции, чем турки старшего поколения.
Оказалось же, что на практике появление замкнутых поселений и кварталов ведет к возникновению в них альтернативных управленческих институтов, блокирующих деятельность избранных органов власти на уровне города и страны. В таких условиях практически неосуществима защита прав человека.
Например, молодые турчанки или пакистанки, привезенные в качестве жен для жителей турецких кварталов Берлина или пакистанских кварталов Лондона, оказываются менее свободными и защищенными, чем на родине. Там от чрезмерного произвола мужа, свекра или свекрови их могла защитить родня. В европейских же городах этих молодых женщин зачастую не спасают ни родственники, ни закон.
В ряде исламских стран женщины становились не только членами парламента, судьями, министрами, но и главами правительств (Беназир Бхутто в Пакистане, Тансу Чиллер в Турции). А в исламских кварталах европейских городов турецкую, арабскую или пакистанскую женщину могут убить за любое неподчинение в семье мужчине, за подозрение в супружеской неверности, за ненадетый платок. Правда, и в Германии турчанка Айгель Озкан стала министром земельного правительства Нижняя Саксония (апрель 2010 г.). Однако этот пример не является характерным. Айгель Озкан представляет только небольшую часть иммигрантов, которая сумела вырваться из локальной общины и индивидуально интегрироваться в немецкое гражданское сообщество.
Мультикультурализм подвергается критике по двум направлениям. Одно из них, восходящее к идее культурного империализма, защищает привилегии доминирующих групп и отрицает культурную свободу меньшинств. Эта позиция неконструктивна. Вместе с тем он критикуем и с либеральной точки зрения, что заслуживает серьезного внимания. Либеральный взгляд на данную проблему сфокусирован на том, что мультикультурализм способен при определенных условиях усиливать замкнутость этнических групп и порождать искусственные границы между ними, формируя своего рода гетто на добровольной основе. В некоторых же случаях многоукладность в сфере культуры способствует консервации наиболее архаических черт ее отдельных этнически окрашенных типов, препятствуя свободному развитию личности [2].
В то же время, необходимо обратить внимание на тот факт, что такая критика не принимает во внимание достижения мультикультурализма в конкретных политических практиках. Не учитывается, например, его влияние на те гигантские подвижки в преодолении расового раскола в США, которые произошли за сравнительно короткое время (середина 1960-х – конец 80-х гг.).
Одновременно с критическими высказываниями западных лидеров Меркель или Кэмерона о мультикультурализме, в Германии министром труда становится этнический турок, а вице-канцлером – гражданин вьетнамского происхождения, в Норвегии в сентябре 2012 г. министром культуры была назначена 29-летняя мусульманка Хадия Тайик, которая родилась в семье иммигрантов из Пакистана.
Практически не известен в нашей стране позитивный опыт ряда государств Азии и Африки, в которых мультикультурализм стал едва ли не основным условием выживания в контексте острейших межплеменных и межобщинных противоречий. Тем не менее, либеральная критика мультикультурализма вызвала к жизни и новые подходы к культурному развитию и национально-гражданской интеграции.
Основные положения третьей модели – модели культурного плюрализма были сформулированы индийским экономистом, лауреатом Нобелевской премии в области экономики 1998 г А. Сеном, который считает, что оптимальное решение этнических проблем заключается в создании плюралистического общества в полном смысле слова, в котором за всеми многообразными субкультурами признаются равные права. В основе модели лежит стремление интегрировать все существующие в государстве этнические группы в единое политическое целое на основе общей (гражданской, национальной или патриотической) идентичности, более широкой, чем этническая идентичность. Этнические различия сохраняются как одна из красок жизни, но не как факт политики.
Другими словами, «культурная свобода – это предоставление индивидам права жить и существовать в соответствии с собственным выбором, имея реальную возможность оценить другие варианты, а культурное многообразие – не самоцель, а инструмент реализации культурной свободы в случаях, когда благодаря ему расширяется культурный спектр социальной жизни и расширяется возможность выбора» [2].
На практике данная модель ведет к образованию крупных полиэтнических сообществ, где органично соединялись бы этносы, различные традиции и культуры, т. е. к формированию суперэтноса.
Лидеры этнических меньшинств все чаще отдают предпочтение плюралистическому пути. Однако в обозримом будущем наиболее вероятным будет путь, соединяющий все три указанных типа, но с более выраженными плюралистическими тенденциями.
2. Деконструктивные формы этнополитики
В противовес позитивным формам этнополитики, история знает и другие формы, которые в совокупности можно определить как деконструктивные. В первую очередь необходимо остановиться на таких ее формах, как расизм, геноцид и их разновидностях. Эти проявления этнополитики были наиболее характерны для прошлых эпох, но, к сожалению, полностью с ними еще не покончено и рецидивы политики культурного исключения еще очень часты.
Традиционно под расизмом понимается концепция, которая объясняет все различия и способности, возможности к социально-культурному развитию между людьми их принадлежностью к расе, а сами расы характеризуются ею через физические признаки: цвет кожи, форму носа, разрез глаз и т. д. Политика, которая строится на биологической концепции расы, допускавшей генетически заданные различия между людьми и их способностями, основанная на дискриминации по данному признаку, носит наименование расистской. В Америке расизм служил обоснованием для оправдания института рабовладения, а позднее для дискриминации афроамериканцев и других расовых и этнических меньшинств в политической, экономической и культурной сферах, в Европе разновидности расистской идеологии применялись для придания «законности» колониальной эксплуатации, агрессии против наций и притеснения различных меньшинств. Каждый из примеров проявления расизма, как отмечает Н. Смелзер, «является выражением этноцентризма со стороны господствующей группы, так как угнетатели считали себя выше угнетенной группы в биологическом и культурном отношении» [3, с. 406].
В конце ХХ века расизм приобрел совершенно иное содержание. На место биологического расизма пришел расизм культурный. Если раньше говорили о несовместимости «белых» и «черных», то теперь стали говорить о культурной уникальности этнических групп и о том, что эта «уникальность» (хотя вся история человечества свидетельствует о постоянном культурном взаимообогащении народов) есть «естественная» преграда для взаимопроникновения культур. Возникли новые культурные иерархии, когда на вершине культурной пирамиды в местном сообществе оказываются не белые, а «коренные». Не случайно еще в 1978 г. Генеральная конференция ЮНЕСКО приняла Декларацию «О расе и расовых предрассудках», где было указано, что любые культурные иерархии есть форма расизма.
В этом подходе, который можно определить как культурный релятивизм наиболее важен акцент не на неравенстве, а на несопоставимости и «нестыковке» различных культур, на неспособности их носителей понять и принять друг друга. Сторонники такого подхода борются за сохранение «чистых культур» и культурной самобытности, выступают против какого-либо воздействия на них извне.
Другой недемократической стратегией в этнополитике, а точнее крайней формой преодоления этнических разногласий, является геноцид.
В принятой ООН в 1948 г. «Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него» геноцид определен как «действия, совершенные с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу» [4]. Далее перечисляются формы геноцида: убийства членов такой группы; причинение им серьезных телесных повреждений или умственного расстройства; умышленное создание для них таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение людей; меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы, а также насильственная передача детей из одной группы в другую.
Доминирующая или доминирующие этнические сообщества берут на вооружение геноцид, когда ощущают угрозу для своих интересов со стороны другой группы, которую нередко объявляют отсталой (или конфликтогенной, криминогенной и т. д.), не имеющей экономической и социальной ценности, и сосуществование с которой считается неприемлемым.
Практика геноцида была широко распространена в колониальную эпоху. Она служила способом решения конфликтов с народами, населяющими Африку, Америку, Новую Зеландию. Среди акций геноцида нового времени хорошо известна массовая резня армянского населения Турцией в 1915 г. (по сути, акции геноцида имели место вплоть до 1923 г.), когда было уничтожено 1,5 млн. армян. Последствия этой акции до сих пор осложняют отношения между Арменией и Турцией, а также Турцией и Европейским сообществом.
Политика геноцида против еврейского населения, осуществлявшаяся германским фашизмом, унесла жизни 6 млн. евреев.
Проявления геноцида сегодня все менее вероятны, поскольку Организация Объединенных Наций приняла специальную Конвенцию о предупреждении геноцида и все страны – члены ООН являются ныне ее участниками.
В последние годы появились публикации, авторы которых утверждают, что проявления политики геноцида имели место и в бывшем СССР, при этом жертвой геноцида были представители определенных социальных групп: казачества, дворянства, духовенства, отчасти интеллигенции. Однако, объективный анализ показывает, что в данном случае мы имеем дело не с геноцидом, а с наиболее острой и массовой формой классовой борьбы.
Точно также массовые депортации и акции насилия в отношении корейцев, греков, калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, курдов и крымских татар и многих других народов также не являются геноцидом, но являются формой политики перемещения.
Известны две формы перемещения: добровольные и вынужденные. Добровольное перемещение было организовано в 1922 г. для переселения греков, проживающих в Турции, на территорию Греции. Тогда было переселено более 2 млн. греков.
Самое массовое вынужденное этническое перемещение населения состоялось после окончания Второй мировой войны, когда миллионы немцев были депортированы в Западную Германию из Чехословакии, Польши и бывшей Восточной Пруссии.
Угроза массовых перемещений тем не менее остается реальной, ибо в многочисленных зонах межэтнической напряженности нередко только исход населения может обезопасить жителей от угрозы проявления в отношении него политики исключения, то есть той или иной формы расизма и дискриминации.
3. Государство как этнополитический институт
В контексте основных задач этнополитики любого государства проблемы взаимосвязи этноса и государства, этничности и государственности есть принципиальные вопросы, ответы на которые позволяют определить, что собственно является сферой приоритетных политических интересов государственных институтов в их отношениях с этническими сообществами, исторически сформировавшимися на его территории и более поздними иммигрантскими группами. Для самих же этнических общностей ответы на эти вопросы означает понимание того, что они могут получить от государства.
В этой связи важно уточнить этническую составляющую в государственном строительстве.
Наш обзор мы начнем с понятия национального государства, поскольку разные толкования этого понятия могут определить и разную направленность государственной этнополитике.
Национальное государство есть территориальное сообщество, все члены которого, независимо от их этнической принадлежности, признают свою общность, солидарны с ней и подчиняются нормам этого сообщества.
Моноэтническое государство. В мировой практике принято считать таковым государство, в котором 95 и более процентов населения составляют представители одного этноса.
Исторически моноэтническое государство складывалось обычно там, где начало формирования нации (этноса) совпадало по времени с образованием государства и в связи с этим государственные границы чаще всего в основном совпадали с этническими (например, в Западной Европе и Латинской Америке). Понятие «моноэтническое государство» в этническом плане используется в двояком смысле.
Во-первых, для обозначения государств с почти однородным национальным (этническим) составом населения: Италия, Португалия, Дания, Польша, Исландия, Венгрия, Япония, Северная и Южная Корея, Бангладеш, а также многие арабские страны, особенно на Аравийском полуострове).
И, во-вторых, при характеристике государства, имеющего в настоящее время более или менее заметную часть инонационального населения, но исторически образованного на территории расселения одного этноса в результате его самоопределения и потому носящего его имя (Болгария, Швеция, Финляндия, Турция, Сирия) или образованного иммигрантами (Австралия, Новая Зеландия).
Полиэтническое государство. Многонациональное (полиэтническое) государство – это государство, на территории которого проживают различные этносы.
Исторически полиэтнические государства образовывались там, где государственное сплочение более или менее обширных территорий происходило до того, как начиналось формирование наций и развивались национальные движения (Восточная Европа, включая Россию, ряд регионов Азии). Нередко полиэтнические государства складывались и в ходе колониальной экспансии (например, в Африке), в рамках которой многие этносы оказывались расчлененными границами разных государств. Полиэтнические государства утверждались и в результате интенсивных миграций (например, в США). В мире много полиэтнических государств, среди которых Китай, Индия, Индонезия, Россия, Нигерия, Иран, Пакистан, Вьетнам, Малайзия и др. Часть полиэтнических государств являются унитарными (Китай, Иран, Вьетнам и др.), а другие – федеративными (Россия, Индия, Индонезия, Нигерия и др.). Сама по себе многонациональность не является признаком слабости и нежизнеспособности государства, о чем красноречиво свидетельствует исторический пример демократической Швейцарии, хотя и порождает немало дополнительных проблем.
Неоднородность этнического состава населения, на которое нередко накладываются религиозные и расовые различия, закономерно определяет и основные задачи этнической политики: интеграции мультикультурного общества, выработки общегосударственной идеологии и ценностей, цементирующих государственные устои. Исторический опыт показывает, что полиэтничное государство жизнеспособно только в том случае, если представители всех этнических групп чувствуют себя комфортно. Отношение к миноритарным этническим группам представляет собой индикатор демократичности и стабильности политического режима, готовности к компромиссу всех политических, в том числе государственных, элит, конфликтогенного потенциала и этнической толерантности всего общества.
В условиях актуализации этничности народы, которые не создали прежде своих государственных образований, а также этнические сообщества, оказавшиеся отделенными от основного ядра этноса, стали заявлять о своем стремлении к созданию независимого государства или о желании воссоединиться с государством-прародиной. Такая ситуация создала новые политические и правовые проблемы для многих полиэтнических государств и для всего международного сообщества, поставив их перед необходимостью делать сложный политический выбор, без ясных и понятных перспектив развития политической обстановки, при любом варианте политического реагирования. Особенно ярко такое положение дел продемонстрировала ситуация в Чечне и вокруг нее.
Однако крайние формы политического противостояния этнических групп характерны более всего для государств с неразвитой политической культурой. Те же государства, которые претендуют называться демократическими, избирают другие формы распределения политической власти между этническими группами. В числе таких форм израильский ученый С. Смуха выделяет, к примеру, этническую демократию, демократию согласия, либеральную демократию и разделение.
4. Модели демократии
Этническая демократия – это политический режим, который соединяет в себе распространение основных гражданских и политических свобод на постоянных жителей с признанием привилегированного положения одной этнической группы («основной нации») в отношении государства, что проявляется в доминировании основной нации в государственном управлении. Не принадлежащие к основной нации группы в данной ситуации нередко воспринимаются как угроза для привилегированного положения основной нации, но при этом допускается политическая борьба этих групп за изменение положения. Это демократия, которая включает в себя недемократичные элементы доминирования, а значит, она может быть понята как ограниченная, несовершенная разновидность демократии.
Недоминантные группы имеют гражданские права (право на личную безопасность, работу, охрану здоровья и др.), гражданские свободы (равенство перед законом, свобода ассоциаций, слова, передвижения), политические права (голосовать и быть избранным). Государство становится достоянием преимущественно доминантной группы, а не всех его уроженцев. Гражданство не совпадает полностью с национальностью (хотя может быть жестко увязано с ней), но национализм носит этнический, а не территориальный характер. Группы-аутсайдеры дискриминируются институционально, и их лояльность данному государству не гарантирована. И доминантная группа, и группы-аутсайдеры испытывают недоверие друг к другу. Этническую демократию нельзя рассматривать как полноценную демократию, поскольку в ее основе лежит структурное противоречие и политически поощряемое столкновение между демократией (равенство этнических групп) и господством (межгрупповое неравенство).
В каких странах сегодня существует режим этнической демократии? Известный израильский исследователь С. Смуха считает, что такие страны, как Израиль, Германия, Словакия, Северная Ирландия, Польша, Эстония, являются типичными примерами этнической демократии, ибо быть арабом в Израиле, католиком в Северной Ирландии, немцем в Польше, русским в Эстонии – значит восприниматься доминантным большинством как чужак, как представитель сообщества, которое нельзя идентифицировать в качестве полноценных граждан данного государства, поэтому они могут пользоваться лишь ограниченной автономией, а их национализм всеми силами ограничивается.
Важный вопрос, а что сдерживает развитие режима этнической демократии в сторону дальнейшего отказа от демократии? Ответ – устоявшиеся демократические традиции и основанный на них либерально-демократический тип политической культуры.
Этнократия. В целом ряде научных публикациях, отмечается, что в ряде государств, образовавшихся после распада СССР, установился режим этнократии.
В изданном в 1995 г. Институтом этнологии и антропологии Российской академии наук «Свод этнографических понятий и терминов» дается следующее определение этнократии: «Этнократия – (от греч. ethos – народ, krateia – власть; англ. – ethnic authority) – система власти, при которой на государственных постах находятся (явно преобладают) люди одной национальности (этнической принадлежности), использующие эту власть в националистических целях. Этнократия – типичное и в целом естественное явление для национальных государств, в том числе и в таких, где утвердивший ее этнос не составляет большинства населения. Элементы этнократии проступали в той или иной степени в союзных и автономных республиках СССР, созданных для обеспечения наиболее благоприятных условий экономического и языково-культурного развития определенного («титульного») этноса. С развитием национального сепаратизма и суверенизацией республик явления этнократии обычно усиливаются в результате недемократической системы выборов, лишения иноэтнических групп гражданства и т. п., что ведет к обострению межнациональных конфликтов…» [5, с. 155].
А известный российский социолог Ж.Т. Тощенко считает, что «этнократия – это форма политической власти, при которой осуществляется управление экономическими, политическими, социальными и духовными процессами с позиций примата национальных интересов доминирующей этнической группы в ущерб представителям других наций, народностей и национальностей»[6, c. 13].
Этнократия возникла сверху как самый простой метод удержания власти. К. Поппер подчеркивал, что розыгрыш этнической карты – практически беспроигрышный вариант для политического деятеля – «это самый дешевый и надежный способ, с помощью которого может продвинуться политик, которому нечего больше предложить» [7, с. 90].
Этнократизация власти проявляется в закреплении привилегированного положения представителей «своего» народа, что выражается в «коренизации» управления, в заполнении благоприятных «социальных ниш» именно «своим» народом. Даже такие проблемы, как занятость (безработица), бедность, содействие в решении проблем повседневной жизни решаются с этнократических позиций.
Суть этнократии проявляется в игнорировании прав национальных (этнических) групп других народов при решении принципиальных вопросов общественной жизни, когда реализуется одностороннее представительство интересов господствующей нации, а не интересы человека, социальных групп независимо от этнического происхождения, религиозной и классовой принадлежности. При этом стоит особо подчеркнуть, что этнократия – это власть не этноса в прямом смысле этого слова – это власть этнической группы, захватившей власть в этой стране. Более того, это не только политическое, правовое, экономическое или организционное осуществление власти – это и морально-нравственная атмосфера, прямо влияющая на возможность разумного, согласованного и сбалансированного сосуществования разных народов[6, с. 41].
Поэтому возникновение в новом российском зарубежье этнократии – формы политической власти, при которой управление экономическими, политическими, социальными и духовными процессами осуществляется с позиций примата национальных интересов доминирующей этнической группы в ущерб представителям других групп объясняется как общемировыми, объективными процессами, т. е. «этническим возрождением», так и внутренними, в большей части субъективными факторами, которые доминировали в формировании националистических, русофобских режимов.
Необходимо также отметить, что этнократия основана на принципе «крови», этнического родства. Непременным атрибутом этнократии является ксенофобия или, по меньшей мере, этническая сегрегация.
Процесс становления этнократии можно определить как деятельность по построению государства, основанного на господстве одного этноса, или народа, которое экспроприирует и подавляет остальное население, разрушает общую межэтническую культуру страны и лишает нетитульный народ возможности представительства в элите государства. При этом господствующий этнос не только пользуется властью и привилегиями (это первый признак этнократии), но и присваивает себе государство в целом. Еще страшнее, когда подобная тенденция к этнократии действительно начинает признаваться официально – декларативным или законодательным путем. [8]
К причинам, вызвавшим необходимость данных преобразований в стране, необходимо отнести как внутриполитическую борьбу, в которой вопросы построения этнократии могут быть как одним из направлений с целью консолидации с какими-нибудь силами и группировками, так и разменной картой в политическом лавировании, так и внешнеполитические причины и следствия.
Для того, чтобы получить более объемное представление об этнократии, сравним режимы этнической демократии и этнократии.
1. Если при режиме этнической демократии в обществе доминирует либерально-демократический тип политической культуры, то при этнократии – авторитарно-тоталитарный тип, одним из важных признаков которого является требование быть лояльным к существующему режиму.
2. Если в основе режима этнической демократии лежит демократическая идеология, то этнократический политический режим в национальном вопросе опирается на идеологию тоталитаризма, с помощью которой стремится обосновать создание этнически однородного, или этнически «чистого» государства, т. е. такого государства, которое в условиях многонационального общества можно создать лишь проводя политику насилия или геноцида.
3. Если при режиме этнической демократии в основе отношений государства и национальных меньшинств лежит диалог и учет интересов отдельного человека, то при этнократии диалог подменяется репрессивными мерами и абсолютизацией на уровне идеологии интересов нации. В отличие от режима этнической демократии, речь идет уже не о добровольной, а о насильственной ассимиляции, причем режим этнократии стремится достичь ее в максимально короткие сроки и в полном объеме.
4. В отличие от режима этнической демократии, режим этнократии использует откровенно недемократические механизмы формирования структур власти, т. е. недемократические выборы в законодательный и муниципальные органы власти, в результате чего национальные меньшинства принудительно лишаются возможности эффективно защищать свои права на политическом уровне.
5. В отличие от режима этнической демократии, режим этнократии максимально игнорирует критику, как международных структур, так и внутренней оппозиции, выдвигая в качестве обоснования такого поведения тезис об «особой ситуации», в которой оказались страна и титульная нация в результате исторических коллизий.
6. Если при режиме этнической демократии во внимание, хотя и с некоторыми ограничениями, принимаются интересы всего населения, а не только титульной нации или ее части, то режим этнократии, представляет интересы не всей титульной нации, а лишь ее части [9].
Демократия согласия. Демократия согласия характеризуется тем, что она основана на консенсусе и распределении власти и ограничивает влияние большинства. Эта политическая система исходит из базового принципа, признающего межгрупповые различия и разногласия естественным социальным явлением. Этнические группы в рамках данной системы рассматриваются как конституирующие общество группы, их интересы и культурные ценности признаются и учитываются в общем балансе интересов, власть между группами распределяется пропорционально их месту в обществе, и руководство сообщества осуществляется всеми группами на основе согласия и компромисса.
Демократия согласия строится на вполне определенных и четких принципах, основные из которых следующие:
– сохранение этнических общностей и групп и исключение сознательной политики ассимиляции меньшинств;
– равный правовой и гражданский статус для представителей всех этнических общностей и групп;
– распределение власти между всеми этническими группами, которые принимают участие в формировании коалиционного правительства на основе соглашения элит;
– пропорциональное распределение ресурсов (рабочих мест, доступа в различные сферы, бюджетных ассигнований);
– признание и соблюдение культурных прав этнических сообществ и групп (пользование родным языком, возможность обучения в национальных школах, развитие профессиональной художественной культуры и т. д.);
– устойчивая система консультаций и переговоров между этническими элитами, направленная на выработку компромиссов и соглашений, на принятие взаимоприемлемых решений;
– закрепление за этническими общностями права вето при принятии решений, которые затрагивают их важные интересы.
К числу стран, где такая система успешно работает, обычно относят Швейцарию, Бельгию и Канаду, хотя опыт двух последних стран далеко не всегда свидетельствовал о том, что система действует безупречно.
Либеральная демократия – это наиболее распространенная политическая система, классическими примерами которой в западном мире являются Великобритания, Франция, Швеция, США. В основу этой демократической системы положен принцип правления большинства и безусловного обеспечения индивидуальных прав. Система предполагает, что разногласиями и спорами, в том числе и между этническими группами, можно управлять, и первостепенное значение в ней играет идея общих ценностей общества, которые разделяются всеми его членами, независимо от принадлежности к той или иной этнической группе. Либеральная демократия основана на модели доминантных групп, но предполагает, что возможности для карьерного роста и воздействия на политику есть как у отдельных индивидов, так и у меньшинств.
В основе либеральной демократии лежат следующие принципы:
1) этническое происхождение есть личное дело и личный выбор гражданина и официально никак не учитывается. Этничность отделена от государства точно так же, как и религия. Государство не вмешивается в этнические дела;
2) средства (ресурсы) распределяются в зависимости от индивидуального вклада каждого, а не в зависимости от групповой принадлежности. Недоминантные группы имеют возможность для социальной и политической мобильности и используют ее, хотя и не все в равной мере. Нарушает этот принцип лишь политика «позитивного действия» (предпочтение представителям чернокожего и испаноязычного населения США и аналогичные меры в ряде других стран), которая практикуется как временная мера с целью сгладить имевшие место в прошлом несправедливости и создать равные условия для состязательности;
3) отдельные граждане и меньшинства имеют свободу выбора – интегрироваться в доминантное большинство и ассимилироваться или оставаться вне доминантного сообщества.
Примером может служить жизнь шведов, живущих на Аландских островах, принадлежащих Финляндии. Автономность в управлении, возможность соблюдать свои традиции и обычаи, говорить на своем языке (при численности 0,5 % от всего населения страны), общаться со своими соотечественниками в Швеции – т. е. все то, что нужно человеку – гарантировано. Аналогична ситуация и с немцами, славянами в Северной Италии. Все это создает обстановку, при которой у людей, представляющих национальные меньшинства, нет необходимости требовать государственной самостоятельности, отделяться от одной страны и присоединяться к другой или создавать свое государство.
К демократическим способам разделения власти С. Смуха относит и разделение территории между конфликтующими группами. К числу успешных примеров такого рода относится разделение колониальной Индии на исламский Пакистан и неисламскую Индию, отделение Сингапура от Малайзии, разделение Чехословакии. Неудачный опыт – это раздел Ирландии в 1921 г., Палестины в 1947-м и фактический раздел Кипра в 1974 г. В этом ряду и распад Советского Союза, который сыграл огромную роль в деле осознания современных этнополитических проблем.
Выводы
1. В исторической перспективе развития государств с моноэтническим и многоконфессиональным составом населения исследователи выделяют следующие модели национально-гражданской интеграции: культурную ассимиляцию, политику мультикулътурализма и модель культурного плюрализма.
2. К деконструктивным формам этнической политики, которые в той или иной мере сохраняются в современном мире, относятся расизм и геноцид.
3. В ряде государств, образовавшихся после распада СССР, сформировался режим этнократии, представляющий интересы не всей, а лишь части титульной нации. Этнократия в своей практике неизбежно возвращается к идеологии и практике тоталитаризма.
4. Важнейшей задачей государства в области этнической политики на современном является гармонизация этнонациональных интересов. Эта проблема носит комплексный характер и для ее решения необходимо использовать как средства политико-правового регулирования, так и путь диалога культур и носителей культурных традиций.
Основная понятия: Национальное государство, моноэтническое государство, полиэтническое государство, этнократическое государство, конституционный национализмом, этническая демократия, демократия согласия, либеральная демократия, этнократия.
Контрольные вопросы и задания
1. Назовите основные модели этнической политики и охарактеризуйте их содержание.
2. В чем сильные и слабые стороны ассимиляторской модели этнополитики?
3. Раскройте содержание концепции «плавильного котла».
4. Как в целом можно охарактеризовать итоги и результаты модели «плавильного котла»?
5. Проанализируйте процесс становления и развития политики мультикультурализма.
6. В чем проявились позитивные результаты и несбывшиеся надежды в идее и практике мультикультурализма?
7. Проанализируйте основные положения теории и практики многокультурности.
8. В чем заключается сущность «классического» и современного расизма?
9. Дайте характеристику геноцида и форм его проявлений.
10. Объективный анализ общественного развития показывает, что сущность этнической политики государства зависит не только от этнонационального состава страны, но и от традиций населения, опыта взаимодействия различных народов и этнических групп, от характера их обустройства в едином государстве. Опираясь на знание мировой и отечественной истории, раскройте на конкретных примерах содержание каждого положения. Проанализируйте, какие факторы не нашли освещение в данном обзоре?
11. Политологи В.И. Жуков и Б.И Краснов отмечают: что «лучшие умы человечества всегда мечтали об обществе подлинной национальной гармонии, в котором народы, «распри позабыв, в великую семью объединятся». Но только в ХХ веке, причем лишь в отдельных государствах, эта мечта стала воплощаться в жизнь. Приоритет здесь принадлежит СССР, Швейцарии, Бельгии, Российской Федерации и некоторым другим странам, в которых была достигнута экономическая стабильность и в основном решен национальный вопрос». Согласны ли вы с высказанным мнением о том, что в перечисленных странах был решен национальный вопрос? Какие страны, на ваш взгляд, необходимо включить в данный список? Можно ли вообще утверждать, что в такой-то многоэтнической стране решены все проблемы в сфере межнациональных отношений?
12. Раскройте основные черты и особенности полиэтнического государства.
13. Дайте развернутую характеристику понятия «этническая демократия».
14. На каких основаниях строится «демократия согласия»?
15. Выделите основные черты и особенности либеральной демократии.
16. Что такое этнократическое государство и конституционный национализм?
17. Могут ли демократические процедуры устранить возможности появления этнократических режимов?
18. Являются ли этнические меньшинства в составе населения государства потенциальной угрозой его целостности? Обоснуйте свою позицию.
19. Возможно ли полное равенство этнических сообществ и групп в полиэтническом государстве?
20. Являются ли этнические меньшинства в составе населения государства потенциальной угрозой его целостности? Обоснуйте свою позицию.
21. Насколько правомерно оценивать деятельность ЕС по формированию «общеевропейской идентичности» в категориях политики «государственного строительства» («nation-building»), мульткультурализма или «плавильного котла»?
22. Почему ни одна из стран мира, включая и наиболее развитые, не может эффективно решить проблему интеграции этнических, расовых или религиозных меньшинств в сложившуюся систему государства – нации? Может ли данная проблема найти свое разрешение в дальнейшем?
23. Какими объективными причинами можно объяснить тот факт, что модель «позитивной дискриминации», которая проявляется в предоставлении многочисленных социальных льгот меньшинствам, характерных для демократических стран современного Запада, все чаще не дает ожидаемого результата?
24. Зарубежные и отечественные исследователи, анализируя межнациональные процессы в странах Запада, приходят к выводу, что американский «плавильный тигель» и культурно-гомогенная «французская нация» успешно работали до тех пор, пока имели дело преимущественно с европейскими выходцами, а другие этнические общности оставались сравнительно малочисленными. Можно ли согласиться с данным выводом? В какой мере этот вывод актуален и для современной России?
Библиографические ссылки
1. Ле Кодиак Р. Мультикультурализм // Диалоги об этничности и мультикультурализме. М., 2005. С. 78–104.
2. Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в современном многообразном мире. М., 2004. [Электронный ресурс]. URL: http://hdr.undp.org/sites/default/files/hdr2004-russian.pdf>
3. Смелзер Н. Социология: пер. с англ. – М.: Феникс, 1998. – 688 с.
4. Абдуллаев А. Определение геноцида в международном праве [Электронный ресурс]. URL: http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1302847860
5. Этнические и этносоциальные категории: Свод этнографических понятий и терминов. Вып.6. – М.: ИЭА РАН, 1995. – 216 с.
6. Тощенко Ж. Этнократия: История и современность (социологические очерки) М.: РОССПЭН, 2003. – 431 с.
7. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. – 448 с.
8. Волков В. Этнократия – непредвиденный феномен посттоталитарного мира // Полис. 1993-№ 2 – С. 40–49.
9. Даукштс, К. «меня никто не запугивает» [Электронный ресурс]. URL: http://rus.delfi.lv/archive/karlis-daukshts-etnokratiya-u-nas-nevozmozhn...
Литература
1. Тишков В.А., Шабаев Ю.П. Этнополитология: политические функции этничности: Учебник для вузов – М.:Издательство Московского университета, 2011. – 376 с.
2. Тощенко Ж. Этнократия: История и современность (социологические очерки) М.: РОССПЭН, 2003. – 431 с.
3. Волков В. Этнократия – непредвиденный феномен посттоталитарного мира // Полис. 1993-№ 2 – С. 40–49.
4. Современная европейская этнократия: Нарушение прав национальных меньшинств в Эстонии и Латвии /Бузаев В.В., Никифоров И.В.; Предисл. Жданок Т.А.; Под ред. М.В. Демурина, В.В. Симиндея М.: Фонд «Историческая память», 2009. – 280 с.